По ту сторону

3 ноября 1918 год, дворец Хофбург.

      На прекрасном дорогом ковре, украшенном растительными узорами, виднелась дорожка из маленьких капель крови, которая вела на второй этаж по красивой лестнице, а потом и в покои австрийского императора. Он сидел на кровати в своем любимом белоснежном мундире и смотрел несуществующим взглядом а свои руки. Повязок не было, ведь сейчас они просто ни к чему, теперь он может не скрывать свои чувства за ними, все равно их никто не увидит. Боль расходилась по всему телу вместе с трещинами.       Они появились довольно давно, но только недавно начали кровоточать и болеть. От этого хотелось кричать и лезть на стену, но уже не было сил и времени на это. Его верные столицы, Будапешт и Вена, хотели посидеть с ним сегодня, но он отказался, он не хотел чтобы его верные помощники видели его в таком состоянии. Сейчас никого не хотелось видеть… кроме одного человека, его верного друга, надежного союзника и самое главное, любимого брата, Германскую Империю.       А немец словно чувствовал что-то неладное в этот день, а потому без письма и приглашения явился в замок своего любимого союзника. Несмотря на то что все вокруг него было уже разгромлено оставалась надежда что он успел перед самым страшным. Без стука или чего-то подобного дверь резко открылась, а на пороге стоял кайзер с довольно спокойным лицом. Да, он не хотел признавать свое поражение в этой войне, но уже смирился, поэтому и сохранял свой невозмутимый лик. Пятна на ковре очень насторожили и заставляли трепетать сердце, а потому император германских земель пошел по их следу. Дверь в спальню, на удивление, была не заперта, хотя венгр всегда боялся что его кто-то увидит обнаженным, беспомощным или без повязок, а потому закрывался на замок.       Для приличия Ги постучался, но ответа не дождался и сразу открыл. Увиденная картина заставила сердце сжаться в болезненном приступе. Он сразу же подбежал к австрийскому монарху, но не спешил обнимать или трогать, потому что боялся причинить вред. Весь мундир любимого был испачкан кровью, а это ни о чем хорошем не говорит.       А АВи даже поначалу не заметил чье-то присутствия, мыслями он уже не находился в этом мире. Но из пучины небытия его выдернуло очень нежное и осторожное прикосновение немца. Поначалу австриец отстранился, а потом стал активно водить головой чтобы найти источник его раздражения. Германия сразу же понял что его ищут, а потому нежно взял руку любимого и положил себе на плечо, а потом достаточно тихо сказал: — Я здесь, милый.       Это было лучше любого бальзама на душу, а потому австрийский император прижался к кайзеру и обнял его обеими руками несмотря на еще большую боль от каждого движения. Сразу же на глаза навернулись слезы, которые он даже не пытался сдерживать. От них намокал мундир немца, да и пачкался в крови от такого тесного контакта, но сейчас на это плевать. — Ты пришел… — тихо прошептал венгр от недостатка сил. Казалось что это хрупкое, содрогающееся тельце просто развалится от малейшего прикосновения, что не далеко стояло от истины. — Я не мог не прийти, — ответил Германская Империя утешая любимого поглаживаниями по спине и голове. — Я умираю, Ги… я скоро окончательно развалюсь… неужели ты хочешь видеть мои последние страдания и запомнить именно таким? — непонимающе посмотрел австрийский монарх на названного и делал большие паузы чтобы немного отдохнуть. Язык уже заплетался от накатывающей усталости. — Нет, не хочу. Я хочу подбодрить тебя и помочь в столь тяжелые минуты, — впервые за такое долгое время ариец улыбнулся. Это была поистине добрая улыбка, которая для Австро-Венгрии значила очень много. — Спасибо тебе, но… я не хочу… чтобы ты запомнил меня именно таким… — все с такими же запинками произнес австриец после чего обессиленно положил голову на плечо любимого. Сейчас радовала одна очень приятная мысль: последнее что он увидит в этой жизни — лицо его возлюбленного, такого же нежное как и всегда. Он прекрасно понимал что и немцу сейчас нелегко, но он сдерживал это, чтобы показать венгру в его последние моменты жизни все самое хорошее что осталось в нем, что он хранил для него всю эту ужасную войну.       Так они и обнимались до самого вечера. Австриец немного подергивался чтобы показать что он все еще жив, но с последним лучом солнца душа покинула тело и бездыханное бремя осталось покоиться на кровати, никому не нужное и превращающееся в прах. Немец не хотел видеть это, но и бросать любимого не хотел, а потому просидел с ним до момента пока его тело не превратилось в прах и только после вышел из его покоев тихо закрыв дверь, а потом так же тихо прошептал: — Мы обязательно встретимся, любовь моя.