Узники

      Нежная колыбельная носила Мо Сюаньюя на волнах спокойствия. Цзинь Гуанъяо осторожно пристроился к нему под бок, прижался близко-близко и замер, должно быть, боясь спугнуть неожиданный момент откровения. Голос его слегка гудел на нижних нотах, как струны гуциня; но Мо Сюаньюй был вполне доволен своим исполнением. У господина Вэя голос был ниже и приятнее, когда он напевал эту мелодию, удобно устроив голову у него на коленях, пока сам Мо Сюаньюй задумчиво перебирал чернильные пряди с закрытыми глазами. Эти встречи были для него подобны глотку свежего воздуха. Столько радости и томительного волнения они приносили вместе с некой робостью и толикой светлой грусти. Прикосновение господина Вэя — почти невесомое, как перышко, заставило Мо Сюаньюя стыдливо вспыхнуть, но, вопреки всему, теснее прижаться к большой мозолистой ладони щекой. Внутри все нежно трепетало от одной только мысли, что однажды господин Вэй действительно заберет его к себе. Душа жаждала этого жадно, рвалась навстречу осторожным рукам, ластясь, как домашний зверек, но перед закрытыми глазами мгновенно возникал сломанный образ старшего брата, и Мо Сюаньюй тут же загонял все свои желания глубоко-глубоко. В ту встречу господин Вэй порадовал его неброской, но довольно симпатичной заколкой, увитой множеством резных бабочек, которые красиво переливались на свету всеми оттенками красного. Маленький аккуратный цветок был украдкой заправлен Мо Сюаньюю за ухо вместе с выбившейся из пучка прядью. Он вздохнул нервно, на ощупь нашел небольшой стебелек, а затем плавно скользнул пальцами вперед — до жестковатых, но пушистых листочков, которые складывались в аккуратную корзинку, пощупал упругую сердцевинку, и улыбка его стала нетерпеливой. О! Адские судьи! Как бы он хотел прямо сейчас распахнуть глаза, чтобы сначала взглянуть на прекрасное темное божество, задремавшее на его острых коленях, а затем внимательно рассмотреть цветочный подарок. Но вместо этого Мо Сюаньюй негромко выдохнул:       — Спасибо, господин Вэй, — он медленно скользнул второй рукой по длинной челке мужчины, осторожно потрогал лоб, а затем под тихий, но одобрительный смешок спустился к векам. Огладил их бережно и неторопливо, нашел тонкие губы, изогнутые в хитрой лисьей улыбке. То, что происходило между ними, носило удивительный, сакральный характер. Они были близко, мучительно близко, но также невообразимо далеко.       — Ты умница, А-Юй, — в который раз напомнил господин Вэй чарующим бархатным рокотом, и больше они не говорили, охваченные волшебной дымкой тишины. Мо Сюаньюй старался не слишком верить мечтам, что окутывали его плотным облаком, однако иногда все же позволял себе представить, что вокруг них вьется алая нить судьбы. Так хотелось верить, что они на самом деле связаны.       Господин Вэй соскользнул с его колен, когда пришло время, бесшумно и легко. Потрепал потерянного Мо Сюаньюя по макушке, как маленького ребенка, а затем просто растворился, затерявшись в плотной канве Диюя. Глаза Мо Сюаньюй посмел открыть, когда последние сладкие нотки вишневого цвета постепенно растворились в воздухе. Так было проще представить, что господин Вэй все еще здесь, рядом, просто он перестал его видеть. Заколка была тут же спрятана за пазуху, как самое ценное сокровище, а затем Мо Сюаньюй мягко извлек из-за уха цветок. Тут же захотелось звонко рассмеяться. Его снова вознаградили!       Крохотная розовая маргаритка кокетливо смотрела на него крупной сердцевиной и будто бы шептала лукавым урчащим голосом господина Вэя: «Твое терпение достойно высшей похвалы». Хотел бы и он показать, насколько сильно был признателен и благодарен. Чем-то особенным, возможно, даже на языке цветов, которым так бессовестно и хитро пользовался сам Чжуаньлун-ван. Жаль, что на уровнях нигде не пустили свои корни даже самые примитивные растения. А достать их извне было практически невозможно. Демоны, порой захаживающие в Диюй, часто приносили с собой что-нибудь из высшего мира, однако Мо Сюаньюй бы никогда не решился попросить у них что-нибудь. Даже у