в мае, как обычно, цветёт сирень

С приходом весны всё вокруг цвело, блестело яркими цветами радуги и душило сладкими ароматами. С каждым днём становилось всё теплее, но Акито начал чувствовать жар, будто от летнего солнца, уже очень давно. В его голове мысли и воспоминания об одних и тех же событиях кружились вихрем, точно опавшие, чуть завявшие лепестки на пыльном асфальте. Что с ним происходило? Никто не понимал, никто бы и не смог понять, как бы ни пытались. Одноклассники только и делали, что странно косились на юношу. Наверное, причина тому, что каждый день он внимательно смотрел на дерево сирени у школы. «Оценивает красоту, что ли?» — шутили остальные ребята, даже не догадываясь об истинных намерениях по уши влюблённого подростка. Да, верно. Шинономе был влюблён. Уже очень-очень давно. Обычно конец лета означал, что скоро всё начнёт умирать, но, как по иронии, в сердце подростка зародились самые нежные чувства на свете. Такие тёплые, что было совсем не холодно даже в самых зябкие зимние дни, пока рядом смеялся он. Ради него Акито ждал весну больше, чем собственный день рождения. На самом деле, он любил это время года куда больше осени. Он любил и яркое солнце, и погоду, при которой так и хотелось гулять до самой ночи, и небо, которое долго не желало темнеть, и каждого жука, от которого защищал свою самую первую и такую наивную любовь, и особенно этот душистый запах. Его душа тоже пахла. Пахла самыми вкусными, самыми сладкими цветами из всех. Пахла концом мая, в который он и родился. Рыжеволосый каждый раз улыбался, когда вспоминал этот факт. На самом деле, в последнее время он просто не мог снять с лица улыбку. Это, наверное, всё вина весны. Ну или же Цукасы и его заботы, что он дарил каждому. Акито, правда, притворялся, что ему достаётся больше остальных. Ему хотелось в это верить. Когда Тенма звал его по имени, уже было невозможно прятать свою радость. Даже голос становился нежнее. Вспоминая собственный холод в самом начале их отношений, Шинономе вздрагивал — как же он рад, что весна помогла ему оттаять. Конец мая разморил его, однако школу всё равно надо посещать. В основном, чтобы увидеть хотя бы силуэт своей трепетной любви, чтобы одним глазком взглянуть на новую крутую позу для шоу или услышать голос, от которого тряслись коленки. Никто вокруг даже не догадывался об этих чувствах. Все слишком мучились от домашней работы, аллергии, жары, своих влюблённостей или уже даже отношений, чтобы обращать внимания на румянец, появляющийся каждый раз, когда Тенма просто стоял рядом. Может… так было даже лучше. Подросток не хотел кричать о том, что попал по-крупному, на каждом углу. Нет, это было что-то очень важное, ценное личное. Что-то, что он желал сохранить между собой и Цукасой. Фиолетовые цветы — вот-вот скоро зацветут — обещали, что никому не разболтают секрет влюблённого подростка. — Так красиво, — хихикнула Ан, кружащаяся прямо по дороге в школе. Наверное, у неё тоже имелась своя весна. — Вокруг столько цветов, прямо-таки романтика! Не хочу в школу, хочу восхищаться этой красотой вечно. — Ну, восхищаться — это слишком сильно сказано, — хмыкнул ей в ответ друг. Девушка вмиг смерила его то оскорблённым, то недоверчивым взглядом. — А не ты ли каждый день смотришь на сирень у школы? Кто-то пошутил, что ты у нас уже стал ценителем всего красивого. Акито не стал оправдываться, просто закатил глаза и поправил лямку сумки на плече (она то и дело скатывалась вниз, из-за ткани рубашки). Под ногами весь асфальт был усыпан нежно-розовыми и белыми лепестками. Дороги напоминали собой целые поля. Лишь эта ассоциация помогали юноше не жаловаться на то, что в расписании снова значится ненавистный урок геометрии. До школы оставалось совсем немного. Шинономе, как и всегда, хотел остановиться у дерева, но заметил, что на него смотрели и другие ученики. Друзья переглянулись и заинтересованно подошли ближе. — Ара-а, — протянула Ан, вдруг расплываясь в довольной ухмылке. — Сирень зацвела. Акито, не сумевший сказать «и без тебя все поняли», не сводил с фиолетово-зелёного дерева взгляд. Ветки чуть покачивались от слабого утреннего