Обречённые.

      Липкая темнота наполняла помещение, заглатывая предметы, находящиеся в комнате. Не позволяя чужим рассмотреть таящиеся в ней предметы. Словно скрывая за собой все секреты хозяина этого, прогнившего насквозь, места. Лишь небольшой, призрачный свет луны, проникающий из открытого окна, еле как рассеивал мглу. Лёгкий и щекочущий ветерок заставлял полупрозрачные шторы чуть развиваться. Прекрасная ночь, но, увы, не для него. Блондинистые волосы, неаккуратно разбросанные по подушке, чуть блестели от «лучей луны». Неприятные воспоминания с новой силой нахлынули на Алоиса, вновь затягивая его в пучину отчаяния. Одни и те же, привычные, мысли назойливо повторялись..       Каждая строчка навсегда отпечаталась в сознании, намереваясь больше никогда не оставлять голубоглазого в покое. Предложения соединялись тонкими нитками, создавая хаотичную паутину, имеющую свой уникальный узор, который понять было дано далеко не всем.       Сети захватывали, не позволяя выбраться из этого болота, заставляя каждый раз непрерывно ходить по кругу. Эту цепочку действий не разорвать. Они приелись, прижились и стали неотъемлемой частью жизни, смыслом бытия и даже... Самим существованием. Нет силы, способной разъединить, так больно давящие на череп, толстые цепи лживого мировоззрения. Которое лишь загоняло в клетку, утаивая индивидов от бескрайних возможностей и размышлений.       Одна рука покоилась на голове графа, запястьем прикрывая мокрые глаза. Грудь быстро поднималась и опускалась из-за немого страха. Он пытался успокоиться и вновь не поддаться порыву чувств. Но это не особо-то получалось. Белоснежные зубы прикусили чуть опухшую нижнюю губу, из-за чего по ротовой полости распространился знакомый, даже слегка противный, но столь манящий привкус металла. Парень слегка вздрогнул от неожиданных ощущений.       Мурашки, словно тысячи муравьев, прошлись по телу. Как давно он не ощущал это? Месяц? Быть может, год? Не помнит. Хотя, возможно ли вспомнить те мгновения, когда запястье приятно жгли алые полосы, теплая жидкость согревала обледеневшие пальцы, а губы расползались в эйфории. Словно единственная надежда, дарящая редкую возможность расслабиться.       Кажется, он нашёл способ успокоиться, до того как очередная истерика накроет его с головой. Хоть это и неправильно, подобного быть по априори не должно и, пусть на утро Клод с презрением будет обрабатывать чужие руки — это не важно. Абсолютно не важно, это проблемы его из будущего. И проблемы ли вовсе? Лишь мелкие неприятности, на которые можно закрыть глаза.       Граф аккуратно присел на кровати, стараясь не вызывать лишние шумы, на подобии протяжного скрипа. К чему такая осторожность? Его в любом случае останавливать никто не собирается. После чего он потянулся, чтобы расправить спину. Некоторое время глаза привыкали к темноте, после чего блондин открыл, стоящую рядом с кроватью, покрытую древесиной коричневую тумбочку, поверхность которой была изрядно потрёпанна мелкими царапинами и изредкими углублениями. Голубые очи засуетились в поисках нужного предмета и, в скором времени, с успехом обнаружили небольшой кинжал с толстой рукоятью и тонким, продолговатым, слегка закрученным на кончике лезвием. Подрагивающие пальцы подцепили холодное оружие за толстое, металлическое основание, аккуратно вытягивая его.       Вскоре граф уже разглядывал своё запястье, разукрашенное разными мелкими и большими шрамами. Линии пересекались, образуя своеобразные рисунки. Порой, Алоис действительно чувствовал себя художником, а кожа была всего лишь полотном, на которое можно наносить все новые и новые узоры. Его восхищала подобная картина, заставляя с замиранием сердца рассматривать каждый миллиметр, дабы не упустить пустой промежуток. Сегодня настало время добавить новые краски.       Алоис слегка дрогнул и надавил на предмет таким образом, чтобы в будущем остался синяк.       Гематомы всегда прекрасны, особенно на контрасте с белоснежной кожей, которая казалась слишком бледной при таком освящении.       «Главное не переборщить. Совсем немного, несильно... Чуть-чуть..», — пронеслось в голове Графа, пока тот старался успокоить мерзко расползающиеся по грудной клетке желание получить очередную дозу боли. Лезвие аккуратно скользнуло по рукам, оставляя после себя тонкие полосы. Красные бусинки моментально образовывались на некоторых частях пореза. Транси улыбнулся, наблюдая за тем, как алые капли крови стекали по запястью вниз. Блондин вновь провел лезвием по руке, на этот раз надавив посильнее, тем самым делая более глубокий порез. Наверняка от подобных «царапин» останутся шрамы. Только вот, Алоиса это вовсе не волновало. Он никогда не жалел об этом. Голубоглазый заслужил эту боль, он виноват из-за того, что чувствует подобное, и поэтому должен понести наказание. Слишком отвратительный, противный, слишком наивный и глупый. Не пригодный для жизни в этом жестоком мире, лишь потому что сам является его частью. Чем он лучше всех тех, кого он так отчаянно осуждал?       Алоис замер от неожиданного опознавание всей ситуации. Губы начали слегка подрагивать, а лезвие выскользнуло из пальцев, падая на пол с характерным звуком.       Перед глазами предстал облик отца, олицетворяющего его самого.       Он ведь стал точно таким же тираном: это по его вине умерла мама, по его вине умер Лука и другие, невинные люди.. Сколько смертей, сколько горя он принес лишь своим существованием. А что он сделал хорошего? Ровным счётом ничего. Днями сидит в поместье, устраивая банкеты, на которых лицемерно улыбается гостям, в душе представляя как их разрывает по частям. Отвратительно, мерзко, так низко. Слёзы невесомо стекали по покрасневшим от напряжения щекам и падали на белую длинную ночнушку, впитываясь в местами грязную от крови ткань. Пальцы поспешили прикрыть лицо, словно пытаясь спрятаться... От кого? От кого же, если единственное чудовище здесь — это он. — Нет, я не такой.. Я не хочу быть таким.. — голос звучал неуверенно, словно вовсе не говорилось и грамма правды. Он ведь сам прекрасно знает, знает насколько плох, насколько ужасен, но ничего с этим не делает.       Что за ничтожные попытки самообмана, стоит признать уже, что в какой-то момент это начало доставлять удовольствие, стало невыносимо приятно испытывать растекающийся по венам адреналин, пока зашуганная жертва тихо скулит от безысходности своего положения. Ему это нравится и это факт. Иначе почему Алоис продолжает раз за раз делать нечто столь грязное?       Осознание своих поступков пугает, а состояние аффекта быстро покидает. Он не хочет, но подсознательно получает от этого удовольствие. Что за неопределенность маленького ребёнка? Словно желает привлечь этим внимание, сказать что ему плохо, показать это на примере. Что за глупые детские проступки, уже давно пора изменить свое отношение к жизни и давать себе отчет о своих действиях. Но способен ли он что либо изменить, осталось ли хоть капля света и надежды в этой жадной, всепоглощающей тьме? Или быть может, одному с этим не справиться... Обратиться к специалисту — страшно. Он не хочет оказаться в психушке или, того хуже, в тюрьме с непонятными, криминальными авторитетами. Хотя, и то и другое он заслуживает. С другой стороны, можно нанять личного психиатра, который не имеет права разглашать информацию. Как наивно, будто он получит что-то, кроме осуждений, грязи и страха к своей персоне.       Большего блондин и не заслуживает. Даже смерть слишком прекрасна для таких как он. Такое искупление слишком шикарно, слишком просто. Алоис должен страдать, он сам это решил. Судьба, предначертанная заранее, сложилась таким печальным образом и изменить её не способен никто. Он уже пытался, но закончилось это, печально.

