Доктор и «Совёнок»

      Ехать все еще долго, а разговаривать с Виолой не хочется.       Гм-м-м… О, вспомнилось! Чаще всего в реанимации пациенты не задерживаются. Устранили угрожающий жизни фактор и вперед пинка на долечивание. Но есть больные, требующие длительного лечения, настоящие реанимационные пациенты. Это так называемые «штучные» больные, которых кохаешь, выхаживаешь, нянчишь. В эту категорию входят больные с черепно-мозговой травмой, массивными кровотечениями, тяжелыми перитонитами. Вот и в нашем отделении появился такой «штучный» клиент, поджелудочная железа у него развалилась, «пиле, оченя много пиле». Ему, бедолаге, уже пришлось прочувствовать клиническую смерть. Вытащили из лап костяной. И теперь к панкреонекрозу, воспалению всех органов живота — перитониту, присоединилась постреанимационная болезнь, запустился каскад нежелательных для жизнедеятельности реакций, совсем не нужных для выживания. Это называется синдром системного воспалительного ответа (ССВО). Непонятно? Попроще попробую объяснить. Прыщик на носу, плохо пятаку, болит он, покраснел, увеличился. Это все от того, что иммунная система борется с бактерией на местном уровне, ограничивает распространение инфекции. Выделяются агрессивные вещества, подавляющие размножение бактерий. Все это здесь и сейчас, инфекция поражена и организм перестает бороться… А когда человек находится в критическом состоянии, эти же агрессивные вещества не концентрируются в одном месте, а начинают блуждать по всему организму, поражая органы хозяина, вызывая у некогда здоровых органов тот же отек, воспаление, боль. Но вернемся к нашему страдальцу. У него разрушается поджелудочная железа, клеточные стенки лопаются, в кровоток летят ферменты поджелудочной железы (липаза, фосфолипаза — чрезвычайно агрессивные вещества, способные растворить ткани не хуже кислоты), эти вещества в первую очередь попадают в легкие, сердце, мозг, почки. Запускается системное воспаление, организм пытается бороться с агрессором, но, не видя очага, выкидывает другие агрессивные вещества (кинины, простагландины, лейкотриены), не находя точки приложения, они циркулируют поражая органы хозяина. Дальше просто. Эти агрессоры попадают в мозг, больной становится возбужденным, бредит, мечется по кровати, потом затихает, загружается и впадает в кому… Вещества поражают почечную ткань, мочи все меньше, токсинов все больше… Вещества попадают на кишечную стенку, перистальтическая волна тормозится, пищеварение останавливается, организм, чтобы выжить начинает переваривать себя… Кроме того, бактерии теперь свободно из кишечной стенки проникают в кровоток… Вещества поражают сердечную мышцу, сердечный выброс меньше, давление падает, питание органов на минимуме, состояние без поддержки постоянно усугубляется… Вещества поражают стенки сосудов, падает сосудистый тонус, кровяное давление прогрессивно опускается, стремится к нулю, усугубляя течение заболевания, загоняя организм в ящик… Но первым барьером этих веществ становится легочная ткань. Альвеолы утолщаются и уже не способны нормально доставлять кислород в кровоток, возникает одышка, больной жалуется, что ему нечем дышать, несмотря даже на тот кислород, который идет через маску… Это называется полиорганная недостаточность (страдает не один орган, а два и более), эти же события происходят при любом критическом состоянии. Это все утрированно и упрощено. С утра мне его передали по дежурству, вроде все шло как обычно, но одышка до 26 в минуту настораживала, к обеду поднялась температура — 38 град, стал суетливым, задышал как загнанная лошадь. Температуру сбили, опять 24-26 дыханий. Благо сердце молодое, давление держит на приемлемом уровне. В три дня опять 38,2 температура, снова суета, одышка, охладили, вроде легче стало. Начала эта чехарда меня раздражать. Пора, думаю, перевести его на искусственную вентиляцию легких, однако, сменив антибиотик, откорректировав лечение, вроде полегчало. Решил понаблюдать, понадеялся, что молодой организм справится с болезнью. Но нет. Половина девятого вечера, опять свеча температуры 38,3, одышка 36 в минуту. На рентгене облаковидные инфильтраты. Респираторный дистресс синдром легких, дыхательные мешочки — альвеолы отекли, набухли и перестали выполнять свою жизненную функцию. В такой ситуации промедление — равносильно убийству. Тут все, прочь сомнения. Надо срочно переводить на управляемую вентиляцию, иначе этой ночи он может не пережить. Легко сказать, да бывает нелегко сделать. Интубация (пихание трубы в трахею), простая и малоопасная процедура для здорового человека, можно ковыряться во рту почти минуту. А когда больной в таком критическом состоянии, любая задержка дыхания загоняет организм в гипоксию за считанные секунды. Итак. Подготовив все оборудование (аппарат ИВЛ, отсос, ручной дыхательный аппарат, ларингоскоп), скомандовал:       — Фентанил! (мощный обезболивающий, наркотический препарат)       — Фентанил пошел, — вторила медицинская сестра анестезист.       — Тиопентал! (сильный анестетик)       — Тиопентал пошел.       — Дитилин! (препарат, расслабляющий мускулатуру)       — Дитилин пошел.       Залез ларингоскопом (устройство, для улучшения визуализации ротовой полости, с лампочкой на конце) в рот и понял, что на «тысячной» своей интубации «попал». Не вижу ни хрена, где эта трахея? Во рту слюни, сопли (до этого санировали), голосовые связки, как ни крутился, не визуализируются. Пихнул наугад. Дыхнул — бр-р-р. Пля — не туда. За десять секунд больной посинел! Схватил ручную дыхалку (Амбушка) — сука, не продыхивается. Мысль — надо резать горло, иначе — амба! Страх смешался со злостью. Опять залез, все отечно, все в слизи, санировать уже некогда, пихнул в туманность, туда, где по книжкам должны быть голосовые связки. Схватил Амбушку, давай дышать уже в трубу, напряжение такое, что все затаились, смотрели на монитор.       — Быстро слушай легкие! — крикнул анестезистке.       Сатурация в это время стала расти, 60-65-70…       — Доктор, порядок, труба там!       Облегчение непередаваемое, анестезистка уже на четвертом месяце беременности:       — Епт, чуть не родила!       — Тоже, — выдохнул, а у самого сердце гулко ухало в мозгах.       Перевел его на искусственную вентиляцию. Мозги больному отключил постоянным введением наркотических препаратов. Не зря это все, больной стал стабильным, температура на уровне субфебрилитета (37-37,3), пульс урядился, давление стабилизировалось на нормальных цифрах. Содержание кислорода в крови 97%-99%, что очень хорошо, правда, параметры вентиляции достаточно жесткие, но по-другому, никак. Сдал пациента вполне компенсированным. Утром его прооперировали.       История стара как мир, муж пьет, бьет жену, женщина терпит, прощает, молчит и верит, что он изменится. Это уже не первый эпизод насилия. Сейчас это произошло в день ее рождения. Избил. Избил так, что дышать стало тяжело, есть не могла, любой глоток воды вызывал мучительную рвоту. И она ждала, ждала, когда болезнь рассосется, быть может даже готова простить ему. Когда поняла, что дальше ее ждет только холодная пустота, вызвала скорую. И тут она повела себя как святая, готовая подставить вторую щеку и простить. Она про избиения ничего не сказала. Просто ей плохо и тошнит. Доктор посмотрел живот, а он мягкий и безболезненный. Назначил таблетки и отправил домой, его в приемном отделении еще ждали пациенты, коим нужна квалифицированная помощь. Но легче не стало, да и не должно стать. Уже когда совсем-совсем невмоготу стало, сдалась врачам. Наверное, в ее жизни не все так просто как описал, может ее мужик когда трезв, хорош в семейной жизни, силен в сексуальной, щедр в финансовом плане, мне это неведомо. Но опыт мой подсказывает, что такие личности не останавливаются. Они раскаиваются, ползают на коленях, женщина их прощает, жизнь течет своим чередом, а потом спустя месяцы, а может и годы, животное, дождавшись беспомощного состояния своего хозяина, вылезет и покажет свою настоящую сущность. Он убьет ее или травмирует и детей не пощадит. Видится мне, что бежать этой женщине надо, молода, привлекательна, бросать ей нужно этот груз. А то может так случиться, что она, защищая себя, порежет дегенерата и ведь посадят ее, поскольку такие уроды трусливы, будет потом рассказывать как она его тиранила. А с женщиной сейчас порядок, хотя и была на грани. Он ей порвал легкое, порвал диафрагму, желудок и селезенка ушли в плевральную полость. Операция спасла ей жизнь. Полиция, конечно, занималась этим делом, но видится мне, что отмазала она его, но не буду загадывать.       За прошлую смену двое пациентов пытались ударить меня или сестер реанимационного отделения. Но это был просто рабочий процесс, мы к таким пациентам настолько уже привыкли, что никакой обиды и агрессии к ним не испытываем. Поступил дедушка из терапевтического отделения, блокада проводящих путей внутри сердца привела к брадикардии в 25-30 ударов в минуту. Приехали областные специалисты, анестезиолог хорошо знал меня, удивился:       — А ты сколько дежуришь, здесь насчитал шесть дежурств, а в госпитале?       — Сутки через двое, в среднем 12-13, — пожал плечами.       — Чет дофига, дома-то помнят тебя, или твою фотку показывают?       — Фотку, ага, — засмеялся.       А у деда, на фоне брадикардии, атеросклероза сосудов, развилась гипоксия мозга. Он стал гнать, брыкаться, лягаться. Нужно срочно было принимать меры. Анестезиолог из областной больницы стал устанавливать катетер в центральную вену, а мы все — держать. Ох… опасно тыкать длинной иглой такому пациенту, пробить можно было что угодно. В принципе, его нужно было переводить на ИВЛ, но решили вначале восстановить ритм, а там посмотреть. Повезли его в рентген. Кардиохирург стал ставить электроды через установленный катетер, сами электроды видны были на рентген-мониторе. Мы, доктора и сестра, облачились в свинцовые фартуки, поскольку вокруг витала радиация. Еще тогда подумал: «Ну ладно спецы в «Чернобыле», ну а я-то — какого хрена полез?» Просто чтобы позырить как это делают. Устанавливали долго, в течении часа, дозу мы получили, наверное, хорошую (надо хреновухи тяпнуть после работы). А еще ко всему прочему, посреди операции отключилась рентген-установка, пока возились с ней, время уходило. У больного усиливались признаки гипоксии, чуть не попал в челюсть ногой сестре. Держали его всей бригадой. И вот, наконец, удалось поставить электрод в сердце. Навязали ритм. Через пятнадцать минут больной порозовел, очнулся. Увезли в областную больницу, там ему поставят постоянный кардиостимулятор. Второй пациент поступил так же из терапии. Судороги. Поступил в сознании, думал уже вернуть в терапию, но через пятнадцать минут выдал жесточайшие судороги. Мышцы его крутило, суставы вертело, думал, щас порвется. Ввели противосудорожные. Успокоился. Через час проснулся. Обычно такие пациенты спокойные, отсыпаются еще несколько часов обычным сном, но этот… Этот стал буянить. Такую агрессию редко у кого увидишь. Он рвался, метался, пытался укусить, лягнуть ногой, чуть не вырвался. Попытался его встряхнуть, окрикнул (не бил, а встряхнул! Иногда такие сразу включаются), но бесполезно. Ввели мощный седативный препарат. Проспал до утра, очнулся, в полном сознании и адеквате. Больше судорог не было.       