Собирателя цветов под кровавым дождем, который изредка мелькал на уровнях, потерянный и самую малость печальный. Эти кровожадные твари могли потребовать в качестве платы искалеченную болью душу А-Яо, а этого Мо Сюаньюй ни в коем случае не мог допустить. Хотя, пожалуй, если он однажды и решится на столь рискованную и пугающую авантюру, то обратится именно к этому князю демонов. Доверие это оправдывалось горькой ревностью, которая постоянно оседала на языке всякий раз, когда Собиратель цветов появлялся из врат десятого судилища с таким видом, словно он там господин. Да и судья Хуан пару раз словно невзначай обронил, что князь демонов опять побежал миловаться к Чжуаньлун-вану. В словах его четко прослеживался намек, а Мо Сюаньюй со старательным усердием делал вид, что ничего не понимает.       Все он понимал.       Господин Вэй был необычайно красив и добр. Мятежные души и призраки тянулись к нему, к его лучистому яркому свету, почему-то совершенно не боясь обжечься. Да что там… Мо Сюаньюй и сам не единожды слышал чуточку лукавое: «Потерянный огонек-Хуа снова решил навестить меня», обращенное к статному князю. Собиратель цветов фыркал с неизменной озлобленностью и раздражением, смотрел сверху-вниз с надменным превосходством, но под ласковые руки подставлялся с охотою дворового кота, которого внезапно решили одарить нежностью. Что бывало потом, Мо Сюаньюй старался даже не представлять. Внутри сразу же делалось чертовски больно. Конечно… Где он — несмышленый, вороватого вида мужчина, который не добился в своей жизни ровным счетом ничего, кроме эффектной смерти, и сам князь демонов, вышедший победителем на горе Тунлу, а затем подчинивший себе Призрачный город?       Осторожное прикосновение к плечу заставило Мо Сюаньюя прийти в себя. Он глянул на старшего брата растерянно, отметив снова выступивший на чужих глазах гной, аккуратно стер его своим рукавом.       — Что случилось, А-Яо? — с нежной тоской улыбнулся Мо Сюаньюй. Пустые глаза, полные расплавленного золота, смотрели на него пугающе равнодушно, так, словно были способны развеять душу по малейшему желанию. Какое-то время Гуанъяо ничего не делал, только прижимался сильнее, а затем все же осторожно коснулся кончиками пальцев его адамова яблока. Прикосновение вышло легким, практически невесомым, однако Мо Сюаньюй довольно быстро разгадал значение этого жеста. Все то время, что он раздумывал над отношениями господина Вэя и Собирателя цветов, он молчал. Голос его постепенно стих, и мелодия плавно прервалась.       — Прости… Я просто задумался. Все в порядке, — Мо Сюаньюй не знал, кого на самом деле пытался уговорить. Себя или старшего брата. Разумеется, он ответил на невысказанный вопрос, о котором кричало все существо А-Яо, однако подобную мантру он повторял про себя почти каждый день, проведенный в Диюе.       Интересно, а любил ли кого-нибудь старший брат на самом деле?..       Был ли у него человек, ради которого он бы пошел на все, опустив многие мерзости, если бы тот попросил? Мо Сюаньюй с задумчивой усталостью покосился на Гуанъяо, а затем как-то неопределенно вздохнул. В памяти почему-то всплыл высокий мужчина в белом ханьфу, который частенько заглядывал к брату, даже когда тот работал, и старший брат мгновенно забывал обо всем. Помнится, Мо Сюаньюй даже малодушно ревновал Гуанъяо к мягкому главе Лань, расстраиваясь всякий раз, когда брат забывал о нем ради своего любимого. В посмертии все это вдруг стало таким далеким и неважным, словно Мо Сюаньюй с неловким любопытством подсматривал за чужой жизнью. Былая боль, отчаянное негодование, ненависть — они осели в темном уголке его естества, стерлись и сточили острые углы, как камни в воде. В Диюе разыгрывалась новая песнь, расцветала, как нежные бутоны акации, складывалась новая робкая и (как Мо Сюаньюй надеялся) счастливая история. История, имя которой он произносил трепетным шепотом, не смея никак иначе осквернить его.       