Ты невыносима!

      Здание психиатрической клиники ничем не отличалось от общей архитектуры Зауна — еще одна мрачная постройка из стекла и клепанных листов металла, небольшая по площади из-за недостатка места для строительства, а потому высокая. Прилегающей территории практически не было, только высокий забор, который должен был отгородить больных еще больше от и без того изолированного мира нижнего города. Честно говоря, не представляю, чем здесь можно было бы кому-то помочь. Тут скорее доживали те, кому в жизни очень не повезло родиться слишком чувствительным, чтобы вывозить все особенности Зауна. И слишком бедным, чтобы попасть в лечебницу получше — с садиком, прудиком и местом для трудовой терапии. Как в Пилтовере. Слышала, что в роскошной дурке верхнего города есть даже мастерская, где свихнувшиеся богачи могут лепить горшки из глины, писать картины и ухаживать за редкими диковинными растениями. Единственное развлечение, которое может предложить наше заведение — почувствовать свободу от смирительной рубашки, в промежутках когда тебе ее меняют.       Цель моего ночного визита — бумаги из отдела кадров на четырех друзей моего мертвого зомби-друга: доктора Эдварда Блума, доктора Николаса Марвина, доктора Джона Кента и санитара Бенжамина Мерфи. Выясню, где они живут и наведаюсь к ним в гости, чтобы задать им пару вопросов. Исходя из показаний Роджера, своего босса-профессора они не жаловали. Возможно, они могут быть замешаны.       Не смотря на то, что сейчас глубокая ночь, в здании, из которого постоянно доносятся вопли душевнобольных, подозрительно тихо. В зарешеченных окнах верхних этажей темно, а нижние я не могу рассмотреть из-за высокого забора с колючей проволокой. Убедившись, что кроме меня на улице никого нет, я бесшумно подкрадываюсь к забору. Разбежавшись, бегу в стену, отталкиваюсь от нее ногой и цепляюсь руками за перекладину на фонаре уличного освещения (который, что не удивительно, не работал из-за выбитой лампочки). Подтягиваюсь, взбираюсь чуть повыше и вот, я уже вровень с колючей проволокой. В окнах нижних этажей тоже темно. Неплохо, можно будет беспрепятственно порыться в картотеке отдела кадров. Слишком уж тихо. Об этом месте, конечно, ходит очень много слухов, которыми чаще всего родители пугают своих детей, но даже мне сейчас стало жутко и я пожалела, что пришла сюда одна. Еще не поздно вернуться назад, но обостренное чувство справедливости и сочувствия к парню на кухонном столе Бабетты кажется сильнее. Не знаю, чем меня так зацепил этот бедняга. Наверное, я привыкла думать, что в смерти есть какое-то освобождение от тягот земной жизни, а этого парня лишили права на заслуженный покой совершенно скотским образом. Если бы со мной поступили так после моей кончины — я бы тоже на людей бросалась. Кидаю куртку на колючую проволоку и осторожно перебираюсь через забор. Даже через кожанку чувствую как шипы впиваются в мои бедра, но с упорством барана иду только вперед. Спрыгнув вниз, понимаю, что этим же путем я уже не выберусь обратно, а наверху забора я оставила улику — свою красную кожаную куртку. Ладно, придется искать другой путь.       Подойдя к двери черного хода, вижу, что она слегка приоткрыта. Толкаю, но она уперлась во что-то и дальше не идет. Возможно, дверь чем-то забаррикадировали изнутри. Все это очень странно. Обхожу здание, чтобы подойти к парадному входу и по пути вижу достаточно большую дыру в заборе — лист металлического профиля как будто выгнули внутрь, сорвав начисто все заклепки. И почему я не догадалась сделать лишний разведывательный круг и просто пролезть через эту дыру… Боже, какая я тупая! Тяжело вздохнув, я бесшумно двигаюсь дальше в вакуумной тишине, все же подметив, что через такую дыру может сбежать кто угодно. Осторожно дергаю за ручку парадной двери, и, внезапно, она оказывается не заперта…       Я бесшумно вхожу в холл и в коридоре меня встречает каноничным мерцанием неисправная потолочная лампа. За стойкой администратора царит беспорядок: бумаги разбросаны по столу и по полу, стул почему-то лежит как будто его опрокинули в спешке. Очень странно. Я прохожу дальше по коридору. Слева от меня лестница, ведущая наверх в палаты, справа лестница в подвал. Судя по указателям над ресепшеном, если я пойду прямо, то пройду мимо столовой и как раз попаду к административным кабинетам — бухгалтерии и отдела кадров. Чем дальше я продвигаюсь, тем более напряженной становится атмосфера. Я останавливаюсь как вкопанная, когда вижу на полу капли зеленой жидкости — точно такой же как и у моего профессора. Следы повсюду: на полу, стенах и даже на потолке. Прохожу мимо столовой, где