Врач

– Айзава-сенсей, вы хотели меня видеть? Изуку постучал в белую дверь перед тем, как заглянуть в кабинет заведующего, и, когда ему в ответ кивнули и пригласили войти, отметил, что, как бы сильно не уставал его учитель, бодрым, выспавшимся и при всём этом с улыбкой на лице его представить практически нереально. Этим он запомнил мужчину ещё со студенческих времён. Шота за эти несколько месяцев редко вызывал его к себе, да и задания были не слишком сложные. Всю его работу выполняла Очако. С тех пор, как Изуку взял на себя седьмую палату, заведующий старался не загружать ученика. Ему досталась задачка не из лёгких, зачем отвлекать человека, верно? – Присаживайся, – Мидория опустился в кресло и мельком пробежался глазами по обстановке. Жалюзи и днём и ночью дают свету с улицы проникать в кабинет, на столе горит лампа. – В связи с поступившей информацией мне нужно с тобой серьёзно поговорить. Сердце Изуку пропустило удар. Неужто он всё узнал? Но кто проболтался, Киришима? Нет, он не мог. Но не это самое страшное. Если Айзава-сенсей узнал, что он скрывал такой прогресс, как способность Катсуки поддержать разговор, казнь неминуема. Может, он сейчас доживает свои последние минуты на должности психиатра. – Я понял, прошу прощения, – опустил голову Изуку, сжимая в руках халат. Он как вторая кожа, невозможно взять и расстаться с ним. – Этого больше не повториться, не увольняйте пожалуйста! – Полегче, парень. Я за переутомление ещё никого не увольнял, – остановил подходящий солёный гейзер Айзава, смотря на ученика. – Понимаю, ты устаёшь. Как любит выражаться молодёжь, на тебя настучали. Тенья заметил твой вялый вид и сразу доложил мне. С таким пациентом, это ещё цветочки. Я думал дать тебе небольшой отпуск. Выспишься хорошенько, придёшь в себя и с новыми силами приступишь к работе. Мидория хлопал глазами, удивлённо уставившись на учителя. Он устаёт? Что за бред. Разве он похож на человека, который путает дни недели и может уснуть на ходу? "Да" пронёсся в голове недовольный голос Катсуки. Он может практически видеть, как пациент нахмурился и берёт подушку, чтобы кинуть в доктора. Да и, если вспомнить, как его укладывали спать, сомнений быть не должно. Он определенно перегружен. – Я подумаю над вашим предложением. Это всё, я могу идти? – Нет, – что-то переменилось в его лице. Похоже, на этот раз разговор обещал быть куда более серьёзным. И, судя изменившемуся взгляду, он явно не про премию. – Прошло несколько месяцев, а результатов твоего лечения я не вижу. Вижу только, как он свободно гуляет по больнице и ждёт подходящего момента, дабы наброситься на невинных. Не таких уж и невинных, как вам кажется. Изуку всё ещё не нашёл того, кто накачал Катсуки препаратом, а вариантов не так много, как кажется. Врачей имеющих доступ к данной категории препаратов, можно пересчитать на пальцах вытянутой руки. А про результат... Результат, безусловно, есть, но об этом посторонним пока знать рано. К сожалению, Шота тоже в этой категории. – Айзава-сенсей, – начал Мидория, сцепив руки в замочек. – Расскажите, как вы принимали Катсуки. Были какие-то тесты или его доставили, переодели и в положили палату? – А по-твоему то, что он набросился на человека и едва ли не убил его садовой лопаткой, не есть повод? – по нему не скажешь, но Шота начал закипать, глядя в зелёные, юные глаза. Совсем ещё глупыш. – Или тебе нужна более веская причина? – заведующий быстро взял себя в руки, выдохнул и уже спокойнее продолжил. – Мы пытались проводить тестирования, но седьмой просто переворачивал стол. Потерянный случай. Неправда. Ситуация тяжёлая, но не потерянная. Просто не тот подход. – Мне нужно работать, и вам, я уверен, тоже. Я могу идти? Айзава кивнул и взялся за ручку, бегая глазами по столу, и, видимо, кое-что вспомнил. – А где намордник? Изуку остановился в дверях и повернул голову к учителю, невинно улыбаясь. Эта улыбка сопровождает Айзаву долгие годы знакомства, ему и в голову не приходило, что она может вызывать какие-то другие чувства, кроме теплоты. – Продан. Его купил у меня один мужчина с собакой, ему он нужнее, верно? Намордник должен быть на собаке, зачем он человеку? Было ненавязчивое ощущение, что у кого-то сейчас лопнет вена на лбу. А нет, показалось. Благо у заведующего были закрыты глаза, иначе Изуку заметил бы, что у него дёргается глаз. С одной стороны, как он посмел так бездумно избавиться от единственной вещи, которая держала буйную псину в узде в период обострения? С другой... – Твоя правда, как я не подумал, – кивнул головой Шота, не подавая виду, готов придушить ученика голыми руками. Изуку имеет на него исключительное влияние, само по себе это являетмся как достоинством, так и недостатком. На него невозможно повысить голос – Молодец. Можешь идти. Изуку вышел из кабинета довольным и направился навестить Катсуки. Его переполняли эмоции. Теперь они могут полноценно поговорить! Сначала, в первые секунды, хотелось расплакаться от счастья, а сейчас визжать, как девчонка, которая узнала про сделанное её