Цепи, что нас связывают

1. Прошло больше суток с тех пор, как у Копиа случился нервный срыв. Постепенно он приходил в себя, начиная привыкать к ужасам, которые свалились ему на голову. Смирился с ночными кошмарами, от которых просыпался в холодном поту — и теперь уже Терцо убеждал его, что все в порядке, посверкивая глазами в темноте, будто огромный, взъерошенный кот, невесть откуда взявшийся в его постели. Но Копиа не мог забыть сны, в которых его самого заковывают в цепи. Лишают головы и приставляют к его телу чужую, которая будет петь от лица нового Папы. В которых оказывается, что Терцо на самом деле мертвец, явившийся утащить его в могилу. Весь остаток того дня он пролежал в постели, закутавшись в одеяло, понимая, что ему никуда не уйти из комнаты: нельзя оставить Терцо одного, нельзя и выгнать его наружу. Третий сидел рядом, поглаживая по спине, звякал цепями, бормотал, наводил жути. Копиа мог расслышать только что-то вроде «ты привыкнешь», «со мной было так же». К счастью, он вел себя спокойно, не пытаясь больше подойти к пачкам печенья или смешать воду с мышьяком — только иногда отходил, устало приваливался на диван, пил воду или рылся в холодильнике в поисках съестного. На Копиа периодически накатывали приступы дрожи. В голову лезли болезненные образы: вспоминались то свисающие с потолка цепи и блестящие инструменты на металлическом подносе, то изуродованная кожа Терцо, то Сестра, уклоняющаяся от объятий и садящаяся в машину, чтобы ехать… куда? И что она собиралась сделать с Копиа? Теперь, когда он — просто отработанный материал? Теперь, когда он — сообщник беглеца? К вечеру он устал от этих мыслей. Надо было встать и пойти куда-то, что-то сделать. Хоть на улице было уже темно, он решил выйти на прогулку. Убедившись, что Терцо дремлет на диване в обнимку со своим ножом, он осторожно вышел в коридор и закрыл дверь на ключ. Стены Министерства показались ему еще более пугающими, чем раньше: в них царила атмосфера безжизненного холода и стерильности. По пути ему повстречалась парочка припозднившихся Братьев Греха, с которыми пришлось обменяться парой слов. Поначалу едва не шарахнувшись от них, Копиа быстро собрался и натянул на лицо учтивую улыбку. К счастью, он мастерски умел притворяться, что ничего особенного не происходит, и этот навык пришелся ему очень кстати — Братья не заметили ничего странного в его поведении. Дальше были ночная дорога и Лос-Анджелес, сверкающий огнями вдалеке. Он забрался на любимый холм, с которого открывался хороший вид на город. Обычно, оказываясь в этом месте, присаживаясь на поросший низкой травой пригорок, он любил воображать, что где-то в другой реальности мог бы сидеть здесь с кем-то близким, смотреть на огни города, на закат, делясь сокровенными мыслями. Но все это существовало там, где-то в глубине его несбыточных желаний, а сейчас он был один. Впрочем, в одиночестве были и свои плюсы. Прохладный ночной воздух и простор помогли ему слегка отключиться от мыслей о Терцо, мрачном каземате и отрезанной голове. Он поймал себя на том, что стало почти все равно, что произойдет с гостем в его отсутствие: Терцо, кажется, привык полагаться на себя, не нуждался в его опеке, во всяком случае, сам так считал и яростно уверял в этом его. Если его найдут во время отлучки Копиа — что ж, такова его судьба. Домой он вернулся в середине ночи, с пакетом еды из круглосуточного кафе, распространяя вокруг себя запах картошки фри и бургеров. Он застал Терцо мирно спящим в постели, закутавшегося в плед. Дышал он ровно — возможно, в первый раз за последнее время его не мучили кошмары. «Он отдал их мне», — подумал Копиа. Перекусив на кухне добычей из фастфуда, он почистил зубы, переоделся в ночную одежду и аккуратно, чтобы не напугать своего сожителя, улегся рядом с ним на матрас. Засыпая, на грани того самого момента, когда проваливаешься в сон, он почувствал, как чужие пальцы коснулись его руки. Осознанно ли это было, чтобы помочь ему справиться с кошмарами, или самому от них защититься, Копиа не знал. Да и в этот момент ему было все равно — он понимал, что находится у себя в комнате, что Терцо прячет рядом с подушкой нож, а сам он со вчерашнего вечера — заряженный револьвер под матрасом. Два параноика. Отличная парочка. Копиа присмотрелся к лицу Терцо. Бледное и худое, обрамленное черными волосами, оно было не лишено грубоватой мужественной красоты. Глаза под густыми бровями — источники всех этих пронзительных взглядов — сейчас были закрыты. А вот веки у него были большими и нежными, как у женщины, с пушистыми, чуть подрагивающими во сне ресницами. Копиа улыбнулся собственным мыслям, чуть сжал пальцы Терцо в ладони и позволил себе уснуть. 