Два балкона, сигарета, букет

***

      Их балконы были рядом. Их разделяли лишь ограждения и один жалкий метр, но даже его они могли преодолеть очень просто: вытянуть руку по направлению друг к другу. Но они никогда не делали этого. Выходили на небольшие площадки своих потрёпанных годами балконов почти в одно и то же время — вечером, когда солнце уже скрылось за горизонтом и за мутными очертаниями многоэтажек; когда небо окрашивалось или в пурпурно-розовые цвета, или в какой-то неясно яркий красновато-рыжий, похожий на цвет колыхающегося огонька зажигалки, когда один из них закуривал уже третью по счёту сигарету.       И они никогда не смотрели в сторону друг друга: не считали это нужным. Они просто выходили на площадки своих старых балконов, опирались грязными мозолистыми от тяжёлой работы и судьбы руками о перила и всегда смотрели лишь вперёд, где виднелись только серые хрущёвки, которые, казалось, вот-вот рухнут. Удивительно, но обоим нравился этот вид. Им нравилось наблюдать за спешащими куда-то людьми в машинах и на тротуарах где-то вдали, нравилось смотреть на то, как зажигался в окнах тех хрущёвок свет, на то, как плывут в небе пушистые облака, как появляются первые звёзды...       И они бы молчали дальше, если бы не...       — Куришь? — неожиданно для себя и для того спрашивает один из них, продолжая смотреть вперёд себя. В его руке дымился окурок сигареты; тлел табак, а вместе с ним и свёрнутая в трубочку бумага.       Парень, не до конца осознав, что обращаются именно к нему, в непонимании повернул голову к соседу. И... Он впервые увидел его настолько близко: раньше они не пересекались, хоть и жили буквально через тонкую, словно картон, стенку, хоть и жили в одном подъезде, на одном этаже, ходили по одной лестничной клетке...       Его длинные пепельные волосы распластались по широким плечам; необычайно выразительные глаза смотрели вперёд задумчиво, с некоторой печалью и странным разочарованием; загорелая кожа даже как-то дополняла весь образ, что было просто невозможно представить его иначе.       Он тупит взгляд, а мужчина вновь спрашивает, видимо, совсем не смутившись такой долгой паузы и пристального взгляда:       — Куришь?... — на этот раз его голос был более уставшим и каким-то... Отстранённым, что ли.       — Я?... Нет, нет... — растерянно лепечет парень и отводит взгляд в сторону, слегка покраснев от неловкости сложившейся ситуации. Было стыдно за свой излишне любопытный взор.       Тот лишь хмыкнул и слабо, словно у него не было сил на что-то большее, пожал плечами, сделав долгую затяжку; едкий дым заполняет воздух с каждым новым выдохом, а затем вдохом, кажущимся парню чересчур тяжёлым, будто курящий рядом с ним человек задыхался всё больше и больше. Но он молчал, не решаясь что-то говорить или просто спрашивать о самочувствии. Было как-то неловко.       — Хорошее дело, — говорит мужчина, из-за чего парень ещё сильнее смутился тому, что тот в сегодняшний вечер слишком уж разговорчив, — курение вредит здоровью человека... Наверное, именно поэтому я и пристрастился вдруг к сигаретам...       — Хотите сказать, что Вы... — он и сам не понимает, когда в один момент поворачивает голову к своему соседу, с неподдельным интересом глядя на его всё такое же задумчивое лицо; не осознает и тогда, когда с его уст срываются слова, которые, по идее, должны были прозвучать как вопрос. Должны были. Но его перебили:       — Нет, вовсе нет. Хотя... Я уже и сам не знаю, чего хочу от этой жизни. Не знаю, хочу ли решить все свои проблемы или просто оставить всё так, как есть. Пустить ли всё на самотёк...       — У Вас есть свобода действий, — пожал плечами парень и отвёл взгляд, — в отличие от меня, привязанного к родителям...       — К родителям? — переспрашивает мужчина, будто не расслышав, и наконец смотрит прямо на своего соседа. Окинув его будто оценивающим взором своих, как подметил недавно парень, выразительных, необычного фиолетового оттенка глаз. — Если бы ты не сказал, я бы подумал, что ты... Как минимум студент на втором или хотя бы первом курсе. Ростом тебя Господь явно не обделил, — мужчина вновь перевёл взгляд на хрущёвки вдали, а парень почувствовал какой-то странный укол разочарования, когда на него перестали смотреть.       — Про рост верно подмечено, — усмехается юноша, склонив голову набок. — Мне действительно много кто говорил о том, что думали, что я уже учусь в университете или где-то там ещё, но на самом деле я даже школу не окончил.       — Не окончил? Тебе сколько хоть лет? — удивительно, но в голосе мужчины промелькали нотки неподдельного интереса, что очень льстило парню.       — Семнадцать. Всего лишь семнадцать... Но скоро исполнится восемнадцать, — было как-то неловко говорить о своём возрасте: такое складывалось впечатление, будто этот явно взрослый дядя ведёт диалог с какой-то малолеткой лишь так, от скуки, веселья ради.       Мужчина хмыкает, но уже как-то даже весело.       — Неплохо, неплохо... Как звать тебя, малой? — постучав указательным пальцем по тлеющему краю сигареты, он улыбнулся и посмотрел на парня, у которого от непривычно добродушной улыбки подкосились ноги и закружилась голова.       — Дейв... Но предпочитаю, чтоб меня звали Лололошкой, — неуверенно произносит тот, и на его губах появляется неловкая улыбка.       — Вот как... Хорошо, будь по-твоему. Иностранец? — мужчина развернулся лицом к собеседнику, опираясь о перила балкона правой рукой, взяв сигарету в левую.       — С чего Вы взяли? — нахмурился Лололошка и подошёл поближе к правым перегородкам, опёршись о них двумя руками, поддаваясь слегка вперёд.       — Во-первых, можешь обращаться ко мне на «ты». Я понимаю, что уважение и всё такое, но не стоит. Во-вторых, думаю, понятно, что я так подумал из-за твоего настоящего имени. Дейв. Хотя... Если честно, на иностранца ты не тянешь.       — Моя мама с британскими корнями. Уехала из Британии ещё будучи маленькой девочкой, но до сих пор вспоминает «Родину», которую толком не помнит, — ещё сильнее нахмурился Лололошка, выпрямившись и сложив руки на груди. По всей видимости, поднятие темы матери не очень ему приятна.       Он учтёт.       — И чтоб напоминать себе о своих корнях, она решила дать тебе такое... «Необычное» имя? Насколько я знаю, «Дейв» еврейского происхождения... Но не буду утверждать, ведь уже смутно помню. Что ж... — он бросает себе под ноги окурок сигареты и топчет его. Подходит впритык к балюстрадам и протягивает руку. — Приятно познакомиться, Дэвид... Или у тебя другая полная форма имени?       