for him.

            Они сидят в комнате Ланги почти что в полной темноте. Небольшая лампа на прикроватной тумбочке и фонарь, просвечивающий сквозь шторы.       Ланга впервые устраивает ночёвку. Кроме того, это в принципе его первая ночёвка, поэтому он слегка волнуется. Особенно учитывая, кто приглашён.       Они рисуют чёрной гелиевой ручкой всякие рисуночки на руках друг друга. Сейчас Рэки соприкасается с Лангой коленками, а его ладонь лежит на чужом запястье, старательно выводя что-то.       Кажется, они сумели поговорить обо всём и сделать всё, что могли. Посмотрели фильм, после которого Рэки так громко восхищался спецэффектами, что Ланга испугался, будто тот разбудит маму.       Потом он вспомнил, что мама ушла работать в ночную смену. А ещё она не знает о том, что её сын привёл кого-то в дом. Звучит довольно двусмысленно, но Ланга старается не думать об этом. Он просто пригласил своего лучшего друга на ночёвку. В этом нет ничего странного и нестандартного для их категории отношений, как бы Ланге не хотелось. Они съели кучу вредной еды, после чего много-много болтали. Решили даже сыграть в правду или действие, но только без действий, потому что фантазии подростков не хватает.       Так Ланга узнал, что Рэки жутко комплексует из-за своих веснушек. Что у того они вообще есть. На плечах, спине, даже не шее немного и на щеках. Он замазывает их тоналкой, которую таскает у младшей сестры, а ещё поэтому носит закрытую одежду.       Ланга когда-то носил брекеты, он даже показал другу несколько фото. А ещё рассказал, что ему однажды признался в симпатии парень, но Ланге пришлось отказать. На вопрос «Почему?», прозвучавший из уст Рэки, он лишь ответил: «Парни не в моём вкусе». На самом деле, он просто не уточнил, что такие парни ему не нравятся. Ему нравятся рыжие, почти красноволосые, и, как оказалось, с веснушками.       Они умудрились поспорить насчёт того, когда будут ложится спать. Рэки мог спокойно не спать всю ночь, особенно когда в голову какая-то бредовая идея приходит. А Ланга искренне пытался не убивать свой режим окончательно, хотя новое увлечение не давало возможности. «S» открыта с двенадцати до трёх, хорошо, что не каждый день. Рэки готов находится там постоянно, а Ланга бы просто не смог отказывать ему.       В любом случае, Рэки на заявление «Давай ляжем раньше» с шутливой усмешкой назвал друга ребёнком, за что получил подушкой по лицу. У Ланги на кровати было много подушек, несмотря на его любовь к порядку, поэтому вскоре между двумя сторонами вспыхнула война.       Но длилась она недолго. В какой-то момент Ланга просто повалил Рэки на спину, щекоча его бока прямо через толстовку. Тот хохотал, чуть ли не плакал, потому что жутко чувствителен к щекотке. Обычное прикосновение заставляло Рэки покрываться мурашками, даже ненамеренное. Иногда Ланге казалось, что дело не в чувствительности друга, но он старается не думать об этом. Потому что вряд ли.       Эта битва закончилась, когда они осознали, в каком положении находятся. Точнее, Ланга вдруг понял, что нависает над другом и прижимает его к кровати, после чего быстро отпрянул. Рэки долго отходил от щекотки, поэтому, кажется, не заметил небольшого румянца на чужих щеках. Либо решил, что тот просто запыхался.       Рэки наконец закончил вырисовывать что-то на предплечье Ланги. Он протёр рукой лоб от пота, который собрался от излишней внимательности, и случайно испачкал лицо чернилами.       У Ланги теперь на руке фазы луны. Молодая луна, первая четверть, полнолуние. Сначала она прибывающая, потом убывающая. Когда-то Ланга находился высоко в горах и отец рассказывал ему о космосе. Он немного скучает по этим разговорам, но ещё больше скучает по отцу.       