Граница наших жизней

Вечер 03 января 2022 — Володя, прошу послушай меня, — Мужчина в очередной раз чуть повышает голос, из последних сил и нервов не позволяя себе переступить границу дозволенного. Стань он ещё на несколько тонов громче, а его взгляд суровее, это может лишь разозлить собеседника. Состояние обоих оставляло желать лучшего. — Твой план звучит, как полнейшее безумие, как ты этого не понимаешь? Что ты предлагаешь? Выйти и лично успокоить людей, решившихся на подобное? Ты себя слышишь вообще? Зеленский устало выдыхает, опираясь на спинку офисного кресла. Он прикрывает глаза лишь на секунду. На фоне таких событий о каком либо сне не могло идти и речи. Владимир Владимирович придерживался такого же мнения. На понимании этой позиции они сошлись негласно, просто потому что всё итак было ясно. — А что предлагаешь ты? Сидеть здесь сложа руки и смотреть на это? Это мои люди, Вова, как бы то ни было! Я не могу просто отсиживаться в другой стране, когда в моей твориться... это! — Володя не желал в очередной раз повторять все события произошедшие за последние несколько суток в его родном Киеве. Всё это казалось ему абсолютным ужасом и кошмаром. Кошмар, который начался по его вине, значит он и должен его закончить раз и навсегда. — Нет, ты меня не слышишь, — Россиянин вновь поднимается из кресла, шагнув поближе к уже открытой форточке. Чиркнув зажигалкой, в губах вновь оказалась горькая сигарета. Какая по счёту она была за последний час, никто не считал. — Я говорю о другом. Эта ситуация, она... требуют гораздо более аккуратного подхода. Ты не можешь бездумно броситься в огонь, надеясь справиться с ним в одиночестве! Это заведомо провальная тактика. Володя, здесь нужен иной ход действий и свой вариант я тебе озвучил пять раз. За спиной послышался нервный вздох. Вновь шаги вокруг стола и лёгкий скрип его кресла. Украинец был напряжён ничуть не меньше Московского коллеги и оба разделяли этот стресс. Они вновь чувствовали тонкую грань меж друг другом, проявившуюся в этом разногласии и это непонимание давило на них. В схеме "бей или беги" Володя всегда предпочитал сбегать: сбегать от опасности, сбегать от конфликтов. Если чувствовал, что этот конфликт будет крайне болезненным и тяжёлым, омега предпочитал избегать его любыми способами, но в этот раз ему перекрыли эту возможность. Они оба помнили, чем закончились его побеги в прошлый раз. И этого молчаливого понимания хватало, чтобы продолжать поиск компромисса. — Это не отменяет того, что я должен быть там. Я должен контролировать ситуацию, должен... — Но ты не можешь, — Внезапно голос Владимира прозвучал для Зеленского необъяснимо жёстко и резко. В нём не было прежней мягкости и сдержанности, присущей Путину в его обыкновенном поведении. Все эти годы, за время их контакта Вова ни разу не позволял себе срываться при нём и уж тем более срывать на него. — Ты вполне можешь контролировать ситуацию, не подвергая себя такой опасности. Это будет правильно. — То есть, ты предлагаешь мне просто спрятаться? Вова, я не могу так. Это будет равняться тому, что я просто бросил их. Бросил своих людей на произвол судьбы, скрывшись в неизвестном направлении. Это предательство, — Голос гаранта Украины дрогнул. — В истории нашей страны уже достаточно предателей и я не собираюсь пополнять их список. Мало того, ты ведь понимаешь, что это только раззадорит их? Оппозиция усидит давление и почувствует свою безнаказанность, а если такие случаи начнут повторяться? Они поймут, что на это можно жать, как на кнопку, а я просто буду прятаться и смотреть?! — Да как ты не понимаешь?! — Воскликнул Вова и Украинец замер, инстинктивно сжав холодными пальцами подлокотники стула. Секундная тишина между репликами казалась бетонной плитой, резко упавшей на его плечи. В ушах неприятно зазвенело. — Они уже жмут на эту кнопку, но ты в упор этого не видишь! Они именно этого и