Лололошка некоторое время тупит взгляд на чужую протянутую руку, а потом его словно током ударяет и он, также упёршись чуть ли не всем телом в перегородки балкона, тянет руку к чужой. Еле достав до неё, он буквально хватает её и пожимает. Хотя данный жест и получился немного неловким, неудобным и, можно сказать, не очень аккуратным, но оба почувствовали какой-то непонятный прилив тепла в груди.       — Да, всё верно. Дэвид. А тебя...?       — Джодах. — Он кивает и отпускает руку парня, сделав мелкий шаг назад, чтобы не так сильно прижиматься к ограждению балкона.       Лололошка прыснул.       — А сам говорил, что у меня имя необычное, — глупо улыбается, наверное, во все тридцать два зуба, но он просто не может сдерживать улыбку. Ему определённо нравилось чужое имя.       — Признаю, — Джодах легонько пожимает плечами, прикрывая глаза и расслабленно улыбаясь, — мои родители тоже были довольно... Странными в плане выбора имён для своих детей. Однако... Может, оно и было обычным в той стране, где я жил.       — То есть... Ты иностранец?       — Можно и так сказать. Но признаюсь честно: именно эту страну я считаю своим домом. Может, неидеальным, не очень ухоженным, печальным и, может, даже немного нудным, но всё же домом. Она заменила мне дом. И я... Рад. Правда рад, что хоть где-то я смог найти спокойствие и умиротворение.       Где-то в глубине души Лололошка понимал, что последние слова Джодаха насквозь пропитаны ложью, а может, не только последние. Он, к сожалению, не умеет читать людей, как открытую книгу, и их мысли, чтоб понять, правду говорит человек или же нет... Но есть у него, так скажем, одно правило, которое ему буквально вбили в голову и которое он знает с самого младенчества: «не лезь не в своё дело». Лололошка не умел навязываться. Не умел навязывать свою поддержку, помощь, а всё это из-за воспитания. Так его воспитали родители: «если проблема не касается тебя напрямую, то и не лезь в неё просто так: не твоя это проблема и не твоё это дело». Он не знает, не удивлён он безразличности людей по отношению друг к другу из-за своего воспитания и навязанных родителями взглядов, или же потому, что так жило большинство людей. Он не знает и знать не хочет.       Лололошка промолчал на это, отвёл взгляд, повернув голову к всё тем же нудным, до ужаса скучным и серым хрущёвкам, за которыми и над которыми медленно, не торопясь и не спеша, плыли пушистые нежно-розовые облака, за которыми пряталось отливающее голубым и всё этим же розовым цветом небо; мягкие тёплые лучи солнца скрываются за старыми многоэтажками, освещая их, касаясь стёкол, пробираясь сквозь незашторенные окна внутрь квартир.       Сегодня они вышли на балконы раньше обычного и даже сами того не заметили.       — Ветер холодный сегодня... — лепечет себе под нос Лололошка задумчиво. — Погода меняется... Может, холодно будет... Надо потеплее одеваться?...       — Сегодня обещали плюсовую, — отвечает Джодах, полностью осознавая, что обращались совсем не к нему, — но кто знает, что может поменяться за эти... Несколько минут.       Из мыслей Лололошку вырывает тихое шуршание, а затем характерный щелчок зажигалки. Он поворачивает голову к соседу, и взгляд падает на новую дымящуюся сигарету в его губах. Парень молчит, с особой внимательностью смотрит на тлеющий край сигареты, смотрит на сжимающие её пальцы с еле заметными глазу мозолями, смотрит на плотно сомкнутые искусанные, потрескавшиеся губы. Молчит. Сейчас ему нечего сказать. И как назло, сосед молчит тоже. Тишина нагнетает. Даже слишком.       — Что ж, — говорит вдруг Джодах, и его спокойный голос помогает Лололошке заметно расслабиться, — сегодня мы вышли как-то рановато. Вон, — он небрежно указывает рукой с сигаретой в сторону хрущёвок, — даже солнце ещё не до конца зашло, — задирает голову и смотрит на светлое небо. — Даже звёзд почти не видно... Собираешься уходить?       — Нет, — качнул головой Лололошка, — хотел ещё немного постоять... И дождаться полного заката солнца. Хочу посмотреть на первые звёзды...       — Холодно ведь, — на этот раз он докурил сигарету быстрее обычного, снова бросил её себе под ноги и затушил подошвой носка обуви. Джодах поднял взгляд и встретился с непонимающим взором Лололошки, которого в этот раз эти действия смутили. — Я потом уберу это. Всегда убирал... Но всё равно надо будет принести пепельницу. У брата оставил, когда переезжал, а забрать всё никак не могу.       — Ну да, холодно... — вздохнул Лололошка, приобняв себя за плечи, когда ветер дунул сильнее обычного, небрежно играясь с его кудрявыми волосами. — Но я... Не хочу идти в квартиру. Там родители и... — он кашлянул и замолчал.       — Трудные отношения с родителями? — спросил Джодах, хоть и понимал, что это, в общем-то, не его дело, да и ответят ему расплывчато и сухо.       — Да. — Негромко отвечает Лололошка, нахмурив брови. Он точно не любил разговаривать об отношениях со своими родителями.       — Прости. Тебе, наверное, неприятно об этом говорить, — Джодаху стало даже как-то неловко. Портить настроение человеку ещё сильнее ему не хотелось, поэтому он и поспешил извиниться, решив больше не поднимать данную тему.       — Всё нормально, — вздохнул Лололошка, — я ведь не могу избегать этого вечно... — он замолк на несколько мгновений, после чего продолжил: — Но ты не подумай, что я выхожу сюда только из-за не самых лучших отношений с родными, нет... Мне просто нравится дышать свежим воздухом, да и закаты просто... Восхитительные...       — Что верно, то верно, — вздохнул Джодах. — Что ж... Наверное, пора закругляться. Ты, я так понимаю, остаёшься? — он хмыкает, получив медленный кивок в ответ. — Ну тогда... Держи. — Лололошка вздрагивает, когда в него неожиданно прилетает тёмно-фиолетового цвета пальто. Мужчина весело фыркает и улыбается, поймав на себе ничего не понимающий взгляд. — Холодно, поэтому накинь на плечи. Потом отдашь. Завтра, если точнее. Но если хочешь, то можешь оставить себе: я совсем не против этого. Ну а если нет — оставь на ограждении балкона, может, я позже заберу.       — А... — Лололошка не знает, что сказать. Слова благодарности застряли в горле, словно ком, не желая идти дальше. Наверное, он так и промолчит, даже не сказав «спасибо» своему соседу.       — Хорошего вечера, Дэвид, который Лололошка, — Джодах усмехается, после чего удаляется в свою квартиру, закрывая дверь балкона.       Лололошка сам невольно издаёт смешок, понимая некоторую странность их знакомства: казалось бы, больше месяца одновременно выходили на балконы, чуть ли не часами молча стояли практически рядом, а познакомились только сейчас.       «Вот тебе и соседи...» — подумал Лололошка и накинул себе на плечи чужое пальто, от которого приятно пахло лавандой...