ветра, будто намекали о том, что сегодня настал день Х. Они хранили его тайные чувства, но сегодня сдались и заявили, что пришло уже время во всём признаться. Вся школа любовалась цветами. Рыжеволосый тоже стоял возле них, но не потому что любил вид сирени. Нет, он всего-то хотел заставить блондина улыбнуться. Тойя как-то говорил, что Кохане для него равносильна сирени. Называл её своей собственной сиренью. Ну поделать нечего: Акито прекрасно осознавал, что его лучший друг тот ещё романтик. До него и его нежных, немного неопытных, но трепетных ухаживаний за полюбившейся девушкой было так далеко… рыжеволосый понимал, что ему не дотянуть до уровня напарника, но зато хотя бы вышло «вдохновиться» у него. Сирень означала то, что сердце уже принадлежало конкретному человеку. Узнав это от Аояги, подросток сначала хотел назвать того «слишком приторным», но в последний момент понял, что он сам не лучше. — Красиво, не так ли, Цукаса-кун? — хмыкнул Руи, разглядывая вовсю цветущее дерево во время перемены. Его друг, чуть приоткрыв рот, мог только покивать. Фиолетовые лепестки завораживали его своей красой. Особенно, когда так необычно светлели под лучами тёплого солнца. Тенме нравились все цветы, даже банальную сакуру он обожал до одури. Однако сирень… было именно в сирени что-то такое, что заставляло замереть на месте, на миг забыть как дышать, а после улыбнуться ей. Почему-то отношение к этому растению напоминало то, как подросток всегда вёл себя с собственным же кохаем. Нельзя было не улыбаться в присутствии даже такого отстранённого и холодного, как его все называли, человека. На самом же деле Акито вовсе не был грубым. Он, как и сирень, имел лёгкий и нежный характер — просто не все хотели этого замечать, или же не всем было позволено это лицезреть и осознать. — Верно подмечено, Руи, красота и вправду неописуемая! В этом году сирень цветёт лучше, чем в прошлом, — блондин хотел встать на носочки и дотянуться до хотя бы одного цветочка пальцем, но в последний момент передумал. Что-то отговорило его. Подросток решил, что это было само дерево, которое не хотело, чтобы его красу трогали и портили. Чего не знал, так это то, что сирень только и ждала, чтобы один лишь Цукаса осмелился позариться на неё. — Мгх, везёт же Саки… вот в её школе сирень цветёт низко. Девочки постоянно там обрывают ветки и букетами несут домой. — Ойя… ну, что ж, неудивительно, что с прекрасные девушками растут прекрасные цветы. — Как с языка снял! Руи, ты возле цветов прямо-таки поэтом становишься, ха-ха! — Фу-фу, может, и так. Весна на всех по-своему действует, Цукаса-кун. Верно, это всё вина весны. Во всём следует винить май. Из-за этого Акито сегодня даже решил не пойти на последний урок. Вместо этого он, как заколдованный, кружил вокруг дерева и разглядывал лучшие ветки на самом верху дерева. Внизу всё было не то, да и многие ученики уже оборвали цветы то тут, то там. Цукаса заслуживал самого лучшего — того, что теплилось под самым солнцем. Плевать, если хрупкие ветви могут не выдержать. Для сэнпая можно было и постараться… да, именно по этому девизу он и жил всю жизнь. Шинономе старался над каждой шуткой, над каждой своей ухмылкой, над каждой отговоркой, чтобы побыть рядом, а теперь — над каждым лепесточком душистой сирени. Выбрать самую лучшую ветку с верха дерева? Пф, это ерунда. Если будет надо, парень не против и звезду с неба украсть и потом аккуратно вложить её в руки блондина. В то время как все учились и внимательно (а может, и нет) слушали своих учителей, рыжеволосый подросток забирался на дерево. Оно заскрипело, затрещало, но, естественно, не сломалось. Единственное, что доставило дискомфорт — это лепестки и цветочки, опадавшие подростку на голову, плечи и руки, пока он лез вверх. Пару раз подошва кроссовок подвела его и он чуть не соскользнул вниз на землю. Но, слава богу, успел ухватиться и полезть дальше. Если бы его видели учителя, точно отругали бы. Но Акито было уже всё равно. Он не ждал от кого-либо понимания. Просто хотел сделать странный, но по-детскому нежный, поступок для своей такой же странной, но столь желанной, первой любви. Делать