2. Копиа не стал рассказывать ему об этом невольном прикосновении, когда вечером следующего дня колдовал с расческой над его волосами. Уговорить Терцо на какие-либо манипуляции с его телом как всегда было очень сложно: бывший Папа ворчал, огрызался, но в итоге Копиа смог его уломать, поклявшись, что он только причешет кончики. Теперь же в его руках были небольшие маникюрные ножницы, и он постепенно, по кусочкам, вырезал свалявшиеся колтуны. Он и правда начал с кончиков: слышал где-то что сильно спутанные волосы нужно расчесывать с конца. В процессе он сменил расческу на щётку — она оказалась удобнее. Постепенно поднимаясь вверх по угольно-черным прядям с пробивающимся то здесь, то там серебром — перец с солью — он ненавязчиво расспрашивал Терцо о подробностях его истории. — Изначально Сестра была просто пиар-менеджером, — говорил Третий, переминая в ладонях игрушку-антистресс, которую Копиа сунул в его неуемные руки. — Она не имела никакого отношения к правлению, ее делом были пресс-релизы да публику развлекать перед концертом. Но у нее была огромная жажда власти. Она была одержима идеей того, что Ghost покорит мир. А тут ещё мой отец, мечтающий вернуть группу в прошлое, во времена его молодости. Она дергала его за ниточки, водила за нос, пока он вдыхал эфир и погружался в свои радужные фантазии. Когда я понял, что за его странными решениями стоит она, ей это не понравилось. Копиа внимательно слушал, отделяя прядь от пряди. Терцо явно становилось лучше — он уже мог говорить связными предложениями, а не оборванными фразами. — Некоторое время мы боролись за власть — я был Папой и хотел, чтобы проект был современным, хотел сам управлять всем. Но отец был патриархом, и с его мнением нужно было считаться. А она просто была дрянью, — Терцо нервно дернул головой и сжал игрушку. — И вот тогда Церковь разделилась на консервативную часть и тех, кто выступал на моей стороне. В какой-то момент она внушила этому идиоту мысль, что он снова будет выступать на сцене. Его переизбрали. Вот только она его одурачила. Где он сейчас, кстати? Копиа слегка напрягся, вырезая очередной колтун: наверняка известие о смерти отца не слишком хорошо скажется на и так расшатанной психике Терцо. — Ну… Возможно, это не самая важная информация для тебя сейчас, но он умер. У него случился сердечный приступ на сцене, когда он исполнял соло на саксофоне. Несчастный случай. Копиа подумал, что не стоит рассказывать Терцо о том, что его отец частенько посещает их с Сестрой в виде призрака. И что на каждом концерте его на несколько минут возвращают к жизни, чтобы он, преодолевая трупное окоченение, дул в саксофон, как безмозглый зомби. Умер и умер. Терцо некоторое время молчал, плотно сжимая губы и задумчиво перекладывая игрушку из руки в руку. Наконец, он сказал: — Не удивлен. А кто стал новым Папой? Копиа на секунду почувствовал, как земля уходит из-под ног. Он опустил взгляд на свои руки, сжимавшие тонкие пряди. — Они нашли нового парня. Он, ну… неплохо справляется. — Да, я наслышан. Когда я был там, Сестра любила мне о нем рассказывать. Как он успешен, как люди его любят… Что он взял новый Грэмми и затмил все мои достижения… — Ну, это не совсем так… Терцо старался говорить спокойно, но Копиа видел, как его пальцы впились в игрушку, практически полностью утонув во вздутиях силикона. Слышал, как сбилось его дыхание и забренчали цепи на запястьях. Кажется, это было болезненной темой. — При первой встрече ты сказал, что я из консервативного крыла, — он попытался отвлечь Терцо. — Хочу, чтобы ты знал: я и правда был секретарем Нихила, но никогда не разделял его… желание вернуться в прошлое. Я вообще старался держаться от всего этого подальше. Не думай, что я принадлежу к какому-то мнению и что из-за этого нам надо враждовать. — Ты же понимаешь, что из-за того, что ты «держался подальше», ты позволял всему этому происходить? — Терцо приподнялся в кресле и обернулся к нему. Копиа не нашелся, что ответить. Так и стоял с раскрытым ртом: все слова и оправдания, приходившие на ум, были бессильны перед этим простым аргументом. Да, Терцо был прав, и эта мысль не давала покоя вот уже третий день подряд. Сам Копиа никогда не лез в дела управления Церковью, не оспаривал решения старших. Хоть он и знал, что в Духовенстве ведутся подковерные игры, он всегда намеренно закрывал на это глаза. И вот итог: невольно он стал соучастником ужасного преступления, его политика невмешательства привела к… Впрочем, так