Лис и кошка

Преломлённые лучи, опадающие в комнату, словно лепестки. Сладостная, полусонная нега, окаймлённая родными руками. Выходной. Такой редкий выходной… Вот они — три кита, на которых строится каждое беззаботное утро Ценга и Аэрис. Без ранних подъёмов, без сухих поцелуев, без срочных звонков и украденных встреч в штаб-квартире, когда секунда — и тёплый капкан из объятий рвётся, как нитка, ведь Рено по-дикарски вбегает и выбегает с венегретом из слов «ухтыжблинпроститешефпростипринцессавсёвсёухожухожу!!!». Хах, «принцесса»… Аэрис и вправду принцесса, но не такая, как думают Турки. Не слабая — магически сильная, со внутренним стержнем. Не плакса — когда надо, и решительна, и властна. Просто сейчас ходячая двойственность предпочитает нежиться в перине. Потихоньку забирать свои права на эту мирно спящую вутайскую красу. «Какой милый хищник». Ценг никогда не говорил этого напрямую, но весь его вид буквально искрился смехом, когда Аэрис пыталась его перехитрить. Сродни котёнку, думающему, что он истово вцепился в твои пальцы, хотя на деле — зубки-то маловаты для жертвы такого калибра! Но сегодня всё было иначе. Аэрис знала, чувствовала, что в этот раз победа будет за ней. А уж в интуиции Древней, да сомневаться… Осторожно и крадучись, будто воришки, тонкие пальцы тянут за лямки и вырез. Всё ниже и ниже; оголяясь, снимая ночнушку. Насылая мурашки на саму же себя, как волшебные чары, томя желанную сладость в низу живота. Предвкушение теплело. И голова тоже. Обнажённая грудь аккуратно, но плотно прильнула к чужой. Медленно двигаясь снизу-вверх, будто ворочаясь, Аэрис дразнила Ценга всем. Мягкостью полушарий, твёрдостью сосков, учащённым дыханием, маленьким носиком, уткнувшимся в венку на шее. Пьяно. Жарко. Под одеялом становилось так жарко; от картин, рисованных воображением, ныли складки. Хотелось Ценга внутри. Грубо, как если бы она снова вернулась чёрти откуда и с невидимым флёром другого мужчины, или нежно, словно в подарок за содействие Ходжо и послушание лично ему. Быстро ли, чтоб звёзды в глазах, или дразняще, мучительно медленно, просто хотелось… Но надо было держаться; и ждать, когда он, наконец-то, проснётся. Это почти огорчало. Хотя Аэрис и старалась не терять пылкого настроя, нарочито лениво лаская торс любовника, чувство, что его равнодушие — то, чего никогда не должно было быть, изрядно точило женское самолюбие. Ну, и правда ведь? Она — красавица, перед которой падали на колени и враги, и союзники! И Клауд! Особенно Клауд — айсберг во плоти. А тут… впрочем, возможно, Аэрис действует не там?.. Прыткие ручки сработали резво, но перехватили их резвее. — Вновь выдумала ядрёный способ, как избавиться от меня и сбежать? Ценг не счёл необходимым даже приоткрыть глаза — он всегда всё видел. И видел до обидного точно. Но Аэрис никогда не пасовала перед трудностями, даже если это означало, что ей нужно было переубедить Турка. В игру намеревалось вступить непомерно страшное оружие — невинность. —… Нет, я… балуюсь, вот. — Вижу. Но раздеваться для этого не обязательно. — Но… может я — раскрасневшееся личико таки отклеилось от мощной груди, чтобы воззриться на её обладателя щенячьими глазами — просто хотела поиграть с тобой?.. А ты как всегда… Ценг успел приставить большой палец к её губам до того, как из них начала бы литься скороговорка на манер Рено, а-ля «воттаквсегданикогдатымненеверишьаведьтымояперваялюбовьябынизачтонеобманулатебя». Плавали, знаем. Это только в теории Аэрис страдает от лебединой верности. На практике же только дай ей волю — и новых ухажёров найдёт, и старых из могилы подымет, и Клауда из монастыря вытащит. Да и не любил Ценг пустой болтовни. Поиграть