подруге предложение руки и сердца. Он еле сдержался в кабинете учителя, каких только ему стоило усилий не ляпнуть лишнего. – Катсуки, доброе утро, – Мидория, как всегда, постучал, но ему не ответили. Это уже входило в привычку, так что он прошел в палату, где его встретили недовольным, сонным мычанием. – Засунь себе своё "доброе утро" в "спокойной ночи", – Бакуго негодующе накрыл голову подушкой, прячась от назойливого докторишки. Есть ощущение, что на разговор он сейчас не настроен. Изуку подошёл и присел на излюбленный стул рядом с койкой. – Каччан, тебя что-то беспокоит? – В данный момент только ты со своими расспросами, – пробубнил под подушкой пациент и перевернулся на другой бок. – В десять утра отличный будильник. – Сейчас два часа дня. – Я у тебя точное время спрашивал? – ответ отрицательный. Вот, уже получается диалог. – Два часа говоришь. Тогда я не слышу лязг посуды. Ты опять собрался падать в обморок? Мидория вспомнил, что теперь по милости пациента каждый день обедает, поэтому собрал свои манатки и ушёл. Только не в таком приподнятом настроении, как несколько минут назад. Как бы прискорбно это ни было, но, похоже, Катсуки больше не нуждается в его компании, речь вернулась и приступы закончились. Скоро можно будет прощаться. При этой мысли что-то неприятно кольнуло в груди. И как он отпустит Катсуки? Изуку слишком привык к нему, пусть и к молчаливому. Бакуго дождался, пока врач закроет дверь и повернулся на спину, влипая взглядом в потолок. То, что теперь он в состоянии говорить, очень радует, ведь это много чего означает. Например, что совсем скоро он покинет стены этой тюрьмы и сможет вдохнуть спокойно. Что его больше не будут качать разной дрянью, дабы оставить на подольше. А ещё, что он больше не увидит зелёного чудака. Ему-то хорошо, избавится от проблемного пациента, может, зарплату поднимут за такой подвиг, или премию дадут. А вот у Катсуки почему-то внутри стало пусто. Радоваться нужно, до потолка от счастья прыгать, а он, дурак, думает о разной ерунде. Он будет хоть немного скучать? Седьмой цыкнул и закатил глаза. Какой смысл? Глупости. Он один из десятков, а то и сотен пациентов, лечить которых прямая обязанность "белого". Но Деку не "белый", – говорит что-то в нём, – он врач. Врач, который справился с поставленной задачей и может смело отпустить рыбку в реку. Но обидно кошмар как. Катсуки вовремя взял себя в руки, отвлекаясь от самокопания. Всё-таки сентиментальность заразна, причём передаётся воздушно-капельным путём. Поймав себя на мысли, что не против остаться в компании доктора ещё ненадолко, он влепил себе мысленную пощёчину. Совсем раскис. Он ждал этого целый год, ни под каким предлогом нельзя отказываться от такой возможности. Даже если это чревато потерей единственного человека, который в него поверил. – Мидория, я всегда готов идти на уступки, ты знаешь. Но жертвовать целостностью своего кабинета я не намерен. Изуку тоже готов, но сейчас не тот случай. Он уже полчаса проводил переговоры с заведующим, чтобы добиться переаттестации Катсуки. Она станет неоспоримым фактом и очень поможет выписать его. Но Айзава никак не хотел идти навстречу, что удивляло ещё больше. – Ничем не нужно жертвовать, – он терпеливый парень, даже очень, и поэтому использует все запасы. – Я уверен, что справился с заданием, но это нужно проверить, – закончились они ещё на двадцатой минуте, пришлось брать резерв. – Или вы считаете, что есть необходимость держать его в стенах больницы? – Да, я так считаю. – Тогда я, как его лечащий врач, вас расстрою, – Изуку не помнил, когда последний раз разговаривал в таком тоне, ещё и с начальством, но резерв исчерпан. – Катсуки абсолютно здоров и я сейчас же пойду печатать документ о его выписке. Шота грузно упал в своё кресло и лёгким движением руки снял очки, прислоняясь лбом к запястью. Не думал он, что будет ссориться со своим лучшим и настырным учеником так скоро, ещё и по поводу пациента. Разговор зашёл в тупик, а приказать не выписывать седьмого он не может. До чего же… – Проблемный ребёнок, – промямлил себе под нос заведующий, заканчивая свою мысль и поднимая глаза на ученика. – Хорошо, проведём тестирование. Завтра, в это же время. На веснушчатом лице заиграла вымученная улыбка. Он поблагодарил учителя и закрыл дверь с другой стороны, ковыляя к лестнице. Когда на пути замаячила Очако, он поздоровался и прошёл мимо, оставляя девушку стоять и удивлённо смотреть ему в след. – Я это сделал. – Уменьшил шансы очередного обморока? Мои поздравления, но отчитываться необязательно, – Катсуки правда рад за него, но сейчас он очень занят – читает книгу, которую выучил наизусть. Мидория захлопнул дверь, от чего пациент чуть ли не подпрыгнул. Да что с ним сегодня? Не похоже на обычное состояние зелёного чудика. Он тихонько прикрывает дверь, стараясь не шуметь, а тут такой звук. Ещё и сел не как всегда, на стул, а на койку. Прилёг даже, облегчённо и устало вздыхая. – Завтра ты проходишь тестирование, от результата которого будет зависеть твоя выписка.

