Цветы на пыльной картине

      На следующий день Пак проснулся из-за ярких лучей солнца, бьющих прямо в его сонное лицо, и достаточно громкого пения птиц. Открыв глаза и оглядевшись по сторонам, парень начал улыбаться. Не приснилось. Он явно не в своем доме. Значит, где-то рядом должен быть тот удивительный парень. Чимин на радостях быстро вскочил с любезно предоставленной ему кровати и надел вчерашнюю одежду. Выйдя из гостевой комнаты, Пака встретил негромкий шум с кухни. Лицо тутже озарила новая улыбка. Он быстро скрылся в ванной, а когда вышел уже умытый и причесанный, в доме никого не оказалось. На столе лежала одинокая записка с коротким: «Ушел. Вернусь к обеду. Еда на кухне,» — и красивая подпись в виде рисунка кипариса. Чимин горестно вздохнул и спрятал листок к себе в карман. Уход Хмурика, разумеется, расстроил его, но он пообещал себе, что дождется его и тогда они снова побеседуют. Не многословно, конечно, но зато очень увлекательно. Однако, когда белокурый наконец вернулся, ничего уже не было как прежде…       За входной дверью послышались шаги и сердце Пака тутже забилось быстрей. Он резко поднялся из-за стола и всего через пару мгновений в доме уже стоял знакомый бледный силуэт. Улыбка сама по себе расцвела на лице пепельного вместе с ромашками у его ног. Однако всего за секунду исчезла. Лицо Хмурика не выглядело спокойным, а полностью соответствовало его прозвищу. Блондин пренебрежительно оглядел своего гостя и, без приветствий, прошел в свою спальню захлопнув дверь так, что аж весь дом сотрясло. Как и сердце Пака. — Это еще что… — сам себе прошептал он, смотря на только что закрывшуюся дверь. — Что с ним случилось? Прикусив губу, Чимин решил подождать в гостевой комнате. Может, Хмурику просто нужен отдых, а потом он придет снова такой же спокойный, как и всегда, и поговорит с Чимином. Так и случилось. Вечером того же дня он действительно пришел в комнату Чимина. Но отнюдь не болтать, а скорее… — Выметайся, — тон ровный, вид грозный. Пак недоуменно моргает, сидя на мягком матрасе. — Ч-что? — Ты прекрасно слышал. Я сказал внятно, на твоем языке. — Но, почему? — Чимин зашевелился, пытаясь встать с кровати. Под этим грозным взглядом колени начинают подкашиваться, а сердцем завладевает липкий страх и испуг. Что случилось с тем милым парнем, которого Чимин встретил вчера в таинственном саду? — Тебе помочь? — вопрос вывел Пака из транса и заглушил поток мыслей, но тон, которым он был произнесен, совершенно не был похож на настоящее предложение помощи. Скорее на угрозу. Паку совершенно не хотелось проверять, на что способен его новый знакомый, находясь в подобном скверном расположении духа. Однако просто так уйти он не хотел не мог. — Я не уйду. Кажется на пару минут остановилась сама планета. Петь перестали даже птицы за открытым окном. Или же это просто Чимин не мог услышать ничего, кроме своего колотящегося сердца. — Что ты сказал? — прозвучало чуть тише, но от этого не менее пугающе. Блондин по-прежнему выглядел злым. — Я сказал, выметайся из моего дома. Я позволил тебе переночевать тут. Не больше, не меньше. Уже вечер, возвращайся к себе домой и забудь обо мне. Сердце Чимина падает куда-то в пятки. К-как это, забыть? Пепельного начинает потряхивать. — Н-но почему? Что я такого сделал? Если ты так хочешь, чтобы я ушел, не обязательно нужно говорить это таким тоном и с таким лицом. — Я сказал, как сказал. Теперь, прошу, выполни мою просьбу, — устало просит блондин. — Нет. Мой ответ — нет. Пока ты не объяснишь мне нормально причину. Хмурик лишь глубоко вздыхает, прикрывая глаза. По щекам Пака уже начинают течь слезы, но лицо его непроницаемое и уверенное. Он