***

      Серые облака, словно купол, обволакивали утренний Лондон. Погода наглядно отображала время года, стоящее на улице. Одинокие, редкие капли падали с неба на сырую почву. Пожелтевшие листки уже давно опали с деревьев и толпились вокруг стволов. Светлые спутанные волосы слегка развивались на ветру, а щёки неприятно обдувало, заставляя чуть жмуриться от холода. Алоис, всё в той же грязной пижаме, чуть выше колен, находился на балконе своей комнаты. Локтями он опирался о перила, а на плечи было накинуто тонкое одеяло, которым обычно накрывают застеленную кровать. Истерика уже давно отошла, но неприятный осадок все же остался проедать мозг. Также появилось иррациональное желание курить. Он пробовал сигару только один раз в жизни, и то насильно. Папаша частенько пытался посвятить сына в прелести распущенной жизни, но каждый раз попытки разваливались крахом, но оно и к лучшему. Если алкоголь ещё имел приятный привкус, то от никотина возникало лишь чувство отвращение, но говорят, что в такие времена он помогает расслабиться. Клод ещё не заходил к графу, то ли не желая с утра разбираться с последствиями ночных происшествий, то ли по другим, личным причинам. Да и сам голубоглазый не горел желанием с ним увидеться. Холодный рассудок, свободный от лишних мыслей и растративший за ночь все эмоции, позволял обдумать дальнейшие шаги. С этим что-то нужно делать. На самом деле, уже большое достижение, что эти мысли не были отброшены в дальний ящик. Все же, блондин понимал, что он, как скорпион, травит себя собственным же ядом, тем самым медленно и верно подводя свою жизнь к концу. Он знал это всегда, но не хотел ничего предпринимать. Так что же изменилось? Все же, он хочет жить нормальной жизнью. Наивно думать, что после всего пережитого это возможно.       Уставший взгляд рассматривал прекрасный сад, в котором некогда цвели не менее прекрасные розы, которые так сильно любил блондин. Веки слипались, из-за чего кусты превращались в странные фигуры, от чего тело несколько раз вздрогнуло. Ещё одну бессонную ночь он явно не переживет, но мучающие сны про прошлое, а порой про неизвестных существ, пугали сильнее. Рано или поздно уснуть придётся, к сожалению, он все ещё нуждается в этой физиологической потребности. Да и поесть тоже не помешало бы. Скорее всего, с этого и стоит начать.       Размышления были прерваны звуками взмахов крыльев пернатого существа рядом. Небольшой, белый голубь приземлился на перилах рядом с рукой блондина. К его лапке была ленточкой привязана небольшая скрученная бумага. — Спасибо, что принес письмо, малыш, — Алоис слегка улыбнулся и указательным пальцем аккуратно, чтобы не навредить, провел по голове животного. От чего такая любезность к обычному голубю? Что же, нужно ведь с чего-то начинать. Он снял ленту вместе с бумагой. Увидев характерную красную печать, улыбка сразу спала с уст. Что же могло Королеве понадобится от него? Не удивительно, конечно, что она ему пишет, все же должность высокая, но желание вновь выполнять какое-то грязное поручение вовсе не было.       Отойдя к столу, который также находился на небольшой веранде, парень присел на кресло рядом. Нож, который до этого спокойно лежал рядом с пыльными книгами, оказался в руке. С помощью лезвия он вскрыл письмо.       Птица же в это время села к Транси на колени и начала копошиться в бинтах, которыми они были обвязаны. Блондин же на это решил не обращать никакого внимания, играется животное, что с него взять. Оно в любом случае скоро улетит обратно к отправителю, все же так надрессировали. Развернув записку, он начал про себя читать.