все также перевернуто вверх дном и выхожу в коридор в задней части здания. Как я и думала, черный ход заблокирован столом из какого-то кабинета, двери в которые были чуть ли не выломаны. Какого хрена тут произошло? Нахожу офис с покосившейся табличкой «Отдел кадров», заглядываю внутрь и понимаю, что ураган, пронесшийся по лечебнице и этот кабинет не минул. Все ящики картотек вывернуты наружу, бумаги разбросаны по полу и… перепачканы кровью. И ее так много, что становится ясно, что жертва не выжила. Как здесь что-то найти? У меня даже фонарика нет с собой… О чем я вообще думала? По хорошему, отсюда надо валить. И писать Кейтлин… Решаю, что надо выходить через черный ход и пытаюсь сдвинуть с места стол, которым заблокирована дверь. Еще одно тупое решение в моем исполнении. Стол издает оглушительный скрип, от которого я сама чуть не оглохла и практически не подается с места — слишком тяжелый. У кого хватило сил вытащить его?       Я замираю, когда слышу как скрипнули половицы в коридоре перед столовой. Ужас сковывает меня и вместо того, чтобы спрятаться в одном из кабинетов я просто смотрю в темноту, рассекаемую на короткие промежутки вспышками мерцающей лампы. В ней возникает фигура в медицинском халате, забрызганном кровью. Это человек, у которого нет верхней половины черепа, а вместо мозга похожий механизм, что и у моего профессора. Рот мужчины застыл в уродливой страдальческой гримасе, а глаза закатились. Тело жертвы дергали конвульсии, но оно уверенным шагом, переходящим в бег устремилось ко мне. Моя мышечная память включилась в самый последний момент и я встречаю зомби точным ударом в челюсть, от которого она сворачивается набок. Но он лишь качнулся назад, а по его химтековому мозгу зеленой вспышкой прошел импульс. Неужели ему больно? Какие же муки испытывает этот несчастный… Издав жуткий хрип, зомби хватает меня за горло своими холодными руками и сжимает так сильно, что у меня темнеет в глазах. В глаза бросается бейдж, небрежно зацепившийся за карман халата: «Доктор Николас Марвин». Это очень интересно, но я сейчас умру, если не придумаю что-нибудь. Самое умное, что приходит в голову, тупеющую от асфиксии — это отпустить руки-тиски зомби, схватить аппарат, встроенный в его голову, вместо мозга и вырвать с корнем. Патрубки порвались и из них хлынула уже знакомая мне густая зеленая жидкость. Несчастный отпустил мое горло, сломанная челюсть сложилась в подобие улыбки облегчения и Николас вполне осознанно прохрипел: «Спасибо», перед тем как упасть, наконец, замертво. Я отчаянно хватаю ртом воздух и пытаюсь не стошнить. Николас Марвин был в моем списке четырех друзей профессора и вот, что с ним теперь стало. Еле передвигая ногами, я иду в столовую в помещение кухни и хватаю нож. Мне нужно хоть какое-то оружие. Тем временем, в коридоре возникают еще двое — эти уже одеты в пижамы пациентов. Один из зомби рукой отшвыривает в сторону стол, разделяющий нас и за пару стремительных рывков сокращает дистанцию до минимума. Но не смотря на их нечеловеческую силу, я, кажется, нашла уязвимое место — химтековые механизмы, которые поддерживают в них существование. У этих ребят они были вмонтированы в сердце, как и у профессора. Коротким рывком выбрасываю руку вперед и нож входит прямо в эту адскую машину. Зомби падает замертво, издав вздох облегчения, как мне показалось. Сзади на меня нападет второй товарищ, пытаясь задушить своими ледяными руками, но мне удается дать ему под дых локтем и кинуть через бедро. Замахиваюсь ногой и с силой наступаю и на его дьявольскую машину в груди. В агонии несчастный пошарил руками по зияющей в груди дыре и затих.                   Смотреть на это невыносимо. Кто мог сотворить такое? Что это за пиздец? Здесь вообще остались выжившие? Я выдергиваю нож из груди первого пациента и мчусь вверх по лестнице в палаты. Уже в холле второго этажа на меня смотрит несколько десятков безумных глаз зомби, свободно гуляющих по коридорам и палатам. Выживших тут явно нет и такую битву я вряд ли потяну. Я успеваю захлопнуть распашные двери и просунуть в ручки брошенную на полу метлу. Это задержит их, но совсем ненадолго. Опасаясь, что и на третьем этаже я встречу зомби, решаю все же выбираться отсюда. Пулей лечу вниз, заворачиваю в коридор, ведущий к выходу, но встречаюсь челюстью с чьим-то огромным кулаком. Кейтлин, помоги…

