Доктор и «Совёнок»

      Итак, на часах полдень, мы подготовились к атаке.       Со мной старлей Кулыгин и девять человек из повстанцев, имена которых я не стал запоминать.       — Дай мне винтовку, — требовательно протянул я руку в сторону высокого повстанца в НАТОвской камуфляжной форме, носимой в сочетании с потрепанным догеченским бушлатом.       Кулыгин перевел мои слова.       Повстанец недоверчиво посмотрел на меня, затем всё же протянул мне винтовку СВД.       Как только не называли винтовку Драгунова среди солдафонов: «весло», снайперская «плётка», «Света видит далеко» или «Света вас достанет»! При чём каждое из этих прозвищ имеет своё объяснение.       — Он умеет из неё стрелять? — поинтересовался я у Кулыгина.       — Не думаю, — вздохнул он. — Здесь каждый пользуется тем, что смог добыть.       К некоторым минусам Светы относят среднюю точность стрельбы на дальних дистанциях (только до 600~ метров) и отсутствие подставки. Многие также считают морально устаревшими патроны 7,62х54 мм: тем не менее их легко найти и благодаря им можно поражать цели на расстоянии до одного километра!       Главным плюсом, отличающим СВД от традиционной снайперской винтовки, считают самозарядность. Пока делаешь один выстрел из традиционной снайперской винтовки — из Светки успеваешь поразить цель дважды!       Конечно же, для более подготовленных снайперов из элитных спецподразделений не будет достаточно СВД. Однако её более чем достаточно для массового использования в армейских частях. Как минимум, она является неотъемлемой частью обучения снайперов на начальных этапах. Эта винтовка не только проста в конструкции и легка в эксплуатации, но и просто «неубиваема». Даже абсолютно необученный боец не сможет что-то в ней сломать. Винтовка позволяет быстро выработать основные навыки снайпера, поэтому ее можно считать надежной базой в обучении.       — Сколько у него патронов? — задал я вопрос, проверяя винтовку на боеспособность.       Кулыгин продублировал вопрос.       Высокий повстанец отвечал медленно.       — С собой пятьдесят, — перевел старлей Кулыгин.       — Нормально, — кивнул я. — Пусть отдаст мне свои патроны и винтовку, а взамен получит мой автомат и боеприпасы к нему.       Винтовка в говенном состоянии, для меня является настоящей загадкой, как он сумел не разбить прицел. Настройки однозначно сбиты, по хорошему надо бы её пристрелять, но нет времени и нельзя шуметь.       Старлей велел остальным следовать моему приказу.       Повстанец обрадованно заулыбался, я заметил у остальных недовольные физиономии. Я посмотрел на оружие остальных: антикварного состояния Калашниковы, у одного винтовка с продольно-скользящим затвором, вроде что-то типа английского Ли-Энфилда, а может, он и есть, советский пулемёт ДП, карабин Мосина, ППШ, М1 Гаранд, ППС-43 — они как будто накануне ограбили музей Великой Отечественной войны. Ты можешь уехать из России, но ты обречён встретить Россию в том или ином виде. Хотя далеко не факт, что винтовку Мосина сделали в России, а не, скажем, на заводах Польши или Финляндии, видел документалку где говорилось, что поляки с финнами производили эти винтовки на оставшихся со времён Российской Империи производствах.       Да плевать, чем они вооружены. СВД открывает большие возможности по решению догеченского вопроса.       Я расстелил брезент и взялся за разборку этой уставшей снайперской винтовки. М-да, этот остолоп, который сейчас штык-ножом начал выцарапывать своё имя на прикладе АКМ, совсем не заботился о своём оружии. И это — повстанческие силы?       Час я, под внимательными взглядами вверенных мне повстанчиков, тщательно чистил и смазывал винтовку. Имеющихся навыков хватало только на такие вещи. Я осознал, что в совершенстве знаю порядок сборки-разборки всего оружия, что имеется на вооружении нашего отряда, кроме M249 SAW, коим вооружён старший лейтенант Кулыгин. Вообще не представляю, как за него браться.       