Травник герцогини

А ещё я хотела подарить вам фиалки… У. Шекспир

Прогулка с маркизой Эр-При в сады на берегу Данара состоялась через несколько дней. Собирались устроить ещё одну, но дождливая погода разрушила все планы, и Ирэна решилась и пригласила Катарину запиской в особняк на улицу Мимоз. Незаметно это вошло в обыкновение — пить вместе шадди с пирожными, музицировать в лиловой гостиной, выезжать в аббатство Святой Октавии. Алва никак не препятствовал их дружбе. После приёма у Эпинэ он снова отдалился, никак не напоминал о смущающем эпизоде в саду и ничего больше от Ирэны не требовал. Он проводил целые дни в кабинете — туда то и дело являлись посыльные с пакетами, гонцы в запылённой одежде и офицеры. Временами Алва уезжал и пропадал где-то несколько дней, являлся обратно то злой, то весёлый. Изредка он соизволил обедать дома, но ничего не рассказывал, а от расспросов отмахивался: — Слушать про мортиры и подводы с сапогами вам будет неинтересно, уж поверьте, нет ничего тоскливее снабжения. Поведайте лучше, как ваши успехи в кэналлийском чтении. Следы ваших набегов на библиотеку впечатляют. Обширную библиотеку Алва Ирэна начала изучать после отъезда семейства Ариго в Тарнику. Без Катарины дни снова тянулись долго, и ей приходилось придумывать себе занятия. Она начала со сборника кэналлийских сказок, затем нашла описание растений полуострова, составленное каким-то безвестным монахом-путешественником. Рядом обнаружилась ещё одна грамматика — гораздо полнее той, что она привезла из Васспарда. Но больше всего её увлекли не книги. На одной из полок стоял пухлый переплетённый в простую кожу том без заглавия. Ирэна взяла его в руки случайно, но открыв один раз, уже не могла оторваться — внутри на каждой странице были растения, кем-то тщательно расправленные, засушенные и приклеенные. Мелким, не очень разборчивым почерком были рядом и пояснения. Плотная бумага пожелтела от времени, чернила кое-где расплылись, а сухие листья крошились, и переворачивать страницы приходилось осторожно. Ирэна никогда не видела ничего подобного. На первой странице вместо названия было посвящение на гальтарском: «Тебе — улыбающийся сад бессмертных растений». Она гадала, кто и кому оставил это необычное, но очень особенное, очень личное послание, и получил ли его адресат, но никаких подсказок внутри травника не было. Алва лишь вскинул бровь, когда она показала ему свою находку. — Мне казалось, вам больше нравятся живые цветы. — Это не цветы, муж мой, это воспоминания. Посмотрите, здесь, на первый взгляд, нет никакой системы — растения собраны в разных местах и расположены в случайном порядке, виды перемешаны, полевые рядом с садовыми… Вы смеётесь надо мной? — И в мыслях не было, сударыня, я скорее любуюсь. Вы не часто демонстрируете такую живость. Никогда Ирэне бы не пришло в голову заговорить с кем-то о таком дома, даже с матушкой, но Рокэ нравилось в ней именно то, что она привыкла прятать как можно глубже. Он был прав — свои воспоминания она сама скорее бы доверила живым растениям. Старый травник натолкнул её на идею, которую она, поощряемая одобрительной усмешкой Алвы, принялась воплощать с неведомой ей доселе страстью. Хуан и главный садовник выслушали её с непроницаемыми лицами, но на следующее же утро в саду появились люди с линейками и лопатами. — Вы выставили меня с площадки для упражнений, — возмутился Алва, явившийся в музыкальную комнату в маршальском мундире, при перчатках и шляпе. — Но вы ею не пользуетесь, — невозмутимо ответила на это Ирэна, закрывая тетрадь с нотами. — Вы тренируетесь у меня под окнами. — Там весьма удобная лужайка, её вы, надеюсь не тронете? — Я об этом подумаю. Вы опять уезжаете? — Меня ждут на смотр в лагерях. Это невероятно скучно и совершенно бесполезно, но неизбежно, как осень, — он раздражённо скривился. — Потом я должен явиться в Тарнику с докладом кардиналу. Вы будете