смотрит на белокурого с ожиданием, но тот на него совершенно не смотрит. — Я жду… — Чимин не успевает договорить, так как его перебивает громкий хлопок от удара ногой по полу. Пак в изумлении смотрит на раздавленное растение в полу и переводит испуганный взгляд на парня. Тот выглядит еще злее, но пепельный уже не боится. Хотя стоило бы. — Вы-ме-тайся, — шипит блондин, смотря прямо в чужие глаза. Чимин оглядывает раздавленное растение и тут вдруг резко сглатывает новый горький ком. Это был… — Это… — судорожный вдох, глаза наполняет влага. — Базилик? Хмурик стискивает челюсти и за секунду встает прямо перед Паком, хватая того за ткань футболки на груди. — Да, — выплевывает прямо в лицо. — Это был базилик. Ты уже навел справки, что он означает? Пак горько вхлипывает и коротко кивает, закрывая глаза. — Тогда отлично. Уйти будет легче, — блондин отпускает парня, но не отходит. — Уходи и забудь обо мне. Забудь и никогда не вспоминай. Пару минут они стоят молча, слушая громкие всхлипы, пока пепельный не поднимает голову. — Скажи… почему? Что я сделал? Хмурик долго думает, пока не озвучивает: — Я видел все цветы, что росли рядом с тобой, когда ты спал. Ты улыбался во сне. — Ч-что ты делал в этой комнате ночью, пока я спал? — изумленно интересуется Пак, смаргивая влагу. — Я проснулся… потому что рядом со мной, прямо из матраса, вырос кактус. Больше я спать не смог. А когда увидел то, какие цветы выростали каждую секунду рядом с твоей постелью, убедился во всем вдвойне. Я за вчерашний день изучил тебя достаточно, чтобы все понять. И… хочу сказать, что, что бы ты ко мне не испытывал — я не тот, кого стоит любить. Я не тот, кто сможет любить в ответ. Ты ни разу не задумался, почему я живу один в маленьком дряхлом домишке посреди огромного леса? Нет? А я скажу почему, — блондин делает шаг вперед, вставая вплотную к трясущемуся парню. — Потому что я — изгой, я — проблема, я не такой, как другие. Мое растение — это не подарок, а проклятье. С которым я буду жить всю свою жизнь, до конца своих дней. Один. Новая истерика захватывает Чимина резко. Он всхлипывает громко, отчаянно хватается за чужую белую рубашку, но его с силой отталкивают и блондин отходит на два шага. — Теперь уходи. Ради себя и ради меня. Если я тебе не безразличен, то… прошу тебя, уйди. На секунду, пробегая мимо белокурого, Паку показалось, что он увидел слезу на чужой щеке. Но возвращаться не решается, уже пробегая по знакомой тропинке в сторону сада. Блондин так и стоит у выхода из гостевой комнаты, смотря в пол на раздавленную и недоросшую руту, и тихо плачет. — Меня… — он громко вдыхает, сдерживая истерику, — зовут… Юнги. Мин Юнги. Рядом вырастает гортензия. — Я не хотел, чтобы ты называл меня по имени, — сквозь слезы продолжает парень. — Потому что от Юнги здесь уже почти ничего не осталось. Мне понравилось общаться с тобой. Понравилось, — рыдания становятся громче и Юнги валится на колени. — Но мне было так нестерпимо больно каждую секунду. Я струсил, потому что не хотел испытывать эту боль рядом с тобой. И мне не стыдно, — громкий всхлип. — Не стыдно. Потому что я не хочу жить в боли. И я имею право… право не делать этого. Так что, иди. Иди и найди того, кто полюбит тебя так же сильно, как ты полюбишь его. Потому что я никогда не смогу и буду только страдать из-за этого рядом с тобой. Плач стихает. Птицы снова начинают петь. Все возвращается на свои места. А Пак находит знакомую раму в том самом саду, но заходить все еще не хочет боится. Ему требуется пара минут отдышаться и оглядеть красивейший сад перед тем как шагнуть обратно в свой дом, покидая чужой и оставляя за собой на земле душистый горошек.