Мёртвые не верят слезам

I

Снова просиживая время, которое текло, как песок сквозь пальцы, в тишине, я долго думала и надеялась, что Дэрил, если он ещё жив после нападок Саймона, вспомнит, кто я и откуда его знаю. Надежда была невелика, ведь день нашей первой и последней встречи был много лет назад, к тому же, я была одна из многих людей, которых он встречал каждый день. Сама я запомнила тот день исключительно из-за того, что в нашей семье появился Тео, а Одри попала за решётку в свой же день рождения. Мне думалось, что я помню каждого человека, которого видела в тот день, урок, который посетила, и песню, которую слышала. Такие происходили чудеса памяти. Воспоминания об Одри и о том, какой она была практически всю мою жизнь, навеивала некоторое тепло, которое согревало в моём жилище. Всё то время, сколько я училась в школе, сестра была проблемным ребёнком, у которого вечно случались неприятности. Несколько раз её отстраняли от занятий. Когда Одри исполнилось шестнадцать, она стала посещать шумные, затяжные вечеринки, которые редко заканчивались чем-то хорошим. Дважды старшая сестра попала в камеру за то, что распивала спиртные напитки ночью на улице и бунтовала вместе со своими друзьями. Последний раз она попалась как раз-таки из-за разбитой машины. Дальше жизнь Одри стала медленно вставать в нужное русло, но без приключений не обходилось. Она всё ещё любила вечеринки, только уже студенческие. Сестру больше не ловила полиция, но зато мы видели её во всех возможных состояниях опьянения. После двадцати одного она практически успокоилась, но характер у Одри вовсе не изменился. Моя ближайшая родственница, казалось бы, пример для подражания, оставалась лёгкой на подъём, смелой, безудержной и несколько вспыльчивой. Когда я хотела стать похожей на неё, я и предположить не могла, насколько это станет важно в будущем. То, что у неё практически не было страхов и уязвимых мест, помогало ей выживать изо дня в день, первой бросаться в бой при какой-либо опасности. Мне же мешал какой-то твёрдый стержень из рациональности, морализации всего происходящего и желания полного спокойствия. Много лет я не могла понять, как мне сломать его. Не для крутизны, которая давно потеряла ценность, не для неоправданной жестокости или внимания. Просто для того, чтобы повысить шансы на жизнь в нынешних условиях «падения» мира. Я редко допускала мысль, что в жизни Одри могло случиться нечто таинственное, но оказывающее мощное влияние на неё, делающее её такой, какая она есть. Живя с ней бок о бок всю свою жизнь, я скорее склонялась к тому, что она была рождена с таким редким, эффектным темпераментом в сочетании с натуральной, особенной красотой. Прошло слишком много лет, прежде чем я поняла, что в моём случае всё будет совсем иначе. Так уж сложилось, что вместо того, чтобы родиться отчаянным борцом за жизнь, я становилась им, как раз-таки что-то ломая, пускай и не шибко добровольно. Мои очередные размышления, служащие единственным развлечением помимо сна, прервались, когда со стороны двери раздался нешуточный шум. Сидя на спальном мешке, я резко обернулась, пытаясь разглядеть хоть что-то в маленьком мутном окошке, но по ту сторону было слишком темно. Дверь тряслась — по ней однозначно чем-то били. Звук был действительно очень громким, неприятным, от него хотелось поморщиться. Вместе с тем звучал звон цепей, которые, судя по всему, и являлись предметом, по которому били. Наивная и никогда не сдающаяся часть души понадеялась, что наконец пришло моё спасение. Дэрилу удалось выбраться и он сообщил своим людям, что нужно вызволить и меня. А может, моя группа пошла против правил, решая всё-таки помочь одной из них, вместо того чтобы придерживаться принципа «каждый сам за себя». Я уже не отметала никаких вариантов, была готова радоваться чему угодно. И тем не менее, начиная привыкать, что в Святилище всё не может быть настолько просто, оставалась бездвижно сидеть на своём месте, ожидая любопытной развязки. Кто-то ещё несколько раз ударил по цепи, задевая дверь. Громко, настойчиво, не жалея сил. Наконец, с мелодичным звоном цепи упали, рассыпаясь, хотя это могла быть простая слуховая иллюзия. Я пронзила дверь взглядом, не оставляя утопичных надежд, но, когда та приоткрылась, а свет включился, ощутила громоподобное падение. Будто бы я перепрыгнула пропасть, схватилась за её край в надежде подтянуться на руках, но не сумела сделать этого, соскальзывая вниз. В проходе, практически достигая его верха макушкой, стоял Ниган. С заученной радостной улыбкой, с отклонённым назад вытянутым туловищем и с незаменимой битой в руках, которой он довольно покачивал, ведь именно благодаря ей сумел сломать цепь. Наверное, мне стоило страшно расстроиться. Ощутить такое глубокое разочарование, от которого хочется биться