Судья Хуан все чаще приглашал его к себе, с располагающей улыбкой наливал ароматного чая, подслащенного медом, и ненавязчиво просил помочь с документацией. Бумаг, на самом деле, было немного; все они были разложены аккуратными стопками, листочек к листочку, свиток к свитку, но Мо Сюаньюю нравилась его новая, пусть и монотонная работа. Сознание невольно расслаблялась под тихий уютный шелест, и большинство тревог на время отступало. Судья Хуан кивал ему с благодарностью, рассказывал бойким голосом всякие забавные небылицы, должно быть, смирившись с угрюмой очерненной душой Гуанъяо, которая всюду таскалась за младшим братом. Главное — демоны перестали часто досаждать им и уровню, а все остальное приложится со временем. Так Мо Сюаньюй искренне считал. В конце концов, если уж ему так не повезло в жизни, может… судьба сжалиться над ее недостойным обывателем и обронит для него маленькую искру удачи? Однако у Диюя были на Мо Сюаньюя свои планы…       Встреча эта, внезапная и полная напряженной угрозы, произошла, когда облик Гуанъяо был предельно близок к человеческому. Хищные тени, густые, как ночь, все еще тянулись за ним нестройными вереницами, однако в плотном потоке тумана уже четко вырисовывались конечности и тонкими прядями рассыпался поток волос. Мо Сюаньюй спрятался ото всех на границе уровня, пребывая в блаженном смятении. Сердце радостно трепетало в его груди — вполне возможно, уже совсем скоро он сможет взглянуть на господина Вэя собственными глазами, а не лелеять в памяти дымный образ.       Чужое присутствие Мо Сюаньюй ощутил сразу. Тяжелый след черной, демонической ци окатил его со спины, словно ушат ледяной воды. Мо Сюаньюй опасливо сгорбился, не узнавая враждебного потока, обернулся резко и руки по старой привычке сложил для печати. В конце концов, как бы не насмехались над ним в Башне Кои, как бы не глумились над его посредственными способностями, Мо Сюаньюй прослыл темным заклинателем, причем довольно одаренным. Да, он не смог сформировать золотое ядро, как бы не старался, ну и пусть! Тени подчинялись ему даже более, чем охотно. А уж в Диюе их было полно. Даже сейчас несколько хороводов послушно стеклось к ногам Мо Сюаньюя. Они раскинулись широкой стеной у него за спиной, преобразились в острые пики без единого приказа и замерли, готовые прошить противника насквозь при любом неправильном движении.       — О, — насмешливо обронили низким бархатистым голосом, и Мо Сюаньюя тут же пробрал стылый холод. Незнакомый юноша выглядел значительно младше его самого, однако Мо Сюаньюй, наученный горьким опытом, не обманывался. Больно уж жуткие и кровожадные эманации мрака окружали его хрупкую точеную фигуру. — Еще один последователь Старейшины Илин… Я уважаю подобную преданность. Довольно похвально, что ты не стал сбегать тут же, как почуял меня, но глупо. Очень глупо.       — Что господину демону угодно от этой скромной души? — с видимым трудом выдавил из себя Мо Сюаньюй. Слова застревали у него в горле, как камни, и не позволяли лишний раз вздохнуть. Страх стянул ребра в стальной капкан, заставил дрожать все его естество. Развеять пики и стоять ровно, было подобно подвигу. Тени колыхались взволнованным маревом, чувствовали ужас, что пронзал их временного хозяина, и были вполне с ним солидарны. К Мо Сюаньюю пришел явно непростой рядовой покойник, который купился на наживу. Нет. Вовсе нет. Это был один из повелителей мира, сокрытого во мраке. Непревзойденный демон, алый призрак с вереницей серебристых бабочек, которые тянулись за ним длинным шлейфом.       Теперь-то Мо Сюаньюй смог его как следует разглядеть. Собиратель цветов под кровавым дождем, что менял обличия чаще, чем ханьфу, замер перед ним, очищенным грешником во плоти, такой же самоуверенный и величественный, каким Мо Сюаньюй его себе и представлял. Юный облик, полный господских благородных черт вкупе с легкой, наигранной наивностью в чувственном изгибе губ, в совершенстве подчеркивал чужое превосходство. Собиратель цветов держался перед людьми, как император, независимо, насколько молодо он выглядел. Алое ханьфу было расшито золотой нитью, и узоры ее плавно складывались в сюжет цветущих лотосов; пояс был простым, но элегантным, явно из дорогой ткани. На высоких сапогах тонко звенели многочисленные цепочки, прямо как колокольчики. Мо Сюаньюй ждал от себя вполне понятных благоговения и восторга, однако, глядя на Собирателя цветов, ощущал лишь странное, вязкое разочарование, которое горчило на кончике языка. Силуэт демона дышал чем-то злым и черствым, отчаянным и больным.       