Колыбельные

— А я не знал, что кино бывает цветным! — Рассул находился в неменьшем восхищении, чем его младший серый товарищ. Он с удовольствием ловил каждый миг, каждое движение актёров, каждую их, возможно немного приторную и гротескную, эмоцию.       Нэл запоминал и повторял шёпотом все фразы из фильма, видимо, потом намереваясь что-то из этого цитировать: от пафосных речей до слащавых признаний...       Петрико же молчал, но вовсе не потому, что ему было не интересно. Нет, просто прямо возле него, на переднем ряду сидела Берта. И увы, скосить глаза так, чтобы наблюдать за тем, что на экране, и одновременно любоваться её милой улыбкой, у него не получилось. Поэтому в приоритет он поставил именно немое созерцания красоты девушки.       Когда же его спросили о впечатлениях, бедняга Петрико забуксовал: — А? Ну, да... Красиво. Мне понравились актёры, музыка... И этот... Сюжет. Очень весело и жизнерадостно. — Серьёзно? — скосились на него все, особенно Рассул, — Ты что, вообще фильм не смотрел?! Они же в конце так и не смогли быть вместе! Это грустно! — Ой... Ну да, возможно, я пропустил пару сцен. Ну и ладно... Скоро ещё один фильм начнётся, — закатил глаза тот. — Чем ты вообще был занят?! Осёл, ну ты и осёл, конечно! — но рысь не унимался, негодование в нём только нарастало, — Когда мы ещё вот так сможем?.... А ты ушами хлопаешь!       Петрико густо покраснел: да, Расс умеет отчитывать. Да ещё и так громко, что люди с передних рядов начали поворачиваться. Этого не хватало только! Их же услышит она!... — Заткнись уже! Смотрю я! — ослик толкает локтём его в плечо, чтоб наконец замолчал, но всё тщетно... — Смотрит он! Что за моду взял: когда все заняты общим делом, в облаках летает! — Да хватит!       Но прямо в тот момент, когда Петрико потянул к другу руки, чтобы немедленно его задушить, к ним поворачивается Берта: — О, здравствуй! Не знала, что ты здесь! — очень доброжелательно поприветствовала она, — И тебе тоже привет! — Рассулу. — З-здраствуй! Я т-тоже т-тебя не в-видел! — отчеканил ослик, тут же распрямляя руки по швам, будто ничего такого он делать не собирался.        Расс посмотрел на него, посмотрел на Берту. И расплылся в гаденькой улыбочке, протягивая: — А-а-а, вон оно что... Смотрю, ты нашёл здесь что-то поинтереснее кино!       Петрико зыркнул на него испепеляющим взглядом, но тот и не думал останавливаться. Рысь начал поливать его колкими фразочками, буквально прогуливаясь по тонкому льду. Но, к счастью для неловкого Петри, Берта восприняла его слова лишь как шутку. — Это ещё кто? — к ним подключился Нэл, — Здарова! Я тут с ними! — Это наш друг... Нэл... — неохотно представляет его Петрико. — Приятно. Берта, — хихикнула она, протягивая для рукопожатия изящную руку, — Такой забавный. — Забавный?... — волчонок тут же нахохлился: от девчонки даже ему было обидно слышать подобное. Он же грозный хищник, а его!... Забавным!... Так что жать в ответ он не стал, переключаясь снова на друзей, — Откуда она взялась?       Петри замялся: — Ну, мы её встретили до того, как тебя вытащили из сарая... Она подошла и... Эм... — Поблагодарила за то, что вы разоблачили жулика, — она снова хихикнула, но на этот раз игривее, и даже подмигнула, — Если б не вы, он так бы и уехал безнаказанно. — А что с ним случилось то в итоге? — поинтересовался волчонок, продолжая показывать своим видом крайнюю степень незаинтересованности в разговоре именно с Бертой. — Ну, вроде его слегка поколотили... Но не критично! — она всё же ответила, хотя тот даже на неё не смотрел, — Уехал он сам, на своём дурацком велосипеде... А до этого люди ещё заставили вернуть им деньги за купленные товары, — и дотронулась до щеки кончиками пальцев, будто всё ещё находясь под впечатлением от случившегося вчера. — Так его! — Нэл не сдержал радостного вопля, и после этого со всех концов зала под открытым небом стало слышаться укоризненное «тш-ш-ш».       