Мирт

Мирт возвращается к границе. Чувства остаются теми же — смешанными и колкими. И глаза её горят тёплым и тоскливым янтарем, когда она окидывает взглядом знакомую местность. Ей не удалось застать пустошь в снегу, когда она была частью этих земель — разве что в пору котячества, но в лагере не видно всей территории. И ещё в один день... А ему, родившемуся тремя лунами раннее, точно удалось застать снег — который, возможно, в самом начале ученичества ещё не растаял. /— Поздравляю тебя, Миртолапка. Новопосвященная ученица улыбается, выпячивая вперёд грудку, и не понимает, что больше греет её: лучи солнца или тёплые взгляды соплеменников. И он, кажись, выглядит счастливым — неужели настолько рад появлению новой соперницы? Она-то его обгонит на раз-два! Собирается сострить, но глаза у него такие светлые, что не хочется. А он на своём посвящении шутил, мол, маленькая совсем, не о чем теперь нам общаться, но потом, конечно же, смеялся. Ему даже не стоило уточнять, что говорит не всерьёз, всё без слов было ясно. И отчего-то — то ли от волнения, то ли от восторга — голос пробирает дрожь, когда она ему искренно отзывается: — Спасибо./ Мирт останавливает выбор на Обзорных Камнях — там точно кто-то появится, это она знала. Неважно, пройдёт мимо патруль или проведут там ученическую тренировку, главное, чтобы увидели, чтобы нашли. В прошлый раз нашли ведь? Шаги её неспешные и почти размеренные — Мирт больше не бегает наперегонки с ветром, но никогда не забывает этого чувства. И уж точно никогда не забудет. /— Спорим, я быстрее добегу до Обзорного Камня? И он, сотканный из рассветов — шерсть впрямь яркая-яркая, особенно в лучах солнца загорается пламенем, — кидается вперёд, едва успевает договорить. А Миртолапка замирает, выбитая из своих мыслей его звонким голосом, и успевает опомниться, только когда кончик хвоста скрывается на выходе из лагеря. Вот же… — Так нечестно! — И всё же бросается следом. Вереск хлещет по лапам, задевает уши, а запах цветов — единственное, что её окружает, будто вокруг ничего больше нет. Она бежит изо всех сил, но всё же догнать не успевает. А когда нагоняет, видит довольную ухмылку и задорный блеск в глазах. — Все, между прочим, честно! — Усмехается, только смотрит на неё, и взгляд смягчается. Наставники подоспевают чуть позже, замирая около камней и окидывая взглядом спорящих учеников. — Так кто был быстрее? Он оборачивается на них, замявшись, а после мимолётно улыбается. И переводит глаза на свою соперницу, кивая в её сторону. — Миртолапка. А она теряется, не ожидавшая такого ответа, слышит со стороны наставницы краткое "молодец", но во все глаза смотрит на него. И сердце в груди бьётся пойманной птицей. Она не может не улыбнуться ему в ответ./ Мирт пересекает границу почти легко — лишь мгновение мнётся на месте, понимая, что теперь она нарушительница этих границ, а не их страж. А после подходит к знакомым камням, остановившись уже у них. Хочет забраться, да времени тратить нельзя, к тому же чужое внимание привлечь к себе не желает. Только по телу проходит озноб, то ли от холода, то ли от воспоминаний. Мирт знает, что полностью никогда сюда не вернётся. /— Наша дружба превыше всего. Дружба, ставшая чем-то по-настоящему важным и ценным. И родись они по разные племена или в разное время, Миртолапка чувствует, что потеряла бы очень многое. — Наша дружба превыше всего, — повторяет она клятву за ним, ставшим воителем прошедшим днём. Он уже не шутил про "маленькая" и "не о чем общаться", лишь улыбался на её поздравления. Они спят под открытыми, полными звёзд небесами./ С крыши дома звёзды видно гораздо лучше, чем из окон, и потому Мирт не упускала шанса туда забраться. Раньше это не составило бы труда, но теперь... Мирт только убеждалась, что воительницей она бы уже не была, навряд ли. Лишь окидывала взглядом лапы, вздыхая, а потом неловко и суетливо забиралась. В местах, где она теперь, звёзды такие же — светят так же, так же скрываются в дождливые ночи и так же пропадают с рассветом. Только почему-то ей кажется, что теперь они равнодушны. Ведь, чуть ли не каждый раз засыпая под небосводом в окружении соплеменников, всё ощущалось иначе. Теперь на звёзды она смотрит в полном одиночестве. Он не улыбается ей, не говорит до утра, не засыпает неподалёку. Он где-то далеко, и Мирт интересно, какой он сейчас — авось уже и глашатым успел стать! Или... Она откидывает мысль, что он мог погибнуть — так легче и проще. Садится поудобнее, глядя вверх. И каждый раз, окидывая небеса взглядом в своих краях, она прерывалась на вздохе с единственной мыслью. «Вы все ещё… присматриваете за мной?» /Тот патруль не предвещал беды. Она терпеть не могла ходить в предрассветные, потому была сонная и ворчливая. Единственное, что её завораживало — снег, едва-едва выпавший, первый. И это, пожалуй, в тот день придавало ей сил и было причиной пойти. Мирт ещё не видела заснеженные пустоши. Ни разу. Он только смеялся на её раздражительность и подначивал пробежаться наперегонки — ну точно как маленький! Теперь она могла так говорить, лишь изредка получая излюбленное "я посвятился раньше!". Мирт стала воительницей и пока не могла к этому привыкнуть. Мирт стала воительницей и теперь была ответственной и взрослой. Мирт стала воительницей и... Мирт не знала, как признаться ему в