***

      — ...сегодня мне приснилась парочка белых голубей, — говорит Джодах, опустившись на не самый чистый пол своего балкона, облокотившись спиной о перила. Он снова закурил, задумчиво глядя себе под ноги. — Будто бы сквозь пелену дрёмы слышал воркование этих птиц, но когда проснулся и ничего не увидел, то понял, что это действительно просто сон.       — Я слышал, что белые голуби снятся к любви... — задумчиво отвечает Лололошка, подняв голову, глядя прямо, на удивление, в голубое чистое небо. — А мне сегодня сирень снилась.       Джодах хмыкает, приподняв уголки губ.       — А я слышал, что в некоторых Сонниках говорится о том, что видеть во сне сирень — к любви. Даже удивительно. Неужто нас обоих наконец-то ждёт белая полоса в жизни?...       — Дай бог... — выдохнул Лололошка. — Но, если честно, перспектива любви мне... Не очень близка. Я просто хочу, чтобы день моего совершеннолетия поскорее наступил, и я смог съехать от родителей.       — Не говори наперёд... Любовь нужна всем и каждому. Кто знает, может, она сделает тебя сильнее? Лично я бы не отказался от любящих и нежных рук... — Джодах вздохнул, взглянув на сигарету. — Может, и курить бы перестал... Пагубная привычка всё-таки...       — А что мешает так бросить? — Лололошка, кряхтя, повернулся лицом к собеседнику, сев на колени, глядя на чужую спину через перила балкона.       — Что мешает, что мешает, — с каким-то раздражением передразнил парня Джодах, закатив глаза, — думаешь, избавиться от привычек так просто? Сам бы попробовал, а не бухтел и сидел здесь, как вкопанный. У тебя тоже в любом случае есть привычки, поэтому, как думаешь, будет ли тебе легко от них избавиться?       — Ну-ну, не бухти, — смеётся Лололошка. — Я ж не серьёзно... Ох, кстати, — парень вдруг вскочил на ноги, а Джодах повернулся к нему лицом, глядя с неподдельным любопытством, — я хочу подарить тебе кое-что в знак нашей... Дружбы.       Прошло около месяца с начала их общения, и за этот месяц они с неистовой скоростью продвинулись вперёд: стали иногда тайком ходить к друг другу, — частенько даже просто аккуратно перелезая через перила своего балкона и так же аккуратно залезая на чужой, — стали активно общаться, стали изредка, когда родителей Лололошки не было, гулять по двору и в парках... В общем, они очень, очень активно двигались вперёд.       Сейчас их встречи стали регулярными не только на балконах, но и на лестничных клетках, в подъезде, на улице или где-либо ещё, где они могли бы друг друга увидеть.       Лололошка скрылся за дверью, а Джодах тихо хмыкнул и поднялся, затушив сигарету и кинув окурок в недавно поставленную на пол пепельницу. К слову, он недавно прибрал свой балкон, поэтому сейчас, конечно, стало немного почище, однако пол, на удивление Джодаха, никак не оттирался от грязи, поэтому обладатель «шикарного балкона» решил бросить это дело в долгий ящик: его пока и так всё устраивало.       Спустя некоторое время Лололошка вернулся, пряча что-то за спиной. Его широкая улыбка на лице была идиотски наивной, глупой, но... Такой искренней, что у Джодаха внутри всё сжалось. Лололошка некоторое время смотрит в чужие глаза, после чего медленно достаёт из за своей спины букет. Чертов букет жёлтых роз и таких же жёлтых, словно чистейшее золото, тюльпанов. Джодах опешил, замерев, в замешательстве глядя на протянутый ему букет.       — Это... — начинает неуверенно Лололошка, заметив чужую реакцию. — Это в знак нашей дружбы. Жёлтые розы обозначают радость, счастье, позитивные эмоции, а также саму дружбу; жёлтые тюльпаны — пожелание любви, радость, процветание и, соответственно, дружбу... — он замолкает, смущённо продолжая протягивать цветы соседу. Неловко топчется, уже начиная думать, что всё это не понравилось его другу.       Уже собирается прижать свой нелепый подарок к своей груди, собирается извиниться за глупость и необдуманность действий, но вдруг ощущает, как его руки, сжимающие букет, накрывают чужие, очень тёплые.       Между их балконами меньше метра и это очень хорошо.       Лололошка поднимает взгляд и встречается с пронзительными аметистовыми глазами, которые смотрели на него... Чуть хмуро, но неуверенно. Джодах сжимает руки парня, выдыхает, собираясь с мыслями, после чего говорит:       — Спасибо, Лололошка. Я ценю это. Очень... И... Я просто не нахожу подходящих слов, чтоб описать то, что я сейчас испытываю. Спасибо, это просто восхитительные цветы, — «но они никогда не затмят тебя самого», — я постараюсь сделать так, чтоб они не завяли слишком скоро. Сделаю всё, что в моих силах. Спасибо тебе большое.       Джодах наконец улыбается, аккуратно забирая букет из рук застывшего с приоткрытым ртом парня, который явно был удивлён тому, что его букет приняли. Спустя несколько секунд он тоже улыбнулся и тихо посмеялся, неловко почесав затылок.       — Я... Рад, что тебе понравилось!... — на чересчур повышенных тонах произнёс он и покраснел от того, как глупо звучал его голос. Услышав тихий смех соседа, Лололошка прокашлялся, выпрямил спину, а затем медленно стал направляться к двери балкона, при этом растерянно лепеча: — Я-я тут вспомнил... Точнее... Ой-! Меня мама зовёт, поэтому прости, мне уже пора. Спасибо за прекрасную компанию! — он неуклюже схватился за ручку двери, дёрнув её. — Пока! Увидимся!...       Лололошка в мгновение ока скрылся за выходом из балкона, громко хлопнув дверью. А Джодах лишь смеялся, с прищуром и улыбкой на губах провожая своего соседа взглядом. Он вздохнул, опустил взгляд на цветы и аккуратно провёл по их нежным лепесткам указательным пальцем свободной руки...