что-то, как нормальные люди? Это не в стиле Шинономе и Тенмы. Рыжеволосый вдруг ухмыльнулся: подумал, что, возможно, это и вправду была судьба. Они были так непохожи и похожи одновременно, что даже становилось смешно. В сирени, удушающей своим запахом, затерялся единственный майский жук, которого Акито аккуратно взял двумя пальцами, а после отправил в свободный полёт. «Ну всё, теперь снова за дело, — мысленно решил подросток и, сделав ещё пару движений вверх, наконец мог разглядеть ветки на самом верху. Тут они действительно казались словно ещё краше, чем внизу. И единственное, о чём мог думать рыжеволосый, это, конечно же: — Сэнпаю должно понравиться. Выберу ему самые лучшие». Шинономе методично просматривал каждый лепесток и, наконец, найдя подходящие, достойные цветы, принялся срывать их. То, как он дёргал ветки, явно не понравилось дереву. Оно задрожало, но подросток умудрился сорвать три самые пышные веточки. Однако, не успев дотянуться до следующей, выдвинул ногу вперёд и мигом сорвался вниз. Подошва, к сожалению, всё-таки предала его. — Ай, блять! — было невозможно не выругнуться со всей возможной чувственностью. Особенно когда Акито понял, что лучше ему действительно стоило надеть другие кроссовки этим утром. Падать было очень-очень больно. Ветки, уже оборванные до этого, резанули по носу, щекам, рукам и шее, оставляя неприятные, неглубокие царапины. Внизу была только земля, потому неудивительно, что Акито собрал всю возможную пыль и засохшую грязь своей рубашкой. У него почему-то до одури ныл локоть, но то не волновало. Его беспокоило лишь состояние веток. — Точно, сирень…! — выкрикнул подросток, в корне игнорируя то, что кубарем свалился с высокого дерева. С таким успехом он мог и сломать себе что-то, но… стал ли он беспокоиться об этом? Вовсе нет. Особенно сейчас, когда рассматривал цельность каждого лепесточка, а никак не собственных конечностей. — Так… всё в порядке, вроде не пострадала. В отличие от него самого, конечно. Ну и поделом. На футболе ему доставалось куда больше, так что, можно сказать, Акито уже привык ходить с царапинами, ссадинами и иногда синяками по всему телу. Несомненно, мать отругает за грязную, потёртую рубашку, но и с этим разобраться можно будет позже. Еле-еле поднимаясь на дрожащие от волнения (и падения) ноги, Шинономе принялся думать, как и где же ему теперь отыскать своего сэнпая. Заявиться прямо в класс? Подождать где-то? Что-то он не продумал всё это получше. Да и вообще в голове зародилось столько вопросов, сколько не было до этого. «Какого чёрта я творю, хах?.. — спросил он самого себя, пока чуть меланхоличный взгляд покосился на три пышные ветки в руке. Вся кожа пыльная, в мелких царапинах. Стоило повернуть другую руку, как Акито заметил красное пятно. — Аргх, твою же мать, синяк будет. Ну я точно какой-то ненормальный, — это всё вина Тенмы. Это он сделал своего кохая таким. Ну и ещё весна. Рукой он прошёлся по своему лицу и после вернулся к переносице, чтобы потереть её. Словно хотел этим действием заставить самого себя вернуть хотя бы крупицы здравого рассудка. — Ладно уж… плевать на синяки. Зато хотя бы красивую сирень сорвал. Теперь осталось отдать». Однако, пока он рассуждал над этой проблемой, блондин уже объявился сам. Неожиданно. Особенно если вспомнить, что у всех адекватных людей сейчас вовсю вёлся урок. Но и сэнпай, и его кохай явно такими не считались. Словно пытаясь доказать это, Шинономе ни с того ни с сего спрятал сирень себе за спину. — Акито? Что ты тут дела… ты почему так выглядишь?! — подойдя ближе, блондин мигом принялся придерживаться своей любимой привычки: засыпать вопросами. Точно так же, как деревья засыпали своими цветами все улицы. — Что случилось?! И почему ты не на уроке? — Какой же ты громкий… и тебе доброго дня, — буркнул в ответ кохай, делая несколько маленьких шагов назад. Казалось бы, всё так просто: сунуть в руки сирень, схватить рюкзак и убежать домой — вот и всё признание. Изначально Шинономе и хотел так сделать. Однако из-за чего-то в самый ответственный момент у него совершенно закончилось желание даже объяснять, откуда он получил