***

      Я очнулась на сыром полу от пробирающего до костей холода, чудовищной головной боли и невыносимого запаха смерти. Тело бьет крупная дрожь и руки не слушаются. Видимо, у меня хорошее сотрясение мозга. Пытаюсь осмотреться и понять, где я. — Ты в подвале лечебницы. — Раздается голос откуда-то из темноты. — Это камеры для буйных и опасных невменяемых преступников, направленных на принудительное лечение.       Тусклое освещение позволяет рассмотреть решетки и каменный пол. Я в одной из камер и здесь есть еще кто-то. — Ты кто? — А какая разница? Вы все равно умрете. — Я — Вай. — Челюсть отозвалась взрывной болью и рот моментально наполнился кровью. Языком чувствую, что у меня снова поубавилось зубов. — Я пытаюсь понять, что тут произошло. И умирать сегодня не входило в мои планы. — Что ж. Давайте покаюсь вам перед смертью. Я — Эдвард Блум, психиатр. Все, что тут произошло — косвенно моя вина.       Ага, парень из моего списка, еще и живой. — Я не священник, каяться мне не надо. Рассказывай, что ты натворил и как отсюда выбраться?       Эдвард тяжело вздохнул. — Как я уже сказал, я — психиатр Я занимался разработкой нового метода лечения тяжелых психозов с помощью электричества и химтека. Так называемая, электрохимтековая терапия. Она предполагает… — Что вы бьете пациентов током?! — … Посылаем электричские импульсы в мозг, но… Грубо говоря, да… Разработкой этого метода занимались профессор Рэтчед — собственно, его первооткрыватель, я — ваш покорный слуга, еще два психиатра… — Марвин и Кент? — Да, доктор Марвин и доктор Кент. Они оба уже мертвы, я думаю. — И санитар Бенжамин Мерфи? — Верно, откуда вы знаете? — Неважно, рассказывай дальше. — Мне все же удалось подняться на ноги и я подхожу к решетке. С удивлением обнаруживаю, что дверь не заперта. — В качестве объекта исследований мы использовали смертника из Тихого Омута, осужденного за жестокие убийства и изнасилования.       Удивительно, как мне удалось избежать участи попасть сюда на опыты… С учетом того, как меня любила охрана… — Поначалу, терапия приносила хорошие результаты, — продолжил Эдвард, — пациент стал менее агрессивным, избавился от сексуальной зависимости. Побочным эффектом была только кратковременная потеря памяти. В принципе, мы могли бы выписать пациента и вернуть его обратно в Тихий Омут, но Рэтчед, как всегда, сильно заигрался в бога. Профессор давно лелеял мысль о пересадке мозга здорового человека безумцу. Он просто бредил этой идеей. Это был бы великий научный прорыв, который сделал бы его богатым и он бы смог сбежать из Зауна. — Кому тут нужна была помощь еще очень большой вопрос: всем этим людям или вашему профессору… — Мое мнение о бедолаге на столе Бабетты решительным образом изменилось. — Понимаете, медицина дошла до того уровня, когда мы можем пересаживать здоровые органы больным людям. Сердце, почки, печень. Но никто ни разу не смог пересадить мозг. Его интерес абсолютно понятен, но я не одобрял его аморальные и негуманные методы. — И что же? Вы осуществили задуманное? — Не успели. Я настолько замучился терпеть бесчинства профессора, каждый раз превосходящего самого себя в уровне садизма, что написал жалобу в Пилтоверскую медицинскую коллегию. Но из-за блокады Зауна, скорее всего, никто ее не рассмотрел и даже не думал об этом. Да и было уже слишком поздно — профессор умер от сердечного приступа. Я думал, что на этом все и закончилось. Облегченно выдохнув, мы с коллегами просто похоронили его в одинокой могиле, радуясь, что больше не придется работать с этим безумцем. Но его сумасшедшие идеи разделял санитар Мерфи, который оказался еще большим садистом чем Рэтчед. Он хотел продолжать эксперименты и хотел продолжать дело профессора. В день очередной процедуры, он задумал убить нашего пациента и осуществить пересадку мозга, а мы с доктором Марвином узнали об этом слишком поздно. Пущенный Мерфи разряд оказался не настолько сильным, чтобы убить беднягу, но достаточно ощутимым, чтобы тот потерял память и обезумел окончательно. Пациент вырвался и убил Мерфи, после чего, он нашел медицинский халат с бейджем доктора Мундо, которого также убил. И теперь он считает, что он и есть доктор Мундо. А мы все — его пациенты. Какая ирония… — То есть, ваш доктор Мундо убил всех обитателей лечебницы, профессионально вскрыл их и вживил им эти машины? Может быть психопат, насильник и маньяк их еще и сам сконструировал? Чего-то ты не договариваешь.       