так поиграть. Большой палец сменился губами. Обветренными, настойчивыми и очень-очень волнующими. Любимыми. Чуткая рука нырнула вниз, огладила клитор, заставляя мурчать в поцелуй. Ноги развелись машинально. Дурные мысли полезли в голову, дескать, а может и не стоит брать инициативу? Всё же так хорошо… так приятно. Ценг и вправду Моисей. Он знает, как заставить женщину стонать от наслаждения. И знает, как заставить взвыть. От негодования. И в данном случае это сплелось слишком хорошо (в плохом смысле), чтобы быть правдой. — М-м… подожди, Ц-Ценг, стой… Аэрис едва нашла в себе силы противиться гормонам и отодвинуть эти проворные пальцы, уже во всю размазывающим влагу по складочкам и приставляющим подушечки к лону. Ещё больше пригодилось воли, дабы отодвинуть саму себя. Под аккомпанемент разгоречённого — и, разумеется, недовольного — дыхания Аэрис старалась унять дрожь и изъясниться максимально понятно: — Ц-Ценги, а… может… сегодня я побуду сверху?.. Неясная рябь, подобно помеха на телевизоре, прокатилась по лицу Ценга слишком быстро и неуловимо. Однако, это продлилось недолго, покуда на его губах расцвела улыбка и хитрая, и снисходительная одновременно. Аэрис зарделась пуще прежнего, обиженно пряча глаза от насмешливого лиса. — Ты? Сверху? — «Даже ласковое обращение не помогло…» — Что же… хорошо. Полезай, маленькая. Аэрис не верила своим ушам, но Ценг действительно поманил её рукой; позволил оседлать себя, почувствовать власть, дал разгуляться фантазии. Клитор сладко запульсировал. Он с томным ехидством выжидал дальнейших действий. И не учёл лишь одного — Аэрис больше не «маленькая». Безобидная, податливая девочка, которой можно вертеть, как угодно. Она тоже может помучить. Вставшая плоть просила и нежной ладошки, и мокрого рта, и узкого естества, но Аэрис, как будто назло, нарочно кружила и не принимала в себя. Легонько поглаживала горячую головку, водила ею от дырочки до капюшона. Истекала смазкой и едва ли не насаживалась ближе к концу, уже не выдерживая жара от мелко толкающегося в неё Ценга. Бедный… уже не лукавый — вожделеющий. Истерзанный эротичным поддразниванием, которым сам же и грешил. Теперь рвано дышал, места себе не находил, но Аэрис была (почти) непреклонна. «Ценг обязан научиться мыслить шире». Каким бы привлекательным зрелищем это ни было. Тело потеет, и передвигаться выше становится трудней. Но грацией ли раненого телёнка, или способностями мага, Аэрис пересекает пышущий огнём путь и утыкается промежностью в приоткрытый, влажный рот. С большим языком, что так удобно зачёрпывает все чувствительные нервы. Ещё и длинным — проникающим столь глубоко, что хныкающее выражение лица появляется само собой. Интенсивным, совсем не щадящим. С губами, посасывающими клитор; и от того дрожали ноги, дёргался таз, но Ценг крепко фиксировал мягкие бёдра руками. Почти у финиша. Аэрис чувствовала, что больше не может. Плаксиво выкрикивая «Ценг!», беспорядочно то приглаживая, то хватаясь за чёрные пряди, то обнимая себя и массируя бусины сосков, Аэрис, изливаясь с громким стоном, было вовсе не до истинных причин сегодняшнего секса. Утвердиться, подчинить Турка себе, например. Она даже не осознавала, что у неё получилось. Как и не осознавала то, что, по действием гормонов в крови, как миленькая помогла Ценгу закончить. Юркими пальчиками до белёсых дорожек. На лице, на груди и этих же старательных пальчиках. Немногим позже Ценг скажет, когда восстановит дыхание, что это была… компенсация, да. И совсем-совсем не месть. Но Аэрис тоже не промах. Старый план побега провалился из-за собственной падкости на удовольствия. В следующий же раз такой ошибки она не допустит. Ведь так?..