Корабль, спущенный на воду

Девушка сосредоточенно болтает ногами в воде, чтобы смыть сажу и машинное масло. Внимательно рассматривает свои ступни и снова опускает их в воду. Прочно упирается руками в нагретую палубу, запрокидывает голову и прикрывает глаза. Это всё безрассудно. Сесть сюда и не сделать элементарных проверок. Но за столько полётов она научилась чувствовать, что можно, а чего нельзя. Вода — прогретая гладь, нереальная, как на старых фотографиях. Кажется плотной, синей и янтарной одновременно. Такая гладкая, что девушка снова болтает ногами, чтобы вспенить её поверхность. Брызги в закатном солнце очень красивые, как виноградины на просвет. Девушка легко поднимается и, оставляя мокрые следы на палубе, идёт к камбузу. Крошечная каюта — в неё даже можно не заходить, просто дотянуться до шкафчика с припасами. Девушка достаёт остывший сэндвич, откусывает и, жмурясь от удовольствия, снова устраивается на тёплой палубе, вытянув ноги и распахнув рубашку. Тут некому подглядывать, поэтому с утра ещё работала в комбинезоне, а потом сбросила, накинула рубашку, чтобы плечи не сгорели, а охладиться ныряла в одних трусах. Всё безрассудно. Сбежать, стащить корабль, не наготовить припасов. Осталось несколько сэндвичей, ещё какие-то брикеты и чай. На сколько её ещё хватит, непонятно. Но сейчас — в данный момент — ей всё равно. Пусть в километре, на берегу, что-то шевелится неясное. Пусть в воде кто-то плавает, испугавший её до невозможности — выскочила на раскалённую палубу, спряталась под одеялом в каюте и не знала, можно ли высунуться. Пусть еды хватит на три-четыре недели, не больше, а потом придётся что-то придумывать. Пусть до ближайшей планеты триста миллионов километров. Или четыреста? Девушка снова откусывает от сэндвича и пытается отчистить с зубов прилипший кусочек зелёного лука. Безрассудно достать бутылку вина, откупорить её, танцевать в свете уходящего солнца, раскачивая палубу — включила музыку погромче, чтобы на всё озеро было слышно. Светло-розовая рубашка летит куда-то в сторону, приземляется на палубу, как опавший лепесток. Кого стесняться? Девушка отпивает ещё глоток терпкого вина из бутылки и плавно двигается, улыбаясь сиреневому небу, и пальцы обжигают грудь. Нетерпеливо избавляется от чёрного белья, бросает на палубу. Никогда не танцевала обнажённой на свежем воздухе! Вот бы костёр разжечь на берегу, слушать с замиранием сердца песни, волнующие и нежные, ощущать всем телом жар огня. Девушка растворяется в ощущениях. Она ставит любимую песню на повтор, кружится, стонущий ветер в волосах запутывается, а плечи, грудь, живот и пальцы ног наполнены сладким и тяжёлым. Лопатками прижимаясь к прохладной мачте, она вытягивается струной, вечер взрывается цветными искрами, тает сладким мёдом, и девушка остывает, опустившись на палубу. Кончики пальцев дрожат, и капли на них наполнены закатным солнцем, терпкие на вкус, как вино. Короткие тёмные волосы на затылке тоже влажные. Она соскальзывает в воду, плавает, чтобы остыть, ощущает ногами и грудью прикосновение тёплых мягких водорослей — такие высокие, или так неглубоко. Едва шевеля ступнями и ладонями, она любуется сквозь прикрытые веки небом. Небо заполняют неясные звёзды. Напоследок скрывшись под водой с головой, она выныривает и весело отфыркивается. Чувство свободы — такого давно не было. Корабль кажется не слишком большим. Но до чего он стал родным! Девушка держится на воде, неторопливо помогая себе ногами в глубине. Она чувствует себя русалкой. Если бы русалки увидели её, приняли бы за свою? А как бы они посмотрели на корабль? Он не слишком изящный, небольшая металлическая коробка со скошенными углами. Прозрачный купол она убрала, подняла мачты, чтобы можно было просто поплавать. Весь день провозилась с двигателями. Барахлило левое предсердие и ускорители. Поверхность воды снова застыла, чуть колышется и неторопливо обменивается бликами с небом. В высоте, в такой, что шея затекает, облака весом в тысячи тонн, засахаренные, влажные и тягучие, оранжевые в тон закату. В воздухе разливается терпкая свежесть. Ещё минутку для порядка побарахтавшись в воде, девушка выбирается на палубу, находит рубашку и надевает её прямо на мокрое тело. Тёплый ветер быстро высушивает капли на ногах и животе. Она садится на тёплую палубу и массирует левую ногу в районе щиколотки — устаёт больше обычного. Протянув руку, она достаёт термос с горячим чаем. Индикатор на термосе показывает ещё литров четыреста, концентрированных, конечно: на первое время хватит. Она переключает оттенок вкуса на вишнёвый. От воды, воздуха и чая остатки вина быстро выветриваются. Корабль небольшой, но закоулков предостаточно. Девушка спускается вниз и поворачивает направо, в хранилище. Там всегда гудит тёплый воздух. Сейчас он приятно обдувает голые бёдра. Намокшая рубашка быстро высыхает. Девушка переворачивает коробки в поисках аптечки. Наконец, находит: полупрозрачный пластиковый ящик, забитый блистерами, тюбиками, бутылочками и капсулами. Наверняка большинство лекарств просрочено. Девушка находит обеззараживающее, глотает горькую таблетку, морщась, и запивает водой. Мало ли, что