ли уж он был безучастен? Неправда, он хотел узнать больше, задавал вопросы, стремился внести вклад в творчество группы, вот только его каждый раз вытесняли, убеждая, что он дурак, которому не стоит лезть во «взрослые дела». Раз за разом ему внушали, что ему «не нужно ни о чем беспокоиться», ведь все решат за него. Что любые вопросы — не его ума дело, и лучше бы он занялся чем-то полезным, а что именно было полезно — никогда не уточнялось. Был ли он сам виноват в том, что оказался в такой ситуации?.. Если бы ему позволяли контролировать хоть что-то в собственной жизни… — Так кто новый Папа? — Терцо внезапно прервал его размышления. — Ну… — Копиа показалось, что из его легких мгновенно исчез весь кислород, и ему пришлось сделать глубокий вдох. — Они просто нашли какого-то дальнего родственника Нихила. Заключили с ним контракт, и теперь он выступает на сцене. Он бывший певец, но… ему сделали пластическую операцию, — он сочинял на ходу, мешая правду с вымыслом. Он плавно водил расчёской по волосам, стараясь не выдать напряжение в руках. — Сначала он был на испытательном сроке, гм… поэтому его эра несколько затянулась. Но теперь он Папа, и… показывает довольно неплохие результаты, хех!.. Духовенство им довольно. Терцо долго и задумчиво перекидывал мягкий шарик из одной руки в другую. Его губы снова сжались в тонкую линию. — Ты мне врешь. Я не понимаю, зачем, но ты врешь мне. Ладно, мы это выясним. Копиа внешне старался не подавать вида, пока возился с ножницами и щеткой, но внутри ощущал обжигающий страх. Что же будет, если Терцо обо всем узнает? Как он поступит с Папой, ненависть к которому в нем бережно взращивали год за годом, сказки о котором — он был уверен об этом — Сестра использовала как инструмент изощренной пытки? Нет, Терцо далеко не дурак, при всей нестабильности его психики. Даже наоборот — слишком умен для его состояния. Чего только стоит одна химическая лаборатория, сделанная из подручных средств! Нельзя было допустить, чтобы все приложенные усилия пошли прахом: в этот момент Копиа чувствовал себя блуждающим в лесу, и, как и любая заблудшая душа, мог надеяться только на свет путеводной звезды. Так уж вышло, что его звездой был Терцо. Конечно эта самая «звезда» в любой момент могла пустить в ход свой любимый нож, но… но стоило признать, это — лучший вариант, чем то, что было уготовано ему Сестрой. — Я не знаю, захочешь ли ты об этом говорить, но… — он немного помялся, размышляя о том, насколько заметно получилось перевести тему разговора. — Что ты имел в виду, когда сказал, что не умираешь? — Это значит, что если меня убить, я снова оживаю. Всегда. — Терцо вдруг странно рассмеялся. — Первый раз я проснулся на столе в морге и напугал лысого до усрачки. Он всякого повидал, но чтобы мертвец вставал прямо из гроба… И вот тогда Сестра попробовала отрубить мне голову. Наверное, книжек про вампиров начиталась. Я пришел в себя уже в этом месте под землей, голова была на месте. Я не знаю, что произошло и как… Но все повреждения исчезли, мое тело, я не знаю, отрастило новую? Я был как новенький. Как. Новенький. Он соединил большой и указательный палец, чтобы усилить эффект от своих слов. Копиа попытался представить, как тело могло бы отрастить новую голову, и тут же об этом пожалел. Он уставился взглядом в волосы Терцо, стараясь сосредоточиться на своем занятии: прядка от прядки, волосок от волоска… Он уже проделал большую работу: вся нижняя половина шевелюры была освобождена от свалявшихся комков, и остатки волос ровно струились по ладони. — Ну, а потом началось. Один раз я обнаружил себя в кремационной печи на куче пепла. Я не помню, как все произошло, я думаю, она просто пыталась избавиться от трупа. Ещё один способ, который не сработал. Потом она перестала надеяться, что сможет меня убить, и просто заперла меня в этом месте внизу. Но ей было мало. Она вошла во вкус. Три удушения. Около пяти расчленений. Бессчетное количество раз — от потери крови. Смерть от инфекции, — его передернуло, хотя он говорил с нарастающим весельем в голосе. — Смерть от голода. От воспаления легких. Я уже не считал. Конечно, я и сам пытался — вдруг важно, чтобы сам человек хотел?.. Это очень сложно сделать, когда нет ничего под рукой… — Терцо… — А потом она поняла, что веселее развлекаться с живым человеком, чем с мертвым. Думаю, она просто ненавидела меня за то, что я не умираю. Почему я не могу спокойно лежать на спине, как мои братья? Почему не могу бытьсолидныммертвецом, который ведёт себя, как подобает? Послушным мертвецом? А? Я просто совсем отбился от рук, да? — он