Flowery speaking

Одна журналисточка – к ее счастью, Харли незнакомая - в заголовке к своей статье нарекла происходящее в Готэме кризисом героев. Впервые увидев такое название на газетной передовице, Квинн лишь мрачно усмехнулась. Тогда она попросту была слишком пьяна, чтобы отреагировать как-то иначе. Но это название задержалось – к растущему раздражению и ярости. К черту героев. Пусть хоть все перегрызут друг другу глотки. Ее этим уже не вернуть. Хотя приложить руку к кровопролитиям Харли была совсем не против. Это, по крайней мере, помогало забыться. И если как следует настучать битой по головам в течение дня – то ночью будет шанс заснуть, видя под сомкнутыми веками вылетающие зубы и ломающиеся черепа, а не Пэм, лежащую плашмя в луже крови. Но сегодня она бесчинствовала слишком мало, чтобы полог слепой жестокости скрыл под собой все остальное. И, ворочаясь в постели, Квинн даже моргала через раз – чтобы у сознания не было и шанса перенести ее в дом с дощатым полом. Алкоголь, как назло, закончился еще вчера. Харли не смогла заставить себя выбраться за ним, и в стремлении забыться приходилось довольствоваться тем, что было под руками. Тихое жужжание вакуумного стимулятора разрезало безмолвие спальни. Вдавив его раструб в клитор, она раз за разом нажимала на кнопку – пока не дошла до предельной мощности. Тело физически не могло противиться такому воздействию. За несколько минут низ живота потяжелел, между ног начало тянуть, и вскоре напряжение переродилось в волну сильной, почти судорожной дрожи. Только вот сознание при этом ни на секунду не приблизилось к наслаждению. Оно было все так же ясно, холодно и безумно. Когда пульсация остановилась, Харли вновь включила игрушку – в отчаянной надежде, что на этот раз все выйдет как надо. Но и сейчас все разрешилось не оргазмом, а странными, почти эпилептическими конвульсиями. К глазам подступили слезы – боли, жалости, разочарования и раздражения на себя саму. Размахнувшись, она швырнула стимулятор в стену. На дешевом гипсокартоне осталась заметная даже в свете луны вмятина, а прибор отлетел куда-то под шкаф. Харли с трудом разжала сомкнувшиеся на простыни кулаки. Правая рука скользнула вниз, под тонкую простыню с клеймами отпечатанных логотипов мотеля. Пальцы легли на горячий, болезненно-возбужденный клитор, прошлись по нему вперед и назад – доставляя один лишь дискомфорт. Но она не остановилась. Прошлое научило, что переключить себя с сильной, постоянной боли можно лишь новой. Тогда на какое-то время сознание запутается и не будет воспринимать ровным счетом ничего. Поэтому кисть продолжала свое движение – спустя несколько минут сменив подушечки пальцев неровными ногтями, прижимая их почти до царапин. Тело не могло долго выносить такое. Еще раз попытавшись выйти на оргазм, оно сдалось. Откинувшись на подушку, Харли отдышалась, перевернулась на бок и подтянула колени к груди. Сон пришел достаточно быстро – и переродился в кошмар лишь перед самым рассветом. Когда небо в полосках незакрытых жалюзи начало светлеть, сознание вновь перенесло ее на зеленую лужайку перед небольшим, облицованном досками домом. Дверь легко открылась, стоило потянуть за ручку. Квинн знала, что увидит за ней – и на этот раз смогла проснуться за миг до того, как наткнулась бы взглядом на труп с остекленевшими глазами. Она успела заметить лишь вычерченную кровью молнию на полу. Вслед за этим взгляд наткнулся на вполне реальный потолок номера. На циферблате электронного будильника светилось 04:25. Сев в постели, Квинн в который раз подумала о том, что тогда все же стоило прыгнуть с моста – и пообещала себе сделать это, если сегодняшний день не принесет каких-то изменений в ставшей попросту невыносимой жизни.