скучать? — По вашим утренним упражнениям на лужайке? Очень. Ирэна никогда не выходила его провожать, потому что до сих пор Алва всегда уезжал неожиданно, но сейчас что-то словно подтолкнуло её оставить клавесин, подойти к открытому окну и отодвинуть лиловую портьеру. Алва сказал что-то Хуану, похлопал по шее коня, а потом вскочил в седло. Скользнул взглядом по фасаду особняка и замер, встретившись взглядом с Ирэной. «Так бывает только в балладах, — подумала она, — Герой смотрит в окно и видит там героиню. Но я совсем не похожа на Октавию». Рокэ вскинул пальцы к шляпе прощальным жестом, и она неуверенно подняла руку в ответ. Графиня Ариго вернулась из Тарники на следующий день, и Катарина тут же прислала мальчика с запиской. Ирэна немедленно велела Рамоне приготовить костюм для верховой езды — подруга предлагала навестить аббатство и помолиться у статуи святой Октавии. Собираясь утром, Ирэна вспомнила недавнее неловкое прощание с мужем, улыбнулась воспоминанию и спустилась в сад — нарвать с собой фиалок для святой. До того, как стать королевой и святой, она тоже была герцогиней Алва — Ирэна не желала себе её судьбы, но в её муже текла кровь и этой женщины тоже. Нежные лепестки были в каплях росы. Ирэна уложила цветы в плоскую корзину и вручила сопровождающему её пажу. Мальчик был бледен, хмур и зевал украдкой, и Ирэна чуть не велела ему остаться дома и выспаться. Но её отвлёк конюх с Золой в поводу, а потом стало уже поздно — они выехали. Город просыпался неспешно. Над домами курились ленивые дымки, сонные горожане провожали кавалькаду герцогини недоуменными взглядами — знатным дамам Олларии полагалось вставать гораздо позже, а уж на прогулку отправляться не раньше полудня. Но Ирэна никак не могла избавиться от строгих васспардских привычек. И утро было самое обычное, но стоило им повернуть к церкви Святой Моники, где они обыкновенно встречались с Катариной, как Ирэну охватило смутное зудящее беспокойство — словно какой-то невнятный шум нарастал на самой грани слуха. Несколько раз она оглянулась, пытаясь определить его источник, но тщетно. Все звуки были осязаемыми и вполне обыкновенными: в домах открывались ставни, подала голос чья-то сторожевая собака, служанка прогнала от крыльца бродячего мальчику, прогрохотала по мостовой телега. — Энрике, ты ничего не слышал? — спросила она у зевающего пажа, но тот только растерянно захлопал глазами. Умница Зола почувствовала её беспокойство и тоже насторожилась. Ирэна ласково похлопала её по шее. На Святой Монике ударил колокол, и тут же отозвались его собратья, большие и маленькие, окутывая город звоном, словно облаком. Зола недовольно повела ушами, но капризничать не стала. Красное платье Катарины ярким тревожным пятном выделялось на фоне церковной ограды. Девушка слушала колокольный звон, запрокинув лицо к небу и полузакрыв глаза, и при виде неё беспричинная тревога в сердце Ирэны вспыхнула с новой силой. Но Катарина распахнула глаза, воскликнула: — Ирэна, моя милая подруга, мне так много надо вам рассказать! — и все глупости были немедленно забыты. Катарина рассказывала о братьях, о короле, о кузине Магдале и великолепном бале, который состоится в Тарнике, и на который Ирэна должна обязательно приехать: «Непременно, даже если герцог не вернётся, он ведь не может возражать против бала во дворце, иначе его сочтут кэналлийским ревнивцем и варваром!» Ирэна представила, что сказал бы Алва, и рассмеялась. Паж Энрике не сводил с Катарины влюблённого взгляда и несколько раз чуть не уронил корзину с фиалками. Особняки и дома остались позади — они приближались к берегу Данара. По сторонам неширокой улочки тянулись глухие монастырские ограды, заросшие плющом и диким виноградом. Кони девушек неторопливо ступали голова к голове, а сопровождающие отстали на полкорпуса. — Я буду молиться Святой Октавии о хорошем муже, — мечтательно сказала Катарина, — а