крутанул головой, вырвав волосы из рук Копиа. — П… прости, — выдавил из себя Четвертый. — За что? — Терцо обернулся к нему, прервав поток слов. Копиа стоял с ножницами в одной руке и расческой в другой. Его глаза были полны слез. — Что я был здесь все это время и ничего не знал. Не видел… не хотел видеть… Что я просто бездействовал, пока ты… пока с тобой… — Ты что, крысенок? — Терцо с удивлением смотрел на него, как будто не понимая, почему вдруг его рассказ произвел такое впечатление. Негнущимися пальцами Копиа кое-как положил вещи на стол и закрыл лицо руками: язык опять его не слушался. Да и что еще можно было сказать? Да, он получил славу и тешил себя иллюзией власти, пока Терцо страдал там внизу, вынося все издевательства Сестры. А потом она приходила к Копиа и, улыбаясь, говорила с ним о репетициях, концертах или цвете пиджаков. Сколько раз это было после ее посещения подвала? Сколько раз он мог бы заметить кровь на ее руках и одежде, но попросту не вглядывался? Он был слеп, убежден в том, что его жизнь прекрасна и удивительна. Но теперь все вокруг рушится так стремительно… — Я был идиотом… — Ты и сейчас идиот, — лицо Терцо скривилось. — Ты будешь меня расчесывать или нет? 3. Когда Копиа подвел его к зеркалу, Терцо внимательно всмотрелся в собственное отражение, потом покрутился, расправил пятерней волосы и зачем-то дернул за их кончики. — Тут не хватает нескольких фрагментов, — сказал он, разглядывая обкромсанные пряди. — Конечно. Такие колтуны уже не расчесать. Пришлось вырезать, — Копиа почесал затылок. — Возможно, лучше было бы просто тебя постричь. — Даже не думай лезть со своими ножницами к моей голове… — Терцо из отражения в зеркале пригрозил ему взглядом. «Я уже это сделал», — заметил Копиа про себя. Угрозы Терцо больше его не пугали: они были не только абсолютно безобидны, но и запоздалы, призваны больше создать видимость неприступности, чем предотвратить действие. — А если вот так? — он аккуратно обхватил волосы Терцо спереди, завел назад, слегка зачесал и обернул заготовленной на запястье резинкой. — У тебя очень густые волосы, даже несмотря на… то, что произошло. Они хорошо смотрятся в хвосте. Проплешин почти не видно. — Ну… — Терцо придирчиво рассматривал свою прическу, поворачиваясь то одной стороной к зеркалу, то другой, проводя рукой по седым прядям, протянувшимся вдоль висков. — Черт, чувствую себя Лизой Франкенштейн, — проронил Копиа. — Ты хотел сказать, Виктором? — Нет, это недавно сняли… Ладно, неважно. Копиа подумал, что придется долго посещать его на тему фильмов, вышедших в его отсутствие: начиная с новой главы «Аватара», заканчивая «Ходячими мертвецами» и «Звездным путем». «Оно 2», «Бэтмен» Мэтта Ривза… Хотя, Копиа совсем не был уверен, насколько их с Терцо вкусы в кино совпадают. Был ли он ценителем трилогии Нолана? Или, может быть, более старой версии с Майклом Китоном? Им стоило это обсудить. — А есть резинка другого цвета? — Серьезно? Тебя волнует цвет резинки? — Копиа на секунду завис. — Ну… Как видишь, я не пользуюсь ими. Но вот здесь у меня есть несколько… Стащил у одной симпатичной Сестры Греха. Не смотри на меня так! — Он полез в один из ящиков своего комода, который был забит всякими бесполезными, но довольно милыми мелочами. Наконец, он извлёк пару заколок для волос и несколько резинок разных цветов. Терцо поворошил их на столе указательным пальцем и выбрал черную. Стянув с волос темно-бордовую резинку, которую нацепил Копиа, он начал завязывать их снова. Было заметно, что его руки, худые и узловатые после долгих лет голодания, все еще подрагивали и плохо справлялись с поставленной задачей. — Что ты собираешься делать дальше? — решился спросить Копиа. — М? — Терцо зажал резинку между губами, заново расчесывая и приглаживая свои волосы. — Что ты сделаешь, когда вернется Сестра? Заблаговременно уйдешь, или… — Убью ее. — Терцо наконец освободил рот. — Она умрет. Она не должна существовать. Как явление, как идея. Я ее уничтожу. Его голос не изменился: он говорил все тем же спокойным повседневным тоном, пока руки оборачивали резинку вокруг собранных в хвост волос. Можно было подумать, что они обсуждали, что приготовить на ужин. — А что насчет… — Копиа запнулся на секунду, — Церкви? Ты собираешься вернуться? Снова стать Папой? — Откуда я знаю?! — Третий резко обернулся. — Я даже не знаю, хочу я жить или сдохнуть. Я не… не знаю, зачем мне жить. И если хочешь знать — этой гребаной Церкви лучше тоже перестать существовать. Они так долго работали над тем, чтобы быть антиподом христианства, что опустились до поклонения. Поклонения Сатане! Вот, смотри! До чего это их довело! До охоты на ведьм. Вот к чему приводит верховенство одной фигуры над всеми! — он схватился за игрушку двумя руками, и она взорвалась от давления; гель брызнул наружу. — Я убью Сестру и разрушу эту чёртову Церковь! По камушку разберу! Здесь ничего не должно остаться! — Думаю, в следующий раз нам стоит заняться твоей бородой, — сказал Копиа. 