Стрелять я разучился, с трудом представляю, как пользоваться прицелом и что значат эти деления, хотя точно помню, что раньше знал. Ушли навыки — ушли и воспоминания.       Правильно говорят: военврач — не военный и не врач.       Ладно, будет разбираться на ходу. Ощущения тоже обостренные, даже охлажденная кожа лица чувствует движение ветра и я имею примерное понимание о скорости и направлении ветра. Одно только задранное до максимума восприятие — это не всё, чтобы стать первоклассным снайпером, но способность увидеть результат попадания без оптического прицела даёт некоторые преимущества.       Пристреляю винтовку на ходу.       — Итак, вы идите вон за тот холм и ждите команды к атаке, — дал я указание старшему лейтенанту Кулыгину, указав на дюну чуть впереди. — Я попробую измотать этих уродов.       — Это как, товарищ капитан? — недоуменно спросил он.       — Сильно не высовывайтесь и смотрите, — ответил я.       Отряд залег за холмом, а я начал действовать.       Приблизившись к диспетчерской, где догечечики устроили штаб, на дистанцию ровно семьсот метров, стрелок из меня аховый, потому расстояние почти приемлемое.       Осмотрелся. Глазомер у меня шикарный, я практически чувствую расстояние, поэтому разбил местность на ориентиры, запомнив расстояние до них. Запомнил места, куда могут кинуться противники в поисках укрытия, прикинул пробивную способность патрона 7.62х54 мм и возможность пробития этих укрытий.       Итак, часовой на вершине диспетчерской башни. Стоит, щука, дрожит…       Взял его на прицел. Итак, час "Хэ". Выстрел.       Прицел сбит в экскремент, пуля полетела вообще догеченец его знает куда!       Но я, держа винтовку максимально неподвижно одной рукой, другой рукой быстро откорректировал прицел отвёрткой как можно ближе к отклонению пули. Сложно, не точно, можно сказать, что это глупо, но это должно сработать.       Второй выстрел.       Пуля попала в правое колено дозорного, хотя я целился ему в грудь. Корректировка прицела отвёрткой. На такой дистанции работает баллистика, потому настройки я поставил неправильные, они не будут работать на других дистанциях. Прямо сейчас прицел настроен строго на семьсот метров.       В лежащего на полу башни дозорного прилетела третья пуля, но на этот раз почти туда, куда я целился, а целился я ему в центр груди. Он умер, да, но результат неудовлетворительный, так как пуля легла под грудину. Корректировка прицела и закручивание защитных колпачков на верхнем и боковом маховичках.       Господи, я знаю названия этих штуковин!       На улицу внизу выбежал какой-то вооружённый АК74 догич в теплом сером комбинезоне. Выстрел.       Ветер решает, ну или я налажал со своей экстремальной настройкой прицела, потому что вместо пробития головы пуля оторвала ему левое ухо.       Кавказец схватился за ухо и упал на землю, широко разевая рот, кричит, полагаю.       В окне второго этажа мелькнул силуэт, но тут же исчез. В следующую секунду из боковой двери выбежали трое и помчались в сторону спаренной зенитной установки, стоящей рядом с полосой. Я выбрал приблизительное упреждение и выстрелил по самому быстрому. Мимо. Ладно. Ещё разок… Попал!       Очень удобно, когда сила рук может погасить отдачу, а левый глаз отчетливо видит промах и я сразу знаю, какое упреждение брать. К слову, вестибулярный аппарат оказался будто бы точно предназначен для подобного рода стрельбы. Странно…       Пуля перебила тому бегуну правое бедро, он завалился в снег и что-то кричал. Двоих его последователей это не остановило, они стремились к зенитке, зная, что это их единственный шанс.       Второго типа я достал только с третьего выстрела, так как он решил сыграть со мной в игру с внезапными остановками в ходе бега. Я подловил его выпустив две пули с быстрой коррекцией прицела. Пуля задела что-то очень важное для него, так как он упал и замер неподвижно.       