головой о стену и реветь, подобно белуге. Но это показалось мне чуждым, ведь вместе с хорошими надеждами я не исключала, что столкнусь с чем-то вроде рутины. Мысль о подобной рутине меня испугала. Точнее, страшно было понимать, что я начинаю привыкать к тому, что происходит со мной изо дня в день. Я вопросительно взглянула на Нигана, который вновь был в прекрасном расположении духа, гадая, что ему нужно и почему он решил ломать собственное жилище. Интересно было, что он вообще здесь делает и почему не подослал плебеев, к которым я тоже очень даже привыкла. Хорват больше не устрашал меня, лишь напоминал о самых худших вещах, что могут случаться с тобой, когда ты в сознании. Дуайта я бы даже могла назвать единственным другом, которым просто слегка заблудился и не знает, где простирается верная тропа. Только Саймон продолжал вызывать у меня ненависть одним своим видом. — Хоть убей меня, детка, но я вообще не могу представить, куда они подевали ключ от этой камеры, — беззаботно усмехнулся лидер Спасителей, бережно располагая биту на плече. — За последнее время я узнал столько всего интересного, что нам непременно нужно поболтать об этом. Думаю, в этом ты со мной согласишься. Давай немного пройдёмся, заодно кое-что тебе покажу. Его абстрактные высказывания заставили меня напрячься. За словами о том, что он что-то знает и нам нужно что-то обсудить — с каких пор мы вообще гуляем и болтаем? — могло стоять то, что Нигану уже было известно о том, что я вновь нарушила несколько негласных, но очевидных правил моего покорного пребывания в Святилище. Первое, о чём мне подумалось, так это то, что ему уже сообщили о моём визите к Дэрилу, а наше с Диксоном столкновение могло стать источником огромных проблем как для меня, так и для него. То, что Саймон застал меня в соседней камере, было лишь частью неприятности. Гораздо серьёзнее являлся факт того, что я называла Дэрила по имени, как бы невольно сообщая подслушивающим ушам, что знакома с ним. Хуже того — я называла и своё имя, как бы сообщая, что вовсе завралась. Не нужно было иметь огромный психологический стаж, чтобы понимать сущность Нигана поверхностно. Даже я могла определить, что лжи он не терпит. А если же кто-то пытается обмануть его или делает это, то непременно получает по заслугам. Тем не менее, я поднялась на ноги, отряхивая пыль, которая толстым слоем лежала на полу во всеми забытой камере. Я пошла навстречу к Нигану, немо давая понять, что не собираюсь задавать глупых вопросов или противиться его воле. То, что на меня не было наставлено оружие, уже служило хорошим знаком, а значит, можно было не занимать позицию ярой самозащиты. Вместе мы покинули камеру, некоторое время молча бредя по бесконечным, сырым и дурно освещённым коридорам. Огромных усилий мне стоило не повернуться на дверь соседней камеры, будто бы это внесло хоть какую-то ясность и помогло мне определить, в порядке ли мой давний знакомый, если его вовсе можно было именовать подобным образом. Мы вышли к главному цеху и жёлтой, местами ржавой лестнице, по которой я обычно перемещалась, чтобы добраться из заточения рабочего в заточение «расслабляющее». Ниган не направился к ярким ступеням, решая пройтись по второму этажу. Мне ничего не оставалось, кроме как следовать тенью, дожидаясь каких-либо реплик. — Наш с тобой общий друг, Саймон, рассказал мне одну вещь, — наконец начал хозяин Святилища, но мало порадовал меня выбранной темой, ведь я знала, что за подобным обязательно должно было следовать наказание или что-то в этом духе. — Он сказал, что вчера, вместо того чтобы выполнять обязанности на своём рабочем месте, ты вернулась на второй этаж и наведалась в соседнюю камеру, к одному из наших заключённых. Не соврал ли он мне? Прозвучал крайне опасный вопрос. В таких случаях врать, надеясь, что это спасёт твою задницу, было нельзя. Это могла быть проверка на честность, искренность, доверие. Верным ответом мог быть только тот, который устраивал твоего мучителя, личного монстра и тюремщика. — Нет. — Отозвалась я. — Что ты там делала, Харли? Чем тебя заинтересовала чужая камера? Или, может, ты перепутала двери? — с неподдельным интересом вопросил Ниган. — За день до этого я видела, как туда затаскивают мужчину. Вчера я просто решила принести ему еды. С собой у меня был кусок хлеба и вода, я незаметно унесла с кухни. — Ответила полуправду я, утаивая тот факт, что еда частично служила взяткой за сотрудничество. В любом случае, задуманного не свершилось. Говорить о дне, как о вчерашнем, было неуютно и сомнительно. Я обвела взглядом большие окна, расположенные над потолком, замечая, что снаружи темно. Когда я покинула кухню, было светло, когда вернулась в камеру — тоже. Судя по всему, я вновь провела в прохладном, тёмном заточении чуть больше суток. — Так значит, ты