4. Хотя Копиа отчаянно не хотелось оставлять Терцо одного, им обоим явно нужно было проверить голову. Да и не мешало бы разобраться в одном вопросе, который не давал ему покоя с некоторых пор. Сестра Император, конечно, с большой тщательностью исполняла роль матери, которая запоздало появилась в жизни своего сына, но было кое-что… Эта мысль уже давно зудела где-то на периферии сознания, с того самого момента, как он подслушал разговор Сестры и Папы Нихила: тот очень рьяно утверждал, что Копиа не принадлежит к кровным наследникам. Сестра на тот момент отмалчивалась, но… что, если так оно и было? Все знают, что после своего ухода из Церкви Император вернулась примерно через год с младенцем на руках. Но что-то здесь не сходилось: сам он никогда не знал точную дату своего рождения. Сначала ему говорили о том, что эта тайна теперь должна быть скрыта в недрах Министерства, ведь официально он был всего лишь сиротой, которого приютили добрые Сестры Греха. Но потом… Он помнил тот день, словно это было вчера. Его назначение, официальное вступление в должность Папы. Куда более скромное, чем представление на сцене, но очень волнительное. Сестра Император вызвала его к себе в кабинет и торжественно сообщила, что он — внебрачный сын Папы Нихила, а она — его мать. В тот момент Копиа был счастлив. Наверное, счастлив. Или же слишком ослеплен эйфорией, упуская из виду очевидные сейчас факты. Например, он знал, что когда он появился в Церкви примерно в 1970 году, ему было около года, или даже больше. Если провести короткие вычисления начиная с даты отсутствия Сестры Император и заканчивая моментом ее возвращения, в сумме получалось гораздо больше, чем полтора года. Из-за этого он часто размышлял, задавался ли хоть кто-нибудь вопросом, можно ли вынашивать ребенка больше девяти месяцев. Очевидно, что нет. И не было дураков спрашивать это напрямую: никто не хотел так запросто расстаться с жизнью или сделаться без вести пропавшим. Сейчас, уже задним числом, Копиа понимал, что во всем этом было гораздо больше странностей, чем ему казалось изначально. И теперь, когда терять по большому счету уже было нечего, он решил, что первым делом нужно разобраться с этим делом. Кто знает, может быть, жить ему осталось не так уж долго, но зато он будет знать, был ли на самом деле этот старый любитель эфирных галлюцинаций его отцом. Вдохнув поглубже, он повернулся к Терцо и как можно более спокойным тоном сообщил: — Мне нужно, э… отойти по делам, понимаешь, нужно же делать вид, что я работаю, а не сижу без дела. Могут возникнуть подозрения, если я буду целыми днями сидеть у себя. В ответ Терцо только мрачно глянул на него из-под тяжелых бровей, поставил чашку, с которой в последнее время стал неразлучен, на стол. — Да, ты прав. Иди, если это действительно необходимо, — он взял с постели плед и накинул на плечи. — Я не знаю, сколько времени это займет, — Копиа снова отвел взгляд: он не мог быть с Терцо откровенным, и это заставляло нервничать, — но я могу заодно сбегать в магазин и купить тебе что-нибудь, если хочешь. — Хм, — Терцо поправил рукой чуть спадающий с плеча плед. Копиа не мог решить, чего в этом движении было больше: аристократического достоинства или неловкости усталого старика. — Думаю, что мне бы не помешали бы новые штаны. Без обид, но твои с меня сваливаются. — Э… конечно, — обескураженно ответил Копиа. — Я и забыл, как сильно ты похудел с тех пор, — он прикупил язык, когда заметил, как лицо Терцо скопилось от досады. — Ладно, я думаю, что мог бы прикинуть твой размер. — Мне надоело подтягивать штаны ещё со времён выступлений, — проворчал Терцо. — Спадающие штаны — это отстой, — поддакнул Копиа. — Это может быть смешным при определенных обстоятельствах. Но знаешь… — Терцо цокнул языком — такой знакомый и в то же время ностальгический звук, — у меня так давно не было ничего своего. Я бы не отказался с каких-нибудь собственных вещей. Почему бы не начать со штанов? Он опустился на диван, и Копиа посчитал нужным сесть рядом. Ему как всегда хотелось утешить Терцо, но практика показывала, что в подобные моменты лучше было просто находиться рядом. Хоть он и не знал, помогает это или нет. — Давай