***

      — Я запрещаю Вам общаться с моим сыном. — Слышит он неприятный женский голос за своей спиной. Несмотря на то, что Джодах не знал человека, который стоял сейчас за ним, он понял, кто это.       — Хм... И почему же, соизвольте поинтересоваться?... — спокойно спрашивает он, звеня ключами, старательно пытаясь закрыть дверь, которая, как назло, никак не хотела закрываться.       — Вы оказываете на него плохое влияние. — Джодах лишь усмехнулся на это заявление.       — Странно... Я, вроде, ничему не учу Вашего сына. Ни пить, ни курить, ни что-либо ещё... Или он берёт с меня какой-то... Не знаю, пример? — наконец он закрывает дверь и поворачивается к женщине.       Её лицо — да и вся она в принципе — тоже было ему неприятно: тёмные круги под глазами, которые смотрели на него с нескрываемой злостью, явной недоброжелательностью; несколько синяков на скулах и на других частях лица; растрёпанные грязные волосы и точно такое же грязное лицо. От неё пахло спиртом, а на вид она выглядела... Помятой.       «Вот что делает алкоголь с людьми», — думает Джодах и слегка хмурится.       — У Вас муж тоже пьёт? — неожиданно для себя спрашивает он и начинает даже немного жалеть об этом вопросе, а женщина лишь раздражённо фыркнула, сморщилась и качнула головой.       — Нет, — хриплым, всё таким же неприятным голосом ответила она, — не пьёт. На работе постоянно. Но я-то знаю, где это мудло шляется. С бабами наверняка! Я-то его, сукина сына такого, знаю. Плевать он на нас хотел, развлекается, вон, с суками всякими, а потом приходит домой и не стыдно роже. Смотрит мне в глаза и хоть бы что!       «Я бы от такой, как Вы, тоже сбегал на работу или к любовнице... — непроизвольно думает Джодах, но быстро одёргивает себя: негоже так о людях думать, ведь мало ли, что у них могло произойти. — А ведь, наверное, хорошая женщина была, пока не пила... Всегда знал, что алкоголь — зло и мерзость та ещё... Особенно в больших количествах... Особенно с зависимостью от него».       — Не понимаю, в чём суть Вашей претензии, — так же спокойно говорит Джодах, расслабляя мышцы лица, чтоб не казаться таким хмурым. — Мы с Вашим сыном просто общаемся, хотя я бы назвал это... Дружбой. Он считает меня своим другом, как и я его. Ему нравлюсь я, а он мне, в чём проблема? Тем более, мы же соседи, так почему нет? Мы бы и с Вами могли общаться...       — Вы — взрослый мужчина, а он — малолетний школьник. Знаю я такую дружбу. Совращают, а потом дружбой это называют, — она плюёт себе под ноги.       — Ему, на минуточку, семнадцать лет, и, если не ошибаюсь, скоро исполнится восемнадцать. Он сам об этом говорил. И вообще, за кого Вы меня принимаете? Я что, так похож на таких вот... — Джодах запинается на этом слове, подбирая другое, чтоб не материться, — таких вот... Подонков? С Вашей стороны очень глупо думать, что подросток не может дружить со взрослыми людьми. Может, Вашему сыну больше приятна компания таких людей, а не своих сверстников?       — Мне не нравится Ваше с ним общение, поэтому я требую, чтобы Вы его сейчас же прекратили, иначе... Иначе я заявлю на Вас в полицию.       — Мне даже интересно за что, — не сдержавшись, Джодах прыснул. — Женщина, я прошу Вас меня простить, но решать, что мне делать и с кем мне общаться, Вы не можете. Ваш сын уже взрослый, самостоятельный парень и ему тоже нужно давать свободу в выборе, действиях и мнении. Конечно, пока ему семнадцать, он ещё зависит от Вас, но ведь совсем скоро он станет совершеннолетним-...       — Хватит втирать мне всякую ересь. Я всё сказала. Идите по своим делам и больше не тратьте моё время, — небрежно кидает она, направляясь к двери своей квартиры.       — А знаете, что? — Джодах хмурится и смотрит в спину застывшей в проходе женщине. — Хотите, чтоб я признался? Я признаюсь, — он собирается с духом и вздыхает. — Вам станет легче, если я скажу, что Ваш сын мне нравится далеко не в дружеском плане? — он берет небольшую паузу, прежде чем продолжить. — Я хочу забрать его, когда ему исполнится восемнадцать. И хочу сказать сразу: Вы не имеете права удерживать его рядом с собой и лишать его свободы, когда он станет совершеннолетним, ведь он сам решит, где ему жить и с кем. Если он согласится, то тогда всё решено, — Джодах вздыхает. — Мне... Жаль. Частично жаль, но я хочу, чтоб он был счастлив. Не лишайте его возможности стать счастливым. А теперь мне пора. До свидания.       Он разворачивается и быстро спускается по ступенькам вниз, а женщина ещё долгое время стоит в дверях своей квартиры, опёршись о косяк, думая над словами соседа.