Блум закрыл лицо руками и заплакал. — Машины сконструировал я… В рамках эксперимента профессора по замене органов на химтековые механизмы… — Господи, вы же просто садисты… — Я же и провожу все хирургические манипуляции с трупами… Не знаю, к счастью или к сожалению мне хватило практики вскрытий в морге на первых курсах медицинского колледжа. Мундо использует меня, но благодаря этому я все еще жив. Он стал одержим идеей исправить все недостатки своих новых пациентов, но проблема в том, что они мертвы… И теперь их надо оживить — так он считает. Единственное, что я придумал, чтобы остаться в живых — это просто запустить тело с помощью машин. Топлива хватает на поддержание этой «жизни»… На короткий промежуток времени… — Ты знал, что они после смерти чувствуют боль? — Догадывался… — Блума снова накрыл приступ истерики. — И вы похитили тело профессора, чтобы и это тоже исправить? — Да, — Эдвард утер слезы. — Мундо заставил меня «привести» ему профессора, чтобы «вылечить» его. Видимо, где-то на его подсознании отложились все издевательства Рэтчеда над ним… После этого, Мундо выпустил труп профессора на свободу… Видимо, вы нашли его тело? О, господи! Мундо идет! Он вас сюда притащил, он идет за вами!       У Блума снова началась истерика и он забился в угол комнаты. Я слышу приближение тяжелых шагов и вылетаю из камеры, пытаясь определить, где выход. В конце коридора я вижу великана метра под два ростом. Его медицинский халат, который был ему явно мал, был весь в пятнах крови. Замечаю бейдж на груди «Доктор Мундо». — Добрый вечер, Леди. Меня зовут Доктор Мундо и я ваш лечащий врач. — Представился великан на удивление приятным голосом и сократил между нами дистанцию, — вижу, что вы очень больны. Налицо тревожное расстройство, бессонница, недоедание… — Чего, блядь? — Выдыхаю я в ужасе и пячусь назад. — … Проблемы с контролем гнева. Возможно, даже психозы. Я думаю, вам поможет трансплантация мозга. И языка.       Эдвард завыл у себя в камере. — Доктор Блум, нам необходима срочная операция. Доктор Блум! — Рявкнул великан.       Эдвард послушно вышел из камеры. — Простите меня. Простите меня пожалуйста… — забормотал несчастный Блум, выйдя на свет. Его заплаканное изможденное лицо с впалыми щеками больше не выражало никаких эмоций. — Прошу Вас, пройдемте в операционную. — Мундо попытался схватить меня за шкирку, но, как я уже сказала, я не планировала сегодня умирать.       Я уворачиваюсь и отвешиваю свой самый мощный апперкот. Мундо даже не качнулся, а я, кажется, сломала руку. — Это ничего. — Ответил совершенно спокойно сумасшедший доктор, — Руку мы вам тоже поменяем. Прямо как профессору Рэтчеду. Правда, доктор Блум? У нас где-то были целые руки. Пришьем вам красивые вастайские.       Мундо отвешивает мне пощечину и я практически отлетаю к стене, но каким-то чудом остаюсь в сознании. Ухватив меня за шкирку, доктор тащит меня куда-то по коридору, а Эдвард, еле волоча ноги, покорно плетется за нами. — Блум, ты должен мне помочь! — зашипела я.       Мундо спокойно и медленно тащит меня за собой по коридору, заваленному трупами. Почти все они в одежде пациентов, изредка — медперсонала. Он всех их прикончил… Я никогда не видела столько тел… — Что я могу сделать? Он же убьет меня! — Помоги и я вытащу нас обоих. Просто отвлеки его!       Мундо дотащил меня до двери с надписью «Прозекторская». Это очень плохо. Толкнув распашные двери я пришла в ужас. Кругом лежали уже разделанные тела, повсюду были разбросаны окровавленные конечности. На стеллажах адские машины доктора Блума ожидали своих новых жертв. Меня стошнило желчью от одного только запаха, настолько тяжелого, что он был способен свалить с ног физически. — Надо же! Доктор Блум, еще нам понадобятся новые желудки. — Совершенно невозмутимо бросил доктор Мундо, глядя на мою рвоту на грязном полу. После чего безумец взял меня за горло, поднял одной рукой и уложил на холодный стальной стол. — Не шевелитесь, леди. Иначе, придется фиксировать вас ремешками.       Глаза Блума забегали. — Доктор Мундо, мне кажется, мы кое с чем не закончили. — М-м-м? — Психопат отвернулся от меня и Эдвард указал ему на труп на соседнем столе с уже установленной в грудную клетку машиной. — Действительно! Простите, леди, я должен отвлечься на более безнадежного пациента.       Я примечаю хекстековый дефибриллятор у изголовья операционного стола. Мундо тянется к электродам и не спеша трет их друг о друга. Нажав на кнопку разряда, он прикладывает электроды к груди умершего и пускает голубые импульсы. Тело мертвеца неестественно выгибается, машина в его груди начинает работать и гонять зеленое топливо по патрубкам. Труп открывает глаза и истошно орет, размахивая руками, царапая собственное тело и пытается вырвать из груди этот дьявольский аппарат. Мои глаза выкатываются из орбит. — Что же вы наделали? Ему же больно! — Если ему больно, значит он жив. Разве не в этом заключается помощь? Не в поддержании жизни в теле? — Совершенно спокойно возражает Мундо. — Мы делаем доброе дело не смотря на методы.       