посмотрим, что я могу тебе принести. А может, лучше выберешь себе в интернете, а я заберу в магазине, как только смогу до него добраться? — он достал телефон. — Надо поискать, что тебе подойдет. — Это все только ради того, чтобы я не пытался никого убить в твое отсутствие? — Терцо взглянул на него, чуть изогнув бровь. От неожиданности Копиа так и застыл с телефоном в руках. Как он об этом не подумал, а что, если действительно… — Расслабься, крысенок, — на мгновенье Терцо улыбнулся, краешком рта, — ты такой впечатлительный. Обещаю, никто не пострадает. Ровно до твоего возвращения. — А потом? — ошарашенно переспросил Копиа. — А потом я подумаю, — Терцо оставался невозмутим. — Так что там с модным показом, который ты хотел мне устроить? — Между прочим, я отдал тебе свою лучшую футболку, — возмущению Копиа не было предела. 5. Направляясь в архив, Копиа чувствовал нечто, не поддающееся описанию — приятное, ностальгическое. В те времена, когда он был кардиналом, ему часто приходилось сутками, практически безвылазно, проводить время в архивах, перекладывая с места на место бумажки, сортировать, классифицировать, подписывать ровным красивым почерком ярлыки, заносить все это в каталог. Такая работа была ему по душе в основном потому, что подразумевала одиночество, реже — наличие помощника из сущностей либо напарника-человека. Но чаще Копиа действительно оставался один. И это было не так плохо, как могло бы показаться со стороны: часть этой работы всегда казалась ему медитативной, да и что может быть лучше, чем упорядочивать хаос, создавая из него полный порядок? Всем этим ностальгическим мыслям пришел конец, стоило только пройти мимо злополучного зала с гробами. Он невольно вгляделся в темноту, напрягая зрение, очерчивая силуэты тел, лежащих внутри. Теперь все как-то неуловимо изменилось. Будто внутри что-то умерло вместе с призраком, являвшимся из этих теней. Разглядев третий гроб с аккуратно прилаженной крышкой, Копиа только пожал плечами и зашагал прочь по коридору. В тот момент ему было абсолютно все равно, что кто-то уже позаботился о том, чтобы убрать все следы его пребывания. С одной стороны, это было плохо — ведь у Сестры Император в этой Церкви глаза и уши были практически везде. А с другой… он понимал, что рано или поздно им все равно придется столкнуться с ней. Правда, у них не было никакого плана действий на этот счет, и это немного пугало. — Пааа-пааа! — веселый звонкий голос вкупе с щелчками пальцев с разноцветным маникюром оторвал Копиа от собственных мыслей, в которые он, похоже, снова ушел с головой, не замечая ничего вокруг. — Аврора, — он неловко улыбнулся и склонил голову в знак приветствия. — И Свисс с тобой, как всегда неразлучны. В ответ на это гули весело переглянулись, и Свисс, приобняв Аврору за плечи, что-то прошептал ей. Затем они весело рассмеялись, глядя на Копиа. Совершенно неподобающее поведение для свиты Папы. — Как э… замечательно, что я вас встретил, — выдавил он под их пристальным взглядом. — Знаете, я направляюсь в архив. Много работы и все такое. Там будет много журналов и информации, может, вы согласились бы мне помочь? На последнем слове он намеренно сделал акцент, мысленно вкладывая туда все силы для приказа. Но гули только переглянулись и рассмеялись, видимо, заметив эту попытку контроля с его стороны. — Ах, Папа, — проворковала Аврора, проворно похлопав его по плечу, даже несмотря на свой небольшой рост, — мы так рады, что вы наконец-то занимаетесь работой. Свисс закивал, оскалив в улыбке острые белоснежные зубы. — Ну, знаете, Папа, — хихикнула Аврора, — вы же ответственный человек. Да? Ответственность — это важное человеческое качество, — она наставительно ткнула в воздух указательным пальцем, — а раз так, то вы должны сами справляться со своими обязанностями. После этого она снова рассмеялась и взяла под руку все так же улыбающегося Свисса. — Но, я… э… это же всего лишь помощь, а не попытка переложить ответственность, — голос Копиа дрожал от возмущения и обиды, но он старался не выдать себя. Правда, гули его уже не слушали, а весело о чем-то перешептывались. Похоже, снова обсуждали его. — Ну, бывайте, эм… — Свисс на секунду задержался, проходя мимо него и увлекая за собой Аврору, — хотя, погодите. Какая сейчас у вас должность? Уточните этот вопрос, нам подобает называть вас по должности. Прежде чем уйти, они обернулись к Копиа еще раз и звонко рассмеялись на весь коридор. Копиа же так и стоял на месте, крепко стиснув кулаки: что бы он не делал, эти адские твари не желали его слушаться. Даже если он все еще был Папой. Формально был Папой. 