у нас добрая душа! — чуть ли не пропел Ниган, оголяя белые зубы и поглядывая на меня то ли с пониманием, то ли с нежностью. Ему искусно удавалось отыгрывать любые эмоции, которые здорово отличались от испытываемых. Готова была поспорить, что на деле он боролся с гневом и ненавистью к Харли Джексон, которая вновь и вновь привлекала внимание своим непослушанием. — Что ж, если бы ты вечно не совала нос в чужие дела, я бы даже похвалил тебя за чуткость. Людей бдительных и умеющих думать о других осталось, наверное, с дюжину на всю Америку. В том числе я, ведь именно из-за моего радушия это место всё ещё живёт и функционирует, как новенький механизм. Ниган припал к перилам и, сжимая их руками в перчатках, перекинулся вниз, рассматривая первый этаж. Мне стало смешно от собственного желания толкнуть его и сбросить головой вниз. Невольно я принялась рассматривать его в этом незамысловатом жесте. Вероятно, Ниган, как и любой психопат, отменно изображал эмоциональные состояния, как я уже подмечала ранее. Но сейчас его расслабленность, практически утопическое спокойствие с примесью простого, хорошего настроя, казались мне до ненормального реальными. Стоя рядом и обсуждая, как я в очередной раз оступилась, я не чувствовала бушующих волн опасности. Отключая сознание, можно было счесть, что мы просто разговариваем. Просто два человека, которые беседуют о чём-то далёком. Никто не держит никого в камере, не запирает на замки, чтобы не дать бежать. Никто никого не ненавидит и не хочет прикончить при первой же возможности. Нигану удавалось создавать опасную иллюзию нормальности, о чём не стоило забывать. Наконец, мужчина выпрямился, косо поглядывая меня. Уголки его губ были вздёрнуты в подобие ухмылки. Он будто бы анализировал меня, пытался наткнуться на уязвимые места и выдумать самый что ни на есть неудобный вопрос. Мне нужно было «бить» первой, если не хотелось оказаться пойманной на бесконечной лжи. — Тот мужчина из камеры… он из Александрии? — вопросила я, вновь выбирая роль глупой, ничего не ведающей заложницы, от которой никакого толку. — Верно, детка. — Протянул Ниган, медленно кивая и с искренним любопытством в глазах посматривая на меня. — Это Рик? — наобум поинтересовалась я. — Откуда тебе, чёрт побери, известно это имя? — Все вокруг говорят о нём и обо всей этой ситуации. Имена часто проскальзывают на кухне, Дуайт всё пытается узнать что-то у меня, сколько бы я не говорила, что не имею отношения к нужному вам поселению, — пояснила я. — Вот мне и стало интересно, почему ты лично кормишь этого мужчину и почему он вообще здесь. Какое-то время хозяин Святилища рассматривал меня, пытаясь наткнуться на ложь и уличить в ней, но у него не удавалось. На душе стало несколько легче, ведь мне вновь удалось отвести подозрения от своей персоны. — Нет, он не из Александрии. — После недолгой паузы ответил Ниган, будто бы не понимая, следует ли вообще делать это. — Дуайт называл ещё два имени. Гленн и, кажется, Мишонн, — продолжила я, немного осмелев. — Они тоже оттуда, верно? Он спрашивал, не опасны ли они. Значит, и их вы держите здесь? — Тебя это не должно волновать. Но я невероятно счастлив, что ты наконец-то проявила интерес. — Произнёс мужчина, давая мне понять, что тема закрыта. Возражать не имело смысла, так что я замолчала, довольствуясь тем, что уже несколько улучшила своё положение в стенах этого места. — Знаешь, что? Я чертовски голоден. Раз уж ты взяла в привычку пропускать работу, хочу, чтобы ты приготовила мне что-нибудь. Широко распахнув глаза, я оглядела Нигана, который теперь уже повернулся ко мне, смотря так, будто бы только что бросил вызов. Этакий тёмный повелитель, любящий наказания и пытки, который приказывает плебею работать, призывает искупить вину. Вгонять в тупики и вводить в состояния, схожие с полным непониманием, ему нравилось. Ниган подпитывался каждой эмоцией, в который был хотя бы намёк на негатив, скверну. Нахмурившись, я бросила взгляд на нижний этаж, подмечая, что кроме двух парней у закрытых ворот никого нет. Это означало, что ужин уже прошёл, а если король Спасителей говорил, что он голоден, значит, пропустил скудный пир. Закрытые створчатые двери свидетельствовали и о том, что на улице, кроме сторожей, никого не было. Отчего-то по спине пробежал холод, ведь стало очевидно, что уже ночь. Раньше мне не приходилось бывать на условной свободе ночью, когда вокруг так мало людей и так много шансов. Это одновременно поднимало боевой дух и заставляло остерегаться. Права отказаться у меня не было, ведь Ниган не предлагал, а приказывал. Несколько растерянная самобытным приказом, которых мне никогда не отдавали, разве что мама или Одри, валяющиеся в постелях с обострениями гриппа, я кивнула, начиная двигаться к лестнице. Ниган двигался прямо за