вы? Наверное, о ребёнке? Ирэна не успела ответить. Её слух снова захлестнуло этим непонятным шумом, но теперь она его узнала — это был голос моря, вечный рокот волн у скал Алвасете, ей даже почудилось, что она снова видит солнечные блики на воде. Море шепнуло ей: «Сюда», Ирэна, сама не зная зачем, повернула Золу — и в этот момент грянул гром. Дальше всё смешалось: левую руку выше локтя обожгло болью, тонко и высоко закричала Катарина, часть кэналлийцев и люди Ариго окружили их кольцом, кто-то бежал к стене сада впереди, кто-то стрелял, заржала лошадь… Фиалки из корзины рассыпались, и копыта втаптывали их в мостовую. Ирэне вдруг почему-то показалось важным собрать эти фиалки, но рука не слушалась, а голова закружилась. Кто-то подхватил её за талию и бережно снял с коня. — Ella esta sangrando! — Dora esta herida! — Дора Ирэна? — смуглое хмурое лицо, как же его зовут? — Осторожнее! Con cuidado! Он говорил ещё что-то, Ирэна силилась, понять и не понимала, кэналлийские слова рассыпались, как цветы по мостовой, — соберите же фиалки, они для Святой Октавии! — а потом мужчина подхватил её на руки и понёс, к горящему плечу прижали что-то жгучее. — Ирэна, милая, тебя ранили… — это Катарина рядом, заплаканное лицо. — У тебя кровь течёт. Ты меня слышишь? — Море, — сказала Ирэна. — Я слышала море. А теперь слышу тебя. Не плачь. Больше никто не пострадал? Энрике уронил корзинку, он цел? Над головой больше не было неба, только низкий сводчатый потолок, образ с горящей лампадкой на стене — верно, они внутри аббатства. Ирэну устроили на узкой кровати в одной из келий, и Катарина присела рядом на табурет. Она беспомощно теребила руками платье. — Это паж? Он цел, цел, выхватил кинжал, такой отважный мальчик. Выстрел был только один, говорят, негодяй бросил мушкет и успел убежать. Обжигающая боль в руке немного притупилась, но навалилась усталость, словно все силы покинули Ирэну разом. Один выстрел, как же хорошо — значит, и Зола не пострадала, умница Зола, не испугавшаяся грохота. Незнакомая монахиня принесла таз с горячей водой и бинты, в келье остро запахло травами. — Святая Октавия вас уберегла, госпожа, — сказала она, аккуратно разрезая рукав платья и промакивая рану. — Рана неглубокая, быстро заживёт, вот только шрам останется. — Если бы вы не повернули коня… — Катарина снова всхлипнула. — Если бы мы никуда не поехали сегодня, отчего только мне взбрело это в голову! — Глупости, — Ирэна вспомнила самый легкомысленный тон Рокэ. — Всё обошлось, и всё к лучшему. Идите же, помолитесь Святой Октавии, поблагодарите её за наше спасение. Ваши люди, должно быть, уже отправили кого-то за каретой. Катарину её слова не успокоили, но она послушно удалилась, сжав Ирэне пальцы на прощанье. Монахиня перевязала рану и принесла Ирэне подогретого вина, чтобы укрепить силы. Испорченный, пропитанный кровью рукав женщина хотела сжечь, но Ирэна не позволила, как и не разрешила себя переодеть в чистую рясу. — Я вернусь в особняк, — сказала она настоятельнице, любезно предложивший ей дождаться мужа в стенах аббатства. — Не хочу вас затруднять, мои люди под стенами могут причинить немало беспокойства. Хуан приехал за ней лично во главе целого отряда и привёз в карете Рамону. — Вряд ли мне что-то угрожает теперь, — заметила Ирэна, увидев грозный конвой. — Кто-то пытался вас убить, моя дора, — Рамона сурово сверкнула глазами. — Жену соберано! Ирэна вздохнула. Теперь, когда всё было позади, происшествие казалось не таким страшным, но все воспоминания о нём были отрывочными, неясными. Ирэна никак не могла вспомнить, что побудило её развернуть Золу, ведь до калитки ворот монастыря оставалось два десятка шагов. Но повернув лошадь, Ирэна не только сама чудом избежала смерти от пули, она закрыла от стрелка Катарину. В кого из них целился неизвестный убийца? Ей хотелось поделиться с кем-то своими мыслями, но с Катариной говорить