Рэки тоже рассказывает Ланге о звёздах, только в другом контексте. Они выяснили, что их знаки зодиака абсолютно противоположны, на что Ланга лишь слегка улыбнулся. Ещё у них разница в полгода и пять сантиметров роста, и везде Ланга впереди. Рэки тогда пошутил, что ещё догонит друга, а тот лишь ответил, что азиаты довольно маленькие, за что теперь уже сам получил подушкой по голове.       Теперь его очередь рисовать. Ланга аккуратно надавливает на чужое запястье, пытаясь что-то изобразить. Рисует солнце: детское такое, с лучами-каплями. Хочется ещё улыбку пририсовать, прямо как у Рэки, но её повторить невозможно. Она такая широкая и искренняя, именно что солнечная. От неё так тепло, как нигде не бывает. В Канаде холодно, на Окинаве жарко, а от его улыбки — тепло. Как от одеяла, кружки чая или камина. И глаза у Рэки тоже улыбаются, в них плещется море и сверкают блики от лампы, солнца, луны. Им, кажется, даже источник света не нужен.       Ланга думает о том, что чтобы нарисовать настоящее солнце, ему нужно уметь рисовать людей. Одного конкретного человека. Поэтому он останавливается на таком простом наброске и решает нарисовать ещё парочку звёзд. Совсем крохотных, буквально точек, потому что у Ланги есть своя звезда, которая сияет и позволяет ему сиять, а значит другие не нужны. Луна — лишь огромный кусок камня, что крутится вокруг ещё большего куска камня и отражает свет звезды. Но иногда Ланге кажется, что он и сам светит. Не просто зеркалит свет, а будто набирает и отдаёт уже что-то своё. Лунный свет холодный во всех смыслах, зато контролирует бушующие моря и делает обычный камень живым. Ланга удивляет большое количество людей, а ещё является живым благодаря Рэки. Точнее, он не живой, он оживший.       Рэки смотрит на рисунок на своём предплечье и улыбается по-свойски, только не ярко, а чуть устало. Время уже позднее даже для них, нужно готовится ко сну. Они долго спорят, кто первый пойдёт в душ, оба не хотят смывать рисунки. Играют на камень-ножницы-бумага, Ланга проигрывает. Горячая вода заставляет бледную кожу покраснеть, а чернила поплыть. Он разочарованно вздыхает.       Ланга быстро осознаёт, что в его комнате спать негде, кроме как на его кровати. Выгонять Рэки в гостиную не хочется, да и самому уходить нет желания. Пока друга нет в комнате, Ланга находит ещё одно одеяло и понимает, что единственный выход — спать на одной кровати. Она у Ланги довольно просторная, так что оба поместятся и даже не будут толкаться. — Ланга, — доносится из-за двери в ванную комнату, — есть такая забавная штука: когда в первый раз у кого-то ночуешь, обязательно что-то забываешь, знаешь? — Не думаю, что слышал о таком. Зубную щётку можешь взять в шкафчике за зеркалом, если ты об этом, — отвечает довольно громко, чтобы было слышно. — Нет, проблема не в этом. Моё лицо… — Ланга не может понять, что Рэки говорит дальше, потому что тот, очевидно, прикрывает рот руками и зажмуривается. Ланга не часто видел своего друга смущённным, но привычка его была столь очаровательна, что не запомнить было трудно. Ланге приходится подойти к двери вплотную, чтобы говорить и слышать нормально. Однако одного слова «лицо» было достаточно, чтобы всё понять. — Ох, прости, я не думаю, что моя мама пользуется косметикой. — Ты точно уверен? — Даже если и пользуется, я не найду того, что тебе нужно. И ты правда собрался спать с этой штукой на лице? — Ну, а почему нет? — нервно смеётся. — Рэки, ты боишься показать веснушки? — Я не боюсь ничего, кроме духов, зомби и некоторых скейтеров с «S», мне просто неловко, — заявляет с наигранной уверенностью. На самом деле, он боялся ещё много чего, просто решил не упоминать. — Ты ведь понимаешь, что в Канаде абсолютно другие стандарты красоты, и что мне решительно плевать на любые? — Да? — Выходи, не бойся. Я более чем уверен, что, — осекается, боясь произнести что-то неловкое, — всё не так уж и плохо, да.       