Серый тоже слушал их разговор краем уха... Этот день ему опеределённо нравился. Одни хорошие новости, даже прекрасные. «А жизнь то налаживается» — подумал он и медленно прикрыл глаза. ***       Но этот день минул совсем незаметно. Ещё вчера они были по уши в неприятностях, почти на грани... А сегодня уже, кажется, лучше и быть не может. Точно магия какая-то... Точно...        Всё благодаря ней.       Маша вмешалась, и потому сейчас они спокойно идут домой, а не где-нибудь прячутся в норах и канавах...        Серый остановился от этой мысли. Как же так? Ему казалось, что он уже научился противостоять этому иррациональному существу, желающему помогать всем и вся... Но какой же упёртой оказалась эта коза!... И всё же, он не испытывал злости. Ни к ней, ни к тому, что она сделала. Почему-то, этот раз ощущался совсем по-другому. Не так, будто к нему прицепился репейник, по крайней мере... Не так, будто в глаз попала назойливая муха.       Это было глупое, но чертовски приятное и давно забытое чувство... Чувство, что ему желают добра. И в ответ на него внутри отзывалось уже другое чувство – благодарности.       Но это ещё ничего не значит. Не значит, что Серый побежит к ней с распростёртыми объятиями. Не значит, что он ей теперь пожизненно должен. Не значит, что они какие-то там приятели... Ничего не значит. Он ведь сразу предупредил, что от него ответных услуг ждать не стоит. Не стоит ждать даже сухого «спасибо». И коза это прекрасно знает...       Так почему...        «Почему ты продолжаешь это делать?»       Кстати говоря, что-то Маши сегодня нигде не видно... Ни возле дома, ни около рынка. Но ладно её – козлят тоже не видать! А это уже явно сулит что-то... Что-то хорошее, наверно. Жизнь и правда налаживается. Пусть даже так, пусть ненадолго, но это пауза, передышка для него. — Дядь, что-то не так?       Серый вдруг понял, как это выглядело со стороны: он шёл себе спокойно с ребятами и вдруг замер столбом. Надо бы себя уже контролировать, а то так сойти и за помешанного можно. — Нет. Всё просто прекрасно, — впервые за долгое время он показывает улыбку. Не ту желчную и язвительную, или злую с насмешкой, а очень даже искреннюю... Даже добродушную.        Всё было и правда прекрасно. Парни обсуждали детали фильма, делились впечатлениями. Радостно чирикали, как печужки в хорошую погоду. Иногда спрашивали что-то у него, и он, с наигранной маской скуки на лице, отвечал им, хотя в душе был очень доволен этим вечером. Даже не смотря на то, что кино было детским.       Он был счастлив.        А вот спать хотелось совсем не по-детски. Странно, что выходы в свет стали его так утомлять... Но и усталость эта была вполне приятной. Что за чудный день... Быть может, теперь все они будут такими?        Серый стягивает с ног новые сапоги, аккуратно ставит на входе... Но потом снова берёт в руки и идёт за тряпкой. — Ха, теперь он будет с них пылинки сдувать... — Имей совесть, Расс! — Петри легонько тюкнул его кулаком в плечо, — Если бы тебе, скажем, новый ножик купили, ты бы тоже берёг его, как зеницу ока... — Ну и что? — легко отмахнулся паренёк и выдал козырь, который теперь применит на друге не раз: — Зато ты теперь, смотрю я, готов в лепёшку расшибиться ради девчонки, которую второй раз в жизни видел! — Хватит уже об этом... — вмиг от его слов Петрико понурил плечи, свыкаясь с тем, что его ждёт ещё множество издёвок и глупых шуточек от пятнистого собрата. Хуже будет, если к нему присоединятся остальные... Но сейчас его это, почему-то, мало волновало. Возможно как раз из-за того, что всё тело трещало и гудело...       