Жнецы

      Стянув с волос резинку и ощутив, как пряди рассыпаются по шее слегка щекоча, Такемичи смахнул со лба пару смолистых кудряшек и мельком глянул на Ханму.       Тот стоял в шаговой доступности, опираясь поясницей о стиральную машинку, и размешивал в одноразовом стаканчике краску для волос. Сам Такемичи сидел на бортике керамической ванной, с накинутым на плечи полотенцем, чтобы не заляпать одежду.        Он вообще толком не понял, как все пришло к происходящему. Как-то слово за слово зацепилось и теперь они сидели в ванной, один намешивал остатки краски, а второй болтал ногой в ожидании, пока тот закончит.        Вообще Такемичи ни разу волосы не красил, но почему-то захотелось. Сердце требует перемен, – выразился он. Ханма лишь согласно кивнул и полез рыться в навесном шкафчике в ванной, в поисках осветляющей краски, которой пользовался сам. Перед этим убедил, что химического ожога не останется.       Не то, чтобы Такемичи вообще об этом спрашивал. Просто Ханма по его недоверчивым глазам все понял.         Ханагаки порой удивлялся, как он так просто мог распознавать его собственное настроение или ход мыслей. Может, успел узнать получше за месяц с хвостиком знакомства.       А может действительно дело в проницательности, которой Ханма ему поначалу хвалился. Такемичи сначала отнесся к этому со скепсисом, а потом в серьез задумался о правдивости его слов.        Ну нельзя же в чужую голову залезть. Хотя Ханме, видимо, правила не писаны и он что хотел, то и делал. Зависть от этого знания закрадывалась, скрывать Такемичи не станет. Пусть и чувство это было довольно странным: не как обычно, черным-черно, а достаточно светлым.       От этого Такемичи и сам удивлялся, потому что обычно зависть его только так грызла, пропитывая собой все его существо.        Хотя он к ней и привык. Принимал такой, какая есть, без остатка, ибо смысла отвергать не было никакого. Кто вообще додумается верного спутника от себя отваживать? Вот и Такемичи не стал.       А потом как-то само собой получилось, что отпустил, и толком она к нему не возвращалась. Будто Ханма ее своим появлением изгнать смог самым чудодейственным образом. И неважно вовсе, как, зачем и почему.       Сделал — на том спасибо. Чистосердечное. Даже если вслух об этом Такемичи не скажет, лишь взглянет с застывшей глазах благодарностью. А Ханма и сам все поймет прекрасно. Не идиот же (пусть иногда и думалось совершенно наоборот).        — В принципе, готово, – подал голос Шуджи, отложив чайную ложку, ручкой которой до того тщательно размешивал краску. Такемичи в ответ только головой качнул, дескать: «делай, как знаешь».        Сделав шаг в его сторону, Ханма отделил одну из центральных прядей на челке от остальных и зачерпнул немного краски, откладывая стаканчик в сторону. Светлого цвета субстанция легла около корней прохладой, отчего у Такемичи по рукам пробежали характерные мурашки.       Ханма между тем методичными движениями наносил краску по всей длине взятой отдельно пряди, втирая основу в каждый волосок, не оставляя просветов.        Продлилось это недолго — около пяти минут, по истечению которых у Такемичи одна слегка кудрявая прядь была покрыта светло-желтой основой. И пока Ханма собирал весь немногочисленный мусор, Такемичи поднялся с бортика ванной и шагнул к двери, по пути скинув с себя полотенце и оставив его на машинке.       — Спасибо, что согласился, – мимолетом усмехнулся он, с тихим скрипом петель открывая дверь и выходя в залитый светом коридор.        — Да не за что, – слабо махнул рукой Ханма, сминая опустевший стаканчик и засовывая его в картонную коробку из-под краски. — Сигареты на столе, – сообщил он, когда Такемичи уже сделал шаг в сторону кухни.       Тот в ответ кивнул и двинулся вперед, слегка ежась от холода дощатого пола, ощущавшегося босыми ногами.        Зайдя в кухню, Такемичи тут же направился к гарнитуру, ставя греться чайник и вытаскивая из ящика две кружки. За время их знакомства он успел выучить квартиру Ханмы и его самого почти наизусть.       Знал, где что лежит, куда что класть и что из этого предпочитает Шуджи. Эта задача оказалась достаточно простой, ведь кроме своих интересов Такемичи больше ничьи никогда и не запоминал. Не то, чтобы не хотел. Не было до Ханмы людей в его жизни, к чьим взглядам можно было присмотреться.       Засыпав в первую кружку полторы ложки растворимого кофе и одну сахара, во вторую он закинул лишь чайный пакетик, пахнущий ромашкой. Почти успевшая засохнуть краска уже не жгла и Такемичи удалось про нее забыть, пока он разливал по кружкам кипяток.       