Разговоры с родственниками и не только у нас отработаны по одинаковому сценарию. Это вам не тет-а-тет разговор, тут лица не видно, кто говорит, чаще всего не понять. Поэтому мой алгоритм таков:       «— Здравствуйте. — Здравствуйте. — Как дела у Впопкина? — А, с кем разговариваю?»       Если отвечают, что это родственник, то мы отвечаем: «Да, есть такой пациент, Впопкин, ему лучше (хуже, извините — умер) и извините, по телефону мы большую информацию выдать не можем, приходите в реанимацию, все расскажем».       Если это окажется — сосед, сослуживец, то еще проще: «Извините, согласно федеральному закону 73 (83, 85, да не важно, все равно никто этой цифры не помнит), информацию по телефону не даем» и кладем трубку.       Это единый сценарий, он всегда срабатывал. Но бывали исключения. Дежурил тогда в городской больнице. Работы много было, праздники, как всегда, приносят массу проблем здоровью нашему многострадальному и счастливому от пьянства и обжорства народу. Не буду в этот раз вдаваться в подробности. Просто вкратце поведаю об одном пациенте. Мужчина, ему уже далеко за пятьдесят, сразу после Happy New Year здорово получил по голове от неизвестного. В итоге — кома, операция, извлечение большого количества сгустков крови вместе с мозговым детритом, соответственно из черепной коробки. Сейчас он, как это по нашему говорится, — в запредельной атонической коме, на ИВЛе, давление крови поддерживается введением препаратов. Фактически он умирает. Вот и вчера он медленно, упорно и безболезненно стремился уйти к праотцам. Мы пока не отпускаем. Чего ждем? Не знаю, может — рождественского чуда. После обеда, когда уже написаны всем дневнички, прозвенел звонок, поднял трубку, послышался хрипящий голос старушки, такой знаете, страшные сказки бы им рассказывать.       — Да?       — Алё!       — Да-да?       — Ну как там с деньгами?       Ладно, максимально тупая шутка. Звонок был другим.       — Здравствуйте, у вас лежит такой — Голопупкин?       — Здравствуйте, да лежит, — ответил спокойно, ожидая обычной процедуры разговора с родственниками, в голове уже крутились наборы обычных в этих случаях выражений.       — Ну так. Вам необходимо пойти в травматологическое отделение (вот это поворот), найти медсестру Пузикову (нормально, да?) и (дальше вы просто офигеете) наказать ее! — прикиньте, что произошло в моей голове. Уже вообразил себе, как нашел эту несчастную, положил ее на кушетку, стянул штанишки и плеткой начал ее наказывать. Поначалу, эта мысль даже понравилась, потом встрепенувшись, мозг начал усиленно думать и вставлять выше написанные ответы, разработанные мною годами (извините…, по федеральному закону…, придите позже…), и ничего не подходило. Просто не знал, что ответить на это, такого раньше не было. Мой «моск» тупо завис. Добавил оборотов своему мотору, чтобы мозг получил больше крови и не забыл добавить кислорода в газовую смесь. Но опять пустота. Вакуум. Чуть было не ляпнул: «Схералиэто?». Но спросил по другому, по-интерновски:       — Чойта?       — Она сестра этого Голопупкина, — спокойно ответила старушка. Опять подзавис.       — Ну и?       — Она виновна, что он такой, — мне уже стал надоедать этот разговор.       — Извините, разбирайтесь между собой сами.       — Как? Это же ваша обязанность наказать эту женщину! — уверенно проскрипел голос, тут вообще затупил. «Пля» — думаю, — «это ж где подписал такую бумагу, что должен наказывать родственников больных?»       — В мои обязанности не входит наказывать родственников, разбирайтесь с ней сами.       — Странно, думала, вы обязаны это сделать. Ну ладно, как там дела у этого Голопупкина?       — А вы кто ему будете?       И тут она выдала:       — Его любимая учительница истории, мне восемьдесят лет, я инвалид, прийти не могу, больше об нем никто не позаботится.       Во как, все это время препирался с любимым учителем истории! Тут все встало на свои места, алгоритм, наконец, сработал.       — Извините, по телефону мы информацию не даем, — и положил трубку.       И что это было? Может действительно вышел такой закон, и зря отказал бабуле в удовольствии? Прям вижу — привозят пациента с ножевым, мы ему проводим медицинские мероприятия, потом одеваясь в бронежилет, беру оружие и с мигалкой лечу наказывать обидчика.       Могу ошибаться, но все-таки попробую высказаться от большинства докторов. Мы, врачи, отработав с десяток лет, становимся эмоционально обедненными, с извращенным юмором, субъектами. Меня, как в армии, не веселят клоуны, несчастные, прыгающие из-под палки животные вызывают только жалость. Господин Задорнов, от которого в детстве был в восторге, сейчас вызывает удивление и вопрос — чем же он раньше был интересен? От Петросяна меня просто воротит, и переключаю канал, сразу как он появляется на экране, хотя раньше вызывал здоровый смех. Юмор у медиков циничен, а иногда достаточно жесток. Могу предположить, не мир изменился, а я изменился. Ну действительно, люди преподносят нам такие сюрпризы, что и смеяться вроде грешно, болеют жеж, но… Ну в общем сами посуди, дорогой. Дежурил. У нас как обычно, пусто не бывает. Но не о них речь. Когда уже написал дневники, удобно расположился на диване, заходит хирург, хитро улыбается:       — Пойдем, ты такого чуда еще не видел.       Заинтересованный поплелся за ним. Лежит парень на кушетке, половозрелого и умственнозрелого возраста. Между ногами у него торчит чудо, в два раза набухшее и багровое от наполнения сосудов. А из уретры торчат резиновые шланчики, по пять миллиметров в диаметре и их четыре штуки. Вот теперь, студент, если ты мужчина, загляни себе в штаны и гляньте на свою дырочку, получится у вас растянуть ее до двух сантиметров в диаметре? Нет! Это, как мне казалось, не реально. Но факт, у парня это получилось. Он поведал, что его опоили злобные фурии и запихали это дело в это дело. Вначале поверил ему. Потому, что самому себе так сделать не реально. Но доктор, уже более опытный, сказал, если бы ему запихали насильно, то он бы орал, а этот лежал себе спокойно. А ведь она права, постановка медицинского мочевого катетера весьма болезненная процедура для большинства пациентов. Дали ему наркоз. Хирург взялся за зажим и зацепился за резину, тянет, потянет, вытянуть не может. За хирурга взялся товарищ терапевт. Тянут, потянут, вытянуть не могут. За терапевта взялся анестезиолог-реаниматолог, то есть я. И теперь — хирург, терапевт, анестезиолог-реаниматолог тянут, потянут, вытянуть не могут. За меня схватился практикант из перевязочной… Ну, в общем, не спасли мы его аппетитную морковку. Отправили в область, там ему под местной анестезией вытянули. Уж как у них получилось, ума не приложу. Ну и прикиньте, как могу хохотать от петросянщины?       Редко, когда начмед или другой зам звонит и спрашивает: «На наш счет для вашего отделения пришло пара миллионов, вам какие препараты нужны? Или может чего необходимо из оборудования?» Обычно все закупки производятся без нашего ведома, да и кому нужны наши доводы? Поэтому часто ненужные витаминки и другие препараты так и лежат грузом, пылясь на полках отделений, пока не приходит срок их утилизировать. Лишь изредка, особо упорный заведующий добивается своего, заставляя закупать те препараты, которые с позиций доказательной медицины реально могут принести пользу пациенту, но это редкость. Ты скажешь, что тут совсем перегибаю палку, соглашусь, часть из закупочных препаратов все же имеет свою пользу. Но вот однажды, в терапевтическом отделении появился некий препарат, который, как бы вам сказать… не то что бы бесполезен, он хм… ну в общем все по порядку. Эта история произошла в смутные 90-е. Как в анекдоте типичная ситуация — звонок в реанимацию из доблестной терапии.       — Реанимация! Помогите! У нас больной перестал дышать, синий уже весь, дитилин ввели от судорог, 35 лет, быстрее!       — Дитилин? Да откуда? Бежим! — реаниматолог хватает сумку с медикаментами, сестра-анестезист раздышку (мешок типа Амбу с маской, похожий на мяч в регби, для вдувания воздуха в больного).       Мысли реаниматолога: «Какого хрена дитилином судороги лечат, да еще в терапии! Вот идиоты, кто вообще сунул дитилин в терапию».       Поясняю тебе, дитилин — миорелаксант короткого действия, это тот же яд кураре, под его влиянием происходит расслабление всей мускулатуры тела, в том числе и дыхательной. Перед расслаблением происходит сокращение отдельных мышечных групп в течении 4-5 секунд, это связано с действием препарата, потом тотальная релаксация. Пользуются данным препаратом исключительно анестезиологи-реаниматологи, чаще всего перед введением интубационной (дыхательной) трубки в трахею, для перевода больного на искусственную вентиляцию легких. В качестве противосудорожного действия, только когда судороги не купируются и только под наркозом, и исключительно врачом реаниматологом для перевода больного на ИВЛ. Дитилин в терапии, это как ружье Чехова на стене, ждал своего часа, вернее больного, когда можно выстрелить и убить. Представляете себе такую смерть — больной находясь в полном сознании не может вдохнуть, такую кончину только в фильмах ужасов можно увидеть. По приходу реаниматолога больной уже почернел от гипоксии (недостатка кислорода), но сердечные сокращения еще регистрировались. Благо ввели относительно небольшую дозировку — 100 миллиграммов. Дыхание мешком, введение трубки в легкое, полминуты дыхания и больной порозовел, открыл глаза, выдернул трубку со словами:       — Да пошли вы все на х…! — сбежал.       Хорошо хоть не поколотил.       Оказалось, привезли мужика с судорогами после длительного запоя, 4 куба реланиума не помогли. И тут медсестра терапевтического отделения из шкафа достала дитилин, терапевт прочитала только строчку о противосудорожном действии. И махнув рукой:       — Да вводи!       — Куды?       — В вену конечно!       И тут странное — больного стало еще больше корежить, а потом и вовсе затих и не дышит. Заметались все. Хорошо хоть догадались в реанимацию позвонить. Об искусственном дыхании рот в рот все забыли напрочь.       