Он зевнул, и вдруг зёв перешёл на Рассула и Нэла. — Кажется, я слишком устал, чтобы... — Надо мной издеваться? — Нет, — Рассул сонно мотнул головой, — Чтобы продолжать болтать. — Не представляешь, но я с тобой согласен, — Петрико выжато улыбается. Его глаза уже практически слиплись, когда он с остальными шёл по лестнице, так что ему пришлось ухватиться за Нэла и использовать его, как поводыря. Тот, конечно, не был в восторге от такого применения своего хвоста, но в итоге проглотил недовольство...              А Серый даже не заметил, как все ребята поднялись наверх и, судя по тишине, тут же вырубились. Пора бы и ему ложиться... Волк, наконец, добирается до кресла. Как обычно подставляет табуретку, кладёт на неё новую подушку, вытягивает ноги. Заматывается в тёплое одеяло, которого так давно не хватало. И мягкий, сладкий сон обволакивает его, точно тягучая карамель. Тишина. И в этой тишине он медленно проваливается в царство морфея...        Пока его не возвращает на бренную землю стук в дверь.        Серый быстро стал соображать: пожар, наводнение, ураган... Нет, если бы что-то такое происходило, он бы это почувствовал. Но ни запаха гари, ни дыма... Ничего, значит... — Надеюсь, у тебя что-то серьёзное, иначе...        Ох, конечно! Кто, как не коза будет ломиться к нему домой в час ночи? Она и правда умеет выбирать момент... Худший момент для появления. — Эй, что за чёрт?! — недослушав его, Маша прошмыгивает внутрь. Серый теряет её силуэт в кромешной темноте — ночка сегодня безлунная, и в доме хоть глаз выколи.       Странно. Ничего не говоря, не ожидая его реакции или разрешения, коза начинает шарахаться в темноте наощупь, сталкиваясь с мебелью. Роняя что-то с полок, гремя посудой. — Эй! Эй, что происходит?! Ты мне объяснишь?! — наконец его скудный запас терпения лопнул: Серый зажигает свет и тут же кидается на неё, хватая за предплечье, — Хватит! Меня достали твои игры! Что с то... — Где он?! — из её груди вырывается надрывистый крик, которого раньше от неё Серый никогда не слышал, — Где он?! — Да кто он?! — Он у тебя?! Скажи честно! — Маша вырывается, вновь начинает метаться по комнате, переворачивая всё с ног на голову, заглядывая по углам и открывая даже маленькие шкафчики.              Сказать, что Серый был в недоумении — ничего не сказать... Он лишился на полминуты дара речи. У него ведь не было плана на случай, если соседка без причины станет громить его дом! — Прекрати! Ума, что-ли, лишилась?! Сядь и скажи спокойно, кого потеряла! — Митяя! Мити нет дома! Уже два дня нет! — её лицо краснеет, из глаз брызнули слёзы, — Он ушёл и не вернулся! И никто его не видел!... — И ты решила, что он у меня под ковриком спрятан?! — Серого вмиг переполняет знакомое раздражение вперемешку с обидой... О да, именно обидой.        Опять! Снова он виноват! Снова тыкают пальцем в волка, как только что-то случается! — Правда думаешь, что это я его похитил? — вдруг он спрашивает спокойным, но низким голосом. Крайне серьёзно. — Я не знаю! Я ничего не знаю о тебе! — Маша не в силах успокоиться, она кричит в ответ, — Мне нужно, понимаешь?! Нужно удостовериться! — Говорю тебе: нет тут твоего Митяя, — он же теперь цедит сквозь зубы, — И никогда не было. А теперь проваливай! — Нет... Нет! Я хочу убедиться, что ты мне говоришь правду! Мне нужно... — Прекрасно! Иди и проверь, коза драная, что его нет в этом доме! — он забывается и орёт так, что люстра ходуном заходила. И наверняка парни окончательно проснулись... Не важно. Эта идиотка и так их давно разбудила своей истерикой. Так пусть сама посмотрит, что тут пусто.        Хватит. Он устал. Даже когда всё хорошо... Приходит она и всё портит. Напоминает, чтобы жизнь мёдом не казалась. Чтобы он не забывался. Знал своё место.       