Колыбельные

             Серый бы, конечно, с удовольствием остался и посмотрел на это представление, но он уже зарёкся не зацикливаться на одном окружении. Что бы ни было там у козы с этим клоуном — ему плевать. Они друг друга стоят, это точно.       Оба лживые лицемеры, оба притворяются друзьями, пока им это выгодно. Он даже не удивлён, что они так быстро спелись...              Но если бы у него был выбор, он бы предпочёл этого не знать. Он не хотел разочаровываться ещё больше... Хоть Маша и была той ещё занозой в одном месте, у него уже сложилось о ней определённое впечатление. И пометка «меркантильная зазноба» в него точно не входила.              А может, это просто её очередная глупая шутка? Дразнилка? Странный способ его позлить, но если припомнить, совсем недавно он сам выделывался перед зайчихой.       Как дети малые...       Вспомнив об этом, его почему-то скукожило: «Ну и болван, ещё бы перед овцой красоваться начал»... Страшно подумать, как всё это выглядело со стороны.        Так получилось, что в этот самый момент мимо как раз проходило овечье семейство в неполном составе. Волк придирчиво осмотрел их, потом огляделся вокруг, но, как на зло, больше соседей поблизости не оказалось. Ну, начинать с чего-то надо...       Он им всем покажет... И докажет, что не нуждается в обществе своих подопечных. Он легко проживёт и без них, и пусть делают, что хотят. Ему плевать. — Кхм-кхм, — вежливо покашляв, он привлекает внимание, — Доброго дня. Кажется, дождь собирается?       Четыре пары глаз (мама и детишки) смотрят на него некоторое время. Напряжённо, но не испуганно.       Вдруг овца говорит, прищурившись: — Чего вам надо, сударь?       Серому её интонация показалась не очень то положительной. Может, у неё просто голос всегда такой противно выдавленный? Это же овцы, им блеить положено...       Странно всё это. Непривычно.       Только завёл разговор, и уже так сложно! И идея завести новые знакомства стала казаться ему уже не такой хорошей... — Ничего... Просто... — он колеблется, не зная, в каком направлении развить мысль, — Хотел представиться. — Знаем мы вас уже, — отвечает она, въедливо смерив его взглядом. Серому почему-то захотелось закрыться руками, — По деревне уже давно молва ходит. — Вот оно что... молва... — проскрипел он, но продолжил спрашивать на свой страх и риск, — И что же говорит молва? — То, что если приставать к людям, можно и вылететь из города взашей! — овца задирает голову, и будто оскорблённая его присутствием уводит детей в сторону, — Пойдёмте, мои дорогие. У этого дяденьки с головой не всё хорошо, — а затем добавляет громче специально: — Таким у нас тут не рады!       Не лучшее начало... — Вот же мымра... — выругался мужчина и оглянулся по сторонам, надеясь, что его странная попытка подружиться не привлекла внимания. К его спокойствию, всем было всё равно.              Лучше сменить тактику. Ну конечно же овца его послала — это же овца! Он бы ещё пошёл говорить с собакой! Но у той хоть мозгов побольше будет... Нет, так не пойдёт. Бараны, козлы — всё одно. Чужие они... Найти бы кого-то, так сказать, своего племени.        *** — Здарова, Потапыч! — он резко выскочил прямо перед ним, отчего медведь, хватаясь за сердце, отшатнулся назад и впечатался спиной в стену с рекламным плакатом, — Как жизнь? Мёдом торгуешь? И что, идут дела?       Серый решил пропустить ту часть с представлениями и сделать вид, что они уже говорили раньше. Теперь бедный медведь никак не отвертится от «дружеской беседы»... — Т-ты откуда?... Ты кто? — пытаясь отдышаться.       