6. Копиа спускался вниз по прямой, ярко освещенной лестнице. В отличие от того самого подвала, здесь было довольно тепло и сухо. Волей-неволей его охватывало беспокойство, к которому примешивалось бессильное раздражение на ситуацию и на себя самого. Будь он чуточку сильнее, он наверняка смог бы что-нибудь сделать. Дать отпор наглым гулям, которые всегда относились к нему так, словно он был занятной букашкой для домашнего террариума. Но к черту их, к черту все. Сейчас он был в своей стихии, и это придавало ему уверенности. Когда-то его основной работой был поиск информации. Да, если говорить официально, он составлял реестры и подшивал документы для Папы Нихила и Сестры Император. Но на деле… все это было только видимостью для того, чтобы его покровительница, знала все обо всех. Годами он нашептывал ей самые грязные секреты других людей и не видел в этом ничего ужасающего. Как же низко он пал только ради одобрения этой женщины! А теперь ловушка захлопнулась уже за ним, и бежать было некуда. Она знала о нем все до мельчайших деталей — вплоть до того, какие блюда на вынос он предпочитает заказывать в тайском ресторане. Пугающе до дрожи. Иногда он ощущал себя все тем же маленьким и напуганным кардиналом, отчаянно пытающимся доказать собственную значимость, хоть уже и был Папой. Правда, в чем смысл этого дурацкого титула, если его приказы ничего не значат? Все это чертовски надоело. — Чем могу помочь? — мрачно осведомился брат Сантори. Копиа затоптался на месте. Не повезло: с этим Братом Греха у него никогда не складывалось. Тот всегда был довольно принципиален и не скрывал своей симпатии к идеалам Третьего. Возможно, именно за это Сантори и был сослан вниз, в архивы. И даже здесь он, судя по всему, продолжал верить в свою правоту. Впрочем, это не имело особого значения, ведь он тоже не пытался ничего сделать, кроме как молча ненавидеть Копиа, работавшего на Сестру Император. — Эмм… мне надо получить доступ к досье всех кардиналов и Пап за последние десять лет, — сказал он, немного подумав. — Это конфиденциальная информация, — так же грубо ответил Сантори, не отрываясь от своих бумаг, или, по крайней мере, делая вид, что очень занят и Копиа отрывает его от важной работы. — Думаю, что моего доступа будет достаточно, — все это, как и неповиновение гулей, начинало дико раздражать. — Да зачем вам? — Сантори наконец оторвал взгляд от своего занятия и скептически взглянул на Копиа. — Теперь это не ваша работа. Можете прислать сюда своего ассистента, если таковой у вас есть, или дать задание кому-то из кардиналов. Думаю, любой из них будет согласен выполнить ваше поручение. Копиа чувствовал, как последняя сказанная фраза буквально сочится ядом. — Послушайте, — не выдержал он. — Я сам могу решить, что и когда мне делать, и что я хочу получить. Если мне нужен доступ к этой информации, я его возьму. И спрашивать вас не стану. Я знаю этот архив не хуже вас, между прочим. — У вас нет ключей. — О, взять их не проблема, — Копиа чувствовал, как его терпению начинает подходить конец. — Вот, скажем, если вы будете препятствовать мне, то все может закончиться очень печально. А пока я не стал перечислять, что именно может произойти, давайте подумаем о том, что бы сказал на это Папа Эмеритус Третий? — на этом моменте Копиа злобно улыбнулся. 7. В архиве было тепло, темно, пахло бумагой и типографскими чернилами. Стоило только нажать на клавишу выключателя, как затрещали галогеновые лампы, помигивая и постепенно освещая все вокруг. Звон от связки ключей разрезал царящее здесь безмолвие так же, как наточенные ножницы кроят полотно — резко, быстро и точно. В любой другой ситуации Копиа испугался бы, но не здесь. Именно в этом месте он был как рыба в воде, становился другим человеком, более уверенным, сильным и способным на невероятные поступки. В какой-то момент ему даже показалось, что время повернулось вспять и все наконец-то стало как надо. Что он ушел отсюда только вчера. Выключил настольную лампу с зеленым абажуром, забрал ежедневник и бумажный стаканчик с растворимым кофе. На этих мыслях Копиа улыбнулся и прикрыл дверь: пусть, выйдя отсюда, он снова будет себя ненавидеть за немощность, но в тот самый момент он точно знал, что найдет то, за чем пришел. Не став терять времени, он взялся за работу: нужные каталоги, полки и коробки отыскались сразу. Вся информация о Папах и высшем духовенстве хранилась отдельно и обособленно, только почему-то отсутствовала коробка с данными о Терцо. Похоже, что вся информация о нем, как и предполагалось, была намеренно вычищена и