Часто мы посмеиваемся над американскими сериалами про медицинскую помощь, крутим у виска, вроде: «Ну тупы-ы-ые!», но проходит время, и мы перенимаем их опыт работы. Раньше чтобы пропустить родного человека в реанимацию — да вы что! Он же инфекцию принесет. А роды вместе с мужем? Потихонечку и это приходит в наши родильные дома. А такая мелочь, как повесить табличку на кровать, с указанием имени и фамилии пациента? У нас пока это не прижилось в полной мере, мы в госпитале, на экране монитора уже выводим данные больного, но на кровати пока не вывешиваем. С опытом приходит мысль, что и это было бы весьма полезным. Почему? А расскажу тебе новую историю… Как-то в нашем реанимационном отделении в одной палате лежало две «женщины», почему в кавычках? Да потому что они больше среднего пола, любительницы зеленого змия, по документам одной 35, другой 37, на вид можно семьдесят дать. В результате длительного пьянства лица стали отекшими, под глазами мешки, ну как две сестренки близняшки из одной соски сосут, в смысле бутылки. Отличались они только диагнозами, одна поступила ночью в алкогольной коме, к утру одыбалась, пьяная еще просила закурить, чтоб ей принесли водички, ругалась, материлась. Мы планировали ее перевести в терапевтическое отделение. Другая допилась до панкреонекроза, и ее готовили к операции. Необходимо было промыть пораженные поджелудочными ферментами органы брюшной полости, почистить саму железу, поставить дренаж, дабы обеспечить хороший отток, все тех же весьма агрессивных ферментов и погибших тканей. После предоперационной подготовки палатный доктор, скомандовал, чтобы пациентку транспортировали в операционную. Вскоре в палату, гремя каталкой, прибыли из хирургического отделения санитарки, их встретила наш младший медработник. Сестры и доктора в это время занимались вновь прибывшим пациентом. Да и переложить пациентку на каталку много ума не надо, вот только возникла проблема — выбора. На двух кроватях рядом лежали две одинаковые пациентки, с одинаковым выражением пропитых лиц. После недолгого разбирательства и, возможно, детской считалочки выбрали одну, по их мнению, вполне подходящую для оперативного вмешательства.       — Э-э-э, кудыть везете? — только успела молвить женщина.       — Ничего, милая, сейчас доктора тебя подлечат, что надо отрежуть, что надо пришьють.       Привезли ничего не понимающую в операционную, она только головой вертит, пытаясь определить медленным пропитым мозгом. Зачем? Почему? Сушняк долбит, башка болит, неужто голову резать будут? Привязали, посетовали, что плохо побрили паховые области, найденный бритвенный набор быстро привел к норме зону бикини, операционная сестра обработала операционное поле троекратно спиртом, обложили бельем, вызвали хирурга, тот начал мыться. Приходит анестезиолог, понять нифига не может, вроде похожа, а вроде не она, спросил фамилию. Тут до него дошло, не ту привезли, соседку дуры-санитарки погрузили. Представляете облегчение запойной, она аж дар речи потеряла, только мычала:       — Ага-ага, вот и я не поняла. Вот хорошо, что разобрались, спасибо тебе милок, приходи ко мне, я тебя чаем угощу, — обхаживала женщина спасителя — твоего любимого наставника.       Дежурю. Принял пациентку с панкреатитом. Нет, не пьяница. Просто небольшие изменения в питании привели к острому панкреатиту (ранее ей уже оперировали кисту поджелудочной железы). Диету соблюдала строго, не болела. А тут чуть-чуть и снова… Лечение расписано, пошел в ординаторскую. Зашел кардиолог, знает удивительные вещи, и тут:       — Вот ты знаешь, почему прослушивание ритмической, именно ритмической музыки, а также стихотворения — вызывают эйфорию и даже в определенных условиях изменение сознания, подобное трансу?       — Это связано с эндорфинами?       Да, ты в курсе, что у нас есть эндорфиновые и энкефалиновые рецепторы (ну еще бы), соответственно при определенных условиях (насыщение пищей, радостная весть, боль) в организме выделяется соответствующие опиатоподобные вещества (это всем известно). Плод, находясь в утробе матери постоянно бомбардируется эндорфинами. А опиаты подавляют дыхание, кашель, вызывают эйфорию, рвоту. Так вот, младенец благодаря внутренним опиатам не делает вдохов (незачем), не кашляет (тоже незачем), рвотой он выдавливает из желудка то, что заглотил, ему это тоже не нужно (все питательные вещества получает с током крови через плаценту). И он находится в состоянии постоянной эйфории и под воздействием этих опиатов он слушает единственную музыку, она будет радовать его всю его жизнь (хоть он и не осознает это). Эта музыка — ритмическое сокращение сердца мамы. Тук-тук, тук-тук. Поэтому любая ритмическая музыка может ввести нас в состояние гармонии, транса, в кровь выбрасываются эндорфины. А любая аритмичная музыка вызывает ДИСгармонию.       — Ты где эту хрень прочитал? — удивился.       — Так ведь это же в институте нам давали. Аритмичная музыка меня вообще раздражает.       — Мы в разных институтах учились (это правда), но твоя теория логична. Тебя любая аритмия должна раздражать, ты же кардиолог.       Как-то вечером одинокого гетеросексуала, когда дежурил по анестезиям, в приемный покой за помощью обратилась полноватая рыжеволосая женщина в длинном клетчатом пальто. Когда с ней общаешься — неприятная бородавка над верхней губой странно подергивается. В правой руке она крепко сжимала свою рыженькую, с конапушками по всему личику, девочку. Малышка морщилась от боли, палец на левой руке был перебинтован. Хирург, разрезав бинты, увидел гнойное поражение пальца. Предложил вскрыть палец под анестезией. Женщина согласилась, потребовала, чтобы все сделали быстро.       Меня позвали в приемный покой. Стал собирать анамнез, болезни, аллергические реакции. Оказалось, малышка попила час назад яблочный сок. А сок по нашим канонам является пищей, вместе с которой выделяется желудочный сок, поэтому немедленная анестезия была неприемлема, высок риск попадания рвотных масс в легкие. О чем и сообщил маме и, учитывая, что сама болезнь допускает ожидание, предложил посидеть три часа. Та мне:       — Не могу так много ждать, у меня еще дела!       — Чем ваши дела важнее здоровья вашей дочери?       — У меня еще дети есть, доктор давайте побыстрее сделаем!       — Ну, хорошо давайте выждем два часа пятьдесят минут, — спокойно отвечаю.       — Нет, давайте два часа выждем!       — Два часа сорок пять минут и церукал в задницу       — Хорошо, но может еще есть какие варианты ускорить процесс? — достает меня мамаша, бородавка вместе с губой стали буквально подпрыгивать.       — Могу и пораньше, только еще будем желудочный зонд пихать, — отвечаю в надежде, что мамаше будет жаль дитя.       Девочка ошалело смотрит на свою мать, ожидаю ее ответа. Тягостное молчание.       — Хорошо, доктор пихайте зонд, я очень тороплюсь!       — Короче, мамаша, мы не на рынке торгуемся, на кону здоровье вашего ребенка. Три часа и ни минутой раньше, еще и будем высиживать два часа после операции, и попробуйте только свалить, — осадил ее.       После трехчасового ожидания дал малышке подышать фторотаном в смеси с кислородом. Девочка уснула. Михаил Константинович «Буйный», легенда, аккуратным дугообразным разрезом вскрыл палец, меньше уже не получится, поскольку инфекция проникла глубоко в ткани. Доктор стал материться, мало того, что инфекция съела окружающие ногтю ткани, так она уже проникла в кость. Пришлось очищать фалангу пальца острой ложечкой. Досиделись блин, вот мамаша тупая. Девочка проснулась, заплакала от страха и боли. Доктор, несмотря на возражения женщины, оставил ребенка в хирургическом отделении.       Уговорили меня подежурить в мой законный отпуск в городской больнице. Бывает такое, один коллега заболел, другой в отпуске, дежурить некому. Часто заведующий берет на себя ставку, но надолго его не хватит, приходится с отпуска отзывать человека, это, конечно, крайний совсем случай, все же отпуск это святое. Вот и в моем случае случился крайний случай. Позвонил шеф, попросил выйти, отказать не смог, да и заняться особо нечем было, просто изо дня в день фармил лес до сороковой минуты на Антимаге. Прихожу на работу, палата к моему приходу подготовлена, оставили одного пациента, правда — в крайне тяжелом состоянии. Молодой, худой, если не сказать изможденный парень, ребра аж торчат. Ему дали отдохнуть, перевели на управляемую вентиляцию легких. Все очень и очень серьезно, мало того, что у него тяжелый порок сердца, да еще и прицепилась к нему инфекция и села на питательную среду — легкие, иммунная система дала сбой. Организм отдал восемьдесят процентов легочной ткани на съедение бактерии. Одно легкое утонуло полностью, второе наполовину. По-честному попытался ему помочь, попробовал найти такой режим вентиляции, чтобы кислород, подаваемый в токсической дозировке, так же восемьдесят процентов во вдыхаемой смеси, можно было уменьшить, ну хотя бы на треть. И так и эдак крутил ручки аппарата, но ничего не получилось. К утру его сдал таким же, но хоть хуже не сделал. Спустя час поступил мужчина по документам — средних лет, однако болезнь и пьянство изменили его время в сторону старости, и выглядел он минимум на семьдесят лет, а органы износились на все восемьдесят. Допился до того, что ткани печени заместились соединительной, не несущей никакой функции в этом органе тканью, цирроз печени по научному. В организме образовались вещества, несущие в себе токсины, они и выключили сознание. Он поступил в глубокой коме. Назначил лечение, особого ничего не выдумывал, но к утру он у меня очнулся и даже стал правильно отвечать на вопросы. По-видимому, стены у нас лечебные. Сразу за циррозником, вызвали меня в приемный покой. На каталке лежит молодой парень, в запредельной коме, в одном шаге от смерти, черный от недостатка кислорода. Таксистка привезла, дружбаны закинули тело, оплатили проезд и свалили по своим делам. В страхе от того, что парень в ее машине может вот-вот дуба дать, пулей примчалась в больницу. Редкие поверхностные вздохи, точечные зрачки, черные исколотые вены, говорили только об одном диагнозе. Взял дыхательный мешок с маской, принудительно вдохнул живительный воздух, в вену воткнули наркотический антидот — налоксон, и буквально на игле очнулся. Обломили ему кайф. Я ему:       — Скажи спасибо девушке, так бы дубанул где-нибудь.       — Да ну нах, да мне пох, док.       — Что колол?       — А тебе не пох?       