добиваются, чтобы ты действовал на эмоциях, чтобы сломя голову бросился решать этот вопрос, а зная, что здесь вам понадобиться хотя бы экономическая поддержка, обернут всё так, что окажутся в плюсе! Они будут "героями, спасшими страну от своего же лидера", а ты останешься в минусе, потому что всё свалят на один, известный нам аргумент и ты знаешь какой! Наконец, когда Вова замолк и послышался звук щелчка щеколды в кабинете воцарилась абсолютная тишина. От окна перестало тянуть сквозняком, а весь запах табака выветрился вместе с брошенными в пустоту словами. Атмосфера накалялась. Слова будто застряли в горле, став большим, непробиваемым комом. Дыхание спёрло, от невозможности пропустить кислород в лёгкие, а по спине пробежался холодок. Губы слегка приоткрылись, но ни единого звука с них так и не сорвалось. Володя чувствовал, как невысказанные слова и фразы давят на него изнутри, подобно накрывающей с головой лавине. Тело становилось по-настоящему ледяным, но прохлады в помещении больше не было. — Я знаю, — Коротко просипел Володя. — Но... хотя бы ты так не считаешь, верно? Нынешнее молчание казалось уже не просто тяжёлым, а скорее болезненным. Удар пришёлся по самому уязвимому месту. Человек, кому за все прошедшие годы Володя по-настоящему смог довериться, в ком увидел свет и поддержку, в конце концов то желанное уважение, сейчас, даже, не соизволил посмотреть ему в глаза, когда, выдержав самую долгую в их жизни минутную паузу, тихо просипел, почти что себе под нос: — Нет, но... — Он не стал договаривать, поняв, что это проклятое "но" было чертовски лишним. От этого слова казалось бы Зеленскому должно было полегчать, ведь Путин только что попытался опровергнуть его слова, но не проходящий ком и дрожь в пальцах рук всё время напоминали о вновь вернувшейся панике и отсутствии какой-либо веры его словам. До Володи не сразу дошло, что он действительно просто не верил Владимиру. От этого осознания стало лишь больнее. Он стиснул зубы от внезапно накатившей обиды и злобы, воспоминания о всех пережитых унижений накатили разом, одной большой волной, даже, несмотря на то, что Вова и был тем единственным Альфой, кто ни разу не участвовал в его унижении. Украинец молчаливо вздохнул, поднялся из кресла, о чём сообщил привычный скрип старых колёсиков и по-прежнему не говоря ни слова, направился в сторону двери. — Куда ты... — Не успел было договорить Владимир Владимирович, как ответ настиг его сам собой. — Мне нужно проветриться. Я уезжаю сегодня вечером и это не обсуждается. Встретимся позже, — Сухо бросил Володя и быстро покинул пределы кабинета, чьи стены сейчас столь непривычно давили, словно тиски на его голову и грудь. Наступила тишина, но именно в ней, сейчас Вова не ощущал ни капли безопасности и умиротворения, как это было с ним раньше, когда он возвращался в родной кабинет после долгих, мучительных встреч и съёмок. Рука непроизвольно стиснулась на бархатной занавеске, а взгляд тупо уставился в пустоту. Пасмурное небо, затянутое плотными тучами с самого утра, виднеющиеся небоскрёбы Москва-сити, мелькающие внизу машины и свет их фар — всё это, незаметно, для самого Владимира превратилось в одно большое, цветное пятно. Глаза заволокло знакомой ему пеленой, а мысли его стали слишком далеки от происходящего снаружи. Он погрузился в своеобразный транс, когда в его остекленевших глазах стали проноситься чертовски знакомые ему образы и сцены, которые, как ему казалось, он видел совсем недавно. Осознание того, что с тех событий прошло уже не менее двух лет пришло к нему далеко не сразу, но от нахлынувших воспоминаний в груди что-то неприятно, но действительно знакомо защемило, руки задрожали от навалившихся на него эмоций, коих было так много, что справиться с ними не представлялось возможным. "Это уже было" — Коротко пробормотал Владимир. "Всё это уже случалось с вами" — Повторил его разум. — "Но на этот раз