А вот третий сумел добежать до зенитки и спрятался от меня за ней. Я вижу его правую ногу, чуть выглядывающую из-под лафета, но прямо сейчас стрелять не буду. Посмотрим, как будут развиваться события.       Я поднялся и побежал. Очень и очень быстро, где-то около тридцати километров в час, что за пределами обычных человеческих возможностей, но очень близко к пределам Болта.       Во время бега приземлялся на переднюю часть стопы. Амортизация современных берцев гасит удар, но боль не единственная проблема такой постановки стопы.       Стопа человека устроена таким образом, чтобы эффективно гасить ударные нагрузки. Её арка уплощается во время шага, а затем распрямляется и выбрасывает накопленную энергию.       Когда вы, например, наступаете на переднюю часть стопы, этот механизм работает. Но если сначала опускается пятка, никакой амортизации не происходит. Вы просто втыкаетесь в землю.       При правильном приземлении внешний край стопы еле заметно вывернут вниз, а большой палец — наверх. Сначала пола касается подушечка стопы, сразу после этого опускается пятка.       Не стоит бегать только на подушечках и уж тем более на носках: это чревато перенапряжением и травмами.       Когда вы переносите вес тела на ногу, стопа находится чётко под центром тяжести, а не впереди него. Ваше тело в этот момент напоминает букву S. Колено опорной ноги располагается над носком и направлено вперед, стопа — под тазом.       После того как оттолкнулся от земли, голень поднимается до параллели с полом, а колено выносится вперёд. И цикл повторялся.       Шея находиться на одном уровне со спиной. Не опускал и не задирал голову. Всё это влияет на осанку и портит положение. Главное — опускал глаза, а не голову.       Плечи расправлены, чтобы грудная клетка была максимально раскрыта. Не сутультесь и не выводите плечи вперёд, даже если это привычная для вас поза. Это портит выравнивание тела, заставляет сгибаться. Так же важно не поднимать плечи. Это перенапрягает мышцы, не даёт рукам двигаться свободно и увеличивает затраты энергии.       Руки согнуты в локтях под прямым углом. Предплечья не напрягались и двигаются близко к телу. Локти уходят чётко назад.       Если вы расставите их, это увеличит раскачку тела из стороны в сторону, отнимет силы и снизит экономичность бега.       Кисть собрана в свободный кулак, большой палец смотрит вверх: если он расположен так, вы не сможете развести локти в стороны.       Корпус расположен прямо с небольшим наклоном вперёд.       Таз подан вперед и вверх, напрягал ягодицы. Так проще поднимать колени и бежать.       Дыхание было диафрагмальным. При вдохе надувается живот, а при выдохе — сдувается. Такое дыхание заставит диафрагму поработать и обеспечит мне достаточно кислорода. Далее — ритмичность; ритмичное дыхание в формате 2:1 (два шага — вдох, один — выдох) помогает снизить усталость мышц, ответственных за дыхание, а значит, и энергетические затраты на бег. Кроме того, дыхание в таком формате позволяет дольше пребывать в фазе вдоха, когда тело максимально стабильно. Если, например, вам некомфортно дышать в таком формате, попробуйте 5:2 или 4:1. Дальше — одновременно носовым и ротовым. Нос согревает воздух, а волоски очищают его от пыли. Но во время бега дыхания через нос может не хватать, поэтому нужно подключать рот.       Бег страшно отнимает энергию, а я уже давно ничего не ел. Надеюсь, я смогу найти еды у эти догеченских сепаратистов.       Обогнув вышку, я залёг во всё тех же семистах метрах, но уже с отличным видом на всё так же жмущегося к зенитке испуганного догечена, трясущимися руками сжимающего АК.       Навожу на него перекрестие прицела и стреляю. Есть попадание. Точно куда хотел, прямо в лоб.       