Хотел вначале оставить на пару часов у себя в реанимации, да передумал, свое дело сделал, отправил в терапевтическое отделение. Уверен, там он надолго не задержится, сбежит. Поздно вечером поступила четырехлетняя девочка, мертвенная бледность, проглядывала сквозь смуглую кожу, черные длинные волосы странно оттеняли неестественный цвет кожных покровов. Глянул на нее в приемнике и сразу понял, что дело — дрянь. Без сознания. Мама сопровождавшая малышку, плохо соображала, ее трясло, глаза налились слезами. Удалось выяснить, с обеда сего дня у малышки постоянно жидкий стул и неукротимая рвота фонтаном. Только температура приблизилась к тридцати семи градусам, она дала жаропонижающий препарат, однако облегчения не наступило, девочка покрылась красными пятнами и обмякла. Кишечная инфекция, токсины стали циркулировать в крови, негативно действуя на центральную нервную систему, загоняя сознание в глубины подсознательного. Запредельное обезвоживание, глазные яблоки стали мягкими и запавшими. Если честно, то увидев дитя, у меня сразу холодок по спине прошел, короче, малость труханул за жизнь малышки. В вену катетер ставили — она даже не шелохнулась. Умирали, бывало с такой болезнью дети… Кислород. Рассчитал дозу растворов. Начали капать. Мама ходила кругами вокруг двери реанимации, ходил кругами вокруг девочки (смерть дитя это всегда шок для любого доктора, кроме «Буйной» легенды). Панадолом мама сбила температуру девочки до комнатной температуры. Следующая стадия этой болезни — отек мозга и судороги, и — баста! Пульс тарахтел на уровне 170 в минуту. Одышка около 30 в минуту (небольшая для ее возраста). Содержание кислорода в крови пока было на приемлемом уровне. Уже готов был в любую минуту перевести дитя на ИВЛ, а там уж что будет… Тут Таня, так ее звали, приоткрыла глазки, осмысленно окинула комнату взглядом, пульс урядился до 140, после необходимого объема инфузионной терапии пошли ударные дозы антибактериальных препаратов. Малышка пришла в сознание. Позвал маму, разрешил ей дежурить вместе с нами, все равно никуда бы не ушла. Тихонько ступив в палату, она разрыдалась, увидев в сознании свою девочку. К ночи дитя стало активным, разрешили ей пить невкусные солевые растворы, пила с удовольствием. Девочка немного капризничает, мама уже улыбается и благодарит меня за работу.       Поступила старушка в наше отделение, после оперативного вмешательства. Вот совсем недавно восемьдесят лет ей стукнуло. Сухонькая, маленькая, реденькие седые волосики кучеряшками торчали во все стороны. Вот про таких и говорят — бабушка — божий одуванчик. Непроходимость лечили на операционном столе, пищевой комок застрял в области тонкого кишечника. Всяко бывало, причин для непроходимости множество — опухоли, завороты, каловый завал… а тут удивленный доктор из разрезанной дырки в кишке извлек тряпочку. Бабка съела тряпку. Бывает же такое. Может, кушать нечего было, да мозги чуток поехали от старости, а ведь сейчас моющие средства такие аппетитные, и со вкусом лимона, и со вкусом апельсина, клубники… Но думаю, у нее будет все в порядке. Через два часа отлучил ее от аппарата искусственного дыхания, очнулась. В сознании, контактна, но про тряпку ни-ни. Наказал сестрам, чтобы убрали все шарики, марли, ветошь от ее кровати. Кто знает, чем эта бабуля питается на закате своей жизни? Так, на всякий случай.       Я, наверное, скажу крамолу, пусть не обижаются на меня вумены, но беременность… хм-мм… странным образом влияет на психику. Дамы становятся раздражительными, забывчивыми, делают вещи которые в обычном своем состоянии никогда бы не сделали. Это нормально, это милые шалости, которые мы, улыбаясь, прощаем. Но есть странности, на которые надо обратить внимание. И пора бить тревогу и вызывать скорую помощь. Некоторое время назад… В два часа ночи прозвенел звонок в реанимацию.       — Да, реанимация.       — Это скорая, примите женщину, тридцать пять недель беременности, эклампсия. Ввели седативные, обезболивающие. Все очень серьезно, она в коме.       — Хорошо, мы готовы, — коротко ответил.       Ситуация редкая. В целом, ты заметил, в реанимации простых пациентов практически не бывает, лечим, спасаем. Трудно, да трудно, бывает тяжело, но мы сами выбрали такую работу. Но есть пациенты, ради которых, нужно вывернуться мехом внутрь, как угодно, но они должны выписаться из больницы своими ногами. Это дети, это военнослужащие, про «шишек» всяких говорить не буду. Но в особую касту пациентов вступают беременные женщины. Они должны жить во что бы то ни стало, иначе каюк доктору, и не важно будет, как к такому печальному исходу пришла пациентка. Вот и здесь. После звонка по спине почувствовал легкий холодок. Понял, что спокойным это дежурство точно не будет. Позвонил в роддом, сообщил о «подарке». Женщина приехала в глубокой седации, но все же минимальному контакту еще была доступна. Как потом оказалось, со слов мужа, его жена последние три дня спала. «Прихожу на обед — спит. Прихожу на ужин — спит. Трое суток уже ничего не ела». А че, удобно — не гундит, не мешает. Спит себе и спит. Но это ладно. Так она еще и назвала мужа мамой. Ну как можно уже после этого не забить в колокола? Ну назвала и назвала… Потом уже, когда она в полночь пошла в туалет, упала, забилась в судорогах, вот тогда мужик загоношился — что произошла какая-то неведомая херь с его любимой. Наконец, позвонил на скорую…       Эклампсия — судороги беременной. У женщины развился тяжелый гестоз. Трое суток уже существовала в предсудорожном состоянии. А сам гестоз беременных, это болезнь приводящая к полиорганной недостаточности, когда все органы и системы страдают. Если коротко, то сосуды становятся дырявыми как сито, и через них утекает жидкость. Внешне женщина отекает, сначала ступни, потом голени, в финале перестает дышать нос. А внутри так же происходит отек, набухание клеток, они сдавливают артерии, нарушается кровоток внутренних органов. Кровь густеет, эритроциты замедляют свой ток по микроциркуляторному руслу, образуются микротромбы, еще более усугубляя состояние. Почки перестают фильтровать мочу, оставляя продукты жизнедеятельности внутри. Печень перестает нормально обезвреживать поступающие вещества из кишки, кишечник останавливается. Альвеолы в легких отекают, через них сложно пройти кислороду и утилизироваться углекислому газу. Так же страдает головной мозг, он отекает. Человек становится вялым, адинамичным. В финале появляются очаги возбуждения, возникают судороги. Вместе с судорогами часто в вещество головного мозга прорывается кровь, вызывая инсульт. Бу! Испугался? Не бойся. Да, все очень серьезно, это без шуток. Вот и представь наше состояние. А ведь еще надо думать о младенце, он ведь тоже хочет жить, он ведь не виновен, что папа не смотрел за мамой. Ты скажешь, а как же врачи? А никак. Эта пара приехала к нам издалека, да и состояние часто возникает очень быстро. Трое суток и этого хватило. Итак, она у нас. Всего двадцать минут на подготовку нам дали, большего мы себе позволить не могли. На узи-музи времени не было, надо было срочно спасать жизнь. Собрался весь свет больницы — акушеры, начальство, заведующий реанимацией. Доклады всему руководству. Обстановка накаленная. Надо отдать должное акушерам, сработали они очень быстро и аккуратно. Под общей анестезией уже на вторую минуту извлекли девочку. Она, конечно, была сонлива, но после работы неонатолога закричала. Мы немного вздохнули свободно. Полчаса шла операция, минимальная кровопотеря. Привезли. Давление все время стремилось вверх, магнезия, седация, обезболивание, продленная ИВЛ. Вызвали специалистов. Офтальмолог нас опечалил, сообщив, что на глазном дне отек, признаки гипоксии. Значит и головной мозг отечный, видать хватанула она дома лишка, мозги пострадали. Сутки ее держали в глубокой седации, на искусственной вентиляции. Но, к сожалению, отек зрительного нерва не спадал. Попробовали вывести к вечеру из искусственного сна, но она не проснулась. Снова загрузили препаратами. Снова сон. На следующий день, окулист сообщил о положительной динамике. На компьютерной томограмме головы признаков кровоизлияния и отека не нашили. Решили опять вывести из состояния медицинского сна. Надо ли говорить о растущем напряжении. Появились признаки сознания, пациентка открыла глаза. Все вздохнули. Еще сутки вентилировалась, отлучена от аппарата. На этот раз нам удалось спасти женщину. Надо сказать, что смертность при этой патологии весьма высока. Это благо, что благоверный увидел, что жене совсем плохо, а если бы он был на работе…       Основные знания мы получаем на учебной скамье? Это да, нам дают знания, они идеальные, они рассчитаны на клиники, где все есть. Где есть современные дыхательные аппараты, где есть любые на выбор препараты, а лаборатория настолько могущественна, что готова выявить любые биохимические отклонения у пациента и даже предсказать время смерти. Но мы-то живем в другом государстве, мы работаем тем, что есть и на том, что есть. Не буду охаивать наши больницы, тем более, что положение стало не таким уж бедственным, как десять лет назад и уж где-где, но в реанимационном отделении выбор, чем лечить и как лечить есть. Пусть он и не идеален, как в развитом забугорье, в которое потом переехал и стал жить гораздо лучше… Это я о чем? Ах да — так все-таки где мы получаем настоящие, практические знания, находясь на учебе и живя в общаге? Да, ты правильно догадался, знания, мы — практические доктора, получаем в совместном обсуждении наших случаев, за чаркой, так сказать — чая. Ну так вот, сидим мы значит в тесном реанимационном кругу, пьем крепко заваренный чай, закусываем качественной колбасой. И торкнутые веществом — чифирдиэтилтрифторвискарином, стали вспоминать клинические случаи. Один из докторов вспомнил свой интересный и поучительный клинический случай, уверен, что ни один студент не прочитает ни в одной книжке, ибо буду первый, кто его тебе первым описал. Несколько лет назад поступила в реанимационное отделение старушка, достаточно тучной комплекции, благообразного вида с острой дыхательной недостаточностью. Накрыла ее пневмония, злобные бактерии отбили у организма половину левого легкого. Одышка была запредельной, слизистые синюшные, в связи с чем, ради спасения жизни, была переведена на управляемую вентиляцию. Надо сказать, что в таком возрасте болеть вредно для здоровья и вероятность встретить своих дальних предков весьма велика. Однако, навалившись всей мощью реанимационного искусства, случилось чудо и пневмония стала регрессировать. Целый месяц несчастные сестры ухаживали за пациенткой, весившей больше ста килограммов, которую ради предотвращения пролежней приходилось ворочать каждые два часа и обрабатывать ее кожный покров болтушкой, смеси водки с шампунем, в разведении один к одному. Наконец наступил тот счастливый момент, когда удалось женщину отлучить от дыхательного аппарата и спустя трое суток перевести в терапевтическое отделение. Казалось, можно вздохнуть спокойно, ничего не предвещало беды. Но уже через сутки звонок.       — Реанимация?       — Да, — ответил осторожно реаниматолог.       — Вы вчера перевели бабушку к нам в терапию, сегодня она у нас захужела, отек легких, подойдите, проконсультируйте или лучше — заберите пациентку обратно.       Надо ли говорить расстройство отделения, кохали ее, кохали, а в терапии за сутки все наши труды перечеркнули. Скорее всего, как это бывает — капнули быстро раствор, а много ли надо таким старушкам, чтобы утопить легкие.       Доктор, придя в палату, видит ошалевшую, с выпученными совиными глазами сидящую старушку, а изо рта у нее пузырится пена. Вроде — отек легких, только удивило спокойное дыхание, розовые слизистые, не сходится картина… Как потом оказалось, эта вполне благообразная старушка, страдала радовалась алкоголизмом и чуть одыбавшись, унюхала приятный запах из бутылки, отхлебнула спирт с шампунем. В желудке произошла непредвиденная реакция, пена пошла через край, что и расценили терапевты как тяжелый отек легких.       Как говорил тамада низким голосом из «Смертельной Вечеринки»: «Двигаемся дальше».       — Папочка, папочка, я люблю тебя! — обнимала любимая дочка своего отца.       — Зачем такая машина, — ворчала мама, — она ж только получила права, можно и попроще купить.       — Ничего ты не понимаешь! — улыбался довольный мужчина, — моя дочка достойна лучшего коня!       Прошло несколько месяцев, девушка уже смело управлялась с мощным агрегатом.       — Ленок, — звонила она в трубку, — поехали в город прокатимся.       — Не-ет, — томно отвечала подружка, — с Лешкой сегодня, я и так его редко вижу…       — Ну Ленка-а-а, поехали, за два часа управимся, мне скучно одной!       — Ну хорошо, только недолго.       — Умничка, через пять минут у твоего подъезда жду!       На улице вьюжило, вчерашняя оттепель расплавила снег, сегодняшний мороз прихватил дорожное покрытие. Двухсоттридцатисильный двигатель с рычанием провернул колеса, из-под машины брызнул сноп грязного снега и камней. Машина, крутанув задом, устремилась прочь от поселка, вывернула на федеральную трассу. Кураж ухватил сознание молодой девицы, она еще сильнее притопила. Дамы в восторге мчались вперед к своей судьбе. Легкий снежок покрыл поворот, пряча под собой заиндевевшую трассу.       — Наташка, Наташка, притормози! — заверещала Лена, когда машину повело чуть юзом.       Девушка вместо плавного нажатия на тормоза втопила педаль в самый пол, повернув при этом руль в сторону заноса. Машину по инерции закружило, она вылетела на встречную полосу, где спокойно ехал мужчина со своей женой. С ужасом они увидели, как на них летела полутаротонная машина, но уже ничего поделать не могли. Страшный удар решил судьбу всех. Оба водителя живы, оба пассажира погибли. Никогда уже Лена не увидит своего возлюбленного, а мужчина свою жену. Оба водителя в реанимации, чуть живые. Бригады врачей работали на две операционные. У обоих был оторван кишечник, черепномозговые травмы. У девушки перелом руки, вывих позвонка, у мужчины перелом бедра. Жизни мы их спасем, но не души.       Сидим, кушаем, общаемся, сестры рассказывают последние новости. Мне интересно, в этой больнице совместитель, порой неделю обхожу городскую больницу стороной, здесь всегда как на войне, всегда много работы, много историй. Сестра, хлебнув чаю:       — У нас не так давно дед поступил в алкогольной коме, мда… здоровенный такой, килограммов под сто пятьдесят, ноги свешивались с кровати, кулачищи как моих три, кувалды шо капец, — помахала девушка своими кулачками.       — А-а-а, да, помню, это повезло, что мы тогда его хорошенько зафиксировали, а то б беда была, — вторила ей санитарка.       — Ну! Он тогда очнулся и давай рваться, бешеный. Широкие вязки тогда аж трещали, кровать прогнулась, думала сломает на хрен. Я тогда подошла, а он мне: «Ща веревки порву и тебе, сука, раму-то подрихтую». Я тогда реально очконула, ведь этот реально может… Супруга его пришла, ху-уденькая маленькая старушка, давай его кормить с ложечки, бугаина и успокоился, — поддакивала санитарочка, — забавно было наблюдать за такой картиной, будто бабушка бешеного медведя кормила.       — Ага, у нее еще спросила: «Как вы с таким бешеным живете?»       «Да жарко бывает внученька, характер у него горячий, ага.»       Я ей: «Он мне обещал раму подрихтовать».       «Вот так вот и живем — периодически он нам раму и рихтует», — заулыбалась беззубо старушка, прикармливая успокоившегося бугая.       Я, как врач госпиталя, лечу пациентов где минимальный возраст — восемнадцать лет, в общем, это совсем не дети. А когда иду в городскую больницу, всегда опасаюсь, если поступит малыш. Любое дежурство, если в отделении лежит ребенок, хорошим уже не назовешь, ответственность чрезвычайно высока. Малышу стараешься сделать все возможное, вывернуться шерстью внутрь, лишь бы он выжил. Постоянные звонки, доклады вышестоящим инстанциям, мама, которая находится на грани истерики. Все это не дает расслабиться ни на минуту. Да и если педиатр не в состоянии помочь с лечением, то вообще — трындец. Приходится доставать талмуды, рассчитывать по весу ребенка все миллиграммы, микрограммы — настоящая математика. А если не дай бог дитя погибает. Это вообще капец, можно пять лет спокойно из своей жизни вычитать. Стресс такой, что не дай бог кому. Реанимируешь до седьмого пота. Руки потом трясутся, голова шумит, собственное давление зашкаливает. А ведь надо еще предстать перед мамой и сказать, что: «Ваше дитя, не смотря на наши усилия, погибло, извините».       Кому на хер мои извинения в этот момент нужны? Мама часто в этот момент оседает, ее бьет истерика, я бегу за водой, что б хоть чуть-чуть поддержать, посочувствовать горю. Сука, после такого стресса двое суток не спишь, все гоняешь в голове — все ли сделал? Был как-то период в моей карьере, что в каждое дежурство принимал по маленькому пациенту. Как специально, и менингит увидел и тяжелую пневмонию, бронхиолит, ожоговую болезнь. В последнее моё дежурство поступила девочка в состоянии после серии судорог. В коме или медикаментозного сна (тогда еще не знал). С раннего детства она страдала эпилепсией, потом диагноз сняли. А тут на фоне простуды — серия судорог. Мама в ужасе вызвала скорую. Врачи ввели реланиум. С «мигалками» привезли в больницу. Когда спустился, дитя подхрипывало, не реагировало на раздражители.       — В реанимацию, быстро!       Привели. Показалась чуть синеватой, концентрация кислорода в крови чуть понижена. Дал кислород. Зрачки сужены, на свет не реагируют. В глубокой коме, с сожалением констатировал. Приготовили все для перевода на искусственную вентиляцию легких. Но мечтал, чтобы она проснулась. Маму оставил рядом, она была в жутком состоянии и не очень соображала, причину ее тряски ты понял. Через час. Дыхание спокойное, слизистые розовые. Но кома. «Неужто мозги отекли? Еще полчаса и посажу на ИВЛ», — заволновался. Если мозги отекли, то и результат может быть плачевным, и из этого состояния девочка могла не выйти. Продолжили лечить — наблюдать. Дал полчаса. Посадив на искусственную вентиляцию можно добавить к состоянию еще и пневмонию, инфекция бы добила девочку. Радовало, что дыхание не страдало, но на долго ли это? С терапией мы ходим на грани — нужно и поддержать кровоток головного мозга, и не залить жидкостью. А утопить дитя водой — ох как легко. Через полчаса. Зашел. Дитя по прежнему спит. Все — сажу на ИВЛ. Глянул на маму — она спокойна, глаза уже не красные.       — Доктор, она проснулась.       — Проснулась? — удивился. — Узнала вас?       — Да, — впервые улыбнулась женщина. С недоверием подошел к девочке и чуть потряс, реакции нет. «Маме, наверное, показалось». Но решил чуть обождать. Через полчаса услышал из палаты плач. Забежал. Малышка, озираясь, ревела навзрыд.       «Фух, кажется все будет хорошо», — подумал. Ввели успокоительного. Девочка выспалась, поздно вечером уже в две щеки с удовольствием трескала больничную баланду.       Три ночи. Дежурю. Наконец удалось прилечь. Снится сон. Вижу себя на передаче «Давай поженимся», но не в качестве зрителя и даже не свидетеля жениха, а жоних! Ага, весь такой нарядный, в костюме, с цветочками. Гузеева с умилением на меня смотрит. Камера наводится на одну из невест — офигительно красивая стройная брюнетка, глаза блестят:       — О-о-ох, он в реале даже лучше, чем я видела на фото.       — Повезло же тебе, Машка, попасть на такую передачу, — завидуют свидетели невесты.       Ну и началось.       Лариса:       — Здравствуйте, в эфире передача «ДАВАЙ ПОЖЕНИМСЯ»!       Овации.       — Сегодня в нашей программе мы выбираем невесту для доктора!       Наводят на меня камеру. Сижу, глупо улыбаюсь.       — Давайте познакомимся с женихом!       Видеоролик.       Врач высшей категории. Бывший военнослужащий, ветеран Догеченской кампании. Любит помогать людям, с детства доставал кошечек с деревьев, первое искусственное дыхание провел собачке, после того как его переехала машина в три года. Разведен.       — А что случилось, почему расстались с первой женой, наверное, не сошлись характерами?       — Да денег ей все время не хватало…       Оживилась Роза Сябитова:       — А чего ж их не хватало-то, скажи милый, тыщ сто ты уж по любому получаешь?       Называю свою зарплату.       — Ох ты ж блин, но ведь помимо своего врачебного хобби, наверняка у тебя какой-нить бизнес имеется?       — Ну да…       — Во-о-от, хороший жених.       — Да, — оживился, — еще работаю в другой больнице.       — Блин, нищеброд попался, — шепотом произнесла Роза.       — Да ладно, чего вы пристали к молодому человеку, — поддержала меня Лариса, — наверняка он любит путешествовать.       — И домик, наверное, на берегу Желтого моря имеется, — не унимается Роза.       — Да некогда мне по заграницам гонять, работаю во время отпуска, ссуда на мне висит — машину купил. Кстати, дача у меня есть — пятьдесят соток — картошку сажало, — с гордостью произнес.       — Молодец, машину приобрел, наверняка Порш Кайен.       — Да не — Лада Калина.       — Пля-я-я, — вырвалось у Ларисы, — кто ж его такого недоделанного пропустил в нашу передачу? — шепотом произнесла на ушко Розе.       В зале послышались смешки. Меня бросило в пот. Хотелось побыстрее свалить с передачи.       Василиса:       — Любит свою работу, хороший семьянин, надежный, однако с ним вы будете всегда чувствовать финансовые неурядицы, дома его постоянно не будет, потому как сутками на пролет спасает людей.       Вздох в зале. Хохот. Невесты в ужасе.       