***

      — Когда я лежал в кровати, пытаясь заснуть, слышал, как родители разговаривали на кухне о... — Лололошка замолк на несколько мгновений, видимо, немного постеснявшись своего излишнего любопытства и того, что он подслушивал взрослых, — ...тебе. Ты поругался с кем-то из них? — он с некоторой грустью посмотрел на Джодаха.       — Не то чтобы поругался... — отвечает тот, смахнув пепел с тлеющего края сигареты. — У нас просто произошли некоторые недопонимания с твоей матерью... Не знаю, взяла ли она на заметку мои слова, но, если судить по тому, что они, по твоим словам, обсуждали меня поздним вечером, то скорее всего... Нет. Что ж, иного я и ждать не мог.       — У тебя... Знаешь, у тебя иногда такой странный... Лексикон... — задумчиво произнёс парень, опустив голову и глянув вниз, на белую сирень, что совсем скоро распустится.       — Уж получше вашего, молодёжного, — смеётся Джодах, вдруг закашлявшись. — О-ох... В общем, ладно. Кха... Опустим эту тему. Мне неинтересно, что они там говорят про меня. Мне всё равно.       Лололошка покраснел. Он прекрасно помнил, как осторожно, на цыпочках, чтоб не скрипеть полом, подошёл к двери и прислонился к ней ухом, и услышал слова матери: «...этот больной на голову подонок сказал, что ему нравится наш сын не как друг, понимаешь? Я даже подумать не могла, что он...», а дальше он уже не слушал. Прижал ко рту ладонь, чтобы не издать ни звука, и широко распахнул глаза в удивлении: он явно не ожидал... Такого...       — Эм... Джо... Слушай, я тут хотел поговорить с тобой кое о чём... — неловко начинает Лололошка, с силой сжимая в руке перила своего балкона.       — Нет, эти разговоры подождут. Мне нужно кое-что тебе подарить. Ты ведь не против? — парень поднял взгляд и посмотрел на Джодаха, который мило ему улыбнулся. Лололошка понял, что не сможет отказать, поэтому просто кивнул, а тот быстро скрылся за дверью.       Спустя несколько минут он вернулся, что-то старательно пряча за спиной. — Так вот, Лололошка... Я хотел подарить тебе... Вот это, — Джодах вздохнул, а затем протянул своему соседу букет, состоящий из семи лавандового цвета роз. — Я бы сказал тебе значение этих цветов, но... Не думаю, что мне стоит... Сам потом поищешь в интернете, — он подмигнул, мягко улыбнувшись, а Лололошка опешил ещё больше: ну уж никак он не думал, что ему подарят цветы в ответ.       — Я... Я... — парень растерянно смотрит на цветы перед собой, протягивает руку к ним, но та предательски дрожит и останавливается на середине пути к прекраснейшему подарку. — Я... Не знаю, что сказать, чтоб выразить... — он сглатывает, — восхищение этими цветами... — он улыбается и наконец касается нежных лепестков. — Где ты их взял? Я раньше не видел такого... Лавандового оттенка...       — Не раскрываю своих секретов, — самодовольно отвечает Джодах, усмехнувшись, — но для меня нет ничего невозможного. Я очень долго искал нужные мне цветы и, кажется, нашёл самый лучший вариант. Понимаю, что розы это немного банально, но на это есть... Свои причины, — лазит по карманам своего пальто, а потом наконец находит в одном из них пачку сигарет. Достаёт одну штуку и, щёлкнув зажигалкой, закуривает. — Обещаю, в следующий раз постараюсь не поскупиться на цветы и их разнообразие.

Следующий раз?...