Волк, издав неловкое и разочарованное «ц», отвечает: — Сосед твой. Серый. Слыхал наверняка уже... — припомнив выражение лица овцы, мужчина быстро пояснил: — Только ты слухам глупым не верь. Это всё сплетницы от скуки распускают! — Да нет... Я как-то и не вслушивался... — сконфуженно пробубнил медведь, отлипая от стены... Да, буквально отлипая, потому что краска на плакате «Мёд липовый, гречишный, цветочный» ещё не досохла.       На лице волка неожиданно заиграло выражение смуты и стыда, как у мальчишки, разбившего футбольным мячом окно старушки. — Э-э-э, ну ничего... — он невольно поднимает брови и щурится, видя поплывшие буквы, — Так тоже, вроде, не плохо... Всё понятно. Почти. Кроме слова «гречишный», там придётся немного подправить... А то не ясно, что такое «ишный»...       Другая половина этого слова чётко отпечаталась на белой рубахе медведя... Серый закрыл рот ладонью: даже ему смотреть на это было больно. Такое точно водой не смыть и в речке не отстирать...       А винить в этом недоразумении конечно же станут его. Какая тут может быть дружба теперь? — Эх, ну, хорошо поболтали, — волк изображает расслабленное потягивание, и, делая ситуацию ещё хуже, беспардонно выдаёт: — Мне пора. Не болей, Косолапый!       Медведь свёл брови и заметно погрустнел. Его очень уж задевали замечания по поводу походки и осанки. — Не такой уж и косолапый... — обиженно ворчит он, глядя, как тот пятится. — А, да... Конечно! Это я так... Не подумав ляпнул...       Серый кидает крайний взгляд на нового «друга» и спешит исчезнуть из его поля зрения, пока не заставили перекрашивать плакат или, чего хуже, купить банку мёда в качестве моральной компенсации.       Эту приторную дрянь он никогда не любил... — Кажется, я лишний на этом празднике жизни... — бредя по тропинке, проговаривает он неутешительный вывод себе под нос, — Ну, ничего. Будет и на моей улице праздник. Порадуемся на своём веку.              Вот и стемнело, хотя день, как казалось, должен был ещё идти и идти. Но из-за хмурого неба мрак опустился быстрее. Зажглись огни. Развешанные между палатками и шатрами гирлянды осветили тёплым светом лица людей. Костры, разведённые в железных бочонках, пускали вверх столбы искр.       Жизнь всё ещё кипела, ярмарка продолжалась.       Он пару раз подходил к местам проведения разных игр, даже поучаствовал в парочке. Ему удалось попасть мячом в мишень пять раз подряд, за что полагался большой приз. — Хэй, я выиграл! — он оборачивается назад по привычке, но никого там не обнаружив произносит уныло: — Дайте вон ту.       Оператор аттракциона удивился такому выбору, но был рад избавиться от плохо набитой плюшем обезьяны, которую никто не брал по понятным причинам.       Погода портилась быстро, ветер уже начинал пробирать... После душных летних вечеров этот вечер казался с непривычки очень холодным.       Зябко...       Серый поёжился, поднял ворот куртки, закрывая шею. Помял ладони: кончики пальцев отчего-то покалывало. Минут десять он уже не мог стоять на месте смирно. То там поправит, то здесь почешет, то так повернётся, то эдак... И всё не спокойно, всё не имётся что-то. Холодно даже у огня, а домой идти не хочется. Там ещё хуже. — Теперь только ты да я, да?       Он смотрит в чёрные пустые глаза-пуговицы игрушки, кажущиеся почему-то такими грустными. Мёртвое молчание плюшевой обезьяны, её тупое выражение лица стало его раздражать.       Отложив своего нового «друга» в сторону, Серый запустил руку в карман, и его уголки губ невольно приподнялись в улыбке. Ну хоть трубку дома он не забыл. Значит, всё не так уж плохо на сегодняшний день...       Покурил — отпустил. Такой простой ритуал для того, чтобы не поехать кукухой в этом мире. А Серый уже точно начинал потихоньку сходить с ума.       