Наброски

— Почему ты?… Неяркая улыбка искажает мужское лицо, пока Юра нетерпеливо осматривает ту, что изводила его сознание на протяжении двух лет. Она изменилась. — Как и прежде задаешь вопрос, на который не готов получить ответ, — Есеня улыбается так широко, что на щеках прорисовываются мелкие ямочки - те самые, что возводили Борисова. Они не виделись около двух лет. Яркие шоколадные кудри приобрели каштановый оттенок, а женские черты лица заострились.  Она была так близко, что Юра был готов поклясться на крови, как ощущает её сердцебиение всей грудиной. И это изводило.  Встреча на другом континенте спустя годы бессмысленного проживания, где он творил, восхищал и продолжал существовать. Упрямо верил, что вот-вот и наваждение влюбленности закончится, но свободными вечерами сидел за монитором в поиске хоть какой-то информации о её существовании. Она исчезла, растворилась в неосязаемой реальности и удалилась с любых просторах интернета.  — Я горжусь твоими достижениями, — зачем-то произносит Еся, всё еще надеясь избежать яркого потока воспоминаний.  — Ты бы могла гордиться рядом…  — Но этого не случилось, — перебивает девушка и интуитивно складывает руки под грудью. — Прошло более двух лет, тебе стоило… — Что? Выиграть «Золотой глобус»? Пока номинация, но я буду стремиться… — усмехается.  По канонам драматического романа они встретились спустя бесчисленные секунды вечности, где между вспышками фотокамер и разговорами с корреспондентами, заметили друг друга, однако позволили себе вспомнить о мимолетном взгляда лишь в холе отеля, где была заселена вся буржуазия премии.  Впрочем, Есения здесь не проживала. Заявилась специально, чтобы в глаза невероятные взглянуть, да насладиться тем, что он состоялся: как личность, как актер, как человек, влюбленный в свою жизнь… И лишь бы вновь не очароваться своим разочарованием в его успехе. Бесчестно, но правдиво. — Как твоя жизнь? — боязливо задает вопрос Юра и прячет руки в карманах классических брюк. — Сделаю вид, что мне неинтересно узнать о твоем сопровождении и удачном исчезновении с радаров Родины… — А я скучаю по Родине, но больше меня там ничего не держит, — стойко девушка отвечает, а на лице миловидном брови на переносице сводятся. — У меня галлерея в Нью-Йорке, собака…  — И муж.  Борисов держался, честное слово, но то, что вскипало в нем не позволяло здраво мыслить, а потому он чуть поближе к ней поддался, надеясь в глаза взглянуть, да ответ найти. Он скучал. Чертовски больно скучать по тому, кто никогда не скрасит жизнь бренного существования. И всё же, боль даже по вкусу приходилась.  — Ага, и муж… — с усмешкой подмечает Еся и неловко проводит пальчиками по распущенным кудрям. Она вышла замуж почти сразу, как перебралась в Америку. Местный житель обратил внимание на неё во время завтрака в кофейне, где Еся что-то упрямо доказывала бездомному щенку, а после смеялась так задорно, что все обращали внимание.  Как оказалось после, супруг ее будущий — режиссер, обладающий бесчисленным списком премий и престижным статусом в мировом кинематографе. Она не испытала окрыленной влюбленности, вспышки удовольствия от соприкосновения мизинцев, страсти, что пылала внизу живота и не позволяла здраво оценивать ситуацию, — всё это было в Москве, где она была любовницей, а Юра тем, с кем она никогда не сможет быть. И это было столь невозможно, что Есеня отдала приоритет реальности и штилю. — Как дочки?  — Ты должна была выйти за меня, — сурово отвечает Борисов, и Еся нервно выдыхает. — Я подал на развод после нашего разговора в машине. Хотел сказать, когда мы должны были отмечать три месяца, но напомни, пожалуйста, че случилось? Хотя ладно, я сам! Я прождал свою девушку на новой хате, которую купил в ипотеку для нас двоих, готовил её любимые морепродукты, а она даже не заявилась!  — Я бы никогда не отмылась от статуса любовницы! — вскрикивает Есения, а после усаживается на небольшой кожаный диван. — Меня бы уничтожили…  — Почему ты не набралась смелости заявить о своем уходе? Че за английские прощания? — не унимается Юра и садится рядом.  А у нее была причина. И даже более весомая, нежели ненавистный статус, однако говорить об этом было столь сложно, что мозг блокировал воспоминания о медицинской манипуляции и давящих белых стен. — Иногда подобное исчезновение - спасение…. — с неприкрытой грустью отвечает Есеня и устремляет взгляд куда-то в пол. — Спасение кого? Неужто меня, Есеня Петровна? — изумляется Юра, и девушка ощущает невидимую тягу на шейных позвонках. Её боль, словно булыжник, на тонкой шее. Выскабливающие холодные инструменты проникали во влагалище девушки и елозили так сильно, что импульсы проникали в сознание и не позволяли и пальцем пошевелить. Местная анестезия не спасала и по лицу скатывались разгоряченные слезы осознания происходящего. Отслойка плода произошла на шестой неделе, но эмбрион так упрямо цеплялся за матку возможной матери, что остатки сохранились и вынудили обратиться в больницу. По скорой. В панике и слезах. Этот ребенок не был бы желанным для их пары, но явно был бы значимым для них, как для родителей. —  Выкидыш показал, что наши отношения обречены. Это был знак, понимаешь? — с энтузиазмом выпаливает Есения и в уголках девичьих глаз скапливается влага. — Я… — Ты была беременна? — недоумевает Борисов, всматриваясь в притягательные женские черты лица, что в мгновение потемнели, осунулись и приобрели отпечаток боли. — Вот же…  Всё заглушается пониманием, что он обязан поддержать её. Тот ад, что полыхал в его грудной клетке не мог сравниться с тем, что испытывала Есеня на протяжении двух лет. Невыносимых, болезненных и отвратительных.  Мужские руки накидываются на дрожащее тонкое тело в дизайнерском платье. В это мгновение Еся казалось столь уязвимой, что Юра даже дышать боялся, лишь бы не опалить разгоряченным дыханием и солоноватыми слезами её плечи. Он был слаб пред ней, но, как оказалось, он был слаб и пред пережитым. — Я так тебя люблю… Так сильно…  Это было всё, что он мог сказать.  Это было всё, в чем он был уверен.

