Delicate for you

Ничто не било так метко по самолюбию, как звонки из дома. Единственные звонки, на которые Леви отвечал. С большой неохотой, с раздражением и с угрызением совести за первые два. Кушель расспрашивала об учёбе, переживала за предстоящие выступления и экзамены, ждала, когда наконец услышит от сына имена друзей или возлюбленных, и посвящала его в мельчайшие подробности их тихой, скромной, неприглядной домашней жизни, где встреча с соседями или новая работа дядюшки — уже большое событие. Леви никогда не задавал уточняющих вопросов, чтобы рассказ не затянулся. Он бежал от прошлого, а прошлое наступало ему на пятки. Как невольного слушателя, его хватало на десять минут, а потом он делал вид, что куда-то торопится, и сбрасывал звонок. Изображать заинтересованность или в самом деле быть заинтересованным ему было сложно. Он думал о закрытии сезона, о переезде, о противном Мёрфи, о своем будущем, о судорогах по ночам и об Эрвине. Эрвин затесался в его повседневность быстро, естественно и очень болезненно. Волей-неволей он часто вспоминал его, когда наконец оставался один. Проходя по мокрому тротуару мимо ослепительных витрин, уставившись в ноутбук, перематывая пластырем стертые в кровь пальцы, он рано или поздно возвращался мысленно к Эрвину, который для Кушель был строго инкогнито. — Просто знакомый. Друг. Так, пересекаемся иногда, — Леви смывал грим ватными дисками, сидя перед зеркалом с подсветкой. — Что с твоим голосом? Простудился? — Кушель его друзей воспринимала как непостоянную единицу. Они исчезали так же быстро, как и появлялись на его пути. — Одевайся теплее. У тебя вечно руки ледяные. — Да, конечно, — Леви шмыгнул розоватым носом и достал из настольного ящичка капли. — Мне пора уходить, потом перезвоню. — Ты так поздно возвращаешься. Будь осторожнее. — Что может случиться? Не фантазируй. Леви сбросил звонок, педантично собрал свои свои вещи и вышел из полутемной гримерной, навсегда пропахшей пудрой и деревом, в узкий коридор, со стен которого на него горделиво смотрели портреты артистов. Это была любимая часть его работы после самого выступления. Тихо красться по закуткам закулисья, забвенно вспоминая овации, и пропитываться атмосферой остывающей торжественности. Минуты благодати. Возле театра его поджидало припаркованное черное авто, наполовину скрытое ночной тьмой. Леви сел в него без каких-либо мыслей, поправил полы пальто и вцепился в дверь, когда нос защекотал сигаретный дым. — Ты?! Зик взглянул на него мельком, безразлично, словно Леви — случайно залетевшая мошка. — Эрвин заочно нас познакомил, полагаю, — Зик резво погнал машину по Бродвею, не выпуская дымящуюся сигарету изо рта. — Но на всякий случай представлюсь: Зик Йегер. В прошлый раз мы не договорили, а я не люблю оставлять дела незавершенными. — Ты сталкеришь меня? — возмущению Леви не было предела. Именно возмущению. Несмотря ни на что, Зик не вызывал у него и малую толику страха. Леви смертельно хотел спать и есть, тут уж не до страха. — Мне кажется, сталкеры стараются сохранить свою анонимность и тщательно мониторят информацию о своей жертве, а я всего лишь услышал, что сегодня ты в Дон Кихоте. — Абсолютно случайно, — саркастично произнес Леви. — Абсолютно случайно, — вторил Зик. — Что тебе нужно? — Для начала — твоё понимание. — Окей, останови машину, поговорим снаружи. Вдруг ты маньяк, увезешь меня в лес и убьешь? — Я не люблю пачкать руки, в отличие от Эрвина. — Мне надоели намеки и твои хождения вокруг да около, ты можешь говорить прямо? — Леви чуть ли не выл. Эрвин разбаловал его не только ни к чему не обязывающей заботой, но и талантом говорить доступно и прямо. — Торопыга. Ближе к делу? Тогда слушай. Зик не останавливал машину. Сине-зеленые таблички с указателями авеню сменялись так стремительно и непредсказуемо, что казалось, будто они рисовали по карте самые нелогичные траектории. — Есть прямая взаимосвязь между уверенностью Эрвина в безнаказанности и его