Рекламная пауза.       Носите прокладки Доктор Тумпакс и вы всегда будете сухими! Зубная паста Шизалюд проникнет в самые ваши труднодоступные места и вы наконец почувствуете в этих местах свежесть и прохладу!       И снова мы на передаче «ДАВАЙ ПОЖЕНИМСЯ».       Камера наведена на меня, бледного, взмокшего и поникшего.       — Представляю вам первую достойную претендентку на сердце доктора — Феклу Васильеву!       Погас на мгновение свет. Луч фонаря осветил невесту.       Вздох ужаса в зале. Выходит, пританцовывая, бабка, прихрамывая на одну ногу, улыбаясь во всю ширь своего трехзубого рта. Отшатнулся, та, пытаясь обнять и поцеловать — нависла надо мной. Рванул прочь по кругу, ужас зашкондыбал за мной.       — Ты все равно станешь мои-и-и-и-им!!       Тут звонок, и проснулся. Ординаторская, гремит телефон, сердце бешено колотится.       — Доктор, у нас ножевое в грудную клетку, пациента везут в операционную!       — Ох… хорошо-то как — ножевое! — обрадовался и побежал готовиться к операции.       Тяжелое дежурство выдалось. Утренняя бригада, как собственно и я, выглядели не лучшим образом, после таких дежурств наступает торможение, отупляешь конкретно, за руль лучше в таком состоянии не садиться. Начало выдалось спокойным, одна компенсированная пациентка траванулась уксусной эссенцией. Доза, видимо, была не большой, ограничилось только ожогами. Суицид. Нестрашно же такую дрянь пить. Обезболивал наркотиками, боли мучительные. Прошло пятнадцать минут, одновременно примчались, оглашая округу сиреной, две кареты скорой медицинской помощи. В одной транспортировали пожилого мужика после автодорожной аварии. Джип в волгу. Джип всмятку. Увидел, сразу понял, что дела серьезные, но не думал, что настолько. Внешне вроде сохранный, небольшие ссадины на груди. Стонет, одышка. Но давление пока держал. Каким-то чутьем решил не тянуть с переводом его на искусственную вентиляцию легких и сразу по приезду в реанимацию, минуя диагностические службы посадил его на аппарат. Поставил центральный катетер, сестра катетер в руку. Потекли ручьи растворов. Послушал легкие, слева ослаблено. Сделали рентген — легкого нет, оно схлопнулось под напором вышедшего из поврежденной ткани газа и крови. Пришедший хирург, оценив ситуацию, проткнул толстой иглой в боку грудную клетку, под напором воздуха в банку потекла бурая жидкость в приемную полость. Это была кровь, больше литра сразу плюхнулось жизненной жидкости, можно было бы вернуть ее обратно, но покинув русло, она меняет свои свойства, в ней появляются вещества, способные усугубить состояние. А аппарата для очищения у нас в наличие нет. Пришлось капать из запасов. Пациента немедленно повезли в операционную. Тем временем в приемнике ребенок поступил. Не пристегнули. Влетел в лобовое стекло. Отделался ушибами и сотрясением головного мозга. Мама в истерике, реально было страшно на нее смотреть, ее мужик смотрел на нее растерянно. Не участвовал, не до них. Приемник гудел. Завезли молодого мужчину. Огнестрел в голову и ожоги электричеством, тоже обошлись без операции и реанимации. Через некоторое время снова поступили пациенты после автодорожной аварии. Две реанимационные бригады на всех парах примчались к приемному покою. Легковая машина врезалась в мужика, который стоял на обочине и просил бензин на дороге. Мужчина отделался ушибами и ссадинами, женщине, стоявшей рядом, досталось больше — бамперный перелом голени, травма грудной клетки, пришлось госпитализировать. Завезли в операционную нашего пациента, экстренно готовили инструментарий. Брить, мыть. Разрез между ребрами. Хлынула кровь. Еле нашли дырку в легком. Ушили. Дыра маленькая для такой кровопотери. Еще ищем. Дошли до средостения, хлынула под напором темная кровь. Давление ушло вниз. Пакеты с плазмой сжимаю в кулаке, лишь бы был напор. Работаем совместно с травматологом, хирургом, анестезистом, оперсестрой. Кровь, плазма, растворы, гормоны, гемостатики. Теряем контроль над давлением. Вводим адреноподобные препараты. Полчаса операции. Остановка сердца. Прямой массаж, хирург сжимает сердце, одновременно что-то ковыряет в ране. Адреналин, адреналин, адреналин. Завели. Снова волна кровотечения. Снова остановка. Адреналин, адреналин, адреналин, атропин. Завели. Пора рубить грудину, но сердце не позволяет, кровь хлещет… Третья остановка. Хирург сжимает кулак, продавливая кровь. Снова адреналин в двойной дозировке. Стены, пол, все залито кровью. Полчаса. Все. Ушла душа… Только собрались в ординаторской. Ножевое. Жена мужа. Ревность. Третий раз. Первый в шею, ноги отнялись, восстановился. В живот — восстановился. Сейчас порезала печень, поджелудочную. Спасаем, к утру относительно компенсирован. Правда на ИВЛе, но стабилен, даже кишки забулькали… Вызвали в травматологическое отделение. Молодая девушка после автодорожки, подушка безопасности жестко спасла ей жизнь. Бледная, плохо ей, дышать тяжело, давление низкое. Привезли, подкапали, обезболили, воспряла духом. К утру компенсировал. Вроде без серьезных повреждений. Ночь. Замученная бригада, анестезиолог с анестезисткой ушли на кесарево. Даже не вспомнили пол дитя, когда пришли. В реанимации занимаюсь. Два часа сна. Голова чугуниевая. Утренние дневники. Восьмой час, чуток расслабился. Однако привезли женщину с кровотечением из варикозно расширенных вен пищевода. Вирусный гепатит. Цирроз. Сразу наблевала полведра сгустков крови. Начал лечить… Когда докладывал у начмеда, моя нервная система тормозила. Все смешалось в кучу — больные, плазма, кровь…       Жаль, что наша жизнь не похожа на сказку, где добро побеждает зло, жизнь побеждает смерть. В жизни все не так, в жизни идет постоянная борьба за эту самую жизнь. В реанимации пациентов мы меняем как женщина — перчатки, чуть одыбался — в отделение, умер — в морг. Но иногда появляются штучные больные, которые проводят у нас не одну неделю, а то и месяцы, коих мы скрупулезно выхаживаем, высчитываем по миллиграммам все лекарства, балансируем жидкости, это очень сложно. Некоторое время назад в приемный покой, шатаясь и кашляя, опираясь за стены, пришел пожилой мужчина. В суматохе его не сразу заметили, подхватили, тогда, когда стал сползать по стенке на пол. Немедленно повезли в реанимационное отделение. Жуткая одышка и хрипы, слышимые на расстоянии, сменялись мучительным кашлем. На рентгенограмме грудной клетки обнаружили, что живой ткани в легких практически нет, удивительно, что он сам, своими ногами, добрался до больницы. Немедленно поставили трубку в трахею и перевели на управляемую вентиляцию. Мозги отключили наркотиками. Целую неделю боролись за каждый миллиметр легочной ткани, полностью отрубили все попытки самостоятельного дыхания, дабы те крохи кислорода, что проникали в сосуды, не тратились на мышечные усилия. В это время ему дважды в сутки делали бронхоскопии, чистили воздухопроводящие пути и по нескольку раз в сутки санировали просто электроотсосом. Моча текла по мочевому катетеру. Кормили через желудочный зонд. Антибактериальная терапия была такая, что сжигались бактерии во всех уголках его тела. Начали расти патологические грибы, приходилось его еще кормить противогрибковыми препаратами. Ежедневные исследования крови. Капали растворы в катетер, кончик которого находился прямо возле сердца. К нашей радости, терапия принесла свои плоды. Ткани легкого стали очищаться. Пациента перевели на вспомогательные режимы умного дыхательного аппарата, где каждая попытка пациента сделать вдох, откликалась и ему вдувалась очередная порция воздуха с повышенным содержанием кислорода. Его разбудили. И уже теперь все манипуляции он переносил в сознании. Кроме как совсем жестких — фибробронхоскопии. Спустя две недели его полностью отлучили от аппарата. Вроде все было хорошо. Но через двое суток легкие его снова утонули, он стал захлебываться мокротой, появилась одышка, поехала крыша, и мне пришлось перевести его на управляемую ИВЛ. И мы снова начали бороться за его жизнь. Только ко всем проблемам — сердце перестало эффективно перекачивать кровь, нам пришлось постоянно вводить препараты похожие на адреналин. Опять ежедневные бронхоскопии, анализы, лекарства. Разрезали дыру в трахее, навинтили трахеостому, стало легче санировать мокроту, ухаживать за легкими. Честно говоря, мы уже и не надеялись, что он выживет. Но чудеса случаются. Чудеса и труд наших сестер, врачей. Сейчас уже могу сказать, что жизнь его уже вне опасности. Трубку из трахеи вынули. Он дышит сам. Ты бы видел, как он кушает. Его ложка работает как автомат. Он сильно исхудал, очень сильно. Теперь мы хорошие приятели. Видя меня приходящим на дежурство, он ждет, когда к нему подойду, протягивает руку. Пожимаю уже сильную руку сильного духом человека. Наверное, здесь должен остановиться, в сказке так и должно быть, но… когда рассеялся туман в левом легком, мы увидели зло. Без метастазов, без прорастания в другие ткани, но это рак. Ему еще предстоит долгая борьба за жизнь, но это уже не в нашем учреждении.       Врач не вышла на работу потому что… В тот злополучный день была теплая безветренная погода. Пасха, святой праздник на Руси. Работать в такой день нельзя, но врачебный долг обязывал вечером выйти на дежурство. Муж предложил выехать на природу, до восьми вечера еще далеко, почему бы и нет. Природа, сосны, бодрый костерок догорал, обнажая угли. Вскоре заскворчали свиные шашлыки, аромат непередаваемый.       — Мам, а мам, — услышала женщина голос девятилетнего сына Алексея, — можно на речку схожу?       — Сходи, сынок, только не вздумай на лед ступать! Лед тонкий, — наказала она сыну.       Дожаривалась очередная порция мяса. Мужчина отошел по своим делам. Оксана следила за готовкой. «Пора бы сына отозвать, мясо готово,» — подумала она.       Тут услыхала истошный вопль.       — Помогите, помогите! — кричал ее сын.       Оксана рванула на помощь. Ее глазам предстала ужасная картина — Алексей, провалившись под полынью, безуспешно пытался залезть, царапал ногтями, но скользкая льдина не давала шансов. Течение упрямо тянуло пацана под низ.       В тот момент женщина для себя решила, что без сына она уже не вернется…       Однако, несмотря на стресс, Оксана, помня учебу в школе, точно минер, распласталась по тонкому льду, распределяя равномерно вес. Она понимала, что здесь очень глубоко. Подползла.       — Давай, милый, вот моя рука, — мальчик потянулся к спасительной ладони. Стали они медленно вылезать, — вот молодец, вот умница.       Папа в это время вернулся. Увидев, что своих нет, пошел к берегу. То, что он увидел, заставило сердце стучать быстрее. Адреналин зашкалил. И он как броненосец метнулся на помощь. Хрупкий лед разломился. Все рухнули под воду. Мальчишку он вытолкнул, а вот жену потянуло под лед.       