все эти ссадины. Цукаса, тем не менее, не унимался. — Не паясничай! Что с тобой произошло? Ты, что… подрался с кем-то?! — Почему ты сразу такого плохого мнения обо мне?.. — подросток, смущаясь ещё сильнее, пока его ладони нервно сжимали свежие ветки за спиной. Он мялся с ноги на ногу, точно ему было не шестнадцать, а только семь или восемь. — Э, а… — сэнпай чуть остудил свой пыл и попытался продолжить уже чуть спокойнее: — Ну, так… что произошло? Ты почему не в классе? Акито не ответил. Вместо этого отзеркалил вопрос и задал его уже блондину. Цукасе, в отличие от своего кохая, скрывать было нечего, поэтому он сразу пояснил: «Меня попросили отнести кое-что в спортзал. Я, конечно, будучи звездой, просто не имел права отказать и сразу побежал выручать людей в беде, ха-ха! Ну а на физику возвращаться не очень хочется, поэтому я решил ещё хотя бы глазком взглянуть на сирень… она ведь сегодня зацвела». Рыжеволосый, внимательно выслушав, кратко кивнул и в ту ж секунду сглотнул тяжёлый ком. — Мне очень нравится сирень, — с улыбкой продолжил актёр, не отводя взгляд от кохая, который стоял прямо у пышного высокого дерева. — Нравится… значит, — шёпотом повторил юноша, чувствуя как уголки его губ приподнимаются в подобие улыбки. Всё-таки он не прогадал. Сэнпаю всё-таки должен понравиться его скромный подарок. — А ты много знаешь о сирени? — Ну, знаю, что бывает белая и голубая сирень, даже розовая. И жёлтая, но вот оранжев… оранжевая, она… Цукаса присмотрелся к подростку лучше и, наконец, заметил маленькое фиолетовое среди рыжего вихря взъерошенных прядей. — Акито, у тебя что-то в волосах… цветок? — Ну, не удивлён, — в ответ последовал смешок. — Особенно учитывая то, где я был. Блондин удивлённо склонил вбок — не понял. Он уже было хотел подойти ближе и смахнуть опавший цветочек с четырьмя лепестками, но сделать того не успел. Шинономе решил, что сейчас было самое время порадовать сэнпая. Выдохнув, кохай с улыбкой показал три веточки сирени, которые словно сами делали из себя букет, и одной рукой протянул их вперёд. Выражение лица Тенмы сменилось на удивление, но такое странное, словно он сам ещё не понял, что только что произошло. Даже будучи таким непонятливым и недогадливым, актёр всё равно очарователен. Поняв это в сотый раз за неделю, Акито взглянул на свою первую любовь самым нежными глазами на свете. Слабый ветер смахнул с веток цветы и совсем немного растрепал волосы обоих подростков. Даже чёрный галстук, весь смятый и, кажется, даже порванный в одном месте, на пару секунд развивался, подобно флагу. — Эм… а, что ж, — Тенма, моргнув, отчаянно попытался прийти в себя. — Ты молодец. Нарвал самые красивые ветки. Наверняка твоим маме и сестре понравится. «Он не понял, — дошло до кохая. — Ну или он просто не так уж и много знает о сирени». — …это. Э-это тебе, — запнувшись, рыжеволосый всё же сумел кое-как продолжить. Глаза, сияющие золотом на весеннем солнце, вмиг шокировано распахнулись. — Мне? Ты сорвал сирень для меня?.. — Нравится? С искренним изумлением, что так и читалось чёрным по белому на его лице, Цукаса разглядел «букет», вытянутый прямо перед ним. Цветы были пышнее и красивее нежели внизу. И тут доходить уже стало до него: «Неужели Акито… залез на дерево, чтобы достать мне эти ветки? — мысль была шокирующей. Да и, к тому же, крайне нелогичной. — Но зачем? Может, мой чудесный кохай захотел порадовать будущую звезду таким подарком? Хм, это бы имело смысл, но… он же поранился! Из-за меня!». — А знаешь, кому и почему обычно дарят сирень? — улыбаясь, радуясь искреннему недопониманию в чужих глазах, хмыкнул кохай. Тенма, призадумавшись, после виновато покачал головой — к сожалению, он правда понятия не имел. В отличие от своей сестры, он не знал значение многих цветов. — Сирень означает первую любовь, её можно дарить лишь один раз, чтобы признаться в своих чувствах. — …э? Ха? Пока пазл постепенно стал складываться в светлой голове, Акито не мог не улыбаться. Было, конечно, страшно, что его отвергнут, но оно того стоило — одни только реакции, эмоции и внимание, которое сейчас было обращено только на него, заслуживали любой