Пока есть время, извлекаю магазин и доснаряжаю его недостающими патронами из мешочка, отданного мне тем высоким повстанцем, имя которого я не стал выяснять так как в глубине души испытываю комплекс из-за боязни терять людей, с которыми имею какую-либо значимую эмоциональную связь. Я даю себе отчёт в этом, говорят, что это первый шаг к исцелению, но знаете… Я не считаю, что это та вещь, от которой стоит избавляться в наше очень поганое время. Как пелось давным-давно: если у вас нету тёти…       Сытно щелкнул образцово смазанный затвор, винтовка снова готова к бою. Кавказцы-сепараторы не высовывают носа из диспетчерской башни, но это не обязательное условие.       Я вгляделся в пространство за стеклом. Да, на улице пасмурно, освещение никакое, но я вижу силуэты, а этого достаточно.       Знаю, что стрелять через толстое стекло — это тупо, но мне надо, чтобы эти сволочи боялись каждую секунду своей недолгой жизни.       Перекрестие прицела на широкий силуэт, выстрел.       Шансы на то, что пуля не отклонится от толстого стекла были далеко не стопроцентные, к тому же, я целился в область груди. Предположу, что пуля всё-таки отклонилась, но сделала это очень правильно и попала прямо в лоб обладателю широкого силуэта, чем даровало мне спокойствие.       Началась какая-то суета внутри башни, догечечики залегли и начали заставлять окна столами и креслами.       Я же задумался над внутренними ощущениями. Чувствую ли я что-то? Ведь своими руками лишаю жизни братьев по вере.       Это хороший вопрос.       Скорее нет, чем да. На этих ребят мне абсолютно плевать. Будь там хоть двадцать китайцев или русских, это не расовый и уж тем более не национальный вопрос. Они сепаратисты, у них есть то, что нужно мне и больным людям в госпитале. Я делаю всё это по этой причине, а не ради каких-то медалей.       Не-е-е, я не испытываю от этого удовольствия, сеанс самокопания позволил мне это понять.       Значит, пора возвращаться к рутинной работе.       Вожу прицелом вдоль окон в поисках любого движения противников. Вот не думал я, что один снайпер может так запугать организованную сепаратистскую группировку, в которую, как сообщил мне старлей Кулыгин, входит как минимум десять солдат из переставшей существовать догеченской армии.       Параллельно с наблюдением за окнами я поглядывал за Догичем Безуховым. Он уполз поближе к диспетчерской и залёг за бетонной колонной, откуда не казал и носу. Хорошая тактика, единственно возможная для него сейчас, но тупиковая. Таких как он, смею предположить, обычно и берут в плен. Пока ты неподвижно и едва дыша лежишь где-то в укромном местечке, твоих товарищей по оружию убивают безумно жестокие военврачи-убийцы, а потом они приходят за тобой, а к тому моменту страх смерти уже высосал из тебя всю волю к сопротивлению. И они берут тебя живьём, а потом ставят на тебе свои страшные врачебно-убийцевские эксперименты…       Никаких экспериментов над ним я ставить не буду, я его просто убью.       Всё это могло продолжаться очень долго. Ублюдки сидят в тепле, а я не железный, поэтому помахал рукой в сторону известного мне холма, где лежат старлей Кулыгин и отряд.       Он всё понял верно и я начал со случайными интервалами от одной до десяти секунд палить по окнам диспетчерской.       Случайные интервалы между выстрелами создают впечатление, что стрелок целится перед каждым выстрелом, что действует на нервы еще сильнее, чем просто непрерывная и хаотичная стрельба. Человек — эгоцентрическое существо, поэтому в голове каждого догича в диспетчерской блуждает трусливая мыслишка, что целятся именно в него. Она парализует разум. Она истощает волю подняться и начать стрелять в ответ. Главное, не перегнуть палку.       Наконец, у кого-то из догеченцев не выдержали нервы. Да, это еще одна реакция на внезапный и непосильный стресс.       Неизвестный поднялся на ноги, из-за чего стал мне прекрасно виден и начал стрелять в моём направлении из РПК. Звук его я опознал, в голове всплыли знания как его чистить и смазывать.       Теперь я понимаю суть цены человека.       Выстрел.       