Оксана попыталась оттолкнуться от дна, но не смогла нащупать опору. Ее затягивало…       «Это конец» — подумала она.       В этот момент, лицо обожгло болью, руками она нащупала палку. Это мужчина с соседнего бивуака ткнул ее спасительной веткой. Вытащили.       Папа стал отчитывать сына.       — Помолчи, — оборвала его, трясущаяся Оксана, — он и так испугался!       В этот вечер она так и не вышла на работу. Все с пониманием отнеслись, кроме легендарной «Буйной» личности.       Иногда стечение обстоятельств и возможных поражающих факторов может нарисовать такую картину заболевания, что даже у опытного врача расширяются глаза от удивления, а иногда и ужаса сотворенного. Когда пришел на дежурство, малыш уже час как пребывал в нашем отделении. Пяти лет от роду, белокурый, кучерявый, с нежно-голубыми глазами, таких детей хочется потискать, подарить конфетку, сделать все, лишь бы этот ангел подарил улыбку. А когда ты получаешь вознаграждение в виде смеха, кажется, будто высшие силы дают тебе знамение. Но в тот злосчастный день улыбки этого ангела мы так и не дождались. Ангел был на грани жизни и смерти. Благо моментальная реакция заведующего реанимацией сделала ничейный счет в смертельной игре. Когда родители привезли этого малыша, он был в коме, дыхание затруднено, половина тела дергалась без воли его хозяина, слизистые окрашены синевой от недостатка в крови кислорода. В вену полетели противосудорожные препараты, в дозах, граничащих с токсическими. Дабы освободить дыхательные пути, доктор поставил трубку в трахею. Мальчишка расслабился, стал глубоко и свободно дышать, катетером подвели кислород к дыхательной трубочке. Датчик насыщения кислорода в крови показывал достаточные для жизни цифры. Малыш спал глубоким сном, и если бы не труба, торчащая изо рта, то казалось, что он спит после долгой прогулки. В таком виде и увидел его, опутанного датчиками, электродами, с булькающей бутылкой увлажненного кислорода. На тот момент он был стабильный, и жизни его, казалось, ничего не угрожало. Осталось только выяснить причину. Вызывали маму в ординаторскую. Вошла молодая женщина, с потемневшими кругами вокруг глаз. Все-таки законы Менделя никто не отменял, у детей ангелов должны быть красивые родители. Высокая, стройная, обтягивающая кофта не скрывала тонкую талию, переходящую в высокую грудь, длинные волосы до плеч, большие темно-карие глаза испуганно смотрели на нас. Уж кто-кто, а доктора знают толк в красоте, это была действительно красивая женщина. Мы в некотором роде тоже детективы, пытаемся уцепиться за любую ниточку, приведшую к заболеванию, однако клубок истории ее ребенка еще больше напутал нас. В три часа ночи они прилетели из Турции. Это был обычный отдых, без излишеств. Хороший отель, с качественной пищей. Ничего не указывало на причину недомогания. По утру малыш отказался от еды, что можно расценить как некое продромальное состояние. Но был активен, на обед поел супчик, пошел спать в родительскую комнату, мама его уложила, уснул. Когда мама стала рассказывать про сон, у нее заметно затряслись руки, разволновалась, воспоминания приносили ей страдания. Со слов мамы, внезапно у малыша открылась рвота фонтаном, задергалась половина тела, он посинел, захрипел. Она его в охапку и немедленно повезли в больницу. Накачанный под завязку наркотиками, малыш спал, дышал спокойно. Давление, пульс, насыщение крови кислородом было в пределах нормы. Спустя два часа он начал просыпаться, открывать глаза, правда понимания окружающего и отклика на мою речь не увидел, расценил это как остаточные явления после введения седативных препаратов. Мы были расслаблены, понимали, что больше бояться за его жизнь не надо. Приехали специалисты из детской областной больницы (реаниматолог, инфекционист, невролог), они тоже были озадачены причиной заболевания. Провели полное обследование. Окулист патологии на глазном дне не увидела, невролог очаговых симптомов тоже. Клинический анализ крови идеален, биохимия в норме, УЗИ внутренних органов ничего не показало, компьютерная томография головного мозга патологии не выявила. Единственное, что указывало на неведомую болезнь, так это запредельный белок в моче. Но почки фильтруют белок при великом множестве патологий. Что же случилось? Мы не знали. Предлагаю немного остановиться и подумать о возможном диагнозе. Есть факты — малыш с утра не кушал, температура в норме, потом рвота фонтаном, судороги, кома. Анализы, кроме белка в моче, в норме, дополнительные исследования ничего не показали.       1. Пищевое отравление. Может быть? Может. Кстати вечером температура все-таки повысилась до 37,5.       2. Отравление неизвестным ядом. Может быть? Может. Сдали биологические среды на анализ.       3. Менингит, может быть? Рвота фонтаном, кома, судороги. Похоже, но ликвор идеален, и симптомов раздражения менингеальных оболочек мы не увидели.       4. Эпилепсия. Может так началась эта болезнь. Перелет, стрессы.       5. Травма головы. М-м-м, может, но на КТ все хорошо, и характерных ссадин мы не нашли.       6. Утопление в ванной комнате. Бредово, но кто знает, кстати, при интубации из трахеи вышел какой-то беловатый похожий на творог секрет.       7. Тогда похоже на аспирацию рвотными массами. Но рентгенограмма идеальна, как в начале, так и вечером…       8. Добавь свой вариант.       Специалисты с областной больницы снова вызвали маму на допрос. Ничего нового. Они ее успокоили, сказали, что самое страшное позади, мальчик начал просыпаться. Однако отказались его транспортировать, поскольку мест в реанимации на тот момент не было. Я и не сопротивлялся, мне тоже казалось — смысла не было его таскать туда-сюда, выведем из реанимации, и тогда уже спокойно пусть уезжают — обследуются. Маме показали сына, успокоенная, она уехала. Решено проводить синдромальную терапию. По сути, нам, реаниматологам, патология особо не важна, важен синдромальный диагноз. Дыхательная недостаточность — подышим, сердечная недостаточность — поможем сердцу сокращаться, сосудистая недостаточность — сузим сосуды, почечная недостаточность — отфильтруем дрянь другим способом, гиперкоагуляция крови — введем антикоагулянты. Чаще всего у наших пациентов, находящихся в критическом состоянии, тот фактор, что начал патологический процесс, уже давно убежал. Мавр сделал свое дело, мавр может уходить, так и у нас. Утопление — вода проникла в легкие, воду убрали, но отекли легкие, мозги. Отравление ядом, яд разрушился, но органы пострадали. Ты понял мою мысль? Мы работаем по факту произошедшего. Но есть одно но, зная патологию, можно предугадать дальнейший ход болезни, можно идти на шаг впереди болезни и остановить развитие осложнений. А работать в темноте неизвестности сложно, но иногда нам приходится так и действовать. Итак, напоив чаем, накормив коллег больничной баландой, мы отправили их восвояси. Трубочку решили не убирать, держать дитя в седации до утра, а уже на следующий день, в спокойной обстановке, когда рядом коллеги, в плановом порядке экстубировать. Лечение расписали. Все, можно было расслабиться и заниматься еще другими пациентами, коих у меня было четверо, и все хотели жить, но по определенным причинам не могли самостоятельно выбраться из своего ада. Чем и занимался. Однако уже ближе к полуночи услышал тревожные сигналы одного из мониторов и топот. Прибежала младшая медицинская сестра (санитарка). Меня вызвали в палату. Опытная сестра дышала за ребенка ручным дыхательным аппаратом.       — Доктор, мальчик вдруг стал редко дышать, насыщение крови кислородом снизилось, — испуганно молвила палатная сестра.       Благодаря опыту сестры, сатурация (насыщение крови кислородом), вернулась к приемлемой величине, давление в норме, однако ситуация была совсем не нормальной. Мы немедленно перевели мальчика на управляемую вентиляцию.       На ЭКГ мониторе появилась умеренная брадикардия, давление пока держал. Пока… Клиника вклинения ствола головного мозга в большое затылочное отверстие. Через пять минут полная мышечная атония и арефлексия. Он впал в запредельную мозговую кому, седативные препараты уже не действовали. Он умирал. В тот момент представил, что мне придется объяснять маме, от чего умер ее сын. Мы взяли на себя ответственность, оставили ребенка в нашем учреждении, не настояли на переводе, наобещали, что все будет хорошо, представьте, что чувствовал. Ужас? Панику? Не знаю. Мой мозг искал выход, искал причину произошедшего до того, как поставит точный диагноз патологоанатом, нужно было сделать хоть что-нибудь. Сразу скажу — причина так и осталась для меня неизвестной, что-то утаивали родители, но, впрочем — это было на тот момент не так уж и важно. Важно то, что необходимо сделать здесь, сейчас и немедленно. Факт в том, что отекли мозги и вся масса нейронов полезла в единственное крупное отверстие в черепе — большое затылочное. Началось вклинение ствола мозга с нарушением основных, витальных функций — дыхания. Сердце пока билось, но с уже умеренным замедленным ритмом, до гипотонии оставались считанные минуты. И это практически неминуемо. Мозги в этот момент нужно высушить, успокоить, дать отдохнуть. Что мы и попытались сделать. Для примерного измерения объема циркулирующей крови решил установить центральный венозный катетер. Мальчик до этого момента находился с возвышенным головным концом кровати, лицо наклонено вперед. Для удобства установки катетера головной конец кровати мы немного опустили, голову разогнули и повернули в противоположную от меня сторону и то, что увидел, заставило онеметь от удивления и ужаса. Было очень странно, что никто до этого не обратил на это внимания. Мне уже потом сказали, что видели, но не придали значения — следы были слишком бледные. Хотя в нашем деле любая мелочь очень значительна. Плохо то, что выяснением мы занялись посреди ночи, уже когда мальчишка погибал. Возможно, время было упущено. То, что увидел, заставило меня отложить установку центрального катетера (стояли периферические вены). Кажется, мы нашли причину произошедшего, и это нужно было подтвердить сейчас. На шее мы увидели длинную начиная от уха до уха красную, весьма похожую на странгуляционную борозду. В это сложно было поверить, у меня закрадывалась мысль, что это не так, но единственное, что говорило о другой причине, то, что впереди она прерывалась. Это страшно, но многое сообщало о том, что дитя душили. Вся клиника заболевания укладывалась в эту идею (судороги, кома, нарушение дыхания, отек головного мозга). Позвонил в полицию и сообщил о страшной находке. Мы сделали рентген шеи, все в норме. Травматолог