Девушка чуть ежится, но всё же укладывает щеку на приятный материал пиджака и ненароком вдыхает аромат мужского парфюма. Юра пах по-особенному: спокойствием, терпимостью и бушующими способностями. Казалось бы, он совершенно не подходит на роль умиротворенного причала, однако только с ним она вновь ощущала превосходство этой жизни. Существование в обители достижений и вершин, которые она собственноручно вырисовывала, не приносило столько удовольствия, как нахождение на очередном слете туристов где-то на Грушинском фестивале. — Почему ты мне не сказала? Вопрос издается тихо и томно, словно мед, стекает по небольшим ушным раковинам Еси. Казалось, что еще немного, и она запятнает свой ответ липкими кляксами, в которых сама и застрянет, но вместо этого понимает, что никакой ответ не отобразит то, что вспышками артиллерии пробивало грудную мышцу. — Ты женат, Юра... — припоминает реальность Есеня и проводит указательным пальцем по чертам мужского лица. — Ты знаешь, что мой брак канул в бездну еще до нашего знакомства. Я блять пытался, честно, его спасти, вытащить в конце концов. Но все полетело к херам, когда ты оказалась в том павильоне. Ты не была причиной, ты даже следствием не была, Есеня Петровна, ты была тем ураганом, что взбудоражил меня и побудил наконец-то перейти к разводу. — Девочки никогда не простили бы тебя, — спокойно произносит Еся и отодвигается от тела прежде родного человека. — Ты думаешь, что своим исчезновением избавила их о новости о моей любовнице? — с напуском выпаливает Борисов, а после громко смеется. — В сеть просочилась моя влюбленность. Ты не избежала этого, Есения, как бы не старалась. Единственное, что позволило огородить тебя, это отсутствие фотографий в новостных статьях. Юра досконально сохранил в воспоминаниях свой разговор с дочками, что был наполнен не боязливостью и страхом, а принятием девочками новых обстоятельств. Они не интересовались о возможности его ухода, а лишь любопытничали о том, когда будут видеться с отцом и что редкие выходные их попросту не устраивают. Возможно, они замечали те молчаливые скандалы, что были на протяжении трех лет, а может быть незамеченным не осталось и то, как глава семьи неярко хлопнул дверью и перебрался в гостиницу, прикрывая все бесконечными съемками. В любом случае, дети чувствуют всё ярче, нежели мы — взрослые. — Девочки видели наши совместные фотографии в телефоне… — задумчиво припоминает Юра и оставляет мягкий поцелуй на виске девушки. — Они признали твою безумную красоту и просили узнать о твоих волосах. Не тяжело ухаживать, Есеня Петровна? — Я хочу, чтобы ты знал, что я хотела, чтобы тот ребенок появился. — Я это знаю. Конечно, я знаю… — шепчет Борисов и бережно проводит рукой по мягким девичьим волосам. — Но я не вернусь к тебе, Юрий Борисов. Любовь всегда порождает выбор и тебе стоит принять мой. Девушка чуть поддается вперед и оставляет еле уловимый след на губах мужчины. Возможно, это и не походило на прощание, но на прощение… Определенно. И это всё, что у них осталось. Всё.

***