«Дорогой граф, Алоис Транси. Я надеюсь, это опасное приключение, которое вам пришлось пережить не вызвало слишком много трудностей? Сиель мне все рассказал о вашем добродушном желании помочь ему в поисках лекарства от моей болезни. Естественно, я не могла оставить это без своего внимания, из-за чего и пишу вам лично. В эту пятницу, 13-ого ноября в шесть часов вечера, во дворце проводится торжественное вознаграждение, которое сопроводится балом. Я была бы польщена вашим визитом. К сожалению, не могу выразить всю свою благодарность в нескольких словах, чтобы уложиться в размеры этого письма, но уверена, что наш личный разговор при встрече будет весьма занимателен. Её величество, королева Виктория.»

      Интересно, чем обернется эта чёрная пятница. Не то чтобы он особо хотел посещать это мероприятие, но собственно иного выбора и не было. В конце концов, там будет и Сиель, так что всё не настолько запущено. С их последней встречи прошло пару дней, но они так и не обговорили все произошедшее. Естественно, после таких событий стоило поговорить, чтобы не осталось неловкостей и недопониманий. Предстоящий бал был прекрасной возможностью.       Резкая, острая боль пронзила сознание. Алоис убрал письмо и направил удивленный взгляд на пернатое создание. Открывшаяся картина, вызвала шоковое состояние. Бинты были успешно разобраны, а Голубь активно клевал ещё не зажившие раны. Тонкая плёнка засохшей крови быстро треснула от подобных действий, после чего птица схватилась клювом за мясо, почти что находящееся рядом с суставом и начала с силой тянуть, стараясь вырвать его. Голубоглазый вскрикнул и инстинктивно схватил животное, резко отодвинул его от себя, чем сделал только хуже, ведь плоть всё же отделилась от тела, вызывая новую волну боли и вскриков.       Голубь же победоносно пережёвывал (если это можно так назвать) добытую «еду». Пальцы сами сжали тушку, от чего недовольная птица поерзала, стараясь выбраться из цепкой хватки и начала царапать ладонь графа.       Не сумев сдержать порыв, он с силой ударил птицу о стол, после чего вонзил тот самый нож в её крыло, тем самым закрепляя его на столе.       Существо пищало и четно, из последних сил, старалось освободиться, но конец её был заранее предначертан. Блондину же оставалось лишь с лёгкой улыбкой, несмотря на боль, наблюдать за чужими мучениями и наслаждаться. Все ведь справедливо, не так ли? Он лишь наказал существо по заслугам, ничего большего. В произошедшем нет ничего ужасного. И вновь эти жалкие попытки оправдать себя и свои поступки. И перед кем же? — Ай, ай, ай, Господин, что за спектакль вы здесь устроили, — наигранный голос дворецкого заставил слегка вздрогнуть, он, конечно, ожидал его скорейшее появление, но не особо был рад данному факту. — Клод, я хочу принять ванную. Уберись здесь, — не в силах что либо говорить и вновь проходить через волну унижений и презрительных взглядов со стороны Фаустуса, быстро встал с кресла и поспешил скрыться за дверью, на последок добавив. — Не забудь подготовить бинты и перекись, думаю не нужно объяснять к чему они. — Как прикажете, Ваше Высочество, — без каких-либо явных эмоций произнёс демон, поклонившись уже удаляющемуся хозяину. После чего взор янтарных глаз пал на уже бездыханное животное, от чего хитрая ухмылка расползалась по губам. Все же он может позволить себе небольшую шалость...