      — Думаю, тебе не стоит тратить деньги и время на цветы для меня... — Лололошка улыбается, прижимая к своей груди розы, вдыхая их прелестный запах. — Это необязательно.       — Я вижу, в каком ты пребываешь восторге, когда тебе их дарят, — Джодах улыбнулся в ответ, — поэтому мне совсем несложно, особенно если это делает тебя чуточку счастливее. Мой кошелёк, конечно, не резиновый, но я вполне в состоянии тебя обеспечивать.       Улыбка спала с лица Лололошки. Он перевел взгляд с цветов на Джодаха. Какой-то... Какой-то тот стал слишком странный. Порой его фразы были чересчур смущающими, будто бы намекающими на что-то большее, чем простая дружба.       — Джо... Я хотел поговорить с тобой насчёт... Нас, — было неловко об этом говорить, но стоило.       — А что-то не так? — под дурака косит, что ли?       — Я начал замечать, что твоё поведение... Стало странным. А ещё я услышал, как моя мама говорила о том, что ты ей сказал... — Лололошка видит, как Джодах нахмурился.       — Что ж... Ты бы в любом случае узнал об этом, — как-то даже разочарованно выдыхает он. — Жаль, конечно, что у меня не хватило смелости для того, чтобы сказать лично, но что уж поделать. Нужно винить только мой длинный язык. До сих пор понятия не имею, как мне пришло в голову сказать ей именно это... — он посмотрел на Лололошку, у которого внутри всё сжалось от волнения. — Но, может, это и к лучшему?...       Джодах делает долгую затяжку и подходит вплоть к перилам своего балкона. Жестом подзывает парня ближе к ограждению. Когда тот подошёл и в недоумении посмотрел на него, он долго выдыхал дым, а затем перегнулся через перила балкона, вытянул свободную руку, схватил Лололошку за шиворот и потянул на себя. Тот испуганно схватился за ограждение балкона, и так же — но не по своей воле — перегнулся через него, выронив цветы, которые упали на пол.       Джодах, не теряя времени, притянул парня ещё ближе, насколько это было возможно, а затем впился в его губы поцелуем. Парень распахнул глаза в удивлении, пока другой лишь прищурился, а потом и вовсе закрыл глаза. От этого поцелуя у Лололошки даже закружилась голова: от Джодаха пахло приятным и, скорее всего, дорогим одеколоном; его губы хоть и были потрескавшимися и выглядели сухими, но на самом деле они были очень нежные, мягкие и влажные; чувствовался запах табака, и очень даже ярко, будто бы Лололошка сам сейчас закурил, хотя сто раз обещал себе не делать этого. Сам того не понимая, он расслабился и тоже закрыл глаза, непроизвольно поддавшись вперёд, ещё ближе. Чувствует, как хватка на его шивороте слабеет и, вроде как, даже уже собирается отпустить, но Лололошка, неожиданно даже для самого себя, хватается за чужую руку, сжимая её своей. Слышит, как Джодах хмыкнул, но свою кисть убирать не стал, продолжая легонько сжимать в ней одежду парня.       Они и не заметили, как тяжёлые тучи в одно мгновение заслонили солнце: стало как-то слишком пасмурно, хмуро и... Тоскливо, но им обоим было всё равно на это.       Свинцовые тучи, закрывающие голубое небо, нависли прямо над их многоэтажкой, а спустя несколько мгновений Лололошка почувствовал, как на щеку упала маленькая холодная капля. Парень вздрогнул и выдохнул в чужие губы, пока ещё несколько небольших капелек упали на его лицо, плечо и волосы.       Джодах переместил руку с шиворота Лололошки на его подбородок, надавливая на него пальцами, и прижался к его губам ещё сильнее. Казалось, будто ноги стали ватными, а земля ушла из под них; голова до сих пор кружилась; стук сердца был в несколько раз быстрее обычного, а тело пробивало дрожью. Приятное покалывание в губах, а затем лёгкая боль, которая начала постепенно нарастать, вырвали Лололошку из его мыслей, мечтаний и удовольствия, заменяя всё это некоторым дискомфортом.       Парень распахнул глаза, вдруг почувствовав, как холодные капли весеннего дождя скатываются по щекам и вискам вниз, как мокрые волосы липнут ко лбу и как неприятно ощущается на теле насквозь сырая одежда.       Капли разбиваются о землю, крыши и пол балконов, крайне агрессивно стуча. Этот звук успокаивал, и, честно говоря, Лололошка с огромной радостью и таким же огромным удовольствием продолжил бы беспрерывно целовать чужие губы, но его собственные уста уже болели, что приносило небольшие неудобства, да и пора бы закругляться, ведь мокнуть ещё сильнее желания особого нет.       Лололошка снова хватается за руку Джодаха, с силой её сжав, а затем недовольно мычит и жмурится. Кажется, тот понимает всё за одно мгновение и медленно отстраняется, открывая глаза и заглядывая в чёрные напротив.       Они молча смотрят друг на друга, будто не в силах произнести ни слова, но в один момент Джодах по-доброму усмехается и проводит большим пальцем по нижней губе парня, легонько на неё надавливая, из-за чего Лололошка издаёт тихий, чуть болезненный стон.       — Прости, — спешит извиниться мужчина; давно потухшая сигарета падает на мокрую площадку балкона, прямо в небольшую лужицу. — Сильно больно? — обеспокоенно спрашивает он и берёт чужое лицо в свои руки.       — Знаешь, мне жаль, что... — начинает Лололошка, и сердце Джодаха пропускает болезненный удар: наверное, он поторопился, — ...что цветы испорчены, — мужчина удивлённо вскидывает брови и распахивает глаза. — Они были такими красивыми... Дождь, кажется, добил их окончательно... — парень разочарованно выдыхает. — Ты бы хоть предупредил, я бы подготовился: губы бы вишнёвым бальзамом намазал, себя в порядок привёл... Ну или хотя бы цветы унёс в квартиру, — снова вздыхает. — В следующий раз предупреждай.       Джодах внимательно смотрит в глаза Лололошки, будто желая найти в них насмешку, сарказм или что-то похожее, что могло бы значить то, что он осуждает его за такие действия, что он чувствует к нему отвращение или нечто подобное, но... Парень выглядел серьёзным.       Мужчина напряжённо разглядывает чужое лицо, как вдруг его губы расползаются в улыбке. Он издаёт смешок, а затем начинает громко смеяться. Закрывает глаза и прислоняется своим лбом ко лбу парня, который в ответ на такую реакцию лишь улыбнулся и нежно коснулся влажной щеки Джодаха кончиками пальцев. И всё же не сдержавшись, он тоже тихо засмеялся.       Пока дождь продолжает набирать обороты, они смеются, как два дурака, непонятно над чем: то ли над словами Лололошки про бальзам, то ли над собой и глупостью своих чувств.

И всё же они оба странные.

