Далеко

      Артур не знал, зачем каждую неделю писал ему письма.       Он ведь всё равно их не отправлял. С каким-то мазохистским удовольствием мучался над белым листом бумаги, еле подбирая слова, еле складывая их в строки очередного «Ниоткуда с любовью», легко-легко по памяти вырисовывая рядом незамысловатые цветочные узоры: незабудки, шиповник, зверобой, ромашки, полынь… Мучался над белым листом, чтобы после сложить его в конверт без адресов и похоронить на дне выдвижного, закрываемого на ключ ящика.       Артур не знал, зачем переехал именно в США. Он не помнил название штата, не знал никогда названия города, не видел в упор номер (не)своего дома. Не особо замечал даже ежедневно мельтешившего перед его глазами Джонса, который, собственно, и привёл его в этот штат, в этот город, в эту квартиру. В этот глупый и неестественно драматический фарс, именуемый в народе «сожительством».       «Я не люблю его», — повторял про себя Артур во время завтрака, под тихий шум дождя читая ещё хранящую слабое тепло газету и наслаждаясь собственноручно приготовленным, (не)согревающим чаем.       «Я не люблю его», — повторял про себя Артур во время обеденного перерыва на работе, задумчиво-бессмысленно смотря через оконное стекло на внезапно посветлевшее небо и мечтая о возвращении такого (не)родного дождя.       «Я не люблю его», — повторял про себя Артур во время совместного ужина, не прикасаясь к старательно приготовленной Джонсом еде и практически не слушая его оживлённых рассказов.       «Я люблю его», — повторял чуть ли не вслух Артур каждую бесконечно долгую ночь, извиваясь всем телом на простыне в глупой надежде забыться и снова и снова взбивая подушку его именем. Снова и снова расцарапывая порезы…       Душно. Невыносимо. Тошно. Ему не нужны были фотографии, чтобы детально воссоздать его образ в памяти. Детально и правдоподобно. До безумия. «Пожалуйста, хватит… — предистерично-ломаным шёпотом говорил он, обнимая себя и представляя вместо своих рук (не)чужие. — Хватит…» — но его же руки обнимали лишь крепче.       Ваня-Ваня-Ваня-Ваня-Ваня-ВаняВаняВаняВаняваня…       «На тебе лица нет», — неправильно-участливо замечал утром Джонс. «Души во мне нет, а с лицом — не вспоминая о бровях, чёрт возьми — всё в порядке», — мысленно отвечал Артур. «Может, всё-таки обратимся к врачу?» — но Джонс будто совершенно не понимал, что своей непрошенной заботой только раздражал его. «Обращайся к кому хочешь, только, ради всего святого и грешного, оставь меня наконец-то в покое», — по-прежнему молчал Артур в ответ.       Но чужие небесные глаза солнечным светом выжигали в нём дыру, выпытывая хотя бы слово. Тогда Артур выдавливал невесомую улыбку и, давясь ей и задыхаясь, хрипло-бесцветно произносил одно и тоже:       — Всё в порядке. Мне просто нужно развеяться. Я пойду…       «Вернёшься к ужину? Я как раз хотел…» — вслед ронял ему Джонс. Немая надежда, безнадёжная влюблённость — в его голосе всё, что так не трогало измученно-кровоточащее, болеющее другим сердце Артура. «Не жди», — лишь всё также хрипло-бесцветно выдыхал он. И уходил, каждый раз думая, что уже не вернётся.       Голубой (не)саксонский лес. Артур не знал его названия, не помнил, как добирался до него и как потом из него выходил. Он терялся здесь. Терялся в неуловимом лиственно-древесном запахе, терялся в кустарниках и траве, терялся во мхе и почве.       Терялся в звенящей тишине. Мыслях. Образах. Памяти. Чувствах. Жизни в целом…       «Пожалуйста, забери меня отсюда. — Шептал Артур его мнимому силуэту. — Пожалуйста, только ты… Я ведь любил тебя. Больше ангелов, больше самого Бога. Любил и… до сих пор… люблю больше их обоих».       «Так любил, что сбежал в одиночестве на другой континент? — кричал ехидно внутренний голос. — Если бы любил, гулял бы сейчас с ним под руку где-то на одной из потерянных улиц Москвы или Петербурга, а не скитался в Штатском лесу».       Ваня-Ваня-Ваня-Ваня-Ваня-ВаняВаняВаняВаняваня…       Артур утирал (не)выступившие слёзы рукавом подаренного когда-то им коричневого пальто. Но разве же он виноват, что Великой Стране Советов подобные ему не нужны? О, если бы только не чёртова политика… если бы только не чёртова война власти со своим же народом… если бы только не чёртовы сплетни, что у Артура якобы есть кто-то другой… если бы только не все эти глупые недомолвки между ними… У них было бы всё совершенно иначе. Они бы сбежали куда-нибудь вместе.       Они бы гуляли по настоящему саксонскому лесу, держась за руки. Смотрели бы на горы, растворяясь друг в друге.       — Я вернусь. — Слова уносило ветром. — Вернусь, когда растает снег…