Я напряглась. Где-то я это уже слышала. — Он не поймет. В его безумном мире своя система ценностей, — вздохнул Блум. — Доктор Мундо, если мы вколем пациенту немного обезболивающего, возможно, это поможет уменьшить боли. — В этом есть смысл. — Задумался Мундо, — Пациенты будут более спокойными и будут менее интенсивно расходовать химию, что продлит их существование. Представляете? Они смогли бы жить не два-три дня, а может быть даже целую неделю! Возможно они даже перестанут бросаться на всех подряд, включая нас и станут более управляемыми. — Продлит существование? То есть, ты понимаешь, что они в итоге умрут? — Я непонимающе хлопаю глазами, в надежде, что я сейчас проснусь от этого бесконечного кошмара и весь этот филиал ада просто исчезнет. — Все умирают рано или поздно, — Мундо пожал плечами. — Но как сказал доктор Синджед — совершенству нет предела. Мы не только можем оживлять людей, мы можем продлевать их жизнь на более долгий срок, делать их более сильными и выносливыми! — А это еще кто? Кто этот Синджед? — Я в полном шоке смотрю на Блума. — Полагаю, его галлюцинация. Он часто его упоминает. — Блум недвусмысленно указывает мне на дефибриллятор взглядом, намекая, что он сделал все, что мог, чтобы отвлечь психопата. — Это мой поставщик химтека, — перебил Мундо. — Алхимик. Живет тут недалеко в Ямах. — А я думаю, что все не так просто. — Меня вдруг осенило, не смотря на многочисленные травмы головы, — что если он создает армию по чьей-то прихоти? Вполне возможно, что этот Синджед никакая не галлюцинация.       Я медленно встаю со стола, пока Мундо возится с колотящимся в конвульсиях зомби. Видимо только у этого громилы есть силы совладать с силой этих мертвецов. Мои кулаки точно здесь не помогут. — Доктор Блум, подайте мне шприц с успокоительным. — Мундо протянул руку назад, тем временем, я ухватилась за электроды дефибриллятора и уперла их в спину психу.       Блум метнулся к аппарату и нажал кнопку разряда. — Только не коснитесь его сами! — Крикнул Блум и повернул ручку усилителя.       Мундо заорал так, что задрожали стены. Его мышцы резко сократились, от одежды пошел дым и запахло жареной плотью. Психа колотило в голубых электрических разрядах так сильно, что он сломал шею своему пациенту.       Блум стиснул зубы и выкрутил ручку на полную мощность. Во всем подвале моргнул свет, аппарат не выдержал, задымился и внутри него хлопнули предохранители. Мундо отшатнулся и рухнул на колени. — Поразительно! — Выдохнул Блум, — даже это не смогло его убить… — Бежим! — Скомандовала я и ухватила Эдварда за рукав грязной рубашки.       Спотыкаясь и теряя равновесие, мы оба побежали так быстро как только могли, преодолевая коридор и бесконечную крутую лестницу вверх. Вылетев в холл, мы помчались к главному входу. Оказавшись на улице, после этого затхлого дома ужасов, стены которого навсегда впитали в себя трупный запах, у меня закружилась голова. Даже химтековый смог казался самым свежим и чистым воздухом. Но нельзя терять время — я устремилась к воротам. — Нет! — крикнул Блум. — Он заварил ворота, чтобы никто сюда не попал. Есть секретный ход — дыра в заборе, которую сделал Мундо, чтобы выпускать зомби «на волю» и никто не смог быстро вычислить, откуда они берутся. Он идет, бежим скорее!       Я услышала тяжелые шаги за спиной и новый прилив сил погнал меня к уже знакомой дыре. Где-то там на заборе осталась висеть моя куртка. И мой дневник… Я вернусь за ними позже. О, да. Я вернусь. Это место нужно стереть с лица земли. Тощий Эдвард легко пролез вперед и собрался, было, бежать дальше, но вернулся и протянул мне руку, чтобы помочь выбраться. — Осторожнее, не споткнитесь, мы на краю обрыва. Здесь есть узкая тропинка, которая на развилке ведет вниз к кладбищу и к подъему на уровень Мезонина.       Я оказываюсь между сплетением водопроводных труб, которые тянутся с самого низа на самый верх. Это гидросеть, обеспечивающая весь Заун водой. Мы стоим на узкой опасной тропинке, искусственно насыпанной для рабочих, которые, видимо, обслуживают водопровод. На обратной стороне забора я увидела то, что заставило меня практически потерять сознание. Это было огромное граффити баллончиком с неоновой краской. Морда злой обезьяны с большими ушами. Джинкс. Я провожу рукой по контуру и пальцы окрасились в синий цвет. Свежий рисунок. Из задумчивости меня вывел доктор Мундо, чье лицо просунулось в дыру в заборе и очень вежливо констатировало: — Я боюсь, что вас нужно умерщвить и оживить заново. Только тогда все ваши несовершенства смогут исправиться. — Да, конечно. — Я с разбегу ударила по его роже как по футбольному мячу и устремилась вслед за Блумом, который побежал вниз и уже успел скрыться из виду.