Череп тратящего мои патроны догеченца взорвался в левом сегменте. Какой урок должны были извлечь из этого догеченцы? Никакой. Они сегодня умрут.       Но вот ребята из повстанческих сил должны понять, что против снайперов отлично работают только огонь полноценных взводов или БМП с автоматической пушкой. А идеально срабатывают пятисоткилограммовые авиационные бомбы. Последние работают безотказно, особенно объемно-детонирующие бомбы.       Только в кино после падения авиационной бомбы в непосредственной близости главный герой может отряхнуться от пыли и продолжить геройствовать. В жизни же даже пятидесятикилограммовая бомба времён Великой Отечественной войны может наделать такого шороху, что потом кусками людей собирать…       Поэтому против профессиональных снайперов лучше всего работает авиация.       Я не профи, я даже не дилетант, я вообще профан в стрельбе, у меня даже навыка нужного нет, но у догеченцев тоже, в свою очередь, нет бомб.       Повстанцы добрались до диспетчерской, защитникам которой оказалось плевать на любые проблемы помимо неизвестного снайпера.       Всё, больше стрелять нельзя. Я их не особо различаю и так, а теперь, когда основное действо происходит в темноте диспетчерской, легко можно задеть своих. Не хочется портить отношения так быстро. Обычно я позволяю это сделать моим "изысканному чувствую юмора™" и обыденной манере делать коитус мозгов всем подряд.       Может, меня легко оставляют умирать только потому, что я мозгопил?       Логичная теория. Пугающе правдоподобная. И объясняющая всё.       Я поднялся и начал двигаться в сторону башни. На полпути внутри началась ожесточенная перестрелка. Посмотрим, сколько ребят из повстанческих сил переживёт этот бой.       Повесив Светку на плечо, я извлек палаш из ножен и приблизился к остеклённой двери.       Пальба и крики достигли апогея, я ворвался внутрь и на бегу оценил расклад: повстанцы застряли у входа, ведя ожесточенную перестрелку с сепаратистами, поэтому на втором этаже никого из своих нет, но могут примчаться подкрепления для догеченцев. Лейтенант где-то здесь.       Бегу к лестнице и на первом же пролете слышу быстрые шаги, а затем натыкаюсь на вооруженных догичей. Тычок палашом и первый чучмек, вооруженный винтовкой «М-16», заваливается с проколотой грудью. Подхватываю его за ворот и закрываюсь от очереди из, вот чудо-то, МП-40. 9х19 мм Парабеллум оказывается не способен пробить плотную тушу, поэтому я поднимаюсь по лестнице к стрелку, у которого, кстати, заклинило автомат, а затем раскраиваю ему череп одним ударом.       Вперёд!       Роняю тело убитого своим собственным товарищем догича, срываю с него АКС-74У и кидаюсь в ближайший кабинет в коридоре после лестничной площадки. Догичи что-то орут на своем языке, бегают и стреляют в сторону лестницы. Затем командир их успокоил и они начали искать меня.       Первого вбежавшего я принял на палаш, срубив ему голову, которая глухо ударилась в покрытый пылью ламинат пола металлической каской.       Пинаю тело и оно отлетает обратно в коридор, вызвав панический выкрик кого-то из сепаратистов. Нервишки должны быть покрепче, раз занялся таким промыслом…       Среди напуганных криков догичей я услышал что-то наподобие слова "граната". А, так у них еще и гранаты есть…       Слышу характерный звон упавшего спускового рычага, выскакиваю в центр комнаты и вижу вылупившего глаза бородача в стильных темных очках, который уже замахнулся для броска гранатой. Вскидываю автомат, перевожу с одиночного на автоматический и зажимаю спусковой крючок. Выстрел, а затем знакомый сухой щелчок. Перекос патрона.       Мало кто знает, что не все изделия Калашникова отличаются идеальной надежностью, яркий пример — АКС-74У, который был сделан в условиях довольно строгого ТЗ, из-за чего получился этаким ублюдком, как его называли некоторые специалисты.       