родственниками. Сейчас он убежден, что ничто не помешает ему вести за мной слежку. Не удивлюсь, если выяснится, что надоумил его на это папаша. Гнилое семейство. Ты хоть осознаешь, в кого ты вляпался? Беспардонность Зика обезоружила Леви до такой степени, что его воображение, богатое на огрызательства, вдруг смолкло. — Я не знаю, кто его отец, кто из них гнилой и что он установил за тобой слежку, — Леви решил отрицать абсолютно всё. — Вопрос остаётся открытым: что ты хочешь от меня? — Наивная овечка, — в очках Зика отображались блики фонарей. — Передай Эрвину, что я знаю обо всех его планах. Он все ходит с Майком, как с цепным псом, не подойдешь к нему, так что придётся тебе побыть посредником. — О, так и будешь ловить меня, чтобы ему что-то передать? — Тебе обидно, что ты оказался мне нужен только поэтому? — Что? Зик чему-то улыбнулся, но, как в прошлый раз, его улыбка была ломаная, ненастоящая. — Ты мне никак не интересен. Просто передай Эрвину, что я все его ходы предвижу. Если он не прекратит, то опять пожалеет о своем решении. Леви был на взводе и, когда Зик высадил его возле театра ровно на том же месте, откуда и похитил, он отупело осмотрелся вокруг и с сожалением подумал, что впустую потратил целых полчаса. Полчаса в его расписании занятого человека — очень много. Это половина пути от дома до университета. Весь путь от университета до театра. За полчаса можно написать одно сочинение уровня выше среднего, прочитать две главы учебника и прослушать как минимум семь песен. А чтобы покраснеть и покрыться мурашками, понадобится всего пять секунд и один Эрвин Смит с пышным жёлтым букетом. Арифметика в его жизни крайне проста. — Ты знал про язык цветов? — Эрвин приблизился к нему и осторожно положил букет, точно младенца, ему на руки. — Нет, — Леви прижал цветы к себе и глубоко втянул носом душистые нотки. — Лилии означают чистоту и невинность. Азалии — преданность. Розы — красоту. Это все наплели мне рекламщики в цветочном магазине только что. А нарциссы… — Камушек в мой огород? — Тс, — Эрвин невесомо коснулся указательным пальцем подбородка Леви. — Забудь греческий миф. Нарциссы и нежные, и яркие, прямо как ты. Желтые яркие лепестки щекотали Леви шею. Он снова вдохнул их сладость и поднял на Эрвина свои уставшие, поблескивающие томительным предвкушением глаза. — Ты всегда с чем-то меня сравниваешь. — Нужно же мне как-то понять, кого я встретил. Эрвин улыбнулся. Не так, как Зик, и не так, как кто-либо другой. Его улыбка была с чуть приподнятыми уголками губ, с неглубокими ямочками, вымученно ласковая, читаемая без слов как «лишь бы с тобою рядом». Леви забылся, засмотрелся. Цветы — полбеды. Эрвин — настоящая беда, затронул то, что было никому не доступно. — Ты не был на выступлении. — Не был. Только недавно вырвался к тебе. — Спасибо. Эрвин не понял, за что его отблагодарили, но обошелся без уточнений. — Зик опять нашел меня, — Леви вынужденно заговорил о случившемся. Будь его воля — он бы стёр это с пленки разума, чтобы не портить момент. — Он знает о слежке, Эрвин. — Погано. Эрвин мысленно прикидывал сумму для откупа и что будет, если Зик от нее откажется. Заявлять на Эрвина он точно не станет, это заведомо проигрышное дело, учитывая его родственные связи, но это лишь усугубляет ситуацию. Лучше бы заявил. Эрвин нанял бы семейного юриста, который не только бы отмазал его от наказания, но и сделал бы так, чтобы в конечном счете виноватым признали бы Зика. — Он что-то требовал от тебя? — Только просил рассказать тебе об этом. Больше они о Зике не говорили. Эрвин извинился за то, что не может остаться дольше, и поехал домой, предварительно предложив Леви подвезти его, но Леви, как и всегда, отказался. Они потом как-нибудь встретятся. У них нет выбора. «Если любви суждено стать незабываемой, с первой же минуты к ней должны слетаться случайности» — из любимой книги Кушель. Она привила ему любовь к чтению и страх к отношеним. Необнадеживающее сочетание, учитывая ситуацию