***

Кейтлин.

      Дрожащими руками я хватаю латунную почтовую колбу и не решаюсь распечатать. Кладу ее обратно на стол, и без того заваленный бумагами и другими непрочитанными письмами. Эта колба особенная — она заунская. Я не получала их три месяца и столько же я не спала. Я предполагала, что Вай нужно было залечь на дно, но она могла бы хотя бы весточку послать… Хотя бы сообщить, что с ней все в порядке. Я устало тру глаза.       «Спасибо за все, кексик, было круто». Она улыбается мне уголком рта, вымученно, спокойно и грустно. Я должна была ее обнять тогда на мосту. Ее рельефные и мускулистые руки прижали меня так сильно и нежно одновременно. Она дышала мне в шею, пытаясь впитать хоть немного тепла, которого не видела в тюрьме с самого детства. Она вернулась за мной, когда Джинкс устроила погром на мосту. Она столько раз меня спасала за те три дня, что мы были знакомы. Наверное поэтому мне кажется, что я знаю ее всю жизнь? Почему она не выходит у меня из головы? Почему я постоянно злюсь на нее? Чего я хотела? Чтобы она встала на мою сторону за те несколько дней, что мы были знакомы и предала родную сестру? Господи, но неужели она не видела, насколько Джинкс опасна? Что бы сделала я? Нет, нужно отбрасывать эмоции и выбирать здравый смысл. Моя мать мертва из-за Джинкс, а она продолжает ее выгораживать. Ну и что, что сестра! Джинкс преступница и теперь получит только смертную казнь за терроризм. И этого всего можно было бы избежать, если бы Вай не ушла тогда, после встречи с советом…       Гнев душит меня волнами, тут же сменяясь на милость. И так по кругу. Вода и масло… Что это за дерьмо, черт возьми?! Что это значит? Но она все равно вернулась за мной. Снова спасла. Снова бросила. У меня начинает болеть голова, а мысли — путаться еще сильнее. Еще одно последствие травмы, которой также можно было бы избежать. И моя мать была бы жива. Я со злостью бросаю колбу на стол. Как будто все ее наводки на проклятых химбаронов хоть что-то исправят… Вообще-то, уже отчасти исправили… И снова хватаю колбу. Господи, хватит! Я делаю глубокий вдох и быстро откручиваю колпачок. Дрожь возвращается в руки и я разворачиваю лист бумаги. У меня внутри все оборвалось — это не ее почерк. Этот мелкий, убористый и аккуратный. А у нее мысли всегда бегут впереди рук, всегда торопится, много зачеркивает свои угловатые и неровные буквы. Это почерк Бабетты. Давно я к ней не наведывалась. С моей последней несакционированной вылазки в Заун прошло уже, наверное, несколько недель. Надо успеть до того момента как Талис решит все проблемы с ноксианцами и мы введем войска зачищать нижний город. Я оттягиваю этот момент как могу, но это палка о двух концах. Чем дольше мы не вмешиваемся, тем больше город нуждается в лекарствах, базовой продуктовой корзине и страдает от разборок банд. Но это все же лучше, чем объявить открытую войну, в ходе которой пострадает столько жителей. Да и из Пилтовера нельзя выводить войска, ситуация с Ноксусом на грани войны. Было бы неплохо, если бы Мел Медарда все-таки повлияла на свою мамашу, но она явно не в состоянии. Надеюсь, у Талиса хватит мозгов найти хоть какую-то альтернативу этой паршивой сделке, которую предлагает Амбесса… Поскольку мы не обеспечили безопасность ее дочери, она требует в качестве компенсации хекстековое оружие. Хотя Мел отделалась всего парой царапин. Даже сейчас Амбесса думает только о войне, шантажируя нас собственным ребенком… Пилтовер она точно не пожалеет… Ах, да. Письмо. Что за черт? Я перечитываю записку: «Дорогая Кейтлин! Надеюсь, у тебя все хорошо, ты жива и здорова. Потому что в ближайшее время мы все умрем. Если не от Пилтоверских миротворцев, то либо от зомби, либо от ядерного взрыва, который устроит твоя окончательно сбрендившая подружка. Я не шучу. Вай раздобыла у местного безумного ученого Зиггса бомбу и хочет взорвать психиатрическую лечебницу. И все бы ничего, но Вай туповата и не знает ни физики, ни химии, ни того факта, что осадок на самом дне Ям сдетонирует и разнесет несущие опоры под мезонином. Ну ты-то не тупая и сама все понимаешь. Я умоляю тебя, вмешайся! Сделай хоть что-нибудь! С любовью Бабетта. P.S. Она хотела тебе написать, но, как я уже сказала, Вай туповата. Сделай первый шаг. P.P.S. По слухам, во всей это истории пробегала еще и Джинкс.»       