***

      — Куда хоть уезжаешь? — спрашивает мужчина, внимательно наблюдая за очередными попытками Джодаха закрыть дверь.       — Да так... — бормочет он и хмурится, — в город другой...       — Наш-то чем не устроил? Уж столько лет тут жил... Почти как родной, поди, стал?       — Есть такое... — усмехается Джодах. Слышится щелчок замка, и довольный собой Ави достаёт ключ из скважины. — Но всё же надо мне уехать... Держи, — он кидает связку, состоящую из четырёх ключей, соседу. — Отдай их потом новым жильцам, пожалуйста. Я им скажу, что они у тебя. Тут от входной двери, запасной ключ, от двух комнат и... от балкона... Ну... они сами разберутся, думаю. А, ещё передай, чтоб замок или починили, или сменили, а то совсем, зараза, плохо закрывается.       — Жаль мне тебя, мужик, — вздыхает тот и убирает ключи в карман брюк. — Таких, как ты, редко встретишь... Не перестаю удивляться тому, что нет у тебя никого... И лицо ничего, и характер... В общем, да... Может, хоть там себе девушку какую найдешь? А то у нас, поди, все слепые стали?       — Нет, — хохотнул Джодах, — это просто я на контакт не иду. Но кто знает, кто знает, как сложится... — он горько вздыхает и смотрит на дверь рядом.       — С парнем-то хоть попрощался? — интересуется сосед. — Он, смотри, к тебе душой прикипел. Плохо будет, если не попрощаешься и просто так уедешь.       — Не смогу я... — качает головой Ави. — Стыдно мне ему в глаза смотреть... Я ему прощальный подарок оставил... И письмо. Там всё прощание написал, — про письмо он соврал.       — Ну... Дело твоё... Как знаешь, — мужчина снова вздыхает, подходит к Джодаху и слегка приобнимает его, дружески хлопая по плечу и спине. — Ну тогда давай, мужик, может, свидимся когда ещё...       — Всё может быть. Давай, до встречи, — Джодах слабо улыбнулся и наклонился, чтоб поднять чемодан и рюкзак с пола лестничной площадки. Закинув одну лямку себе на плечо, он стал не спеша спускаться по ступенькам, пока сосед провожал его расстроенным взглядом.

***

      Долгое нажатие на кнопку звонка, его приглушённый звук за дверью, и Лололошка делает шаг назад, широко улыбаясь. В руке он сжимал аккуратный маленький букетик амброзии.Ему не терпелось наконец снова увидеться с Джодахом, особенно если учитывать то, что они сегодня утром ни разу не пересекались, хотя обычно всё было наоборот. Но кто знает: может, дела у человека?       Проходит несколько минут и дверь открывает милая и весьма симпатичная на вид девушка. Улыбка спадает с лица парня в одно мгновение, заменяясь беспокойством: кто это такая? Что тут делает? Но делать поспешных выводов Лололошка не стал, лишь, помолчав несколько секунд, спросил настороженно:       — Могу я увидеться с Джодахом?       Девушка, удивлённо посмотрев на парня, слегка нахмурилась, но, охнув, почти сразу ответила:       — Ох, Вы, должно быть, про бывшего хозяина квартиры? — холодок пробежался по спине. — Так он уехал, молодой человек, уехал, — кажется, сердце Лололошки окончательно остановилось. — По-моему, ещё ранним утром. Позвонил нам с мужем и сказал, что квартира свободна и что мы можем заезжать. Ключи забрали у соседа напротив... На самом деле мы эту квартиру у него купили ещё дней пять назад, но он попросил немного подождать, так как ему нужно было некоторое время, чтоб окончательно забрать все вещи и перевезти их. А Вы, получается...?       — Сосед, — Лололошка кивнул на дверь рядом. — Скажите, а Вы не знаете, куда он уехал?       — Нет, молодой человек, не знаю. То ли на самолёте куда-то в другой город, то ли на поезде... Не уточнял он. Да и нам, собственно, и не нужно этого знать. Ох, так Вы наш сосед, получается? Приятно познакомиться! Как Вас зовут?       — Дэвид, Дейв... — сухо ответил Лололошка и быстро шагнул к своей квартире, хватаясь за ручку. — Простите, поговорить не удастся... У меня дела ещё... Мне тоже приятно познакомиться. До свидания...       — Ничего, я понимаю. До свидания! Ещё встретимся, Дейв!       Полный гнева и обиды, Лололошка вбегает в квартиру, громко хлопнув дверью. Он промчался мимо злой матери, что-то кричащей ему вслед и грозящейся кулаком.       Оказавшись в своей маленькой комнатке, парень молниеносно распахивает дверь балкона и пулей влетает на его площадку. Застывает. Сердце продолжает бешено стучать, а пыл остывает, оставляя лишь горькую, колющую душу обиду. Парень медленно опускается на колени, продолжая крепко сжимать в руке букетик амброзии. Лололошка был не в силах отвести взгляд от стоящей на перилах балкона вазы, в которой находился поражающий своей красотой душистый горошек, что лишь одним своим видом причинял жгучую боль и оставлял глубокую рану в сердце.

***

Он считал это неправильным.

Считал, что поторопился и совершил ошибку.

Тогда... Тогда почему на душе так паршиво?

      Почему теперь балконы ассоциируются с ним? Почему типичный вид на хрущёвки заставляет чувствовать ещё большую печаль? Почему сигареты стали напоминать о нём, напоминать о их разговорах? Почему совершенно всё в совершенно новом месте напоминает о нём? Почему он не может забыть его и начать жить новой жизнью в новом, незнакомом ему городе? Почему всё кажется таким... Чересчур чужим? Почему, проходя мимо цветочного магазина, цветы напоминают о нём? Почему, когда он видит белую сирень, вспоминает, как та совсем скоро зацветёт под его балконом? Почему так тошно? Почему противно от самого себя?       Он... Он не может без него. Он это понимает, но не признается.       Джодах задумчиво смотрит в окно, задумчиво делает долгую затяжку и выдыхает дым в открытое настежь окно.       Ему хочется вернуться.       Но ему стыдно возвращаться.       Что он скажет ему, даже если наберётся смелости и приедет обратно? Наверное, стоит извиниться?...       И Джодах думает. Напряжённо думает, что ему делать.       «К чёрту», — проносится в голове, и он тушит недокуренную сигарету, бросая её в пепельницу.

И наконец он решает.