Леви. Он больше не переживал. Судьба сталкивала их с завидной регулярностью, а о том, что из этого выйдет, он предпочитал отныне не думать. По приезде домой Леви обнаружил квартиру незапертой и громко, настойчиво постучал кулаком по двери комнаты Фарлана, но ничего не добился. Фарлан у кого-то ночевал, но Леви почему-то думал, что не у профессора Мёрфи. Между ними словно черная кошка пробежала. Профессор стал критиковать бывшего фаворита наравне с Леви, периодически подвергал его игнорированию, а потом так мурштровал, что Фарлан стал похож на загнанное животное. Он оборвал все связи, заперся в самом себе, баловался кислотой, если было совсем невыносимо, и неизбежно угасал. Он изменился до неузнаваемости всего за месяц, но, что самое поразительное, замечательно держался на сцене. Леви только диву давался. Незапертые двери — самое безобидное, что учудил Фарлан. Войдя на кухню, Леви обнаружил вопиющий беспорядок, словно кто-то провел обыск. На столешницу была вывалена вся утварь, на полу валялись коробки из-под хлопьев и смятые цветные салфетки. Леви замер на пороге и не решился войти в этот жуткий хаос. Апогей настал, когда он заглянул в свою комнату и увидел в ней приблизительно то же самое, что и на кухне. Все было вывернуто наизнанку. — Кретин, — сквозь зубы процедил он и положил букет на стол, заваленный книгами и безделушками. — Я прикончу тебя, если ты еще жив. Вдруг из букета вылетела маленькая бумажка. Леви поднял ее и закатил глаза (он работал над этой привычкой, но пока безрезультатно), подумав, что он, видимо, теряет сноровку. Эрвин Смит опять схитрил, а Леви и не заметил. Между пальцами была зажата глянцевая визитка. Ну точно лис! Даже злость на Фарлана отступила. Леви подуспокоился, закрыл все двери и посреди ночи отправился спасать недруга. Когда отвращение к жизни Фарлана достигало предела, он посещал одну кошмарную точку, зажатую в узком переулке между низкими домами, где ослепляли неоновые лучи и реками лились крепкие коктейли. Фарлан пригласил туда Леви, когда они только поступили на первый курс, но Леви забраковал для себя такой досуг, а Фарлану он понравился. Он приходил туда с одной целью — забыться, и для того там были все составляющие ингредиенты. Среди дергающихся пьяных тел в синем свете Леви с трудом разыскал Фарлана. Тот завалился в угол, едва держась на ногах, и помутнеными глазами смотрел на окружающих, не различая лиц. — Да ты в слюни, — проворчал Леви. — Да п-по… Пошел… Фарлан совершенно не владел собой. Губы едва шевелились, веки смыкались под тяжестью алкоголя, которым от него разило за добрый километр. Леви попытался приподнять нетрезвую тушу, но туша все еще была способна отбиваться, пусть и вяло. — Я запихну кроссовок тебе в задницу, если он еще раз окажется возле моего лица, — Леви с силой тряхнул Фарлана и потащил его к выходу. — Так доходчиво? Промычав что-то невнятное, Фарлан обмяк и повис на нем. Леви кое-как вытолкал его из цветного дыма и тяжелой музыки на воздух и, нерасторопно доковыляв до тротуара, усадил его на пыльный бордюр. Что делать дальше он не знал. Оставить Фарлана на произвол совесть не позволяла, но и желание провести всю ночь с пьяным нечто, дежуря возле кровати с тазиком, чтобы оно не захлебнулось в собственной блевоте, отсутствовало. — И что мне делать с тобой? — Леви сел рядом с Фарланом, и на его плече тут же оказалась голова. — Эй? Слышишь меня вообще? Черт, ты в отключке?! Он подсунул ладонь под нос Фарлана и облегченно выдохнул. Тот всего лишь заснул. Но стоило поторопиться, время близилось к полуночи, холодало, да и рядом кружили какие-то мутные типы, словно стервятники. Леви безуспешно попробовал разбудить Фарлана, дважды звонко хлестнул его по щекам и потерял всякую надежду. — Я брошу тебя здесь, если ты не очнёшься. Но слова не возымели нужный эффект. Фарлан спокойненько посапывал на его плече, не чувствуя ни холода, ни алкогольной вони, зато Леви отдувался за двоих. По счастливой случайности (или нет?) он нащупал в кармане визитку и задумчиво крутанул ее пальцами. Эрвин в последнее время играл роль его спасательной шлюпки, и Леви становилось за это уже стыдно, потому что ответить тем же он не мог. Эрвин и себя спасал, и других, а Леви… Впрочем, он тоже спасал других. Можно сказать, что у них будет совместная спасательная операция. Переборов смятение, Леви решил обратиться к тому, кто пока еще ни разу не подводил. Спустя пять длинных гудков из динамика послышался бодрый голос Эрвина: — Тебя взяли в заложники, но ты запомнил только мой номер? — Почти, — Леви покосился на спящего Фарлана. — У тебя есть шанс подправить карму. — Я заинтересован. — Давай отвезем одного человека, которому позарез нужна помощь, к моей знакомой. — Я слышу настороженность в твоем голосе. — Этот человек пьян и может подпортить тебе салон. — В конце меня как-то вознаградят за этот подвиг? — предпринимательство в Эрвине никогда не потухало. Леви обхватил пальцами переносицу, обдумывая сделку. — Я обязательно что-то придумаю. Пусть это будет сюрпризом. — Я тебе верю. — Окей. Тогда я скидываю геолокацию и жду тебя. — Договорились. Эрвин не заставил себя долго ждать. Уже через пятнадцать минут он помогал Леви укладывать Фарлана на заднее сидение. Видимо, ключик к его мотивации был подобран верный. — Что это за парень? — спросил он, набирая адрес в навигаторе. — Фарлан, — Леви прикрыл зевок ладонью. — Вы друзья? — Когда-то были. — Поссорились? — Он столкнул меня с лестницы, чтобы я сломал ногу и не выступал. Смахивает на ссору? — А ты собираешься отвезти его в теплую постель подруги. Это доброта? Леви — не добрый. И простить Фарлану свою травму он никогда не сможет. Такое не прощается. Он помнил все пошагово. Помнил предательский толчок в спину, помнил парализующее головокружение, противный хруст и временную слепоту. Каждый день боль в ноге напоминала ему о том, что нельзя поворачиться спиной к тем, кого подпустил ближе всех. — Идиотизм, — Леви ощутил жар во всем теле. Ему захотелось остановить Эрвина, вытолкать Фарлана на обочину и поклясться, что больше он таким заниматься не будет, но что-то мешало ему так поступить. — Когда-то я им восхищался. И здесь я только из-за него, это была его идея подать заявку в университет в Нью-Йорке. Мы думали и о Европе, но Фарлан тогда грезил, как будет шнырять по авеню под светом рекламы, и вот мы здесь. Тогда он был… Губы Леви сжались в тонкую полоску, а глаза потускнели. — Светлее будто бы. Он горел танцами, везде хотел быть лучшим, хотел быть самым заметным, самым ярким, хотел, чтобы никто не мог пройти мимо него, не оглянувшись. Это тщеславие в чистом виде, но в нём мне оно нравилось. Я хотел быть таким же. — Так почему ты сейчас ему помогаешь? — допытывался Эрвин. Ответ на этот вопрос был нужен вовсе не ему. — Наверное, мною руководит ностальгия, — Леви давно не говорил так честно. Пробная версия исповеди. — Сейчас он другой человек, абсолютно новый, а я словно не могу отпустить его прошлого, потому что опирался на него. — Но теперь ведь отпустишь? Когда притворяться, что ничего не изменилось, стало невмоготу, он, конечно, отпустит. И в будущем он обязательно отблагодарит себя за то, что скинул этот балласт, а не пошел на дно вместе с ним. — Отпущу. Фарлана передали с рук на руки его подруге. Эрвин держался бодрячком, свежий и хрустящий, он проснулся лишь в обед и потому чувствовал себя готовым к любым авантюрам, а Леви ощущал, что истратил все свои лимиты на текущие сутки. — Почему ты такой энергичный? — Эрвин шёл перед ним так быстро, что ему пришлось ускориться, чтобы идти вровень с ним. — Я еле поспеваю за тобой. — Потому что я живу по своим ритмам, а не по будильнику, — пояснил Эрвин. — А еще я жду от тебя сюрприз. — Давай перенесем его? — Нет. — Разве ты корыстный человек? — Да. И у меня скоро день рождения и… Леви иногда забывал, что препирательства работают и в обратную сторону. Он резко остановился и поднял указательный палец