моральной боли. И целого сада сирени. Цукасе нравилась сирень. Акито нравился Цукаса. И поэтому ради Цукасы было не страшно залезть на дерево хоть ещё раз и нарвать настоящий букет, чтобы шок сменился улыбкой. — Ты… любишь меня? — уточнил блондин. Румянец предал кохая и тот, смутившись, еле-еле сумел кивнуть. Но не одному ему пришлось страдать от смущения. Щёки блондина так же запылали алой краской — вот теперь до него точно всё дошло. Пару секунд подросток просто-напросто смотрел на рыжеволосого. Молчание не напрягало, а давало времени на обдумывания. И вот Тенма протянул руки вперёд, чтобы принять скромный, но самый ценный подарок на свете. Стоило сирени оказаться в его руках, как тут же блондин расплылся в улыбке. Именно этого Шинономе и ждал, только этому и нужно было. Правда, признание затянулось. Наверное, сейчас сэнпай скажет «невзаимно, прости»– — Спасибо, Акито, цветы и вправду красивые, — нежность постепенно превратилась в панику. Цукаса ни с того ни с сего занервничал. — Но я тогда… я тоже должен… погоди, мне ведь тоже нужно сорвать тебе сирень! — Ха? Кохаю понадобилось время, чтобы полностью осознать смысл этих слов. Но, как только дошло, он вмиг приоживился. Счастье разлилось в груди, стало так тепло, как ещё никогда раньше. Даже ссадины, царапины и синяк на локте перестали так ныть — боль от них померкла на фоне такой-то радостной новости: Тенма тоже его любит. Блондин уже хотел было рвануть к дереву, но Шинономе удержал его. — Да куда ты пошёл, не нужно мне, — Цукаса хотел возразить, но не смог из-за того, что кохай потянул его на себя. И когда они оказались достаточно близко, чуть с боязнью прикоснулся пыльными, исцарапанными ветками руками бледной щеки. — Просто поцелуй меня. Пожалуйста. Жёлтые глаза вновь приоткрылись от секундного удивления, но буквально тут же сощурились, как у кота — это было немым согласием. Тем не менее, сам Тенма не решался проявлять инициативу. Вместо этого он пару раз склонил голову то в один бок, то в другой. Будто бы решал, с какой стороны (да и вообще как) поцелуй выйдет лучше. Акито, уставший ждать, рвано выдохнул и сам притянул губы сэнпая к своим. Последний сначала поморщился от сухости, вкуса пыли и запаха сирени, которым кохай пропитался насквозь. Но уже через считанные секунды расслабился и неосознанно коснулся чужой ладони, намекая этим: «не отстраняйся, давай стоять так дальше». Целоваться по-настоящему было куда лучше, чем пить с одной банки и притворяться, что это было что-то серьёзное, что-то, что девчонки называют «непрямым» поцелуем. Думая об этом, в другой руке Цукаса, при этом тая, как снег под первыми лучами солнца, крепко-накрепко сжимал ветви сирени. Тыльную сторону ладони изредка поглаживали тёплые грубые пальцы кохая. От каждого касания на душе будто распускались новые цветы. Парни отстранились друг от друга только тогда, когда в школе раздался звонок с урока. Надо же, как долго они тут стояли… наверняка Тенму, если он вернётся в класс, отругают за то, что он прогулял занятие, но всё в порядке — можно будет всё свалить на кохаю, которому приходилось помогать с– — Точно, Акито! Твои царапины! — вскрикнул Цукаса, опомнившись и вспомнив, каким именно образом в его руке оказалась сирень. — Надо их обработать… а ещё отмыть твою одежду от пыли! — Пф, да и мне так нормально. Всё как на собаке заживает, — сравнение ему не очень нравилось, но, что ж, это была чистая правда. Однако блондина то не устраивало. — Ну уж нет, от меня так просто не отделаешься! Я быстро сбегаю за сумкой, а потом пойдём ко мне домой. Будущая звезда позаботится о том, чтобы ни одна твоя рана не посмела получить заражения! Шинономе, довольно ухмыляясь, принялся глупо шутить: «хе-е, уже зовёшь меня домой?». Покрасневший Тенма слабо стукнул его по голове и приказал ждать. Ну, рыжеволосый и не собирался никуда уходить. Да и подождать пару минут ему не составляло никаких проблем. Особенно учитывая, что он ждал этой весны, этого мая, цветения этой сирени у школы так мучительно долго. Он подождёт сэнпая сколько потребуется — не тяжело, ведь именно этим он и занимался, кажется, всю свою жизнь.