Меня подбрасывает на стуле, я вылетаю в коридор и бегу в раздевалки. По пути встречаю двоих свободных патрульных. Если дело связано с взрывчаткой, мне понадобится подмога. — Мир, Кеппл, немедленно переодеться в штурмовую форму, сверху замаскировать штатской одеждой. Мы идем в Заун.       Огромный темнокожий Мир и худая низкорослая Кеппл удивленно переглянулись.

***

— А у нас точно есть разрешение от шерифа, шеф? — еще раз переспросила Кеппл, стоя перед заваренной калиткой главного входа в психиатрическую лечебницу Освельда. — Нет, — бросаю я коротко. — Я соврала. — Гони бабки, Кеппл, ты проиграла, — Мир довольно осклабился. — Я ж говорил, что мы тут незаконно.       Кеппл только вздохнула и обреченно закатила глаза, залезая в карман куртки: — Все же лучше, чем ждать с моря погоды и нападения Ноксуса… Так и зачем мы здесь рискуем своими карьерами, шеф? — Ради приключений, Кеппл! — Радостно воскликнул Мир. — Преимущественно ради приключений, да. — Я тяжело вздыхаю, — И в меньшей степени ради поисков моего пропавшего информатора, Джинкс, бомбы и зомби.       У патрульных отвисли челюсти. — Надо поискать другой вход. — Я осторожно иду вдоль забора, внимательно осматривая периметр. Ничего подозрительного. Мы с патрульными выходим на соседний переулок, где через один тускло светили уличные фонари. — Шеф, смотрите! — Мир указал на какую-то тряпку, висящую на колючей проволоке поверх забора.       У меня заколотилось сердце. Это ее куртка. — Мир, подсади.       Я встаю на сцепленные замком руки здоровяка и он легко поднимает меня вверх. Моего роста хватает, чтобы я смогла ухватить куртку и снять с проволоки. Мне приходится применить немало усилий, чтобы не прижать эту простую вещь к себе и не вдохнуть ее запах… Просто дешевая искусственная кожа и пахнет соответствующе… Но почему этот запах такой родной? Откуда-то из кармана куртки Вай выпадает маленькая книжечка в кожаном переплете. Пролистываю несколько страниц. Это ее почерк. Это дневник! На страницах часто мелькает мое имя, но я решительно захлопываю блокнот. Нельзя читать чужой дневник, хотя любопытство и пожирает меня с головой. — Эти вещи принадлежат информатору, — сообщаю я патрульным и кладу блокнот Вай в ее куртку, которую надеваю поверх своей штурмовой водолазки. — Она была здесь, это подтверждает слова Бабетты.       Я вспоминаю разговор с хозяйкой борделя буквально час назад. Сбивчиво и в полном ужасе йордлка рассказала, как избитая Вай прибежала к ней в бордель с каким-то замученным мужчиной, нашла в баре чокнутого подрывника по-имени Зиггс и заставила отдать ей самую мощную бомбу, которая у него была. Теперь Вай бегает по городу, вооруженная взрывчаткой и хочет уничтожить клинику, потому что якобы в ней людей превращают в зомби. Осталось только понять, при чем тут Джинкс. — Скорее всего, она перелезла через забор в этом месте. — Замечает Кеппл. — Куртку использовала, чтобы не застрять на колючей проволоке. — Закончим осмотр периметра. — Мы втроем движемся дальше вдоль забора, который уперся в сплетение толстых канализационных труб, уходящих вниз, на самый нижний уровень Ям. Где как раз и располагалось кладбище. Я осторожно ступаю на трубу и продолжаю двигаться вдоль забора. Найдя небольшой островок скальной породы, круто уходящий под уклон, замечаю огромную дыру в заборе. Лист металла будто вывернули изнутри. Вся земля была в каплях какой-то зеленой жидкости. Похоже, химтековой. Шеф, смотрите. — Мир указал пальцем на…       Я отшатнулась назад и чуть не упала. На заборе рядом с дырой красовалась нарисованная баллончиком морда злой обезьяны. Точно такая же, какую оставила Джинкс в моей ванной, прежде, чем вырубить меня и похитить из собственного дома. На меня накатывает приступ паники, но мне нужно держать эмоции под контролем. — Рисунок свежий. — Мир провел пальцами по краске, — Бабетта была права, скорее всего, Джинкс как-то связана с этим местом.       