Кофе разбавил молоком, а чай небольшим количеством холодной воды, но так, чтобы от него все еще шел пар.        Поставив две посудины на стол с противоположных сторон, Такемичи плюхнулся на стул около окна и одной рукой пододвинул к себе кружку с чаем, второй зачесывая за ухо несколько мешающих прядей. И пока он тянулся за сигаретами, в кухне показался Ханма, точным броском отправляющий весь собранный в ванной мусор в стоящую неподалеку от входа корзину.        Побегав взглядом по сторонам в поисках зажигалки и найдя ее одиноко лежащей на подоконнике, Такемичи наклонился назад. Удерживая баланс на двух задних ножках, дотянулся до красного пластикового корпуса.       С негромким стуком вернув стул на место, он вставил сигарету в зубы и с нажимом крутанул колесико. Высеченные искры преобразовались в пламенный виток.        Закурив, Такемичи без слов протянул зажигалку Ханме, который успел занять стул напротив. Снова щелкнуло колесико. Задымилась вторая сигарета.       Убрав фильтр от губ и выдохнув дым в потолок, Такемичи проводил его взглядом до распахнутой форточки и обратил свое внимание обратно на Ханму.       — Сколько ждать то? – осведомился Ханагаки, стряхивая серые комочки в стоящую рядом пепельницу. Коротко глянув на настенные часы, Шуджи отхлебнул кофе из своей кружки и произнес:        — Полчаса.         Лишь хмыкнув в ответ, Такемичи тоже сделал глоток. Зеленый чай без сахара. То, что нужно. Привкус табака слегка все портил, но не критично. И все равно Такемичи не торопился делать новую затяжку.       Зато вот Ханма этой возможностью не брезговал; делал глубокий вдох и вскоре выдох чуть в сторону. Дым в кухне в любом случае надолго не задерживался и на его место в помещение влетал утренний августовский воздух.       И тут Такемичи стало совсем уютно. Без таблеток и суеты, нежелательных лиц и кипящей в жилах злости ему было хо-ро-шо.        Наверное, он стал через чур спокойным без препаратов, пусть вспышки все еще настигали в самые неподходящие моменты. Растущая нестабильность состояния до сих пор пугала, но Такемичи твердо решил, что в сентябре слезет с этой дряни и начнет жить нормально.       По-новому.       Пусть этот самое «по-новому» наступило еще в ночь с 25 на 26 июня, когда он по завершению гонки с уже знакомым байком свалился в обморок.        Тогда казалось — это конец. Но Такемичи был рад узнать, что ошибся. Какое-то время он не принимал перемены, просто не мог поверить в случившееся, с непривычки желая отказаться, чтобы все вернулось на круги своя...       Но это было бы окончательным падением. Появление Ханмы вдохнуло в него жизнь, а обещание протащить через препятствия позволило больше не оглядываться.        Да Такемичи рыдать хотелось от того, насколько это казалось не настоящим. Будто сейчас он валяется в коме после своего фейеричного падения, а все это — галлюцинация, мираж.       Полет фантазии изувеченного и уставшего сознания, чистой воды обман, который вот-вот растворится, как опущенная в воду сахарная вата. Этого бы Такемичи точно не пережил. Точно не после всего, что он успел увидеть и услышать.        — Спасибо, – снова произносит Ханагаки, убирая чашку от губ. Ханма вдавливает сигарету в пепельницу и смотрит на него с застывшим в глазах вопросом. — За то, что ты здесь. Это многое для меня значит.       Он уже решил быть откровенным, решил твердо и бесповоротно. Шуджи в ответ на его слова лукаво улыбнулся, чуть щуря глаза совсем уж по-лисьи. Такемичи и забыл совсем, что собирался его расколдовывать. И то этот подлый кицунэ только и делает, что пыль в глаза пускает.       Между прочим, Такемичи тоже не пальцем деланный. И обязательно что-нибудь придумает.       — Я думал, что мы уже закончили этот разговор.        — Просто мне кажется, что все это — сон, а сам я лежу где-то на больничной койке после того обморока на светофоре. Или уже в дурдоме в смирительной рубашке, среди мягких белых стен сижу с пеной у рта и вижу происходящее, – признался Такемичи, туша свою сигарету и кладя окурок в пепельницу.       Сделав глоток чая и промочив горло, он добавил:       — Если это так, то я предпочту никогда не просыпаться. Все равно ничего хорошего меня там не ждет.        Поставив кружку на стол с тихим стуком, Такемичи подмял под себя ноги и уставился на дно полупустой чашки. Молчание тянулось как липовый мед, отчего у него закрались определенные сомнения насчет только что сказанного.       