Глупо всё это... Ужасно глупо и нелепо.       Не задумываясь, на автомате он запихивает табаку побольше и подносит к костровищу.       И тут прямо над головой сверкнуло, затем прогремело. Хлынул дождь. Вот так, без предупреждения, без разминки. Просто внезапно серая завеса накрыла рынок, нещадно заливая всех и вся. Люди, спокойно гулявшие минуту назад, разбежались кто куда. А он остался стоять с протянутой рукой. Как дурак сжимал потухшую трубку. — Чёрт... Чёрт! Последний табак! — Серый забегает под первый попавшийся навес, но понимает, что уже поздно: он вымок до нитки вместе с проклятой обезьяной, — Да что ж это такое! Пропади оно всё...!       В отчаянном порыве мужчина со всего маху пинает рядом лежащий тюк сена. И ещё раз. И ещё, пока тот не разваливается полностью. Травинки и колоски валяются теперь повсюду вокруг волка, будто он только что сдул соломенный домик. Но вскоре их смывает водой. Грязный ручей уносит куда-то мусор вниз по склону холма... А Серому эта противная жижа каким-то чудом залилась в сапоги.       И вот он, вновь злой, вновь вымотанный преследующими неудачами, возвращается домой, едва волоча ноги.       Наверное, Бог правда его проклял.       Каждый шаг отдавался мерзким хлюпаньем, и было даже страшно опустить вниз глаза, поскольку он знал, что несчастная обувь на последнем издыхании... Но она была до конца со своим хозяином: только у самого порога у левого сапога полностью отпала подошва, а у правого отвалился каблук...       Серый садится на деревянную ступеньку крыльца, стягивая обувь. По лицу стекает то ли вода, то ли пот, мешая нормально открыть глаза, и тогда ему приходятся расшнуровываться практически наощупь. Сапоги, служившие ему верой и правдой много лет, он не выкидывает, а бережно ставит рядом с собой. А ведь раньше им никакакая грязь была не страшна...              Дождь продолжал лить. И казалось, что он никогда уже не закончится.       Вдруг Серый себя почувствовал таким же разваливающимся сапогом. Но не просто физически изнурёным. Иногда у него и раньше болела спина, и колени ныли, а то и вовсе шею защимет... Не говоря уже о проклятых мигренях. Но он принимал эти удары с достоинством, а теперь вдруг маленькая прогулка высосала все жизненные силы...        Зато он мог теперь спокойно всё обдумать.       Быть одному плохо. Он хотел, пытался, но не смог, и никогда не сможет жить так. Придётся признать: ему несказанно повезло со своей стаей, которая принимает его дерьмовый характер, упрямость, вспыльчивость, сварливость и так далее по длинному списку недостатков... Так что другой семьи ему не надо.              Случилось чудо, будто кто-то свыше наконец насладился его трагедией и внял немой просьбе. Позади раздался скрип двери. — Дядя! Ты чего тут сидишь?! — Мы тебя заждались уже. Нэл начал волноваться. — Н-неправда!       Он не смел поверить своим ушам. Боялся даже обернуться: вдруг это окажется лишь галлюцинацией? Вдруг если он встанет и посмотрит туда, мираж пропадёт?       Но если он не оглянется, снова будет один...       Он не хочет быть один. — Парни... вы дома... — Ну конечно мы дома! Где нам ещё быть в такую дождину? — Вы... вы же не уйдёте? — с опаской переспрашивает волк.       Рассул и Петри только хлопают глазами: — Куда мы пойдём?... — смеются они, — Это вы шатаетесь неизвестно где!       Он ошарашенно переводит взгляд с одного на другого. Чтобы какие-то щенки ему указывали и отчитывали?! Этого они точно у Машки набрались... Но у него не было сейчас желания рявкнуть что-то, чтобы они не зарывались. Вдруг Серый даже подумал, что это хорошо: они уже выросли, сами понимают, что для них лучше. И что лучше для него.       