виноват именно ты. Ты и никто иной." Россиянин осторожно попытался опустить голову, хоть на сантиметр, но тело предательски отказывалось его слушаться, мышцы словно заледенели. Левая рука так и застыла на этой чёртовой занавеске, всё крепче сжимая её и плевать, что на ней останутся эти чёртовы вмятины, плевать, если он оборвёт её вместе с карнизом, не справившись с силой, вложенной в его хватку, плевать, ведь это всего лишь вещи. Это всего лишь предметы, абсолютно неживые и не способные ощутить боль, в отличии от Володи. При одной лишь мысли о Зеленском, всё тело внезапно похолодело и Владимиру на миг показалось, словно его заставили опустить руки в прорубь, где температура воды едва ли достигала градусов пяти. Стало очень холодно. Мысли и отголоски воспоминаний о произошедшем в этом кабинете между ними буквально пять минут назад закружились вихрем, став настоящим ураганом в его голове, виски неприятно за пульсировали, а челюсти сжались. Ведь он не просто обидел Володю своими словами, он оскорбил его, да и как, ударил ведь в самое чувствительно место, прекрасно зная, что для него это особенно болезненная тема. Ещё бы напомнил ему про ту стычку с Эммануэлем для полной картины. От этого имени злость внутри закипела с ещё большим порывом и Вова неосознанно сжал свободную ладонь так, что костяшки пальцев отчаянно хрустнули, но он не обратил на это внимания. Да пусть хоть кости сломаются, ему плевать. Единственное, что сейчас искренне волновало Владимира — это состояние Украинца, его чувства и мысли. Думает ли он вообще об этом? "Ну конечно думает, а как иначе." — Подумал Владимир, обречённо вздыхая. — "Боже, ну как можно быть таким кретином! На кой чёрт я стал давить на него этим. Ведь знал же, знал блять, и всё равно сделал. С другой стороны, он должен и сам это понимать, ведь... Но он скорее всего итак понимает, зачем было озвучивать. Теперь он точно полезет в эпицентр и окажется в опасности, и всё из-за... меня" Путин вновь тихо выдохнул, наконец, сделав первый шаг от окна, но теплее не стало. Он ведь хотел защитить Володю, хотел уберечь младшего товарища от смертельной для него опасности, но вместо этого получилось лишь отпугнуть его своим огромным давлением и заставить засомневаться в нём. Последнее казалось в эти секунды страшнее всего. Владимир Владимирович, казалось, готов был сделать всё что угодно, отмотать эти минуты назад, не произносить этих поганых слов, не спорить, а объяснить и предложить альтернативу, которая могла бы устроить Зеленского, только бы тот не сомневался в нём. Только бы он не боялся Вову. Дальнейшие свои действия Владимир запомнил смутно, словно действовал он на автомате, не задумываясь ни на секунду. Эта схема была отработана давно. Закрытая дверь, кран, поворот и ни капли сомнений. Глаза по-прежнему были укрыты проклятой пеленой и Путину приходилось ориентироваться на память, но, к счастью или сожалению, он знал, где находиться его ближайший ключ к "спасению". Поганая привычка, от которой ему давно бы следовало избавиться, и он пытался, множество раз, но так и не нашёл ничего, что могло бы так же быстро приводить его в чувство и прерывать процесс начинающейся паники. Когда дрожащую ладонь пронзает уже нестерпимая боль, взгляд, наконец, становится более ясным, а предметы вокруг отчётливыми, ощущение реальности постепенно возвращается. Спустя некоторое время он выключает воду, так и оставив кран в таком положении, открытым до предела именно в горячей воде. В запотевшем зеркале Владимир видит своё мутное отражение и внезапное желание одолевает настолько, что на миг покрасневшая ладонь сжимается вновь в кулак, но ощутимая боль возвращает Владимира в реальность окончательно и бесповоротно. Мужчина молча покидает ванную комнату. Ожоги он никогда не обрабатывал, считая, что так ощущение физической боли эффективнее будет действовать на его нервную систему, вновь и