Господин Вэй, несмотря на то, что при жизни был величайшим темным заклинателем времен, походил на лучистое солнышко. Язык не поворачивался охарактеризовать его так, как это только что сделал Мо Сюаньюй. Господин Вэй был светом, тщательно охраняемый тьмой. Пожалуй, этой самой тьмой можно было назвать самого Собирателя. Жадный, горделивый мрак, который боится выпустить из рук самое сокровенное. Вместе с этим осознанием отступил и первородный страх. Остались лишь глухое напряжение да отчаянная жажда уйти от демона живым и здоровым. Мо Сюаньюй не должен был жалеть это существо по определению, однако часть его упорно видела в Собирателе цветов потерянного и глубоко одинокого человека.       И тот факт, как недобро он рассматривал Мо Сюаньюя, недовольно щурясь, невольно наводил на размышления. Словно примеривался, какую руку оторвать первой.       — Господин Хуа, — более уверенно позвал Мо Сюаньюй, когда пауза стала затягиваться, и тишина превратилась в колючую. — Если вам ничего не нужно, разрешите мне вернуться к судье Хуану. Я думаю, он уже давно меня ждет, — позорно капитулировал Мо Сюаньюй и принялся неловко обступать алое бедствие по кругу. Что ни говори, а чужой голодный взгляд действовал на нервы. Мо Сюаньюй слишком отчетливо ощущал смрадное дыхание разложения на своем затылке, чтобы не считаться с ним. В конце концов, обычную смерть еще можно было вынести, но не рассеяние или раскол души.       — Сколько тебе было, когда Старейшина Илина пал? — с вежливым любопытством поинтересовался Собиратель цветов. Голос его звучал звонко и ласково, но под этим явственно проглядывалась угроза. Он развернулся вслед за Мо Сюаньюем, легко прокрутившись на носках, голову склонил к плечу, как птица.       — Четырнадцать, — почему-то шепотом сказал Мо Сюаньюй, едва размыкая одеревеневшие губы. Ему ясно виделся в чужом вопросе подвох. И от ответа зависело буквально все.       — Четырнадцать, — задумчиво пробормотал Собиратель цветов, улыбнулся как-то чересчур покладисто и мягко, будто что-то мысленно для себя решая. Холодная дрожь прокатилась по позвоночнику Мо Сюаньюя: таким тоном зачитывали смертный приговор. Четко и выверено, с некой задумчивой меланхолией. — Мне было столько же, когда я присоединился к военным отрядам Саньлэ. Забавно.       Что-то тревожное завозилось в груди Мо Сюаньюя после этих слов. Он неловко подобрался, готовый в любой момент взмахнуть руками, чтобы его душу попросту не рассеяли. Он уже видел, как Собиратель цветов решительно шагнул вперед, и приготовился к вечному забвению, полный боли и сожалений, когда на глаза ему мягко легла чья-то рука, скрывая растерянно-недовольный образ князя демонов. Мо Сюаньюй почувствовал, как его осторожно обхватили свободной рукой поперек груди и плавно притянули к себе покровительственным жестом. Прикосновения эти, полные силы и вместе с тем аккуратности, он узнал сразу. Знакомый нежный трепет охватил сознание, заставил глупое сердце против воли сбиться с ритма и окрасил щеки стыдливым румянцем. Приятное тепло стремительно окутывало его со всех сторон, пробиралось под кожу без всяких препятствий и разливалось по венам патокой.       Вот оно! То самое, о чем говорил Мо Сюаньюй… Пользуясь редким моментом приятной близости, он доверчиво обхватил ладонями чужую руку, коротко сжал в знак искренней признательности. Как бы ему сейчас хотелось нормально обнять господина Вэя, зарыться носом в ханьфу у него на плече и вплести пальцы в длинные волосы. Великие судьи! Как он, оказывается, успел соскучиться по Чжуаньлун-вану за то время, что они не виделись.       — Не стыдно пугать простые души, огонек-Хуа? Страшный князь демонов, а тешишь себя такими мелочными забавами, — со знакомым игривым укором сказал господин Вэй, но Мо Сюаньюя, вопреки всему, прижал к себе крепче. Тот не видел выражения лица Собирателя цветов, однако воображение тут же живо нарисовало ему хмуро сведенные к переносице брови, блестящий алчным раздражением взгляд и губы, сжатые в узкую полоску, чтобы не сказать ничего лишнего.       — Было любопытно, кого столь часто навещает Чжуаньлун-ван, — тихий шелест ткани дал Мо Сюаньюю понять, что князь демонов пожал плечами. Носа немилосердно коснулся резкий аромат крови, что окутывал Собирателя цветов со всех сторон, и Мо Сюаньюй понял — тот подошел к ним на расстояние даже меньше вытянутой руки. Застыл неприступной крепостью рядом с плечом господина Вэя и дамокловым мечом навис над самим Сюаньюем. — Ты слишком милосерден.       — Ты уже говорил, — в звонком голосе господина Вэя все еще скользила улыбка, беззаботная и чуткая. Казалось, он не испытывал никаких неудобств от близости князя демонов и вел себя довольно раскованно. Чужая тьма ластилась к нему, как к любимому наложнику, нежно обнимала за плечи, гладила тонкими пальцами по лицу, очерчивала точеные ключицы, мечтая утянуть его в свои объятия. — А я напомню еще раз, огонек-Хуа: не нужно сравнивать нас. Мы разные люди, — с налетом дрожащей усталости попросил господин Вэй. Вздохнул тяжело.       — Давай поговорим после того, как я закончу, хорошо? Ну… Не злись, А-Хуа, — Мо Сюаньюй с толикой злой ревности нащупал пальцы господина Вэя и, поддавшись мимолетному желанию, беспрепятственно переплел их со своими в некрепкий замок. Он не знал, что и кому хотел доказать в этот момент. А, может, ему просто хотелось немного позлить Собирателя цветов своим мнимым превосходством. Уж столь откровенный жест тот не мог не заметить.       — А-Хуа, — уже настойчивее позвал господин Вэй, не используя привычного прозвища.       Собиратель цветов усмехнулся насмешливо, обдал Мо Сюаньюя удушливой волной демонической ци и растворился в воздухе, словно туман. Его недовольство осталось витать на границе уровня свирепым призраком, нещадно давило на Мо Сюаньюя, но едва ли он обратил на это внимание. Желчь жгла ему гортань, а злоба разъедала внутренности: встреча с господином Вэем была загублена. А ведь он так ее ждал…       — Не расстраивайся так, А-Юй, — проворковал господин Вэй. — Все хорошо, — со святой убежденностью сказал он и привычным движением уложил подбородок на макушку. — Давай присядем? Я немного устал.       — Господин Вэй, — надломленным шепотом позвал Мо Сюаньюй. — Закройте глаза, пожалуйста. Обещаю, я не буду смотреть на вас. Просто… Просто хочу кое-что подарить.       — …Или украсть? — с лукавым смешком спросил он. Мо Сюаньюй почувствовал, что ноги у него внезапно стали совсем ватными, и, если бы господин Вэй сейчас его бы не придерживал, то он наверняка бы позорно осел. — Шучу-шучу, — коротко рассмеялся господин Вэй, а предательское сердце Мо Сюаньюя уже было готово выскочить наружу. — Тогда, я отдам подарок первым, идет?       Теплая рука плавно скользнула вниз по лицу, и Мо Сюаньюй медленно раскрыл глаза. Неровный венок выглядел в руках господина Вэя огромной пушистой шапкой, такой же мягкий и воздушный. Желтая корона пестрела приветливыми головками одуванчиков, переливалась красивыми изумрудными прожилками по основанию и разбавлялась невесомыми, сотканными из десятков семян, шариками. Кое-где забавно торчали усики травы, которые затесались в подарок по нелепой случайности, местами шаловливо мелькали сочные цветы белого клевера, которые невольно притягивали взгляд. Венок был самодельный, напитанный знакомой ци, которая удерживала его от увядания, а от того еще более желанный и прекрасный.       Мо Сюаньюй взволнованно протянул руки к этому крохотному чуду, увидел, как нервно дрожали его узловатые пальцы от невысказанного восторга и всепоглощающего чувства любви, которое затопило все его сознание, и смущенно опустил их обратно. Он явственно чувствовал, как медленно, но верно пунцовели его щеки и шея, боялся, что внимательный господин Вэй услышит, как громко и неровно билось в груди его сердце.       — Я… Я… — взволнованным шепотом, чуть подрагивающим от огромной палитры чувств, выдавил он из себя. Снова предпринял неловкую, а от того еще более смущающую попытку принять презент.       — Давай, я тебе помогу, — без всякой насмешки предложил господин Вэй и, перехватив венок сразу двумя руками, водрузил его на голову своему милому визави. Чернильные пряди переплелись со светлыми линиями, и, судя по взволнованно-восхищенному вздоху позади, выглядело это красиво. Как золото, рассыпанное по черному шелку. — Тебе очень идет.       Приятная хрипота любимого голоса невольно бросила Мо Сюаньюя в дрожь. Внутри все перевернулось, ухнуло и сорвалось куда-то в неведомую пропасть. Господин Вэй и вправду! Вправду заигрывал с ним! Так беззастенчиво кокетничал словами, подарками и действиями. Прижимался столь близко и желанно, что у Мо Сюаньюя внутри все пело, взывая совершить какую-нибудь непоправимую глупость. Отдаться порыву, раствориться в нем, пусть даже на краткий миг…       Мо Сюаньюй обернулся порывисто, однако глаза сомкнул плотно, как ему и велели, а затем на ощупь подался вперед. Господин Вэй сам поймал его губы, обхватил ладонью затылок с напористой лаской. Это было сродни хрупкому, вероятно, обманчивому обещанию, сорванному с чужих уст: «Я скоро заберу тебя».

***

      …Хуа Чэн попал туда по незнанию. Запутался в хитросплетении тонких материй, как глупая бабочка в липкой паутине, трепыхался бессмысленно, а затем, когда его со смешком освободили и как маленького ребенка вывели из Диюя за руку, стал своего спасителя навещать.       Чжуаньлун-ван был печальной тенью, с лицом полным скорбящей тоски и нерастраченной нежности. У него была мягкая улыбка, светлая и такая знакомая, что бесполезное сердце невольно дрогнуло, когда Хуа Чэн снова прочесывал подземный мир в поисках любимого божества. Было в этом судье что-то такое, что заставляло всякий раз возвращаться к нему с бочонком его любимого сладкого вина. Что-то очаровательно волшебное и умиротворяющее в каждом жесте, даже самом неловком и порывистом. Что-то такое, что Хуа Чэн отчаянно силился разглядеть за безупречной маской улыбок и стойкости.       …То была безграничная усталость, переливающая всеми оттенками обсидиана, горечь собственных ошибок, вяжущая язык и сковывающая память, и смирение.       В тот холодный вечер Хуа Чэн пришел по обыкновению поздно, когда десятое судилище кишело светлыми огоньками душ, которые недоверчиво разлетались в разные стороны, подальше от князя демонов, лишь бы тот не сбил их с дороги перерождения. Чжуаньлун-ван нашелся на границе своего цветущего уровня, окруженный сверкающим лазурным сонмом светлячков; сидел в резной беседке, подперев подбородок рукой, и с рассеянным вниманием наблюдал за нестройным потоком уходящих душ. В длинных черных волосах жемчужными нитями покоились лепестки белой сливы, в свободной руке он покачивал пустую пиалу и походил на падшее, но прекрасное божество. Другое божество. Сотканное из дыма и огня и носящее такое же призрачное имя.       — Огонек-Хуа, — с игривыми нотками протянул Чжуаньлун-ван, глянул на странно застывшего князя демонов с лукавым прищуром. Прозвище это дурашливое прикипело к Хуа Чэну еще в первую их встречу, раздражало его безмерно, однако он почему-то упорно терпел. А теперь, внезапно взглянув на такого домашнего и уютного судью, он понял, почему сносил все его забавные детские выходки и каверзные вопросы. Почему позволял играться со своими волосами и с жадным любопытством ощупывать нервничающий Эмин. Почему смертоносные бабочки кокетливо усаживались Вэй Ину на кончик носа и замирали красивыми украшениями в его тяжелых прядях.       И после этого осознания стало еще ужаснее и горче на душе. Особенно, когда он оставлял за спиной Чжуаньлун-вана вместе с той тщедушной душой, которая смотрела так восторженно и влюбленно, что Хуа Чэну делалось дурно.       Когда Вэй Ин вернется к себе на уровень, он найдет в любимой беседке рисунок гелиотропа, аскетичный, но почти живой.