***

– Что ты видишь? – как угораздило заведующего психиатрической больницей по слогам вытаскивать из пациента ответ. Он ни одного звука не произнёс, всё время пишет в своём блокнотике и отдаёт Мидории, который уже читает вслух. Замечательно. Просто прекрасно. – Хорошо. Что видишь здесь? Катсуки старательно царапает на бумаге свои предположения и всучает их своему переводчику. Уже собираясь сказать врач ещё раз перечитывает текст и осуждающе взглянул на пациента. – Так нельзя, давай ещё раз, – Катсуки недовольно рыкнул и забрал блокнот, вновь зыркнул на кляксу и всё-таки пишет ответ. Это ему так нельзя, он же чёртов божий одуванчик и не скажет "вижу очкастого урода" про своего начальника. Блокнот вновь оказывается в руках Изуку, он одобрительно кивает. – Вот, так лучше. Мордочка енота. И таких мучений полтора часа. Ещё были тесты, два листка А4, и доклад зелёного чудака о его состоянии, улучшениях и прогрессе. На последнем Катсуки держался, чтобы не заснуть. Было также сказано про речь, чему Айзава верил с неохотой. Такие красивые слова, но правда ли это? Слабо верится. За всё время пациент ни разу не открыл рот, даже на выходе, когда мизинец соприкоснулся с дверным косяком, всего лишь медленно выдохнул, пока Изуку попрощался с учителем и помог выйти хромающему. А вот когда закрылась дверь заведующего, на хорошем расстоянии –понеслась. – Поганая деревяшка, чтоб твоих цветущих потомков вместо обычной бумаги на туалетную пустили, – завыл от переполняющей боли Катсуки, согнувшись в три погибели. Каких только усилий и выдержки ему стоило не пикнуть при "чёрно-белом". Не дорос ещё до таких привилегий. – Сильно больно, да? – Нет, ты что, как комарик укусил, – ещё и этот со своей треклятой заботой. Нет, он не против конечно, но сейчас правда раздражает. – Всё, вымри с глаз моих, я к себе, – и поковылял прямо, подальше от запаха грязных денег и вранья. Пусть его только что послали куда подальше, Изуку не собирался бросать пациента в трудную минуту, поэтому поравнялся с ним и просто не трогал лишний раз. Его осыпали комплиментами и благодарностями, но вскоре смирились. На полпути, на первом этаже, Катсуки уже шёл нормально, словно ничего и не было, что не могло не радовать его врача. Идёт себе, улыбается всем направо и налево, прямо жить хочется. Раздражает до чёртиков. У входа в палату он ни с того ни с сего полез обниматься, чем начал выводить ещё больше. Однако, стоило Бакуго в конце коридора увидеть собачку заведующего, что держала странное устройство и смотрела на них глазами, полными испуга, он не на шутку напрягся. Врач подозрительно долго не шевелится. Только он хотел подёргать его, как тело в миг потяжелело и свалилось на пол, издавая характерный звук. Народ вокруг начал обращать внимание. – Деку? – пациент стоял, ожидая реакции, затем опустился на колени, тормоша зелёного чудака за всё, что можно, пока не увидел в плече небольшой шприц. – Деку, твою мать, не смешно, – но Изуку упорно игнорировал его, признаки жизни напрочь отсутствовали. Катсуки прощупал пульс. – Деку! – глаза бегали, паника накрыла удушающей волной. Ничего не оставалось, кроме как делать то, что умеешь лучше всего. – Что все рты пораскрывали, словно увидели цены на свои дипломы в переходе?! Он не дышит! Такой суматохи Катсуки не видел со времён своего первого побега, он даже не знал, что "белые" могут так быстро бегать, по зелёному сложно было сказать. Кстати о нём, он начал бледнеть, чем напугал пациента ещё больше. Бакуго упорно старался не думать о том, что это может быть конец. Буквально конец всего. Что сейчас сбудется его самый страшный ночной кошмар. Быстрее всех оказалась рядом щекастая с короткими волосами, с небольшим чемоданчиком, открыв который достала шприц