перед носом Эрвина. — У тебя есть конь и машина, Эрвин. Если ты не ждешь от меня велосипед, то я даже не знаю, что еще тебе нужно. Когда у тебя день рождения? Задрав рукав пальто, Эрвин посмотрел на наручные часы на кожаном ремешке. — Через полчаса ровно. Леви понял, что если он прямо сейчас ничего не предпримет, то попадет впросак. — Сладкое тебя устроит? — спросил он. — Сладкое меня устроит, — довольный подтвердил Эрвин. Они зашли в ближайший круглосуточный магазин, где был кондитерский отдел, и среди всего многообразия прилавков выбрали два кекса. — Эдди выдал все твои грязные секретики, сладкоежка, — сказал Леви, положив на ленту возле кассы упаковки свечек и зажигалку. — Придется лишить его премии, — не растерялся Эрвин. Затем, найдя удобное местечко на пожарной лестнице, прилегающей к зданию, они сели на железные скользкие ступени. Леви воткнул по пятнадцать свечей в каждый кекс (Эрвин удивился, но промолчал) и зажег их. — Ты загадываешь желания? — он поднес кексы к лицу Эрвина. — Каждый день, и сам же их исполняю, — Эрвин задул поочерёдно огоньки и усмехнулся. Рядом выли сирены. По мокрому бетону плыли толпы. Почти во всех окнах горел свет, или холодный корпоративный, или желтый домашний. Никто не спал. Пятница бурлила. Эрвин с нескрываемым аппетитом откусил кусочек кекса и заговорил: — Сейчас я как будто учусь заново жить. В каких-то сферах моей жизни явно произошел откат, но меня это не пугает. Леви догадывался, о чем тот думал и что имел в виду, говоря «заново жить». Эрвин настрадался и теперь учился радоваться обычным повседневным мелочам, чтобы обрести равновесие. К примеру, тихим вечерам пятницы. — Рядом с тобой я как будто Вояджер, у которого получилось вернуться на Землю. Такое чувство странное. В тебе есть что-то моё, и меня к этому тянет. Эрвин обернулся и поднял голову к Леви, который сидел на пару ступенек выше и молча, осторожно, словно боясь спугнуть поток его мыслей, смотрел на него. — Ты сонный. — Мне нравится тебя слушать, вот и молчу. Продолжай. — Нет. На сегодня мой спич окончен. По дороге пронеслись с воплем пожарные машины. Эрвин опять повернулся к Леви и притянул его руку за запястье вместе с кексом. И Леви готов был поделиться своей порцией, но неожиданно зубы Эрвина прикусили не только рыхлый мякиш, но и его пальцы. — Ауч, — Леви отдернул руку. — Я случайно, прости, — оправдывался Эрвин с нескрываемой игривой интонацией. — У нас наметилась одна занимательная тенденция, Эрвин. Все твои случайности — это очень удачные для тебя стечения моих неудачных обстоятельств. То кошелек, то визитка. — Я терпелив, Леви, особенно к тебе, но иногда мне сложно устоять, вот и приходится что-то придумывать. Ты меня часто дразнишь. — Дразню? — Леви опешил. — Дразнишь, — сказал Эрвин. — Ты сейчас сидишь высоко, как птичка на ветке, вроде бы на безопасной дистанции от кота, но я могу сделать так… Ловкость рук и никакого мошенничества. Не прошло и пяти секунд, как Леви оказался сидящим на бёдрах Эрвина и смотрящим на него с раскрытыми губами, с которых ни слетело ни единого слова лишь из-за звезд перед глазами. Его руки обхватили голову, а затем сместились на плечи Эрвина, который триумфально, самодовольно наблюдал за его реакцией. — Я упаду. — Нет, я удержу. Руки Эрвина аккуратно придерживали его за спину. Почти невесомо, но крепко. Леви его не отпускал. Пальцами ощупывал через плотную ткань шерстяного пальто широкие мощные плечи и смотрел в зрачки. Все было похоже сцену из фильма. Камера. Мотор. Губы не слились в поцелуе. На них застыло что-то невысказанное, томительное и волнующее, что Эрвин стёр большим пальцем, проведя по мягкой нижней. Леви не мог поверить, что человек перед ним способен разжечь в ком-то столь сильную нестерпимую ненависть, что поплатился за это жизнью близкого. Разве Эрвин мог причинить зло? Эрвин, о которого он сейчас греется? Эрвин, которому он нужен? Эрвин, который нужен ему? Его Вояджер. Его нарциссы. Его измеритель терпения.