тут в воде и в воздухе. День-другой тело способно сопротивляться само, но ей нужна свежая голова. Девушка вытаскивает из-под горы носков и рубашек тяжёлый автоматический пистолет, проверяет заряды и снова поднимается на палубу. Звёзды сияют. Стемнело быстро, и в воздухе свежесть, но до того приятная, что девушка и не думает искать комбинезон и одеваться. Вытаскивает на палубу тонкий плед, ложится, прислонившись к выпуклому обзорному окну, и смотрит на звёзды. В неясном свете её лицо кажется чуть более заострённым: скулы, приоткрытые губы, глаза мерцают особенно. Хорошо, что решила сюда спуститься. Ей уютно. Она знает, что это впечатление может быть обманчиво, но сейчас очень хорошо. Пистолет надёжно лежит рядом, под правой ладонью. С неба падает несколько капель, но дождь так и не расходится. Девушка смотрит, как в свете двух лун капли стекают по её плечам и животу вниз. Приятные ощущения. Она проводит пальцами по груди и ниже. Воздух наполнен тягучим и сладким. С берега ароматы трав и деревьев, они почти пряные. Но не настолько, чтобы нарушить хрупкую свежесть. Ладонь скользит к бёдрам. Воздух приносит протяжные неясные песни без слов, отголоски ветров. Мотив их повторяется, обволакивает, и тело подчиняется неторопливому ритму. Живот наполняется горячим, тихий голос девушки и всплеск волн вплетаются в голос ветра. На мгновение дышать становится нечем, а потом ладони бессильно падают рядом с бёдрами, и требуется вечность, чтобы прийти в себя. Девушка, сжав краешек пледа и вытирая мокрый лоб, поднимается на ватные ноги, сбрасывает рубашку и с борта ныряет в чернильную воду. Плавает, остывает, выныривает, потому что теряет ощущение пространства, вдыхает побольше воздуха и снова погружается. Бёдра расслабляются — за нею жемчужный след, ступни и руки невесомы, в груди воздуха столько, что до дна можно достать. На поверхности она обнаруживает, что корабль уже довольно далеко. Непритязательная матовая, местами проржавевшая коробочка, скорлупка для её жизни. Простые и надёжные формы. Девушка подплывает, ощущая, как слева от неё кто-то серебристый мелькает под поверхностью, и с нежностью проводит по прохладному борту. Крошечные стеклянные иллюминаторы, воздухоотводные трубки, фильтры, лопасти и лонжероны, стабилизаторы и на всякий случай сапёрные лопатки. Орудия она запрятала поглубже, и сейчас корабль выглядит мирным. Она проплывает несколько кругов, удивляясь, откуда в ней столько сил. Весь день за ремонтом, танцы, вино, жара, удивительное возбуждение — такого давно не испытывала. Словно что-то разлито в воздухе. Тело газированное, искрится приятным. Придерживаясь одной рукой за борт, девушка проводит по груди второй ладонью. Грудь отвечает томительными ощущениями, наполняющими, заставляющими распрямлять спину и вытягивать ноги. Легко, одним движением, девушка забирается на борт и сидит, опустив ноги в воду. Нагота перестаёт её заботить — рубашка светлым пятном лежит поодаль. Одна луна золотистая, сияющая, вторая с голубым отсветом, поэтому вода покрыта волнующимися пятнами. Можно читать при таком свете. Девушка легко поднимается на ноги, идёт к камбузу и достаёт из-под стола справочник. Всегда читала его за едой, пока летела. Места на корабле немного, поэтому книга то в камбузе, то в душевой, то под подушкой, а пару раз находила её под платьями в гардеробной. Девушка снова садится на борту, погрузив ступни в воду, и листает справочник. На четыреста четвёртой странице упомянута эта планета — всего несколько строчек. Предполагается, что условия могут отдалённо напоминать земные. Экспедиций сюда не предпринималось, потому что логистика сложная, и сильного интереса планета ни для кого не представляла, даже туристического. Никому не хотелось половину отпуска тратить на дорогу в одну сторону. Тем лучше. Девушка потягивается, откидывается спиной на палубу и старается рассмотреть рисунки на поверхности лун. Как будто кто-то, неведомые древние индейцы, нарисовали свои тревожные иероглифы, а потом сбежали, растворились в космической тьме. Пятки окутывает быстрой тёплой волной, вода вспенивается, и девушка, взвизгнув, непроизвольно поджимает ноги и тут же отодвигается от борта подальше. Из воды на неё смотрят два внимательных светящихся глаза. Голова лобастая, как будто скроена из листов дублёной кожи, крупная, и вода на ней застыла островками; девушка прикрывает грудь одной рукой, второй нащупывает пистолет и осторожно подбирается на четвереньках к борту, рассмотреть — эволюция прихотлива. Голова делает движение к борту и говорит: «Тпр, тпр». Неясно, чем она говорит — кроме глаз, на голове ничего нет. «Я не лошадь»,— замечает девушка, и голова, удивлённо вспыхнув глазами, тихо погружается на дно. Девушка свешивается вниз и пытается что-то рассмотреть сквозь толщу тёмной воды. Но обладатель жёлтых глаз пропал и больше не появляется. В бесплодном ожидании проходит минут двадцать, потом девушка всё-таки задвигает перегородки, чтобы ночью из воды на неё не выпрыгнул кто-нибудь неосторожный. Пробормотав: «Вот тебе и контакт цивилизаций», она заворачивается в плед и немедленно засыпает, всё ещё сжимая пистолет в руке.