мной, возвышаясь в силу своего роста и мало походя на тёмную тень. Он и не думал обгонять меня или опережать. Просто шёл сзади, создавая некоторую иллюзию свободы. Если бы не скрипы ступеней лестницы, которые сопровождали каждый шаг мужчины, я бы даже могла забыть о том, что он вообще идёт рядом со мной. Будучи не скованной в своих движениях и действиях, я прошла к кухне, на которой уже не горел свет. Распахнув дверь, тихо вошла внутрь, нащупывая выключатель. Тусклый жёлтый огонёк, освещающий преимущественно центральные столы производственного помещения, принял попытку разогнать мрак. Осмотревшись по сторонам и убедившись в том, что здесь никого нет, я обернулась, глядя на Нигана, стоящего у закрывшихся дверей. Трудно было определить, хорошо ли, что мы здесь вдвоём. С одной стороны, скрыться из виду мне бы не удалось. С другой, шансы быть избитой, застреленной или обруганной несколько уменьшались, ведь главный по всему Святилищу никогда не применял силы по отношению ко мне. Разве что проводил утомляющие разговоры, которые своей неоднозначностью и эмоциональной неопределённостью пугали похлеще оружия. — Так что бы ты хотел, Ниган? — несколько неловко спросила я, смыкая руки в замок перед собой. Было абсолютно непонятно, как вести разговор и как вообще действовать. — Сегодня не нужно накрывать поляну на целую орду голодных Спасителей, так что что-нибудь поинтереснее похлёбки и хлеба. Используй всё, что захочешь. — Будничным тоном произнёс мужчина. Я понятливо кивнула и, убедившись, что он больше не собирается ничего говорить, направилась в кладовую, пытаясь наощупь определить, что вообще осталось. Некоторые упаковки и банки я выносила на свет, читая, что написано на блёклых, практически стёртых этикетках. В конечном итоге, захватив два холщовых мешочка и парочку упаковок, которые ловко уместились в руках, я вышла на кухню. Мой тюремщик уже сидел возле одного из столов на притащенным из главного цеха стуле. Стало не по себе от двух вещей: от того, как незаметно и быстро он отлучался, оставляя меня одну и давая шанс скрыться или же бежать и от того, что он пристально наблюдал за мной, будто бы это было в порядке вещей. Сделалось несколько досадно, ведь вместо того, чтобы действовать и пользоваться каждой возможностью, я молча исполняла поручение. — Мне показалось, что будет неплохо сделать спагетти, — выдала я, раскладывая скудные ингредиенты перед собой и не отводя взгляда от Нигана. — Сто лет не делала чего-то подобного, так что не гарантирую достойного результата. Мужчина изменился в лице. Нейтральность сменилась лёгкой хмуростью, что заставило несколько напрячься. Он посмотрел на меня так, будто я уже сделала что-то не так, хотя даже не успела приступить к готовке. Ниган вдруг оглядел меня по-другому, будто бы проснувшись ото сна. Это казалось безумием, так что я смахнула это странное ощущение, берясь за дело. Вскоре передо мной стояла немногочисленная посуда, лежали разделочные доски и ножи. Признаться, выбор пал на спагетти исключительно из-за того, что мои кулинарные навыки всё ещё были слишком далеко от идеала, а также набор продуктов продолжал истощаться, что не давало разгуляться. Я перешла к элементарным действиям: вскипятила воду в старой кастрюле, бросила туда немногочисленные длинные спагетти, которых как раз хватало на одного человека, с трудом, но открыла банку консервированные помидоров, которые начала резать на относительно равные части. Из холщового мешка я выудила щепотку соли, бросая в кастрюлю, после чего вернулась к алым плодам, из которых сочился старый, но ещё не стухший маринад, обволакивающий пальцы. Занимаясь делом, порой я проваливалась в раздумья, забывая, что готовлю порцию для Нигана. Но когда вспоминала, что за этим, как и за всем, что со мной происходит в последнее время, стоит он, несмело поглядывала в его сторону, подмечая, что он всё ещё наблюдает за мной, словно я занимаюсь чем-то воистину интересующим. — Было бы немного проще, если бы ты перестал неотрывно смотреть на меня. Это сбивает, — призналась я, несколько забывшись и быстро пожалев, что вообще произнесла это. В ответ мне последовала насмешливая улыбка человека, который ни во что не ставит чувства других. Ниган отставил битву в сторону, прислоняя её к кухонной тумбе, а после откинулся на спинку стола, складывая скрепленные в замок руки на груди. Мужчина вытянул длинные ноги вперёд, скрещивая их, но не переставая смотреть на меня. На иное я и не надеялась, конечно же. — Не думаю, что ты в достаточно хорошем положении, чтобы ставить свои условия, Харли, — напомнил мужчина. — Давай-ка я немного тебя подбодрю: вряд ли тебе удастся изговнить такое простое блюдо. — Ну спасибо. — Фыркнула я, едва улыбаясь и не отводя взгляда от томатов. Когда спагетти были доварены, я слила воду и