любви. А он, солнечный и открытый, ступал рядом к выходу из лагеря. И всё вокруг заметал снег, цепляясь за шерсть и оседая у лап белыми тающими звёздами./ Мирт оборачивается назад, и отчего-то ей становится больно и тошно от собственных мыслей. За ней тянется шлейф шагов — неровный, с контрастной полосой на фоне остальных отпечатков лап. Причудливый узор оставляет изломанная лапа, на которую едва удаётся опереться. Поступь по первому снегу почти не оставит следов — Мирт знает, что совсем скоро он подтает. В прошлую зиму подтаял. Она сама такая же — появляется тихо, незаметно, а после исчезает из истории первым снегом. Снегом, который он, вопреки его суровости и холодности, вопреки его бесполезности и трудностям в холодные времена, любит и ждёт. /Страх её безграничен, когда она видит его — израненного и испуганного, жмущегося к земле. Он давал отпор сколько мог. Только стоит увидеть окрашенный алым снег вокруг, как все мысли из головы собираются в одну мгновенно. Ни страха, ни желания дождаться поспевающего патруля, только поступь лап и подгоняющий в спину ветер — даже он сегодня на её стороне! Ни одно решение Мирт не принимала столь же быстро, как это. Лай перемешивается со звуком бьющегося в груди сердца, когда она кидается наперерез./ Ей пора бы уходить, а она всё не может. Смотрит по сторонам и... почти слышит крики и тявканье, почти чувствует, как быстро в груди бьётся сердце. Опускает взгляд под лапы, а под ними почти видит лужу собственной крови. Моргает, отступает на шаг и оглядывается по сторонам. Событие, вжившееся в память настолько, что достаточно увидеть эту белизну и Обзорные Камни, чтобы оно встало перед глазами. /— Мирт! Мирт! Он пытается докричаться, только не получается — мир как сквозь пелену, а звуки как сквозь толщу воды. Он совсем рядом и живой, и это, пожалуй, главное. А она, юная и неопытная, ставшая воительницей несколько восходов назад, лежит на земле. И вокруг неё ярко-алые полосы её крови контрастируют с едва выпавшим снегом./ Мирт оглядывается по сторонам с робостью и осторожностью. Она не часть этих мест, она не приносит добычу в общую кучу, не участвует в битвах и не засыпает в окружении соплеменников. Мирт более чем уверена, что её оплакали и похоронили. Для неё это даже проще — было бы невыносимо думать, что кто-то ее ждёт. А он, дававший клятву, не теряет веру вновь её увидеть. /Чьи-то руки касаются её раньше, чем она закрывает глаза. Вдалеке эхом отдаются возгласы соплеменников, а она слышит, только пошевелится не может. Хочет сказать, что в порядке, хочет попросить уйти, потому что подвергать их опасности страшно и не нужно — Мирт почти уверена, что погибнет. Раны отдаются огнём, а ощущение слипшейся шерсти — от крови — должно заставить испугаться, только теперь это уже не имеет значения. Страх вовсе не накатывает волнами, только какая-то горечь остаётся на языке. "Наша дружба превыше всего," — отдаётся в голове. — "Только я не успела сказать тебе о любви." А потом думает, что, быть может, так даже лучше. И уже ничего не слышит./ Мирт давно утратила свою принадлежность к племени Ветра — от неё пахнет уютом дома и молоком. От неё пахнет домашней. Погибнуть за кого-то было бы высшей почестью, но Мирт не погибла. Мирт стала предательницей и трусихой, простой одомашненной. И от звания воительницы ей осталось лишь имя да травма, извечно напоминающая, за что Мирт тогда сражалась. Но Мирт думает, что она сделала всё правильно. Ведь за такую дружбу — чувства напополам, вылазки среди ночи, поддержка и тепло в чужих глазах, бескорыстное желание помочь — было бы и жизни не жаль. /Мирт просыпается, и в глаза бьёт свет. И с этого света жизнь становится другой — нет ни сражений, ни охоты, только тепло, уют, чьи-то заботливые руки и блюдце молока. Мирт привыкает к новому укладу, но в голове раз за разом мелькает одна и та же мысль. "Как ты там?" Мирт уверена, он её помнит, конечно же, помнит. Их дружба была превыше всего — за эту дружбу она и билась./ Мирт не знает, что о ней помнят как о храброй и благородной. Мирт не знает, что стала новой сказкой — сказкой о ветре, в студёную пору помогающем племени, приносящем на своих невидимых крыльях заветное лекарство к их территории. Мирт не знает, что прошлой зимой её лекарство стало спасением для некогда лучшего друга — уже второй раз его жизнь была сохранена ей. Мирт не может вернуться, боится, ведь никакой пользы от неё не будет. Только в груди у неё всё болит и разрывается, мешается тоской и безграничной любовью к тем, кто когда-то был с ней рядом. Единственное, что ей остаётся, раз за разом приносить к границе ароматное сплетение кошачьей мяты, цветущей под окнами нового дома. Самое большое, что она может сделать для них. Это повторяется каждую зиму — усталость, покалывание в лапах, аромат знакомых до боли пустошей и ощущение былой свободы. Мирт оставляет на камнях кошачью мяту. А после уходит, оставаясь сказкой в чужих устах, неведомой гостьей когда-то родных земель, не в силах вернуться обратно. И искренне верит, что в её скромном жесте есть польза. Мирт слишком любит их — всех их, не только его. Свой дом, своих соплеменников, свою родню. Но всё же его, наверное, чуточку больше остальных, боясь встречи, но не теряя надежды ещё раз его увидеть. И потому Мирт каждый раз возвращается к границе.