и ампулу. Даже в такой ситуации пациент решил повысказывать своё недовольство её присутствием, рыкнув, однако Очако и бровью не повела, да и Бакуго быстро остыл, ведь видеть, как умирает твой доктор, гораздо неприятнее. Он потерпит, а зелёный чудак нет. – Антигистаминный препарат, по всем признакам анафилактический шок, – любезно объяснила та, вбирая иглой жидкость и отворачивая рукав халата потерпевшего. – Делай всё, что нужно, лишь бы он проснулся, – всё-таки сейчас не время собачиться, одно дело делаем. Девушка, пусть и была удивлена ответу, не посчитала нужным среагировать. Когда шприц опустел, игла выскользнула из вены, поверх положили ватку и загнула руку. – Скорая уже едет, скорее всего потребуется госпитализация, – она закрыла чемодан и поднялась, смотря на друга и пациента. – Можешь отнести его на улицу, машина будет тут с минуты на минуту. – Не смей мне указывать, паскуда. Очако вздохнула, смирно принимая любую критику. Было бы забавно подумать, что она выйдет сухой из воды, ведь замешана в этой каше по самые не балуй. Очень уж много на ней грязи, чтобы отмыть одним хорошим поступком. Урарака опустила голову и, пристегнув взгляд в пол, поспешила исчезнуть, как её окликнули. – Если он сыграет в ящик, я с тебя три шкуры спущу, – сколько же невысказанных за этот год угроз не дошли до адресатов, представить страшно. Но, несмотря на обещание, уголки её губ на доли секунды взмыли вверх, а ноги понесли куда подальше от места происшествия. Изуку никогда не ошибается в пациентах. Просидел он в пустующем коридоре ещё минут пять, как сзади подошёл знакомый санитар и положил тяжёлую руку ему на плечо. – С Мидорией всё будет хорошо, не переживай. Он ещё всех нас вместе взятых переживёт, – как можно ласковее старался подбодрить пациента Тенья. – Ты только скорой не мешайся потом, – тот медленно повернул голову к нему, посмотрел на руку на своём плече. – Чтобы ко мне прикасаться, нужно либо письменное разрешение моего лечащего врача, либо лишний кадык. У тебя что? – санитар не сразу понял, с чего бы с ним так разговаривают, но когда пациент зарычал, отвёл глаза и убрал руку, как можно быстрее ретируясь со своего возможного места смерти. Катсуки смотрел в след высокому санитару, пока в голове крутились шестерёнки. О. Когда Изуку погружали на носилках в карету скорой помощи, подбежал санитар, запыханный и наглый. Он по полочкам разъяснил, почему должен ехать вместе с пострадавшим, иначе его коллеги будут иметь дело с его начальством, которое с самого утра ходит и всех увольняет за мельчайшие косяки. Подобная аргументация надёжная, как швейцарские часы, его без особых проблем посадили рядом с врачом и машина тронулась. Тенья стоял у окна на втором этаже и провожал взглядом отъезжающего товарища, всем сердцем веря, что всё образуется. – Не боись, старик, Мидория живучий, как чёрт. Выкарабкается, ещё нам фору даст, – похлопал по плечу друга Эйджиро, вытирая полотенцем красные волосы, что теперь пахли лимоном. Это точно, если вспомнить, из каких передряг он выпутывался. Минуточку. – Киришима, во что ты одет? – спохватился санитар, оглядывая коллегу с ног до головы. – Где форменная одежда? Красноволосый опустил голову, смотря на серую футболку и такие же штаны на резинке. Да, не его атрибут. – Не придирайся ты к вещам, я вообще в душ ходил. Что висело на крючке, то и нацепил. Может, он и прав. Там решается судьба их коллеги, а они, как идиоты, по поводу одежды спорят. И все бы ничего, только… – А где седьмой? Ребята долго смотрели в окно, молча перевели глаза друг на друга, беззаботные выражения лиц мгновенно пропали, и они кинулись врассыпную. Если Айзава узнает о том, что в больницу поехал совсем не санитар, их головы послужат подставками для ручек.