развел руками, что — похоже, но не очень уверен. Тоже надеялся, что это слишком чудовищно, чтобы быть правдой. Приехал полицейский с судмедэкспертом. Сделали замеры, сфотографировали. Сказали, что исключить нельзя, но светлый промежуток вселяет сомнения в попытке убийства. Полицейские, переговорив с мамой, в три ночи снова вернулись. Вместе мы проводили исследования свертывающей системы — в норме, щипали, следы не оставались просто так. Мы действовали как адвокаты этой семьи, пытаясь найти другую причину следа. Мы прикладывали свои вязки при фиксации трубки, но наши вязки так не проходят. Потом нам подсказали, что такой след может оставить надувная подушка в самолете. Но и ее отсекли. Полчетвертого ночи дитя стал двигать руками и ногами, сопротивляться дыхательному аппарату. Это было чудо, мне казалось, что все кончено, но молодой организм упрямый, малыш хотел жить несмотря ни на что. И это, несомненно, радовало. Та ночь была для меня длинной, казалось, прошла целая вечность. К моей пятиминутке малыш стабилизировался. Так и держал его на искусственной вентиляции, но явной опасности для его жизни уже не было. Хотя в нашем деле, как вы уже поняли — зарекаться не стоит. В тот же день малыша перевели в областную больницу. Где его благополучно отлучили от ИВЛа, и к вечеру он уже самостоятельно кушал его любимый супчик, сваренный его мамой. Что же с ним случилось? Точно установить так и не удалось. А тот злополучный след оставила ногтями сама мама, когда ловила его на водяных горках в Турции, вот такое стечение обстоятельств. Окончательный диагноз звучал так — энцефалитическая реакция. Имеет ли место быть такому диагнозу — видимо, имеет. В Википедии такие случаи с детьми случались. Логично спросить — а на что такая реакция? Не знаю. Понимаю твое разочарование, но мавра мы так и не нашли, хотя делали и токсикологическую экспертизу, которая ничего не дала. Но это лучше, чем то, о чем мы подумали. Хорошая, красивая семья, очень хочется надеяться, что больше они не будут переживать подобное.       В течении нашей жизни нам приходится терпеть множество пинков от судьбы-злодейки. Они бывают столь значительными, что загоняют нас в депрессию. Это страшное состояние, хорошо, если есть друзья, которые могут выслушать, а в некоторых странах принято ходить к психологу. У нас — нет, мы лечимся сами — кто алкоголем, кто таблетками, кто чем. Некоторые не справляются и решают жизнь самоубийством (говорю о настоящих самоубийцах, а не показушниках). Нами уже давно подмечено, что, если кто впервые попробовал распрощаться с этим светом, то он обязательно попробует потом. В голове этих людей сидит некая доминанта, она ждет своего часа, чтобы снова выстрелить. Этим людям действительно нужна серьезная психологическая помощь, но в нашей стране квалифицированно ее получают единицы. Чаще всего проходит время и родные вздыхают спокойно, думая, что это временное помешательство. Но нет, маленький зверек самоубийцы ждет своего часа и пока дремлет. И следующий стресс, соединенный с алкоголем способен вырастить всепоглощающего зверя самоубийства. Иногда мотивы нас удивляют, нам кажутся они смешными, а вот для таких людей это запредельный стресс, являющийся причиной для отправления себя на тот свет. Очень часто, после спасения их жизни они себя корят, что повелись на минутное замешательство, они божатся, что больше ни-ни, однако, в подсознании они себя «пометили», и лишь специалист способен убрать черную метку.       О способах. Говорить об этом запрещено законом, но упомяну. Обычно эти люди не любят публичности, они прячутся, они должны быть уверены, что их не спасут. Но… не знаю, чем насолили этому мужчине дети, говорят, что значительно донимали. Но что значит — значительно донимали? Он живет на Дальнем Востоке, а они на западе? Но что-то случилось… Более того он делал прощание со своей жизнью уже в третий раз. В тот вечер он уже был изрядно пьян и на взводе. Ходил, представлял — как он мстит, одна картина сменялась другой. И тут он придумал свой, особенный способ уйти из жизни. Он включил компьютер, настроил камеру на себя, созвонился со своей дочерью, о чем-то поговорили, поспорили, и вдруг он достал нож и на глазах у дочери ударил себя в шею. Девушка в ужасе стала звонить в полицию. Те передали о попытке в наш город. Взломали дверь. Вокруг был море крови. Мужчина был в сознании. Стал орать, чтобы его оставили в покое. Но его фактически насильно привезли в больницу. Внешне рана выглядела простой, но при кашле вылетел тромб и пульсирующая струя из сонной артерии обрызгала стену. Его быстро отвезли в операционную, наложили зажим на сонную артерию, стали ушивать дефект. Однако он умер, не приходя в сознание. Ушел куда стремился. Но дочери передал свой вирус депрессии.       Дежурил в госпитале. Пятиминутка. Шеф с ходу:       — Доктор, вам выпала особая честь — выполнить синхронизированную кардиоверсию пациенту с нарушением ритма.       Вот радость-то, в экстренном порядке у мертвых, да полуживых мы проводим данную процедуру, а тут мужчина, обратился в наш госпиталь, оплатил некую сумму денег, дабы ему восстановили ритм. Самое интересное, что от него отказался кардиоцентр, тот центр, где обязаны были восстановить ему ритм, но нашли противопоказания и отправили домой. «Пейте, батенька, таблеточки и почаще принимайте грязевые ванны, в вашем случае медицина бессильна». Если честно — и сам был не рад этим заняться. У него трепетание предсердий, с нормальной частотой сердечных сокращений, ожирение. С таким ритмом люди годами живут, постоянно принимают антиаритмические препараты, приспосабливаются к новым условиям жизнедеятельности. Ну, зачем такой риск? Уже заготовил в голове, как ему буду рекомендовать обойтись без шоковой терапии, что риск значителен, ну и все такое прочее, что обычно говорят доктора безнадежному пациенту. Захожу в палату, лежит здоровенный мужик, косая сажень в плечах, не менее двух метров роста, розовощекий, увидя такого на улице, ни в жизнь бы не поверил, что у него есть какие бы то ни было проблемы со здоровьем (что усугубило во мне уверенность в отказе от токолечения), спрашиваю:       — Здравствуйте, как дела, есть ли жалобы?       — Здравствуйте, все нормально, ничего сейчас не беспокоит.       — Зачем тогда легли на кардиоверсию?       — Понимаете, доктор, мне уже везде отказали, устал я, лекарства не помогают, спать толком не могу, чуть подвигаюсь сразу одышка, до туалета и то с одышкой добираюсь, да разве это жизнь, — махнул в отчаянии рукой мужчина, — не отказывайте мне, я понимаю все риски, но лучше умереть, чем так жить.       В голове как тумблер переключили, забыл все слова-отмазки. Решил во что бы то не стало помочь мужику.       — Внутренне-то готовы к процедуре?       — Готов, — поразило абсолютное спокойствие.       — Значит у нас все получится, когда человек внутренне готов, это уже на 70% удачный исход, — с улыбкой успокоил прежде всего себя.       Собрав обычный анамнез, пошел готовиться к процедуре. Дал отмашку, чтобы подавали больного в реанимационное отделение. Бедные солдатики на своих руках принесли пациента. Подключили кардиомонитор, пульсоксиметр (аппарат считающий кислород в крови), подготовил все для перевода на искусственную вентиляцию легких (на всякий пожарный), антиаритмические средства, электроотсос. Поддержав больного словами, внутренне помолясь, сестре скомандовал:       — Вводи фентанил один миллилитр (мощный наркотический препарат).       — Фентанил пошел.       АД 130/80 мм рт. ст., пульс 54 в минуту аритмичный.       — Вводи дормикум 5 миллиграммов (сильный анестетик).       — Дормикум 5 миллиграммов пошел.       — Как дела, товарищ?       — Отлично, — стал сонливым, но доза недостаточная.       Сестре:       — Вводи еще полкуба дормикума.       — Дормикум два с половиной миллиграмма пошел.       Больной заснул, намазал пастой электроды, растерев как в кино между собой утюжки, удостоверился, что гель растекся ровным слоем по металлу (без него высокая сопротивляемость кожных покровов не даст необходимого напряжения сердечной мышце, да и попросту поджарит кожу).       В силу долгого анамнеза решил сразу перейти на силу тока в 100 джоулей. Поставил аппарат в режим синхронизированной дефибрилляции, вот тут и есть определенный риск, если аппарат взглючит и ударит больного микросекундой позже (в уязвимую фазу сердечного цикла, есть вероятность получить фибриляцию с клинической смертью). Наложив электроды на грудину, скомандовал:       — Все от стола, разряд! — дефибриллятор пикнул, сообщая, что заряд в сто джоулей накоплен и готов сделать выстрел.       Мысленно нажал одновременно на две кнопки электродов. Секунда, аппарат определил в какую фазу стукнуть. Послышался тупой удар, больного выгнуло дугой, со свистом выдохнул воздух, открыл глаза и тут же закрыл. Глянул на монитор, вот оно счастье врача, кардиограмма показывает четкий синусовый ритм 64 в минуту, сняли ЭКГ, никаких существенных отклонений. Разбудил больного:       — Ну все порядок, ваша ЭКГ как у молодого человека, поздравляю!       — А че, уже все? Думал — током будете жарить, ничего не помню, спасибо, доктор.       Ради такого стоит работать, забываются все трудности нашего труда, внутренне ликуя, отнес кардиограмму кардиологам, нескрываемое счастье.       Позже больного мы перевели, самочувствие существенно улучшилось. Дальше меня закрутила рутина, двоих перевел, двоих принял, анестезия на носовом кровотечении у солдатика, забрал к себе в палату, посмотрел больных на завтрашние операции. Очередной солдат с геморроем меня рассмешил. Заходит прыщавый пацан, начал собирать анамнез, он мне:       — Представляете, доктор, в прошлом году получил черепномозговую травму, после этого меня периодически посещают панические атаки, вот справка, — протягивает замызганную бумажку, явно уже все ее видели.       — Чем же они проявляются?— представляете, мне вдруг ни с чего внезапно становится страшно, глотаю таблетку, а она падает мне в сердце, оно начинает безудержно колотиться, мозг начинает плавиться, а сердце превращается в ливер. — Травку-балдейку употребляете? — спрашиваю серьезно, пытаясь не рассмеяться.       — Ну так, изредка, — смутился мальчишка.       Мысленно поздравляю с клиентом моего коллегу, желаю удачи солдатику, предварительно назначив сильные успокоительные накануне операции.       Целый день на ногах, устал как собака, после шести вечера отрубился, только коснувшись кровати, успел полчаса отдохнуть, разбудила сестра:       — Доктор, у нас солдатик хреново дышит с тампонадой носа.       Вот так как-то.       — Понравилось? — неожиданно спрашивает Виола.       — Что?..