И Рэки слегка выглядывает из-за двери, прижимая к груди стопку со своей одеждой. Сначала его глаза закрыты, а после он нерешительно оглядывается по сторонам, но, замечая Лангу, который стоит совсем-совсем близко, краснеет и зажмуривается. Руки машинально поднимаются закрыть лицо и его одежда падает на пол.       Рэки совершенно очарователен. Его волосы мокрые от воды и спадают на лицо, почти касаясь плеч. Ланга не замечал этого, потому что тот всегда носил бандану. Ему кажется, что если Рэки уложить волосы, те будут совсем длинные, и он ужасно хочет увидеть это, расчесать наверняка непослушные пряди. Капли стекают под растянутую футболку, которую Рэки надел в качестве пижамы, и боже, если он не солнце, то его ребёнок. Открытое плечо и даже ключицы — всё в рыжих крапинках, которые разбросаны по коже абсолютно хаотично и в большом количестве. — Рэки, — Ланга произносит его имя с таким восхищением и придыханием. Кажется, он сейчас умрёт. Задохнётся, утонет от осознания всей ситуации. Осознания того факта, что он не знает и половины об особенностях друга и того, насколько он, чёрт возьми, прекрасен. — Пожалуйста, убери руки. — Нет. — Рэки, прошу. — Выключи свет. Я уберу руки только когда ты заснёшь. И никак иначе. — Рэки, — он слегка растягивает имя. Та самая интонация, с которой Ланга всегда обращается к нему, приобретает новые нотки. Он… в нетерпении? — Так, ладно, хорошо. Если ты засмеёшься, я уйду домой прямо сейчас и прямо в таком виде. Босиком. Я предупредил.       Всё-таки убирает руки. Зрачки сужены от волнения, дыхание прерывистое.       Ланга видит те самые блики в его глазах. А ещё видит миллионы оранжевых пятнышек на щеках, носу, под глазами. Они напоминают о солнечных вспышках, и Ланга вдруг усмехается. «Про человека с веснушками говорят, что его поцеловало солнце. Но что если человек и есть солнце, а поцеловать его готова луна?» — Окей, я понял. Я всё понял, ухожу, — пытается обойти Рэки Лангу, но не получается. Тот просто берёт его лицо в свои ладони, мягкие-мягкие, как свежевыпавший снег, но совсем тёплые. — Рэки. — М? — Я надеюсь, ты уже почистил зубы? — Эм… Ну, да? Мне совсем не нравится мятная паста, поэтому я принёс свою. Она детская, клубничная. У младших стащил, каюсь. Вот только… к чему вопрос? И почему ты держишь меня вот так? Это… довольно неловко. — Прости, но мне кажется, я тебя сейчас расцелую. Всё твоё лицо, каждую крапинку, честно. Ты слишком очарователен. Когда катаешься, спишь на уроках, улыбаешься. Ты прямо солнышко, когда улыбаешься. А теперь ещё и это.       Рэки не знает, что делать и как реагировать. Ланга смотрит в его ошарашенное лицо ещё несколько секунд, а после вдруг понимает, что только что сказал. Страшно. Кажется, первая в его жизни ночёвка прошла совсем не так, как ожидалось. Он лишь хотел провести время с другом, а не признаться в любви. Когда-нибудь потом, но только не сейчас.       Ланга резко убирает руки с лица, надеется, всё ещё друга, и уже собирается уйти куда-то вглубь комнаты, спрятаться под одеяло, да что угодно, как вдруг его тянут за рукав пижамы, не давая уйти.       «Хорошо, я готов потерпеть мяту, но только ради поцелуев. Не люблю холод».       Нужно ли говорить о том, что Рэки не будет холодно? О том, что Солнце делится теплом с Луной? Что у Ланги поэтому тёплые губы и такие же тёплые руки? Есть ли смысл упоминать, что они долго не могли заснуть, просто смотря друг другу в глаза? Что у Рэки солнечные вспышки на лице, а у Ланги белая, как лунный свет, кожа, будто он отражает эти самые вспышки?       Нужно ли говорить о том, что заснули они под утро, крепко-крепко обнявшись, а второе одеяло им вовсе понадобилось?       Сказать хочется лишь одно: Рэки наконец перестал прятать ещё одно доказательство того факта, что он — солнце.