было нельзя — девушка уже была испугана. Хуан не стал её расспрашивать — ему довольно было слов хмурого Мигеле. В особняке Ирэна безропотно позволила уложить себя в постель и накормить бульоном. Она велела принести книгу, но читать не смогла, уснула, укутанная знакомым запахом лаванды, и проспала до самых сумерек. — Дора Ирэна, вы такая бледная, — жалостливым шёпотом сказала Рамона. — Вот соберано найдёт этого canalla, и тот за каждую капельку вашей крови ответит. — Герцог вернулся? — Вернулся, но велел вас не будить, а снова умчался в город. Он очень рассердился, очень. Рамона отложила спицы и встала. — Принести вам ещё бульона, дора? — Не надо. Я ещё посплю, и ты иди тоже ложись. Рана на руке неприятно ныла, голова была туманная, но спать Ирэне больше не хотелось, как не хотелось и виноватой жалости Рамоны. Она дождалась, когда служанка уйдёт, устроилась на подушках поудобнее и взялась за «Историю растений». Но её снова прервали — дверь в спальню резко распахнулась, и на пороге возник Рокэ. Потемневшие глаза, заострившиеся бледные скулы, на губах мрачная бешеная улыбка — Алва напоминал не то ангела мщения, не то собственного предка Рамиро-Вешателя со старинных гравюр. — Мне следовало оставить вас в Алвасете, и к кошкам все королевские желания, — заявил он. — Ваш отец был прав — здесь вы сразу стали целью… — Вы пьяны? — Недостаточно… — он небрежно махнул рукой. — Я больше зол! Он сделал несколько шагов к кровати, потом вдруг опустился на оба колена и уткнулся лбом в бедро Ирэны. Тёмные волосы рассыпались по одеялу. Она осторожно положила руку ему на голову, запустила пальцы в густые пряди. — Перестаньте, Рокэ. Я не умерла и не собираюсь. Это всего лишь царапина. Он глухо рассмеялся. — Это проклятье, старое и злое. Мне не стоило с вами сближаться, но я самонадеянно решил, что держу вас на достаточном расстоянии. Но смерти всё равно, она ходит за мной по пятам, и будучи не в силах коснуться меня, из ревности забирает всех, кто имеет несчастье оказаться рядом. Это жаркое сбивчивое откровение так не похоже было на обычного насмешливого и безрассудного Рокэ, но Ирэна услышала в его словах, в этом тоне знакомый надрыв гитарного перебора. — Вы слишком высоко себя цените, — ласково и ехидно сказала она. Рокэ поднял на неё глаза, всё ещё отчаянные и серьёзные. — Приди к вам кто с такой историей, вы бы так и ответили, разве я не права? Ирэна опустила руку на одеяло и поправила брачный браслет. Движение тут же отозвалось болью в плече. — Вы мне не верите, — Рокэ прищурился, и она с трудом сдержала улыбку. — Я дочь супрема. Отец наставлял Юстиниана и Валентина, но я всегда была рядом. Существует проклятье или нет, мы не знаем, но есть политика и те, кому выгодно расстроить союз Спрутов с Вороном и короной. Вы это знаете не хуже меня. У вас наверняка есть предположения. Он взял Ирэну за руку и снова положил голову ей на колени, но больше не прятал лицо. — Кардинал, он сразу высказался против. Но вы произвели на него впечатление, теперь он скорее попытается втянуть вас в одну из своих интриг. Ирэна слушала внимательно — то, что ей не договаривали, то, что пряталось за дверями мужских кабинетов, теперь обретало смысл и форму. Стоило всего лишь пролить немного собственной крови, чтобы заслужить это право — мысль горчила не хуже травяного настоя. — Люди Чести — им было бы на руку, переметнись разгневанный Придд обратно. Но кто из них? Не Ариго и Эпинэ, которые сами вьются вокруг короля, не Окделл, он не будет воевать с женщиной… — Алва нахмурился, пересел на край кровати, не выпуская её руку. — А если целились не в меня, а в Катарину? — это соображение не давало ей покоя, но Рокэ только отмахнулся. — Мигеле уверен, что стреляли в вас. Мерзавец мёртв, жаль, мы бы нашли чем развязать его язык, но кто-то успел раньше, и всё усложнилось… Проклятье! — Ваше проклятье дало осечку, — он собрался вскочить на