Хамское отношение предыдущего владельца этот автомат добило довольно быстро, поэтому автоматической стрельбы от него ждать было очень оптимистично. Догич, с которого я поднял этот автомат, что-то знал о своём оружии, поэтому эксплуатировал его в режиме одиночной стрельбы.       К тому же, ствол явно был погнут от перегрева и выправлен ударами молотка, пуля попала в дверной косяк, а не по кавказцу, который завершил бросок гранаты и исчез из поля зрения. А я ведь целился аккурат ему в грудь, расстояние четыре метра, промахнуться я не мог. Но пес с ним.       Я проследил траекторию полёта гранаты, бросился вперёд и вылетел из офисной комнаты с компьютерными столами и принтерами в коридор, где догнал догича и нанизал его на палаш.       Швыряю сжимаемый в правой руке АКС-74У в другого догеченца, который выбежал из кабинета под номером "222", получаю заряд дроби в живот, из-за чего быстро и против своей воли заваливаюсь на пол. Вот поэтому существуют бронежилеты…       Ослепительная боль не позволяет совершать осознанные действия, потому я просто ползу в ближайший ко мне кабинет.       Хлопок гранаты.       Блин, надо было озаботиться хотя бы пистолетом…       На фоне что-то кричат сепаратисты, я беру себя в руки, наступаю на горло жалости к себе и поднимаюсь, опершись о маленький холодильник. Дверца от холодильника из-за невыносимого давления моей руки слегка приоткрывается и мой нос улавливает не на шутку бодрящий аромат разлагающихся продуктов. Такой мощный амбре, что я чуть не блеванул на месте.       Побыстрее закрываю дверцу, поднимаюсь на ноги и поудобнее перехватываю палаш, укладывая его на левое плечо и жду суетящихся в коридоре кавказцев.       Они снова меня потеряли, яростно орут друг на друга, дилетанты, блин… Понимай я их язык, знал бы все текущие расклады и их ближайшие планы. Правда, предполагаю, что они сейчас друг друга больше по мамке склоняют, чем делятся тактическими приемами по эффективному моему устранению, но это не точно.       Кишки горели огнем, но я старался абстрагироваться от боли, что получалось очень фигово, поэтому первый забежавший с АК74 догеченец получил яростный рубящий удар палашом прямо в череп, из-за чего высококачественное холодное оружие надёжно там застряло.       Пофиг вообще…       Кишки ответили мне острой болью, из-за которой я упал на колени и получил дополнительную пулю в живот, а не в ногу. Мастер стрельбы, попавший мне в живот, завозился с заклинившей после первого выстрела FN FAL, а я, чувствуя, что смерть крайне близка, превозмогая умопомрачительную боль от совершаемых движений, выхватил АК74 из расслабленных рук догеченца с палашом в башке, навел на стоящего в дверном проеме запаниковавшего догича и отстрелялся в него длинной очередью на половину магазина. Грудь кавказца превратилась в кровавый фарш, а затем он завалился на спину.       Стрельба не прекращалась. Я слышал характерные звуки выстрелов из винтовок с продольно-скользящим затвором, частый и гневный рокот ППШ, а также хлесткие выстрелы из неопознанного мной автоматического оружия. Предполагаю, что это М249 SAW Кулагина.       Стрельба приближалась, новые догеченцы в комнату не заходили, поэтому я остался лежать, наведя АК74 с неумелой гравировкой на ствольной коробке на дверь.       Спустя какое-то время в дверном проеме мелькнул человек с ППШ, раздалась стрельба, кто-то пронзительно заорал, а затем всё затихло.       Я понял, что наши победили, а затем начал шарить по карманам убитых кавказцев. Обнаружил какое-то подобие аптечки в нагрудном кармане трупа с палашом в башке, вытащил из этой пластиковой коробочки шприцы-тюбики с какой-то химией и вчитался в названия. Морфин. Просрочка, причем жесткая, но лучше в мире нет. Удивительно, как наркота могла сохраниться в такое тревожное время… Может, догеченец тоже соображал и решил использовать просроченное обезболивающее только в крайнем случае. У меня особого выбора нет, либо отрубиться от боли и сдохнуть, либо загнуться от возможного отравления морфином. Срываю защитный колпачок с короткой иглы и решительно вкалываю содержимое шприца-тюбика в правое бедро. Минут через двадцать подействует.       