бросила их на сковородку. Следом отправила томаты, вновь немного соли и перца, надеясь, что в целом это улучшит вкус, а не сделает его ещё хуже. Поджав губы от недовольства, вызванного тем, что продуктов действительно настолько мало, что приготовить нечто сносное для пищи можно только на одного человека, переложила порцию в наиболее приличную тарелку и, подойдя к той кухонной тумбе, возле которой бездвижно, словно памятник, сидел Ниган, поставила перед ним. Положив возле вилку и ложку, на случай если он решит есть моё блюдо как подобающе, отошла на несколько шагов, останавливаясь прямо под источником света и, откровенно говоря, не зная, как поступать дальше. — Может, если я пожелаю приятного аппетита, и то, что я состряпала, действительно окажется приятным, мы сможем обсудить мою возможность уйти отсюда? — сдалась я, вновь озвучивая всё то, что действительно волновало. Ниган, с некоторой недоверчивостью, взял тарелку в руки, хотя прекрасно знал, что всё готовилось прямо у него на глазах. Расположив её над грудью, взял и вилку, наматывая спагетти в толстый клубок, похожий на змеиный. Без особого трепета, что было более чем нормально, отправил приготовленное в рот, ловко помещая этот огромный клуб и начиная выразительно жевать. Его рот был закрыт, но челюсти активно смыкались и размыкались, в лучших традициях он не чавкал, что делало его чуть больше походим на нормального человека. Ложка же осталась нетронутой. Пережёвывая спагетти и ловко всё проглатывая, он вновь бросил на меня взгляд, да такой, будто бы вовсе забыл, что я нахожусь здесь. Он стал таким бесстрастным и равнодушным на вид, что я тотчас поняла, что о моём предложении и речи идти не может. Что бы не происходило в стенах Святилища, о полной свободе даже мечтать не имело смысла. Оставалось стоять на месте, пуская корни прямо сквозь бетонные полы и смотреть за тем, как местный начальник поглощает еду. — Фразы «приятного аппетита» действительно было бы достаточно, — небрежно произнёс Ниган. — А это действительно недурно, Харли! Если бы я не сидел здесь всё это время, полагая, что в противном случае ты решишь меня отравить, то точно заявил бы, что ты добавила какой-то секретный ингредиент. И даже если бы ты отнекивалась, что очень даже в твоём стиле, всё равно бы остался при своём мнении. Я кивнула. То ли удовлетворённо, что мне удалось что-то приготовить, то ли просто понятливо, потому что не знала, что ещё можно сказать и сделать. Меня несколько сбило с толку, что мы не направились в главный холл, где обычно ели, а остались здесь, но и на это медленно становилось глубоко плевать. Вся эта история, все эти разговоры с холодной стеной, начинали меня выматывать. — Что это за упорство такое, а? Мне показалось, что ты начинаешь осваиваться, слушаться и привыкать к новому дому. Здесь есть всё, что нужно. Так чего тебе не хватает, чтобы наконец закрыть свой рот и поблагодарить Всевышнего за то, что ты ещё жива? — продекламировал мужчина, отправляя ещё спагетти в рот и внимательно глядя на меня, будто бы ожидая ответа. Чёрт, он словно не мог понять, что моё нахождение здесь никак не может стать приятным для меня. Вероятно, дело было в том, что Святилище было чем-то вроде утопического объединения, коммуны для него, где, по его дурному мнению, всё действительно было запредельно хорошо. В таком случае в нём не было ни капли эмпатии, чтобы позволить себе мысль о том, что кому-то здесь может быть по-настоящему плохо. И то, как он смотрел, действительно дожидаясь ответа, который должен был ему хоть что-то объяснить, лишь подтверждало мои догадки. Нетерпеливо вздохнув, я опустила глаза в пол, рассматривая собственную поношенную обувь. Немного поразмыслив, попыталась определить, как будет вернее донести ему, что то, что происходит здесь — действительно ненормально и не может вызывать у меня чувство благодарности, о котором он говорил. Внутри происходили метания между несколькими версиями: той, где я кричу о том, что он пустоголовый психопат и это место — ад на земле, что похлеще дикой природы, полной ходячих, той, где я давлю на жалость, пытаясь донести, что такой слабой личности как я нет здесь места, и той, что была наиболее рациональна, серьёзна. И тогда я избрала третью, потому что мне действительно начинало нравиться играть в эту игру, где Ниган — большой, огромный театрал, который относится ко всему, как к шутке и чему-то обыденному. — Мне не хватает жизни, где у меня есть свобода действия и слова, — начала я, опираясь рукой на кухонную тумбу. — Такой, какая была до Святилища. Может, она и была неидеальна, но я могла ходить на охоту, чтобы добывать на себя и свою группу, а не батрачила на кухне, готовя нечто далеко не сытное на сотни людей. У меня давным-давно не было настоящей кровати с постиранным бельём и