ноги, но Ирэна не позволила, удержала. — Всё это задумали люди, ведомые своими резонами, а люди промахиваются. Злитесь сколько вам угодно, но на них, не на себя. — Ирэна. Она почти задыхалась от собственной дерзости, но не собиралась молчать, только не сейчас, когда он так близко и так уязвим. — Идите сюда, Рокэ, — она подвинулась на середину кровати. — Вы ранены, — он вскинул бровь, но получилось не насмешливо, а недоверчиво. — Именно так. Я ранена, а вы не должны спорить с раненой женщиной. Смелее, не заставляйте меня усомниться в вашей репутации. Говорят, первый любовник Талига запрыгивает в женские постели прямо из седла. — Оставлять вас в компании столичных дам было большой ошибкой. Рокэ сбросил колет прямо на пол и лёг рядом с ней поверх одеяла, горячий, пахнущий порохом и лошадью. — Вы довольны, сударыня? — Так гораздо лучше, — она прислонилась щекой к его груди, к немного влажной от пота рубашке. Рокэ обнял её осторожно, боясь потревожить рану, отвёл от лица выбившийся из причёски локон. Прикосновения его пальцев были невесомы и нежны. — Я не ищу у вас ни оправдания, ни прощения, ни любви. Ирэна могла бы сказать, что не знает о любви ничего — баллады и романы не лгали только о цене за блаженство, которого невозможно достичь, суля влюблённым беды и горе, разлуки и предательства, разбитые сердца и разрушенные мечты. Любви полагалось гореть — и сжигать дотла, Ирэна же была уверена, что сама на такое неспособна. — Тогда зачем вы пришли? Алва уткнулся носом в её волосы и промолчал. У него были с любовью свои счёты, но было и что-то ещё — то, в чём он нуждался или что жаждал отдать, то, о чём звенели гитарные струны. — Рокэ. — Вы пахнете фиалками. Раненые пахнут кровью и лекарствами, а вы фиалками, — тёплые губы коснулись её виска. — Вы знаете? Ваш отец мог бы отделаться меньшим, отдав вашего брата в оруженосцы на три года, но он предпочел отдать мне вас — на всю жизнь. — Джастин бы в вас влюбился, — она тихонько рассмеялась, а Рокэ мягко, по-кошачьи фыркнул. — Упаси меня Леворукий. Свечи в канделябре догорали, потрескивая. Ночь беззастенчиво заглядывала в спальню сквозь щель в шторах. Ирэна не хотела больше думать ни об отце, ни о тех людях, которые желали её смерти, — это всё могло подождать до утра. Рокэ поймал твёрдыми пальцами её подбородок, тронул губами щёку, уголок рта. — Вы поедете со мной в Гальтару, Ирэна? Она нашла его губы своими, не уверенная в том, что делает, но Рокэ ответил на поцелуй, неторопливо и нежно, не требуя ничего, кроме того, что она готова была позволить. — Вы хотели знать про мои шрамы, — сказал он, мягко отстраняясь и обводя пальцами контур её запрокинутого лица. — Однажды я расскажу. Вы же читаете по-гальтарски? Поцелуй всё ещё ощущался на губах — солоноватый и сладкий одновременно. — На плато Мон-Нуар должны расти травы, которых вы ещё не видели, сударыня жена. — Я полагала, жён не берут в военные экспедиции. — Это будет особенный поход — против призраков прошлого. Я буду искать ответы на вопросы, а вы собирать цветы и спорить со мной. — Это совершенно недопустимое поведение для герцогини, — Ирэна засмеялась. — Но если вы одобряете…

***

«Травник герцогини» — уникальный памятник, датируемый концом Круга Скал. Предположительно составлен Ирэной, герцогиней Алва, урождённой Придд. Травник включает в себя подробные описания и рисунки более чем пяти тысяч растений, в том числе редких видов, произрастающих в труднодоступных местах. В травнике также расширены и усовершенствованы принципы классификации растений, первоначально предложенные Карло Рафианским. Классификация оказала значительное влияние на всех позднейших исследователей кэртианской флоры. Герцогиня Алва считается основательницей первого Ботанического сада в Олларии и знаменитых Садов Герцогини в Алвасете, положивших начало новой традиции.

Р.-Ю. Придд «История ботаники», Т. III Акона, 234 г К.В