***

      — Здравствуйте! — выйдя на улицу, машет рукой Лололошка сидящим на скамейке у подъезда бабушкам, которые тоже поздоровались с ним и продолжили обсуждать что-то своё.       Парень вздохнул полной грудью: весенний воздух чист, свеж и приятен.       Конец мая. Было очень тепло, но не прям уж жарко.       Зелёная листва радует глаз, а белая сирень, которая совсем недавно расцвела, и того больше. В этом году она немного задержалась, ведь весна выдалась довольно холодной, но главное, что сейчас природа может радовать людей своей красотой. Но что самое важное — скоро окончание школы! Некоторые экзамены Лололошка сдал досрочно, ведь ему, можно сказать недавно, исполнилось восемнадцать лет. Восемнадцать! А сдал он досрочно, чтоб поскорее съехать от родителей и поступить в какой-нибудь университет... Или колледж... Как пойдёт. Но лучше всего в университет. Есть тут один на примете... Может, поступит, кто знает?       Лололошка глянул по сторонам с широкой и воодушевлённой улыбкой на губах и вдруг заметил до боли знакомый силуэт, стоящий под белой сиренью. Уголки уст опустились, и парень нахмурился, замедлил шаг и напряжённо стал разглядывать мужчину, что с такой же внимательностью и таким же напряжением смотрел на него.       Парень не спеша, даже как-то вальяжно, подошёл к мужчине, глядя в его аметистовые глаза, смотрящие на него в ответ с волнением.       Лололошка остановился перед Джодахом и скользнул взглядом по нему: опрятно одетый, напряжённый и... С букетом цветов, чьи оттенки были в основном в синем и голубом. Юноша поднял глаза на чужое лицо и тихо хмыкнул, наконец заговорив:       — Надо же, явился... — он вновь хмыкнул, но погромче. — Мне даже интересно стало, каким судьбами, — видит, как Ави нервно сжимает в руке букет.       Смотря на этого человека, Лололошка... Он... На удивление, он не чувствовал ни обиды, ни боли, ни гнева — никаких негативных эмоций по отношению к Джодаху. Хотя... Когда он только заметил его, он почувствовал, как сердце неприятно кольнуло, но... Больше ничего. Честно говоря, ему даже не обидно, просто... Просто даже как-то смешно. Смешно, что тот вернулся непонятно для чего. Просто было интересно: зачем? Почему?       — Лололошка, — вздохнул Джодах, — я понимаю, что мой поступок отвратительный. Понимаю, что мне стоило хотя бы нормально попрощаться с тобой, объяснить всё, но... Я... Я трус. Я испугался, что могу ранить тебя, но даже не подумал о том, что молчаливый уход безо всяких объяснений ещё хуже... И мне жаль, действительно жаль, что так... Что так получилось, — он делает короткую паузу. — Я не буду просить тебя понять меня. Я просто хочу объяснить тебе всё хотя бы сейчас, ведь лучше поздно, чем никогда, верно? — опускает взгляд, но почти тут же возвращает его на лицо Лололошки. Выпрямляется, стараясь придать себе большей уверенности. — В общем... Если говорить коротко, то я подумал, что наши отношения и чувства — ошибка. Подумал, что поторопился и что всё, что я сделал неправильно... Подумал и решил, что для тебя будет лучше всего больше не видеться со мной. Тогда я думал о том, что твоя мать была права и нам нужно было действительно перестать общаться, но... Но я понимал, что остаться здесь не могу — тогда ты точно стал бы искать меня. Поэтому я решил уехать. Но когда я уехал... Всё было... Просто ужасно, — он покачал головой. — Всё, абсолютно всё в новом городе ассоциировалось с тобой — от простых цветочных магазинов и балконов, вплоть до сигарет, которые я курил каждый день при тебе. Я даже пробовал бросить, только чтобы не вспоминать о тебе, но всё без толку. Я... Не смог забыть. Не смог, поэтому вернулся... К тебе... Прости, я, к сожалению, не составлял речей. Все мои слова — чистая импровизация... — он замолкает на несколько мгновений. — Понимаю, что мне нет ни оправданий, ни твоего прощения, но, прошу, прими хотя бы эти цветы... Прими их, и я исчезну из твоей жизни навсегда, ведь ты... Заслуживаешь намного больше, а я-...       Лололошка хватает Джодаха за плечи и притягивает к себе, грубо затыкая его поцелуем. Ему надоело слушать его. Пусть помолчит хотя бы так.       Он скучал. Чертовски скучал по этому идиоту, скучал по его губам, по глазам, по голосу... Скучал, но не признавался в этом. Внушал себе, что больше никогда не встретит его, что никогда не увидит в своей жизни, внушал себе обиду к нему, внушал злость, гнев... Внушал и сам же страдал из-за этого. Был до глубины души обижен, но всё равно не мог перестать любить. Не мог забыть, не мог выкинуть из головы, не мог оставить в прошлом и спокойно идти в будущее. Просто не мог. Просто не мог ничего поделать с собой и своими чувствами. И вот... Джодах снова здесь, снова рядом, снова он целует его губы, снова слышит его голос... Снова внушает себе злость и обиду, но... Но не может их принять. Он просто нагло врёт самому себе, что разлюбил, что теперь ненавидит, но в глубине души понимает, что это не так. Он любит. Любит, как последний идиот. Любит, как... Как... Как дурак... Просто любит и не может просто взять и эти чувства забыть. Лололошка отстраняется и смотрит в чужие, полные удивления глаза.       — Ты — идиот, — говорит парень, — именно поэтому я тебя... Я тебя... Прощаю... Но сильно не обольщайся: я до сих пор обижен на тебя, потому что ты идиот.       Он снова поддаётся вперёд и снова целует его. Обхватывает его шею руками и прижимается к нему чуть ли не всем телом. Чувствует руку на своей талии, которая неуверенно приобняла его, неловко прижав к торсу мужчины.       Джодах ещё несколько мгновений растерянно смотрит на Лололошку, а потом наконец расслабляется, прикрывает глаза и слегка наклоняется, чтоб тому было удобнее. В руках продолжает сжимать букет из: синей примулы, голубого гиацинта, синеватого оттенка маргаритки, нежно-голубой незабудки и светло-голубой розы. Где-то в этих голубых и синих цветах затерялся одинокий фиолетовый гиацинт...       И они целуются, пока проходящие мимо люди смотрят на них с некоторым любопытством, рассеянностью, недовольством и даже с отвращением, но... Им обоим всё равно. И пусть люди осуждают их, пусть бабушки, сидящие на скамейках, кричат что-то о том, какие они плохие, что целуются на глазах у всех, пусть. Им всё равно. Они просто любят. Любят под балконами и белой сиренью, любят с букетом в руке.