нормальным одеялом, но вместе с этим мне не приходилось спать на полу, как вынуждаешь ты. А ещё здесь нет ни одного человека, которого бы я знала. Люди, которые мне нужны и о которых я знаю многое, далеко от меня, если ещё живы. Я нахожусь здесь как заложница, как подопытная. Так почему мне должно нравиться? Ниган оторвался от еды, не прекращая глядеть на меня, как на интересную передачу в телевизоре. Немного скривив рот, он вытер его тыльной стороной ладони. А после, наклонив голову, сказал: — Что ж, мне жаль, что я и мои люди не сумели учесть столько пожеланий, — бросил он, снова пуская в ход лукавство, которое начинало разочаровывать. Хотелось прострелить себе голову, чтобы всё это уже прекратилось. — Знаешь, а мне очень понравилась твоя речь. В тебе прямо-таки есть задатки лидера! Нравится тебе это или нет, но у меня на тебя другие планы. И связаны они с этим местом, Харли, так что, боюсь, всем твоим желаниям не суждено сбыться. — А твоим, очевидно, суждено? — кисло подметила я. — Верно! — воскликнул он, резко вытягивая руку и указывая на меня пальцем. — Теперь мне не терпится показать тебе кое-что. Кажется, ты действительно сможешь оценить это. Ниган вернулся к порции спагетти, спешно наматывая их на вилку и хищно, будто бы куда-то опаздывая, поглощая. В какой-то степени наблюдать за ним было любопытно, ведь эмоции на его лице менялись столь стремительно, будто он являлся счастливым обладателем расстройства личности. Минуту на назад он с восторгом отвечал мне, потом безразлично жевал, а после вдруг сделался каким-то серьёзным, проницательным. — Ты сама себя ограничиваешь, детка. Послушай, если тебе кажется, что ты никчёмная заложница, значит, ты игнорируешь остальные составляющие как составляющую лидера в себе, — начал он. — Прекрати называть меня лидером. Я никогда им не была, — прервала его я, быстро понимая, что оступилась, столь смело давая себе слово. — Чем ты хочешь тут заниматься? Ходить на охоту, добывать? Да пожалуйста! Но пойми, что это невозможно, пока в тебе не будет уверенности. А её не может появиться до тех пор, пока ты не перестанешь принимать попытки бежать и всякий раз заговаривать о том, что хочешь покинуть мой дом, — всё же продолжил он, упуская возможность сделать мне замечание или врезать. — Слушай, леди, ты, кажется, ничего не поела. Совсем вылетело из головы, что ты опять сидела под замком. Возьми-ка себе что-нибудь по-быстрому. Выглядишь, как грёбанный дохляк. — Не то чтобы я голодна. — Да брось! Такая возможность выпадает не каждому. Видишь? Я уже иду навстречу, — широко улыбнулся Ниган, демонстрируя зубы. — Ну же. Что угодно. Это походило на очередную шутку. Мне казалось, что прямо сейчас я дёрнусь в сторону кладовой, возьму какую-нибудь мелочь, а её вырвут из моих рук, чтобы лишний раз показать место. И тем не менее, смерив лидера Спасителей взглядом, я сдалась под натиском его серьёзности, воспринимая эти слова за искренние. Конечно, я была довольно сильно голодна, учитывая, какие порции получала и насколько редко это случалось. — Я видела консервы с фасолью в кладовой. Могу взять? — поинтересовалась я. — Разумеется, Харли! Только давай, соображай быстрее. Это оказалось проще, чем казалось на первый взгляд. Тяжело было сдержаться, чтобы не сорваться с места и не метнуться в тёмную комнату за заветной банкой. Такому рвению, которое теплилось внутри, было два объяснения. Первое — я действительно была голодна, потому что вновь не ела больше суток. Второе — фасоль всегда была одной из моих любимый вещей, так что заприметить её здесь было той ещё удачей. Заветная банка оказалась у меня. Я вскрыла её ножом и, взяв ложку, которую Ниган так и не использовал, принялась есть, сразу понимая, что эти консервы не успели испортиться. Вкус продукта, который давно не попадался на пути, оказался ещё лучше, чем я думала. Многое играла роль: и голод, и любовь к бобовому, и факт дозволения после огромного количества ограничений. В тот момент, когда мы молча ели, мне даже показалось, что обстановка не такая уж напряжённая и, возможно, скоро ситуация хоть немного наладится. Глупо, очень легкомысленно было полагать, что хоть что-то может наладиться после стольких дней заключения. Расправившись с фасолью, я пошла к спрятанным в тумбах мусорным вёдрам. Дожёвывая, выкинула банку и, прикрыв дверцу, разогнулась, тут же ощущая нечто у шеи. Конечно, это был нож, ведь нечто острое слегка врезалось в кожу. Я не исключала вероятности, что это тот самый складной нож, который я украла, но который пришлось вернуть. Огромный силуэт Нигана, стоящий позади, стал давить на меня одним своим существованием. В нос закрался уже знакомый запах, которыми была пропитана спальня Спасителя. Иллюзия того, что хоть что-то в этом гадюшнике может наладиться, оказалось втрое короче, чем