Может быть, не стоило? Нет. Неважно, будет ли это промахом. Такемичи сделал это потому, что не желает сохранять хрупкий мир трясущимися руками.        — Давай так, – Ханма вздохнул и глядя на него Ханагаки понял, что тот собирается с мыслями, прежде чем продолжить.       Судя по выражению глаз, сказанные слова ввели его в определенное состояние. Что-то между шоком и недоумением.       — Я обещаю тебе, что все вокруг — не плод твоего через чур уж обнаглевшего воображения. – Откинувшись на спинку стула, Ханма уже чуть более расслабленно протянул: — По-крайне мере я совсем не ощущаю себя галлюцинацией.        — Так обычно и происходит. Ложь утверждает, что является правдой, – попытался поспорить Такемичи, на потяжелевший взгляд отвечая уже с меньшим напором. — Но тебе я верю.        — Вот и отлично, – растянув губы в улыбке, Ханма подпер лицо ладонью и поддался немного вперед. — Ты на самом деле можешь в серьез думать о том, что находишься в матрице или типа того. Но я уверен в реальности происходящего на все сто процентов и даже больше.        — Вероятность никогда не ровна нулю... – пробормотал Такемичи едва слышно.       И все же уверенность Шуджи позволила ему вдохнуть свободнее, будто он только и делал, что заражался его непоколебимым настроем.        — И то верно, Хана, – усмехнувшись, Ханма убрал руку от лица, выпрямляясь. Допив свой кофе парой глотков, он отставил пустую кружку в сторону и спросил: — Кстати о нулевой вероятности. Все еще согласен взять меня с собой?       Вздохнув, Такемичи отхлебнул чай и на недолгое мгновение задумался.        — Майки против не был, так что... Да, пойдем вместе. Глядишь он не сразу решит оторвать тебе башку, а спустя минуты две.         — О, ты меня недооцениваешь, – широко ухмыльнувшись, Ханма откинулся на спинку стула. — Я справлюсь за одну.        Рассмеявшись следом за Шуджи, Такемичи смахнул с ресниц слезы. Вот уж кому точно нет равных в мотании чужих нервов.       Это ладно Ханагаки, он привыкший. Майки наверное с ума с ним сойдет и Такемичи его поймет всецело. Пусть он, кажется, и был единственным, кто способен выносить Ханму дольше пяти минут.        Посмотрев на время, Шуджи кивком указал в сторону ванной комнаты. Даже спрашивать не пришлось. Хватило короткого взгляда на настенные часы, чтобы понять: полчаса уже прошли.       Даже пробежали с учетом того, что он этого не заметил, хотя обычно время тянулось достаточно медленно и будто бы нехотя. Но не в присутствии Ханмы точно. Тот явно был каким-то волшебником, иначе настолько быстрое течение времени рядом с ним больше никак объяснить не получалось.         Будучи непосредственно в ванной, Такемичи около минуты провозился с тем, чтобы настроить нужную температуру воды, которая не обжигала и в то же время не обмораживала чувствительную кожу.       Смытие краски в одиночестве прошло довольно быстро, несмотря на то, что субстанция упорно не хотела вымываться. Но когда это все-таки случилось, Такемичи для надежности прошелся по волосам тонкими струями воды из лейки еще разок и только после этого закрутил кран.        Взяв оставленное на стиральной машинке полотенце, он тщательно вытер голову и повесил его сушиться. Мокрые кудряшки липли к лицу и шее, и пока Такемичи искал фен, успел пару раз смахнуть их, то зачесывая за уши, то просто откидывая назад.         Воткнув вилку в розетку и нажав кнопку включения, еще около десяти минут ушли на то, чтобы полностью просушить волосы. Держать руки на весу все это время оказалось охренеть, какой тяжелой задачей и к ее завершению Такемичи почти не чувствовал обе верхние конечности.       Убрав же фен и толкнув ногой дверь ванной, он вышел в коридор. Затем обернулся и взглянул в зеркало, висящее прямо напротив двери.       Черные, слегка вьющиеся волосы доставали до середины шеи. И высветленная сплошной полосой прядь с левой стороны, своей желтизной касающаяся овала лица. Удовлетворенно кивнув, Такемичи отвернулся и направился обратно на кухню.        Опустившись на тот же стул, Ханагаки поднял глаза на Ханму. Тот довольно улыбался. На дне глаз бушевало красно-оранжевыми языками пламя пожара.       — Вай-вай-вай, что за красотка, – ставшая шире улыбка заставила Такемичи усмехнуться в ответ. Почему-то комплименты от него всегда звучали смешно и приятно одновременно. — Я не ошибся. Тебе действительно идет, симпатяга.        — Что за неожиданная любезность? Когда тебя успели подменить?        — И где твое спасибо? – фыркнул Ханма с наглядным недовольством. — Я тут, значит, стараюсь, а он...       