Тревога заставляет меня поторопиться и я, быстро забравшись в дыру в заборе, оказываюсь на территории лечебницы. Иду по зеленым следам на потрескавшейся земле, которые приводят меня к главному входу. Повсюду следы крови, отпечатки обуви. Толкаю входную дверь и прохожу в холл. Меня встречает гробовая тишина и беспорядок. Вся мебель перевернута, повсюду разбросаны бумаги. Быстро иду по коридору, ведущему в столовую. Меня догоняет Кеппл. — Мир остался на стреме снаружи. Не смог пролезть в дыру. — Сообщила патрульная и отшатнулась назад. — Святая Жанна, что тут творится? Господи, тут же все в крови и этом зеленом дерьме. Это химтек? — Это химтек. — Подтверждаю я.       Мы добегаем до тупика. — Шеф, надо разделиться, чтобы все обыскать. — резонно предлагает Кеппл. — В холле были две лестницы. Одна наверх, другая вниз. Ты — вниз.       Кеппл согласно кивнула и достала пистолет из кобуры. Я сделала то же самое и, вернувшись в холл, мы разбежались в разные стороны. Перешагивая через несколько ступенек, я взлетаю на второй этаж. Двери выбиты, в коридоре лежит несколько тел. Я смотрю в прицел пистолета и быстро приближаюсь к ним. Мертвы уже довольно давно. Пробежавшись по коридору, убеждаюсь, что все палаты пусты, поочередно заглядывая в каждую. Здесь есть еще третий этаж. Возвращаюсь к лестнице и бегу еще выше. На третьем этаже в палатах также пусто. Неужели все внизу с Кеппл?! Пулей срываюсь вниз по лестнице и бегу в подвал. Узкий коридор, пустые камеры. Морг? Осторожно толкаю дверь и меня практически сносит Кеппл, бегущая в обратном направлении. Она оттолкнула меня в сторону и стошнила почти что мне под ноги. — Шеф, вам лучше туда не ходить…       Вай… Вопреки ее предупреждению, я врываюсь в помещение с табличкой «прозекторская». Запах трупного разложения настолько плотный, что в него можно упереться физически, как в стену. Повсюду лежали трупы и их отделенные конечности. Кажется, здесь была драка. Я вижу сгоревший дефибриллятор, беспорядок на столе с инструментами, следы свежей крови и множества спутанных отпечатков обуви на полу.       Две пары явно мужские, с протектором медицинских шлепанцев. Множество отпечатков босых ног. Пара со следами от обуви размера поменьше… Тяжелые рабочие ботинки. Тюремные… Вай… Мое сердце бешено колотится, я пытаюсь понять последовательность ее шагов по этим следам на грязном полу. Беспомощно кружусь на месте и замечаю тело мужчины с каким-то механизмом в груди. — Здесь ставили опыты над людьми. — Позеленевшая Кеппл, решилась подойти поближе. — Это машина, работающая от химтека. Как я поняла, она запускает сердце мертвого тела, начинает гонять топливо по венам вместо крови и стимулирует работу мышц. Вот как они двигаются и попадают к Бабетте. — Стало быть, здесь выживших больше нет. Бабетта сказала, что Вай кричала что-то о толпах этих монстров. Куда они делись? — Шеф, что на счет химтековых следов у забора?       Мы встревоженно переглянулись. — Зомби сбежали через ту дыру в заборе? — У меня внутри все похолодело. Вай, где же ты… — Куда вела та тропинка у насыпи? — Похоже, что на кладбище. Бордель расположен в на несколько этажей выше него, если зомби смогли добраться к Бабетте, однозначно, они пересекали кладбище. — Нельзя дать им расползтись по всему городу!