я предполагала. — Мы мило поболтали, Харли. И я чертовски хорошо поел, ты сделала прямо то, что нужно! — заговорил Ниган, немного наклоняясь ко мне. Боковым зрением я видела его вытянутое, щетинистое лицо с самодовольной ухмылкой. — Но давай не будем забывать, что ты снова повела себя не так, как от тебя ожидали. Я сразу поняла, что он имеет ввиду. Ублюдок вернулся к той теме, с которой начался наш сегодняшний разговор, а именно — с того, что я пробралась в камеру Дэрила. — Какого хрена ты так возжелала накормить того, кого мы держим в камере? Не всех здесь мы чтим и любим, как тебя, детка, так что, наверное, он заключён не просто так. У нас есть какие-то элементарные правила. Может, ты не знаешь их, но ведь можешь догадаться! Если кто-то лежит избитый в камере — вряд ли он наш друг. Так что мне не особо понравился твой жест доброй воли. Ты всё-таки отдаёшь мою еду, — продолжил он. — Это великодушие и заинтересованность… да у тебя большое сердце! — Чего ты хочешь от меня, Ниган? Перережь уже глотку и всё, — тихо проговорила я, понимая, что от каждого произнесённого слова лезвие ножа касается кожи сильнее. Стало не по себе от того, что мужчина впервые собственноручно угрожал мне оружием. Если раньше это было на клерках, то в эту секунду всё стало настолько плохо, что он решил сделать это сам. — Ну раз ты такая добрая и отзывчивая, давай-ка накормим ещё кое-кого. Нужно ведь быть справедливым ко всем, верно? — причитал Ниган. Он резко убрал нож, привлекая меня чуть ближе к себе. Нас разделяло лишь то же лезвие, которое теперь упиралось мне в низ спины. Требовалось не шибко много усилий, чтобы вставить его поглубже и пронзить плоть, а может, и какой-нибудь орган. Ниган развернул меня к кухне, указывая свободной рукой на недоеденные проклятые спагетти. Их оставалось совсем немного. Отправь вилку в рот раза два — и дело с концом. И всё-таки мужчина хотел, чтобы я взяла именно её. Мысли зароились в голове. Я поверила в то, что он настолько больной, что прямо сейчас поведёт меня к мертвецам и заставит кормить их человеческой едой, что безумие само по себе. Что бы он не задумал, я стала двигаться к тарелке именно с той скоростью, с которой Ниган мне позволял. Только сейчас до меня стало доходить, что в том, что со мной случается, нет моей вины. Спасители вертят мной, как захотят и начинают угрожать, вредить тогда, когда им вздумается. Их лидер сейчас демонстрировал это, давая понять, кто послужил примером. — Мне кажется, что мы действительно хорошо поладили. — Саркастично произнесла я, беря тарелку в руки. Теперь еда, приготовленная мной, казалась тошнотворной. — Так и есть, да, так и есть. Но я хочу, чтобы ты понимала, что ответственные люди отвечают за свои действия и слова, верно? И относятся к одним заключённым так же, как и к другим. Не это ли ты транслируешь, всё время болтая о том, в каких ты плохих условиях? — с усмешкой, читаемой в голосе, ответил Ниган. — Мне кажется, что я тоже поступаю довольно великодушно, что весьма трудно, когда вокруг такие кретины, неспособные не делать мне мозг хотя бы один день. Станем лучше вместе и накормим тех, кто ещё не получил. Я специально оставил для них. От его слов и поведения снова стало омерзительно. Ведомая им и приставленным ножом, я шла туда, куда меня ведут. Маршрут, по которому мы шли, был овеян агрессией, ненавистью, был заучен. Однако на этот раз мы прошли мимо моей камеры, двигаясь дальше по коридору и перемещаясь в другую часть здания. Там царила практически беспроглядная тьма, гнетуще действовали зелёные обшарпанные стены. Это место действительно напоминало тюрьму. Всё это подтверждалось прутьями вместо решётки, которые поджидали меня за одним из поворотов. Щурясь и всматриваясь, я еле разглядела два калачика на полу, не имея возможности определить точнее, кто это. Подходя ближе и надеясь, что не увижу знакомых лиц, стала различать вздёрнутые головы, различимые открытые глаза. За решёткой сидела темнокожая женщина и бледный, мокрый парень. Вероятно, это и были Мишонн и Гленн, о которых упоминалось ранее. Ниган присвистнул, отчего мне захотелось сжаться. Почему-то этот простой, незамысловатый звук в его исполнении начинал ассоциироваться с самыми худшими событиями. — Харли принесла вам поесть! Признаюсь за неё — она очень старалась. — Громогласно сообщил мужчина. — Давай, отдай им тарелку. Я опустила глаза в блюдо, которое сжимала пальцами. Мне стало позорно противно. Размазанный по тарелке красный соус и практически крошки. Этим нельзя было накормить одного, не то, что двоих. Давать такое живым людям, которые, вероятно, как и я или Дэрил, ничего дурного не сделали, было подло и низко. Но именно этого Ниган и желал — наказать меня, заставляя опуститься до его уровня. Нож начинал больно впиваться в