Опередив грядущие возмущения, Такемичи произнес:       — Стоп-стоп, не надо. Я не готов это выслушивать, – и под выжидающим взглядом янтарных глаз добавил: — Спасибо большое тебе, лисичка, за то, что хвалишь мой внешний вид. Мне правда приятно.        Негодование быстро сменилось очередной хищной улыбкой. Такемичи больше не сомневался, что где-то у Ханмы все-таки есть рубильник, во мгновение ока переключающий его настроение.        — Совсем другое дело, – чуть склонив голову, он вдруг подмигнул. — Но тебе и правда к лицу, Хани. – Ханагаки вздернул брови. Шуджи рассмеялся. — Не нравится?       — Да нет, почему... Просто я удивлен, что твой мозг сгенерировал это прозвище именно сейчас.        «Хани» в отличии «Ханы» звучало более приторно, прям сахар на зубах скрипел и въедался в язык, но Такемичи это почему-то нравилось. Отчего-то новое прозвище ассоциировалось с ушастыми зайцами. Сам он никак это объяснить не смог и потому предпочел тут же забыть от греха подальше.        — Я думал, ты привык к моей непредсказуемости, – нарисовавшаяся на лице Ханмы ухмылка заставила багроветь уши. Такемичи до трясущихся рук захотелось ударить его. Как же бесит и по сей день, гаденыш.        — К такому привыкнешь, как же, – отозвался Ханагаки сквозь скрип зубов, чувствуя, как от злости у него начинает дергаться глаз.        — У тебя сейчас пар из ушей пойдет, не переусердствуй, – от его смеха по спине прокатилась волна дрожи и Такемичи с нажимом провел ногтями по поверхности стола. Это нужно было немедленно прекратить. Заткнуть этого уебка, и быстро!        Резко поднявшись со стула и услышав недолгий скрип ножек по полу, Такемичи оперся руками о стол и поддался вперед. Оскалившись в ответ на провокационную улыбочку Ханмы он отчетливо чувствовал, как тряслась рука, когда он сжимал ее в кулак.       Волны напряжения между ними подскочили до рекордного максимума и ощущались почти физически, отчего у Такемичи в кровь ударил адреналин.        — Ну-у-у же-е, – протянул Ханма насмешливо. У Ханагаки перед глазами взорвались фейерверки и он схватил его за воротник, притягивая ближе к себе. Не сопротивляясь, Шуджи поддался порыву чужой агрессии. — Ты не очень справляешься, поэтому я утолю голод твоих демонов сам, идет?        Легкое прикосновение к шее и дыхание у Такемичи сбивается. Ласково пробежавшиеся по коже пальцы огладили нервно дернувшийся кадык и надавили на лихорадочно бьющуюся сбоку венку.        Крепче сжав пальцы на воротнике футболки, Такемичи облизнул пересохшие губы и ощутил, как Ханма поглаживает его шею, в то время как пульс у него самого медленно успокаивается. А рука все еще трясется, пусть и в меньшей мере.        Прикосновения влияли сильнодействующим успокоительным и вскоре хватка Такемичи ослабла, выпуская ткань из сжатого кулака. Довольно хмыкнув, Ханма оторвал пальцы от его шеи и наблюдал за тем, как Такемичи, прерывисто дыша, падает на стул, со скрежетом двигая его обратно к столу.        — Рад знать, что ты все еще ужасно чувствительный, Хани, – улыбнувшись, Ханма потянулся через блестящую поверхность только для того, чтобы погладить его по волосам и тут же вернуться на место.        Уронив голову в ладони, Такемичи устало бросил:       — Провокатор ебучий.        — Зна-аю, – сладко протянул Ханма, наблюдая за ним с прежней улыбкой. — Но ты такой забавный, когда бесишься и такой замечательный, когда успокаиваешься, что я просто не могу удержаться.        Перед глазами все на мгновение поплыло. С силой моргнув и опустив руки, Такемичи мотнул головой, раздраженно проговорив:        — Оставь свою лесть для кого-нибудь другого, я не в настроении.        — Так и быть. Оставлю ее для будущего тебя.        Обреченно вздохнув, Ханагаки с нажимом потер пальцами переносицу.        — Ты невыносим, клянусь всем, на чем свет стоит.       — Я знаю, Хани, я знаю, – с откровенным удовольствием согласился Ханма. Такемичи и забыть успел о том, что подобные слова для него сродни комплименту. Господь Бог... Ну за что? За что этот неисправимый льстец свалился именно на его голову?       Бросив на Ханму быстрый взгляд, Такемичи малость смутился. Хорошо. Красивый льстец. Должны же быть в этом всем хоть какие-то плюсы.        — Просто, чтоб ты не забывал: я считаю тебя несносным, охреневшим, не знающих границ уебком.        — Не правда. Границы я знаю, – возразил Ханма.       — То есть с остальным ты согласен? – не удивился Такемичи. Было бы чему.        — Ну... С этим согласен ты. Так что я не возьмусь спорить.        — О, боже... – тягостность этого слова отразилась на лице Шуджи игривой улыбкой. Ханагаки точно скоро лишиться последних нервных клеток. Если они у него, конечно же, вообще остались.    