Затем выкрикнула заглянувшая в кабинет голова того высокого повстанца, с которым я махнулся оружием.       Позже услышал я голос Кулыгина.       Спустя секунды он вошёл в кабинет и уставился на меня, лежащего в луже крови рядом с двумя телами.       — Жаль, что так получилось… — произнес он с искренним сожалением.       — Ещё ничего не кончилось, — ответил я ему. — Найдите лекарства и инструменты.       — Вы можете помочь себе? — удивлённо вопросил Кулыгин.       — Я же доктор, забыл? — усмехнулся я грустно. — Кулыгин приказал столпившимся в коридоре членам отряда, а затем повернулся ко мне. — Я велел им найти все лекарства.       Лучше не шевелиться слишком сильно, а то морфин ещё не начал действовать, если вообще начнёт. Просроченные лекарства — это отдельная загадка. Никто не знает, как они себя проявят…       В течение семи минут бойцы из повстанческих сил натаскали мне всё, что хоть как-то походило на лекарства и медицинские инструменты.       Я начал чувствовать постепенное снижение болевого синдрома, приподнялся при помощи того повстанца с моим АКМ, а затем начал разбираться с лекарствами и инструментами.       Найдя нужные лекарства, я, при помощи того же повстанца снял бушлат, рубашку, осмотрел раны и подумал, что всё не так уж и плохо. Надо просто найти компетентного хирурга с готовой операционной и всё со мной будет в порядке.       Ага, сейчас единорожика встретить шансов больше, чем найти функционирующую операционную в Догеченце. Да и в остальных республиках всё сейчас не сильно лучше…       Мощная пуля 7.62х51 мм НАТО, выпущенная из FN FAL, пробила кишки насквозь и с куском моего мяса ушла в подоконник, забрызгав при этом пол моими кровью и мелкой требухой, поэтому крупных инородных предметов извлекать не придётся. И то хлеб.       Но есть куча мелких дробинок, которые, правда, из-за близкого расстояния, не распределились по всей брюшине, а легли кучно. Знать бы только, сколько именно дробинок надо извлечь…       Дождавшись максимального эффекта от морфина и вколов дополнительную его дозу, я облил место раны хлоргексидином пакистанского происхождения, тщательно протёр, а затем снова облил. В присутствии крови и гноя хлоргексидин имеет сниженную эффективность, а мне нужно, чтобы все бактерии сдохли. На форсированный иммунитет надейся, но сам не плошай, как говорится.       Взяв лежавший в банке со спиртом пинцет и зеркальце, начал операцию по извлечению дробинок. Дебилизм чистой воды, никто так не делает, шансы на успех очень низкие, но у меня нет особого выбора.       Морфин закончился, среди найденных медицинских запасов его не было, вообще не было каких-либо обезболивающих, поэтому под конец было очень больно, но я извлек двадцать четыре дробины. Далее я зашил раны, причем рану в спине мне зашивал старлей Кулыгин. При помощи того же старшего лейтенанта перебинтовался тугой повязкой, а затем развалился в двуспальной кровати, которую эти догичи явно спёрли в каком-то жилом доме. Кишкам «бо-бо», но с этим я ничего не поделаю, остаётся только уповать на свою регенерацию.       — Вы можете идти? — поинтересовался Кулыгин.       — Со мной все нормально, выздоровею. Мне надо отлежаться часов двенадцать, — ответил я. — Но если будет тачка, то можно аккуратно доехать к своим. Вы собирайте трофеи, найдите Погуляйкина и упаковывайте всю медицину по коробкам. Ничего не пропускайте.       — Всё будет сделано, товарищ капитан, — заверил меня старший лейтенант Кулыгин.       — Отлично, — кивнул я и закрыл глаза.

Тринадцать часов спустя.

      — У, щуки, помедленнее… — просипел я водиле.       Он теперь как минимум запомнил несколько новых матов. Мы уже близко, путь оказался запоминающимся. Лейтенант Погуляйкин лежал без сознания, рядом с ним сидел юноша в белом халате, который больше походил на девочку.