А ведь он уже почти поверил. Почти проникся... — Ну? Что теперь скажешь? — он наблюдает, как женщина спускается со второго этажа. Видит её стыд в глазах и наслаждается этим, жадно запоминает выражение лица, этот потерянный взгляд.        «Да, пусть тебе будет плохо, пусть совесть съест тебя изнутри за то, что нарушаешь чужой покой» .        Маша часто дышит, словно после пробежки. Нет, словно после марафона... Её тонкие пальцы, касаясь деревянных перил лестницы, мелко-мелко дрожат. И она что-то невнятно бормочет себе под нос: — Последний... Это был последний... Но его тут тоже нет... Если не здесь... Если не тут, то тогда где же...        Серый глядел на это сбитое с толку существо, и на секунду ему даже стало её жаль. Маша походила сейчас на комок нервов: дрожащая, уставшая, уязвимая и беспомощная. Она явно в поисках не первый час... Но всё-таки гнев нахлынул новой сокрушительной волной. Мгновение жалости минуло. Серый каждой клеточкой тела хотел, чтобы она убралась. — Мне кажется, что поздновато ты спохватилась... — победно ухмыляется он и пожимает плечами, — Это ж какой надо мамашей быть, чтобы два дня не замечать пропажи ребёнка! Да от него уже наверняка за это время только рожки да ножки остались! — немного подумав, Серый добавил, — Если тут кто и злодей, то точно не я...               Маша вздрогнула, как будто её спину ошпарили кипятком. Долго смотрела ему в глаза... Затем, не проронив ни слова, кивнула... Так, будто соглашалась со всем, что он сказал... — Ты хотела сделать меня крайним? Выставить виноватым в своих ошибках? Не выйдет, дорогуша. А теперь выметайся, — он кивает ей в сторону двери, властно держа руки сложенными на груди, — Давай, вали. Тебе тут больше нечего делать...       И она ушла. Тихо и незаметно. Кажется, в тот момент в ней что-то изменилось... Что-то надломилось с болезненным хрустом.       Это он её надломил... — Идите спать, — не отводят взгляда от закрытой двери, будто ожидая чего-то ещё, произносит Серый. Но никто больше не зашёл. Никто не вернулся. Остался только он с волчатами. — Да уж, дядь... — в голосе Рассула отчётливо слышится осуждение. Он вздыхает и вытаскивает голову, просунутую меж перил. — Как вам не стыдно, — следом за ним удаляется из поля зрения вожака Петрико.       Последним на лестнице остаётся Нэл. Он молчит, смотрит на Серого, как на чужого человека. Как на неприятеля. — Ну что ещё?! — волк не выдерживает на себе этого взгляда, — Она это заслужила! Или мне нужно было кинуться её успокаивать, когда она выбила дверь?!        Молчит. Нэл молчит, но его глаза говорят за него... «Ты разочаровал меня». «Я думал, ты изменился». «Это отвратительно». Тысача слов, тысяча обвинений... Нет ничего хуже немого осуждения. Пусть бы он лучше, как остальные, высказал свои претензии. Но он будет хранить всё в себе, пока обида не начнёт гнить глубоко внутри... — Прости меня, — когда волчонок начинает подниматься к остальным, Серый, наконец, рашается раскрыть рот. Он стоит посреди комнаты, опустив голову. Слишком тяжёлой вдруг она стала, неподъёмной... И он не видел, как племянник ушёл в спальню.       Всё это... Уже было. Давным давно, когда он ещё жил с братом. Когда они были близки... И в какой-то момент произошло то, что нельзя поправить. По крайней мере, он так думал, но оглядываясь назад, становится ясно – он мог всё исправить. Просто не решался. Боялся сказать ему... И боялся признаться самому себе в том, что ошибся.       Но сейчас волк на удивление быстро понял, что облажался... И облажался по полной, перед своей стаей, перед теми, кто принял его... Он знал, как Маша стала им дорога. И всё же обошёлся с ней так жестоко...        Дважды на одни и те же грабли Серый больше не наступит. На этот раз всё будет иначе.