***

      На встречу с Майки они вышли уже днем, когда время перевалило за полдень, а летнее солнце слепило глаза своими до безумия яркими лучами, из-за которых приходилось по-кошачьи жмуриться.       Оговоренное место находилось относительно недалеко, так что идти решили пешком. К тому же Такемичи с последнего раза зарекся не садиться с Ханмой на один байк. Хватило ему скоростных гонок среди ночи до того моста.        Шуджи на него за это все еще обижался. Или делал вид, что обижался, а Такемичи старательно не обращал внимание на его кислую мину, будто того рядом и не было вовсе. Проще уж так, чем на коленях вымаливать прощение. Пообижается и перестанет, проходили уже.        Перед выходом же Ханма все торопил в нетерпении встретиться с Непобедимым Майки лицом к лицу. Даже обуться нормально не давал, из-за чего Такемичи пришлось его как муху отгонять, дабы наконец со шнуровкой разобраться. И когда он с ней закончил, Ханма настойчиво подтолкнул его к двери.        — Идем-идем, красавица, у нас еще много важных дел!        Едва не раскрыв рта от подобного обращения, в подъезд Такемичи все же вышел под бурчание Шуджи о том, что он не такой короткий и можно переставлять ноги немного быстрее.       Ханагаки бы поспорил, да не стал. Хватало того, что для поддержания зрительного контакта с Ханмой приходилось задирать голову. Шпала блять. Такемичи со своими 165см о таком росте только мечтать мог.        Дошли же – на удивление – без приключений и через чур быстро из-за спешки Ханмы, которого только и хотелось, что за капюшон дернуть и идти, как на поводке. А то несется вперед паровоза, это же невыносимо!       Такемичи по пути на него крикнул, чтоб ход сбавил наконец. Ханма послушал и замедлился, как только увидел аргумент в виде сжатого до побеления костяшек кулака. Удовлетворенно кивнув, Такемичи поравнялся с Шуджи и остаток пути они преодолели в тишине.        Выбранным местом был все тот же заброшенный храм, куда Майки привел Такемичи в первую их встречу. С того момента прошло больше двух недель и здесь ничего не изменилось.       Даже нацарапанная на арке надпись никуда не делась, ничуть не стершись и рядом не появились другие — Такемичи специально осмотрел врата, чтобы удостовериться в отсутствии (или наличии новинок).       Ханме место не понравилось.        — Слишком тихое. И душевное, бр-р-р! Хана, это же ужас, как вы сюда ходите?        Ханагаки покачал головой, присаживаясь на каменные, покрытые мхом ступеньки. Шуджи же остался стоять, осматриваясь и пытаясь привыкнуть к месту, где они договорились провести очередную встречу.       Такемичи уже представлял, как громко здесь станет, ведь рот у Ханмы не закрывался никогда, что в свою очередь являлось первостепенной причиной убытка у него нервных клеток.       — При первой встрече как раз здесь Майки сказал мне, что они тут проводят собрания. И выбрал он именно его потому, что «место к тишине призывает». Видимо, всех, кроме тебя, – протянул Такемичи, зевая и прикрывая рот ладонью.       — Храм заброшен давно. К тишине, как же... Вот на кладбище я понимаю, тишина. А здесь то?..        — Что ты вообще на кладбище забыл? – удивился Такемичи, поднимая на Ханму недоуменный взгляд.        — Гулял, – пожал плечами тот.        — Гулял?       — Да, гулял, Хана, гулял. Представляешь? Мне тоже иногда тишины хочется. Подумать там... Всякое такое, – в ответ на полный неверия взгляд, Шуджи скрестил руки на груди. — Редко, но бывает. Не надо на меня так смотреть.        — Ладно, – сказал Такемичи. Ладно. Ханма и тишина. И размышления. На кладбище. Что вообще?..        От развития этой мысли его остановило появление Майки. Ханагаки заметил его, поднимающегося по ступенькам, первым.       Но звук шагов вскоре привлек и внимание резко развернувшегося Ханмы.         Хруст камешков под подошвой Майки был недолгим. Остановившись на расстоянии нескольких ступеней от них он, по-птичьи склонив голову на бок, уставился на Ханму.       Реакция не заставила себя долго ждать и на его губах расцвела вызывающая ухмылка. Такемичи резко поднялся, привлекая внимание Майки.        — Привет, – кивнул Сано, улыбнувшись одними глазами. Глубокими и затягивающими в себя, как две черные дыры. Такемичи всегда старался избегать зрительного контакта, потому поспешил разорвать его. Слишком уж не по себе становилось. — Рад тебя видеть.        — Да... Привет, Майки, – переборов странную дрожь ответил Такемичи.        — И твой друг, Шуджи Ханма, – переведя взгляд на вышеназванного, Сано сделал это не без поселившегося в глазах интереса. Не став вмешиваться, Такемичи молча наблюдал, сверля при этом Ханму тяжелым взглядом.       Лишь бы тот не подумал вытворить что-то, лишь бы не...        — И его друг, – Шуджи улыбнулся, театрально кланяясь с тихим смешком. — Давно думал о том, когда же встретимся лично. И вот, мы здесь. Я безумно рад, Манджиро Сано, он же Непобедимый Майки.       В словах так и сквозила эта издевательская интонация, от которой Такемичи снова захотелось его ударить и потому взгляд направленный на Ханму отчетливо похолодел.       Тем не менее Майки на эти слова легко, без намека на злобу улыбнулся. Черные, как уголь глаза сверкнули непонятным блеском.       — Приятно увидеться лично, Бог Смерти, – качнув головой, Майки лучезарно улыбнулся и перевел взгляд на помрачневшего Такемичи. — Интересные у тебя друзья. Спасибо, что познакомил.        Чувствуя определенную ауру, повисшую в воздухе, Ханагаки перевел взгляд с одного на другого и медленно произнес:        — Не за что. Это ведь он меня уговорил.       Ханма, на которого обратил внимание Такемичи, снова скрестил руки на груди и надулся совсем как ребенок. Вот почему нельзя вести себя под стать своему возрасту? Обдуманно, сдержанно, адекватно, в конце концов!..        — Все тебе нужно рассказать, Хана. Ты выставляешь меня в плохом свете.       — Да ты и сам с этой задачей прекрасно справляешься, не прибедняйся, – закатив глаза, Такемичи испытал укол чистейшей ярости. У него вдруг зачесались кулаки.        — Об этом ты тоже мог бы промолчать, в самом деле... Не делай из меня непонятно кого, молю.        — Ты Майки то за идиота не держи. После разговора с тобой даже пятилетний ребенок поймет, что к тебе лучше не приближаться и разговор не заводить. Себе дороже выйдет.       Возмутившись, Ханма открыл было рот, чтобы что-то сказать, но передумав замолчал. Майки, с интересом наблюдая за их словесной перепалкой, вдруг произнес:       — Вы только прямо сейчас драку не начинайте, ладно? Я вас разнимать не горю желанием, честно сказать.        Резко переведя взгляд на Майки, Такемичи слишком уж быстро успокоился и молча кивнул. Правду говорит. Еще не хватало прямо сейчас сцепиться. Ханма меж тем пробормотал:       — А нас разнимать и не надо, сами разменемся. Как только кровью начнем харкаться...        — Ханма, Бога ради, – начал Такемичи, уставившись на Шуджи недовольно.        — Молчу-молчу.        — Вот и молчи, за умного сойдешь.        Вдохнув и выдохнув, Ханагаки постарался привести себя в чувство. Что-то уж больно у него нервишки разыгрались. Нужно держать себя в руках хоть иногда, если он не хочет снова класть на язык таблетки в поиске успокоения.       А ведь из-за этого только вдвойне от себя самого мерзотнее становилось, так что Такемичи пузырек Ханме отдал, чтобы за него не схватиться случайно. Он то свои намерения хорошо знает, и уж лучше предостеречься. Мало хотелось потом разбираться с последствиями оглушающей ненависти.       Опустившись на ступеньку, Такемичи заправил волосы за ухо. Вскоре рядом сел Майки, а чуть погодя и Ханма присоединился, скучающе барабаня пальцами по подбородку.       — Что? Будем заполнять школьные анкетки для друзей? – протянул он. Такемичи пихнул его локтем. Шуджи издал возмущенный вдох, но все же промолчал.        — Майки, – взгляд черных глаз обратился к нему. — Я хотел кое о чем спросить тебя.       — Конечно, – он подбадривающе улыбнулся, опираясь ладонью о каменную поверхность сбоку от себя. — Всегда рад.        Окончательно собравшись с мыслями, Такемичи только решил говорить, как язык сковало онемение. Да чтож такое. Прикусив щеку изнутри, он на одном дыхании произнес:       — Почему ты решил познакомиться со мной? Откуда узнал обо мне?        Эти вопросы мучили его с того самого момента, как к нему впервые подошел Мацуно со словами о том, что его хочет видеть сам-блять-Непобедимый-Майки.       Это изначально показалось бредом. Да кому он вообще кроме Ханмы нужен был? Но потом все же решил дать этой нелепице шанс. Как итог — ему понравилось, но непонимание присутствовало и по сей день.       Майки не спешил с ответом, явно раздумывая. Шуджи тоже затих, будто притаившись. А у Такемичи так и вовсе дыхание замерло до тех пор, пока Сано не заговорил:       — В первой половине июня, на заднем дворе школы я впервые увидел тебя. Ты дрался со старшеклассниками, помнишь?        