вновь подавая сигналы, не позволяя с головой окунуться в размышления и переживания. Хороший правитель и нормальный Альфа всегда должен быть с холодной головой. Единственное, что ему оставалось сейчас, это позаботиться обо всех деталях, предупредить всех сотрудников и поднять нужные службы, чтобы быть готовым помочь Володе и в случае необходимости вывести их из опасной зоны. Вероятность того, что одних лишь слов и усилий Зеленского хватит, чтобы остановить теракты и протесты на улицах, равнялась почти нулю. Наивно полагать, что один человек сможет пойти против столь влиятельных людей, если лишь за просочившуюся информацию о их встречах и утверждённых контрактах, он получил в ответ такое давление и удар. Что будет, если он продолжит им сопротивляться? Володя вряд ли осознаёт всю мощь противника, с которым ему пришлось столкнуться, к несчастью. Ведь, президент не значит всемогущий, за спинами многих лидеров стоят куда более сильные и влиятельные люди, пока те являются лишь одними из их игровых фигур. Тогда политика — это своеобразная шахматная доска, а информация о том, кто по-настоящему ведёт эту партию, всегда остаётся за кулисами. Украине нужен будет мощный союзник, именно то, о чём тогда ему говорил Вова — "те к кому можно обратиться за помощью, встать спиной к спине, чтобы чувствовать себя защищёнными." Его же слова, сказанные в тот день Володе, прозвучали эхом в голове. Тот роковой день, когда он позволил им ранить себя, но не позволил оставить и царапинки на теле этого омеги. Вот и сейчас, Путин готов был укрыть Зеленского от всего происходящего ужаса, от боли и смерти, от тех "высших игроков", что смели так издеваться над этим человеком и подвергать опасности их братское государство, чего бы ему это не стоило. Пусть лучше ранят его, чем лишат жизни человека, ставшего для него самым близким, самым дорогим. Вова мог бы использовать ещё одно прилагательное по отношению к Володе, но отчего-то это казалось через чур личным и интимным, чтобы даже сметь думать о таком. Разве позволено ему называть Володю — любимым?

***

На часах было около половины десятого, когда Владимир вернулся из аэропорта. Он по-прежнему выглядел угрюмым и подавленным, что не могло пройти мимо глаз давнего приятеля. Спустя столько лет, несмотря на старые обиды и разногласия, они всё равно привязались друг к другу и стали чем-то на подобии... братьев. Пусть у Вовы никогда и не было родных братьев или сестёр, хоть родители и признались ему в том, что он был далеко не первым, а третьим ребёнком в их семье. Его старшие братья погибли и неизвестно почему именно ему так повезло. В нём он видел не просто товарища, а родного человека. Того, кто помогал ему оправиться после развода и не потеряться в собственных переживаниях, кому он мог уверенно передать страну, не боясь ни за неё, ни за него, с кем не стеснялся советоваться и обсуждать все темы от рабочих вопросов, до чего-то особенно личного. Обычно последний тип бесед проходил у них в компании хотя бы одной бутылки качественного коньяка или на крайний случай пива, лишь бы не чувствовать излишней скованности. В последние же годы Дмитрий Анатольевич напрочь отказывался от подобных посиделок и мало того, запрещал ему, Владимиру! Он прекрасно знал о запретах врачей, знал обо всех проблемах и убеждал, что в этом нет необходимости. Без выпивки будет не только безопаснее для физического здоровья, но и правильнее с психологической точки зрения: они не будут оправдывать свои действия "нетрезвостью" потому что все их слова и разговоры будут по-настоящему искренними. В этот раз господин Медведев так же не решился закрывать глаза на столь подавленный вид старшего товарища и, наконец, покончив со своими делами, смог навестить Владимира. Это было около одиннадцати вечера. Три коротких стука Вова узнал сразу и без промедлений ответил: — Входи, Дим. Мужчина зашёл, предварительно закрыв дверь