Внезапно перехватило дыхание, и он часто заморгал, а потом и вовсе повернул голову куда-то в сторону. Он еле смог заставить себя выговорить: — Спасибо. Вам.       Петрико искренне озадачился: — Э-э, а вас случайно ветка по пути сюда какая-нибудь по голове не ударила? — Может, он простыл и бредит? — выдвигает новую гипотезу рысь.       Расчувствовавшийся Серый вмиг приходит в своё обычное состояние: — Да ну вас!... — он встаёт, чтобы занять более убедительную позицию, а не смотреть на них снизу, — Идите лесом!        — А где... — Рассул замечает босые ноги вожака, — А, всё... Вон они. Как же так? Сколько помню, вы всегда с этими сапогами были неразлучны. Жалко, конечно... — Они своё отслужили, — усмехается волк, — Пора что-то менять... Не могу же я ещё десять лет в одном и том же. — А куртку тоже новую найдёте? — заулыбался рысёнок лукаво, заранее зная ответ. — Нет. Ни за что.       ***       Они сидели за общим столом. Рассул и Петри не молчали, но и не болтали, как прежде, без умолку. Серый принимал поздний ужин... А Нэл был будто не Нэл. Сам не свой. Волк ещё на пороге отметил, что с племянником что-то не то творится. Не побежал встречать, не стал задавать сотню вопросов... Похоже, что он и правда сильно обиделся.       Надо это прекращать. — Нэл... Как прошёл день?       Парень подавился воздухом. «Отлично прошёл, дядь! Кроме того, что меня пырнули вилкой и заперли в сарае, всё просто супер!» — Нормально.       У Серого дёрнулось нижнее веко. «А, ну раз нормально, тогда ладно! Без проблем!» — Ты не ночевал дома. И не предупредил, что будешь отсутствовать... Я волновался, вообще-то.       Двое наблюдателей этой картины только усилием воли заставили себя не открыть рты, как идиоты. Петри и Расс задержали дыхание и вытаращились на Нэла, в ожидании его реакции. Но вопреки их ожиданиям, тот, почему-то, взбеленился: — Я уже не глупый ребёнок, и не обязан отчитываться за каждое действие!       Кажется, он сам удивился своей смелости. И потому тут же опустил взгляд под стол, сжимая руками коленки.       Более резкий ответ не заставил себя долго ждать: — Ты знаешь правила. Уходишь – предупреждай! — Серый мигом зажигается, как спичка о коробок, — Совести у тебя нет, племянник! — Да какое тебе до меня дело... — Чего?! — его лицо знатно исказилось. Появился злой и недоумённый оскал: такое от родственничка слышалось впервые.       Нэл откинулся на спинку стула, складывая руки на груди и принимая обиженное выражение.       Оба молчат. Только слышно раздражённое дыхание вожака. Видно, что он еле сдерживается, чтобы не наговорить всякого лишнего. — Ну и ладно, — после продолжительной паузы, во время которой Серый даже не смог продолжить спокойно есть, он хлопнул рукой по столу. Да так, что подлетели все ложки с тарелками, — Ерепенься дальше, если так хочешь! Я по-хорошему пытался, но нет, надо вот было всё испортить!       Нэл, кажется немного испуганно, захлопал глазами: — Раз я всё порчу, то мне тут делать нечего! Я пошёл!... — резко встаёт, — Наверх!... И...! И не вздумай ко мне подниматься! — Ой, иди, иди!       Надувшись, он выбегает из-за стола и забирается по лестнице на четвереньках. Серый тоже встаёт, но не чтоб догнать его: лишь убирает полупустую миску. — Вот что ему надо? — мужчина плюхается в кресло, заложив руки за голову, — Чего он на меня взъелся? Нет бы сказать просто! Если всё из-за дурацкой горки, то Нэл слишком драматизирует...       Петри и Расс переглянулись: пришло время сделать выбор. И поступить правильно... Даже если потом им сильно влетит. Иначе они так никогда не помирятся! — Дядя, слушай... Нам надо тебе кое-что рассказать.