Ханагаки помнил, как тогда встрял в перепалку между ним одним и несколькими парнями из старших классов. Он даже не вспомнил из-за чего конкретно, но началась драка. Такемичи тогда был под действием таблеток, так что тело особенно ослабело.       Помнил, как лежал на земле, весь в пыли, песке и крови (как чужой, так и своей). И он был тогда победителем, потому что дрался не на жизнь, а на смерть, толком не чувствуя тела и отчаянно сбивая кулаки в кровавое месиво.       Боль пропитывала каждую клеточку, разсосредоточившись по всему организму. Такемичи лежал без возможности подняться, а вокруг бессознательные тела. Ужасно хотелось спать.        Тогда летели зубы и кровь, ломались с влажным хрустом кости. У него почти не было никаких сил, телом управляли одни только рефлексы, заставлявшие отбиваться, не жалея для этого остатков энергии.       Вообще он думал, что там и умрет, но спустя примерно полчаса чудом удалось со стоном боли подняться и поковылять прочь. Оказывается, это жалкое зрелище видел Майки. Какое позорище.        — Я все эти полчаса стоял там, смотрел... Извини, что не помог. Тело будто оцепенело. Настолько ты меня зацепил, Такемичи. Я правда думал, что ты проиграешь в той драке. Ты же был вообще никаким, – извиняющаяся улыбка возникшая на лице Майки вернула Такемичи в реальность.        Зацепил? Он? Этим позорным порывом отчаяния и слабости? Серьезно? Это же просто смешно.         — Я... Все нормально, – махнув рукой, Такемичи несколько раз моргнул, окончательно приходя в себя. — И из-за этого ты решил меня найти? Чтобы что?       — Просто встретиться. Мне было жутко интересно, что ты из себя представляешь, отчаянный герой, – сверкнув своими охренительно глубокими глазами, Майки тронул его за плечо. — Мне бы понадобился такой человек в банде.       — Приглашаешь? – спросил Такемичи, ничуть не удивившись. Чего-то такого он, признаться, и ожидал. Сбоку внезапно зашевелился Ханма.       — Про меня не забыли, голубки? – спросил он с откровенной претензией, наклоняясь вперед настолько, чтобы увидеть Майки, сидящего с другого бока от Такемичи.       — Ханма... – начал было он, но Шуджи нетерпеливо перебил.       — Ну что? Что? Собрался один развлекаться? Без меня? Еще чего!        Набрав в легкие побольше воздуха для начала спора, Такемичи вдруг остановился, так как голос подал через чур задумчивый Майки.        — Бог Смерти под моим командованием?.. – произнес он, словно пробуя слова на вкус. Ханма загорелся, как новогодняя елка, а Ханагаки от удивления едва не открыл рот. — Звучит забавно. Можно попробовать.        — Серьезно?! – Такемичи аж выпрямился, глядя на Майки с абсолютным недоумением. — Ты хочешь взять к себе вот этого наглого засранца? Обязан предупредить, что он абсолютно несносный и выносить его дольше пяти минут кроме меня еще никому не удавалось! Да от него люди в страхе разбегаются! Майки, подумай дважды!       — Эй! Ты на чьей стороне вообще?! – обида в голосе Ханмы смешалась с крайней степенью негодования. — Охренеть, Хана! Это просто охренеть.        — Я говорю правду, – уже спокойнее сказал Такемичи. — Ты — олицетворение нахальства. Это же просто ужасно.        — Я и обидеться могу, – нахмурившись, Шуджи затих и отвернулся.        Недолгую тишину разрезал смех Майки.        — Ну, Такемичи... Судя по твоим же словам, ты способен бороться с чистым злом, сосредоточенным в нем. Так что, думаю, мне не о чем переживать.       Покачав головой от бредовости происходящего, Ханагаки, мимоходом утешающе похлопав Ханму по плечу, ответил:       — Если меня не будет, то он высосет мозг каждому, кто будет находиться в ближайшем диапазоне. Но в общем-то... Пусть он и до невыносимого громкий, это вполне возможно урегулировать.        — Я на тебя обижен, – сообщил Ханма. Такемичи лишь кивнул в знак согласия, мол: «как угодно, но давай не сейчас».        — Вот и решили, – хлопнув в ладоши, Майки примирительно улыбнулся, поднимаясь на ноги. — Мы, на самом деле, засиделись... Такемичи, я напишу. Будь на связи.        Поднявшись на ноги, Ханагаки на прощание пожал ему руку. Ханма от этой возможности тоже не отказался, но жест вышел откровенно вялым, к тому же он даже не удосужился подняться.       Майки, впрочем, ни капли не обиделся. Лишь помахал на прощание рукой и направился вниз по ступенькам.        