за собой на замок и пару секунд помявшись у порога, не заметив никаких признаков сопротивления подошёл к Путину, по прежнему сидящему за рабочим столом, со включённой лампой. Основного света не было. — Что-то случилось? — Словно роботизированный автоответчик прозвучал голос президента, но Дмитрий лишь покачал головой, опустившись на единственный край дубового стола, не захламлённый бумагами и отчётами подчинённых. — Нет, но этот же вопрос я хотел бы задать тебе. Владимир хмыкнул и наконец, поднял голову, оторвав взгляд от очередной стопки документов. — Объясни, — Потребовал Вова, явно сбитый с толку таким поворотом. — Ну что объясни, Вов, ты бы видел себя со стороны сегодня, ей богу, смерть по офису ходит, только косы не хватает. Да и Александрович сегодня был явно не в духе. Я с ним раз в коридоре столкнулся, он так посмотрел на меня, как ты, но раз в десять злее. Это у тебя с ним связано, или вы каждый о своём? Сказанное заставило Путина окончательно прийти в себя и позабыть о работе. В голове вновь всплыл образ Володи, перед их расставанием и на сердце стало тяжелее: Потрёпанный и явно опечаленный всем произошедшим Зеленский сухо попрощался и его объятия, такие короткие, едва ощутимые показались Владимиру Владимировичу самыми холодными за всё время их общения. Говорить об этом совершенно не хотелось, но о настойчивости Дмитрия Анатольевича ему было известно не понаслышке. — Скорее о своём, у него итак своих проблем хватает, думая ты в курсе, — Отстранённо ответил Вова и откинулся на спинку кресла, глубоко вздыхая. — Скоро эти проблемы и нас коснуться, так что будь готов. Медведев молча кивнул. В таких вопросах ему не требовалось лишнее объяснение и повторение, за что Владимир очень ценил Диму не только как друга, но и как сотрудника. — Ясное дело. Но тогда вопрос остаётся в силе. Что произошло конкретно у тебя? Ответ последовал далеко не сразу. Владимир Владимирович выдержал некоторую паузу, раздумывая, стоит ли посвящать его в такие подробности, но тут же осёкся: Это ведь не кто попало, а Дима. Дима, который видел его в любом состоянии: и с похмелья, и после нервных срывов, и в радости и в горе. Разве он не поймёт его? Что, Вова — не человек совсем, что-ли? — Как ты думаешь, сильно ли я изменился с момента нашей первой встречи? Дмитрий ошарашенно захлопал глазами, на несколько секунд задумался, словно перебирая все произошедшие за эти годы с ними случаи, но вскоре со ста процентной уверенностью в голосе ответил: — Конечно, почти тридцать лет прошло, а ты думал? Тут невозможно остаться прежним человеком. Проклятое место, — Последние слова мужчина произнёс с долей сожаления, но Вова неожиданно улыбнулся. — Это хорошо. Но, тогда, знаешь ли ты, что так и не изменилось во мне за эти тридцать лет? — Протянул Владимир, с любопытством вскидывая светлые брови. Приятель вновь задумался и на этот раз ему понадобилось явно больше времени, но, кажется, ничего логичного на ум так и не пришло, и он решил отшутиться: — Остался таким же принципиальным занудой? — Если бы, — Он улыбнулся, наконец позволив себе взглянуть в ответно смотрящие на него, голубые глаза. — Я так и не научился разговаривать с другими людьми о чувствах, причём не только о своих. Ты ведь помнишь из-за чего я с Людой развёлся. Я думал, что это как-то повлияет на меня, но прошло уже почти десять лет, а я остался таким же непробиваемым идиотом. — Это ж с кем ещё ты собрался... — Мужчина на миг осёкся. Осознание пришло к нему не сразу, но не озвучить это предположение просто не мог. — Погоди-ка... Ты что это, влюбился в кого, что-ли? Серьёзно? Ответом ему послужило тяжёлое молчание и отведённый в сторону взгляд. "Нет, ну ведь точно, влюбился!" — Н-да, дела... — Вот именно, дела... — Повторил за ним Владимир. Вздохнули они так же одновременно, как по команде. — И что мне теперь делать с этим "делом", я не имею ни малейшего понятия.