спрятана. Кто знает, может, Сестра Император в порыве ненависти каждый вечер перечитывала его досье, или даже кидала оборванные, скомканные листы бумаги в камин. А потом шла в подвал и… Копиа поморщился. В сущности, сейчас это не так уж и важно — что произошло, то произошло, и этого уже никак не изменить. Но можно идти другим путем и найти слабости противника. В чем же может заключаться слабость Сестры Император? В желании власти, статуса? Нет, это у нее и так есть, и это скорее про амбиции. А вот то, что было до того, как она получила все, о чем мечтала… до этого были довольно сомнительные отношения с Нихилом, самовольное отлучение от Церкви почти на год и рождение самого Копиа. Последнее было той самой ниточкой, которая не давала ему покоя с тех самых пор, как Император торжественно сообщила ему о том, что она его мать. Конечно, следовало бы радоваться обретению такой могущественной и доброжелательно настроенной родни, но тогда Копиа насторожился. Он высчитывал все не один год, желая узнать, кто он такой и откуда появился в этой Церкви. Не раз он и сам подозревал, что Император может быть его матерью. Ну что ж, настало время это проверить. Откинувшись на спинку стула, он стал внимательно перечитывать досье той, с которой все началось. Скорее всего, оно уже давно было тщательно отредактировано. Остались лишь безликие факты: пришла в Церковь в статусе обычной Сестры Греха, взяв имя Император, очень скоро получила статус Старшей. Старшие Сестры имеют право подготавливать и проводить особые ритуалы, в том числе призыв сущностей, чем она и воспользовалась. Вскоре ее ищейки разыскали кандидата на должность нового Папы. И тут начались странности: слишком много периодов было пропущено, хоть они и были довольно важными. По крайней мере, в истории музыкального проекта Церкви, который использовали для создания образа крутых и дружелюбных ребят. Но все это кануло в лету. Остались только малопонятные заметки о том, в каком году Император выбыла, в каком была восстановлена в должности, а дальше лишь факты и продвижении по карьерной лестнице. В задумчивости Копиа постучал ручкой по своей записной книжке: даже этих обрывочных сведений хватило, чтобы понять несколько важных деталей. Во-первых, он точно не может быть сыном Нихила — в сущности, это было понятно уже давно, нужно было всего лишь найти подтверждения. А во-вторых, он действительно значился сиротой, которого родители «подбросили» в церковь. Но был один момент, который смущал своей простотой и несуразностью: в описи его досье фигурировал неизвестный номенклатурный номер. Причем он встречался несколько раз в различных упоминаниях. Вот актовая запись о том, что Церковь берет на себя воспитание младенца, вот его примерный возраст, параметры — рост, вес, описание, и тут же номер, состоящий из ряда цифр, которые Копиа совершенно ни о чем не говорили. Достав телефон, он сделал несколько фото, а затем ему в голову пришла мысль: что, если это документ о рождении? Или… может быть, даже усыновлении? Копиа поджал губы, пытаясь разглядеть в номере ответ на тайну собственного происхождения, но все было тщетно. Конечно же, даже поиск в интернете ничего не даст без доступа к соответствующим базам. Разве что кто-то ему поможет. Кто-то, кто был все это время здесь, в Церкви, или… — Терцо прав, я идиот, — прошептал он, уставившись на мигающую над головой лампу. — Полный идиот. Почему я не додумался до этого раньше? Он бросился к куче коробок, которые долго и упорно перетаскивал к столу, но споткнулся и полетел прямо на них, обрушив на себя дождь из картонных и пластиковых папок сдержанных темных цветов. — Вот черт! Копиа сел на пол и потер ушибленный затылок, разглядывая учиненный им же погром. Среди разбросанных перед ним личных дел под красной, цвета запекшейся крови обложкой лежало то самое. То, что он искал. То, о чем, вероятно, стараниями Сестры Император он забыл на многие годы. Ему было стыдно даже открыть папку — его дурацкое нежелание задавать лишние вопросы и отменное малодушие напополам с безразличием снова сыграли с ним злую шутку. Задержав дыхание, словно перед погружением в толщу воды, он раскрыл досье. Оттуда на него смотрела русоволосая женщина с заостренными, но в то же время мягкими чертами лица. Ее глаза будто бы излучали скрытый свет, и Копиа робко улыбнулся, невольно поглаживая старую, блеклую фотографию. — Здравствуй, Миранда, я очень скучал… К горлу подступил ком, а лист, испещренный текстом, напечатанным на пожелтевшей от времени бумаге, покрылся следами от капель. Глядя на нее, Копиа не мог сдержать слез.