Проводив его взглядом, Такемичи повернулся к Ханме. Тот все еще сидел, откровенно обиженный и нахохлившийся как воробей.       Вздохнув, он сократил дистанцию в несколько шагов и снова сел рядом, на этот раз гораздо ближе. Пихнув Ханму в плечо, Такемичи спросил:       — Ты серьезно? Я же правду говорил.        Проигнорировав вопрос, Шуджи даже не удостоил его взглядом. Но тот не сдался, продолжая пытаться растормошить никак не шевелящегося Ханму.       Ощущение было, что он пытается достучаться до глухой стены. Да и то наверняка было бы проще.       — Прекращай, лис, – фыркнул Такемичи, наградив его мрачным взглядом. Снова потянувшись к плечу, он продолжил: — Ладно... Извини, хорошо? Это было грубо, признаю. Но ты странный, учти. Не обижался даже когда я тебя бил, а тут почему-то...       Такемичи не успел договорить. Ханма, резко отмерев, сгреб его в объятия. Сердце от испуга пропустило удар.       — Ну ты совсем что-ли!..        — Попался, Хана, – окрашенный весельем голос прозвучал над самым ухом. Сжимающие его руки даже не думали ослабляться, отчего Такемичи прохрипел:       — Задушишь же..!        Все же немного расслабив свои до одури сильные руки, Ханма объятия не распустил, все еще прижимая его к себе и при этом тихо посмеиваясь.       Обреченно вздохнув, Такемичи не стал пытаться лупить его, молча сидя на месте.        В нос бил приглушенный запах сигарет и бензина, отчего тело против воли расслабилось, распознавая эту смесь как зеленый свет. И все-таки вскоре Ханма его отпустил, выглядя при этом очень уж довольным.       — Все? Твоя обида прошла? – осведомился Такемичи, не рассчитывая всерьез на честный ответ без прикрас.        — Еще как, Хана, – усмехнувшись, Шуджи взял его под локоть и неторопливо поднялся. — Твои объятия — лучшее лекарство.        — Ну, еще бы, – фыркнул Такемичи насмешливо, поднимаясь следом. — Кстати... Ты говорил, «у нас много дел». О чем речь?       — Как сказать, много... – отпустив его руку, Ханма помедлил с ответом. — Есть одно дельце. Мы о нем говорили на днях.        — Так?.. – не до конца понимая, о чем идет речь, Такемичи напряг память, но так и не смог вспомнить. Потому уставился на Шуджи с непониманием. Тот загадочно улыбнулся.       — Значит, будет своего рода сюрприз. Пошли.        — Ладно... – направившись вниз по ступенькам, Такемичи неуютно поежился, боясь представить, о чем идет речь.       Говорили они много и обо всем на свете. Так что понять в чем конкретно заключался «сюрприз» было затруднительно. Но вскоре Такемичи перестал пытаться. Будь что будет.       На устроенное Ханмой мероприятие ушло несколько часов, по истечению которых у каждого из них на тыльной стороне ладоней красовались парные татуировки. На правой руке Ханмы кандзи «преступление», у Такемичи на левой «наказание».        Именно эти татуировки он предложил тогда, на пирсе, тогда не рассчитывая на то, что Ханма воспримет его слова серьезно, потому что Такемичи, между прочем, шутил. Но сейчас у них обоих на руках находятся заживляющие пленки и он даже не знал, что думать.       Зато вот Ханма весь сиял от радости, не прекращая разглядывать чернильный рисунок на своей коже. От воспоминаний о неплохой такой боли Такемичи аж передернуло. Благо, это закончилось и теперь они шли домой.        — Это просто охуенно! – в очередной раз воскликнул Ханма. Мельком оглянувшись, Ханагаки убедился: вечереет.        — Я понял, что ты доволен, – закатив глаза, он слабо передернул плечами. — Зато я вот не представляю, как домой с этим великолепием заявлюсь. Отец узнает — убьет.       И ведь действительно, убьет. Нет, конечно, не прямо так, чтобы насмерть, но сухим из воды Такемичи не выйдет, это точно.        С другой же стороны... Еще одна деталь, соединяющая его с Ханмой, помимо дрянного характера и обесцвеченной пряди посередине челки. Было в этом что-то свое, по-особенному приятное, греющее Такемичи душу.       Ради этого можно и потерпеть внешние неудобства. Пусть те и останутся темными кровоподтеками на коже, расцветающей космосом гематом.       — Живи у меня эту неделю. Как пленку снимешь, можно будет перекрыть чем-нибудь. Хочешь, митенки подарю? У меня валялись где-то, найти только надо, – предложил Ханма. Такемичи согласно кивнул. — Тогда договорились.        Для себя Ханагаки решил — если Шуджи действительно ему их подарит, то будет до конца жизни носить, пока в пыль не сотрутся.       Почти никогда не получавший подарков, Такемичи трепетно будет хранить каждую вещь, даже самую несущественную. При этом точно зная, что не позволит этому исчезнуть.