поясницу, вероятно, даже царапал её. Мне ничего не оставалось, как медленно опуститься перед импровизированной, кривой решёткой, проталкивая в тонком просвете у пола тарелку. Волосы упали мне на лицо, но я всё равно показала себя этим людям. Преимущественно потому, что хотела, чтобы они понимали, что я делаю это не по своей воле. У меня в глазах действительно было написано сожаление, неприязнь. Пальцы слегка подрагивали от гнева, страха и позора. Женщина смотрела на меня враждебно, несмотря на мои попытки показать, что я — не одна из Спасителей и что мне самой нужна помощь. Дурно было от того, что приходилось унижаться, при этом ничего не получая взамен. — Приятного аппетита! — пожелал им Ниган. — Оцените её старание по достоинству, уж будьте добры. Для Харли важно, чтобы вы хорошо ели и гнили тут сытыми. Прежде чем я сумела сориентироваться, меня дёрнули, чтобы поднять на ноги. Нож больше не упирался в поясницу, но зато моё предплечье сжимала рука, которая настойчиво вела на выход. Мы провели здесь так мало времени, что у меня не было мы шансов хоть что-то предпринять! Прежде чем покинуть это место, мне удалось обернуться, но, увы, я не нашла взглядом глаз парня или женщины. Зато заметила, что они и не думали прикасаться к этой треклятой тарелки. Для них, должно быть, это стало тем ещё оскорблением и унижением. Мы вновь оказались в коридоре. С огромным желанием я отошла на несколько шагов от Нигана, поворачиваясь к нему лицом. — Это всё, что ты хотел мне показать? Ещё парочку людей, которых держишь взаперти? — спросила я, едва сдерживая возмущение. — Если так, то дело сделано. И я изо всех сил радуюсь тому, что смогла помочь ещё кому-то в этом месте. Теперь можно вернуть меня в мою камеру и запереть? Звучало странно, но это действительно то, чего мне хотелось. Продолжать эту ночь не имело смысла. Чем дальше — тем становилось хуже. Я больше не могла видеть это место, не могла видеть Нигана, который порой казался лучше, чем он есть, а потом вновь обретал черты омерзительного монстра. В моём случае заключение было самым лучшим решением. В камере я хотя бы была одна, и никто меня не трогал. — Тебе не нужно туда возвращаться. Я сомкнула губ, не решаясь сказать что-либо ещё. Потупив взгляд, попыталась определить, послышалось мне или Ниган действительно сказал это. Судя по тому, с какой улыбкой он глядел на меня, упиваясь моим растерянным видом, он вправду произнёс эти слова. — В этом вся соль, мисс! Я хотел тебе кое-что показать, а ты всё куда-то торопишься и психуешь. Последнее особенно делать не стоит. — переступил с ноги на ногу мужчина, убирая руки в карманы джинсов. Он кивнул куда-то за меня, начиная двигаться. Очевидно, мне нужно было иди за ним, как я и поступила. Мы покинули этот коридор мучений, поднимаясь на третий этаж и останавливаясь у одной из дверей. Ниган распахнул дверь в неё, пропуская меня внутрь, а после заходя следом. Я осмотрелась. Это была спальня, которую мне не приходилось видеть раньше. Чистая, убранная, днём, вероятно, светлая. Здесь было не слишком много мебели, но лежал тёмный ворсистый ковёр и стояла заправленная кровать. Никаких особых украшений, типичные серые стены завода, ни к месту яркие малиновые шторы, которые достали неизвестно где. И всё-таки здесь было чище, чем в большинстве мест в Святилище. От некоторого шока и замешательства мне даже не сразу пришло в голову, что мы здесь делаем. Ниган обогнул меня, оказываясь перед лицом. Засунув руку в куртку, он выудил небольшой ключ. Согнув локоть, покачал им из стороны в сторону перед моим носом. Так, будто бы это была кость, а я — голодная псина. — Это твоя комната. Думаю, несмотря на некоторые помутнения, ты уже заслужила. Что ты там говорила про кровати? Погляди — теперь она у тебя есть! — сообщил мужчина, вскидывая брови. Я не почувствовала ничего. Всё это казалось таким мутным и неоднозначным, что даже не было понятно, что следует чувствовать. Без капли эмоций я смотрела то на этот ключ, то на Нигана. Он просто продолжал издеваться надо мной. То становился щедрым и хвалил, то наказывал за то, что, по его мнению, являлось проступками. Ниган несколько нахмурился. Он вновь стал тем человеком, который обычно угрожал и говорил грубости, отдавал приказы о чудовищных деяниях. — Я думал, переезд тебя порадует! — произнёс он, будто бы надеясь, что я всё-таки сумею выразить ожидаемую эмоцию. — Порадует? — хмыкнула я, еле сдерживая истерический смешок. Моментная улыбка сползла с моих губ. — Где счастье, а где я. Теперь у меня была своя комната. Наверное, это был дар свыше, ведь мне не пришлось бы возвращаться в сырую камеру, боясь подхватить пневмонию. Вероятно, мне стоило отблагодарить и ощутить облегчение. Однако это было невозможно. Это была комната. А то, на что я рассчитывала, являлось свободой.