Наброски

Бурчу под нос, стараясь стянусь защищенный стикер с бутылки фирменного спиртного. Переворачиваю бутыль и стакан неспешно наполняется алкоголем. Наслаждаюсь ароматом настоявшегося алкоголя и форсированно выдыхаю. — Так, Сонечка, нужно отпраздновать… Столешница издает протяжный стон, когда атласная ткань платья трется об натуральный камень. Худенькая ладонь обволакивает стакан с текилой с ароматом жженого дуба и медленно подносится к губам. Напиток переливается золотистыми бликами, отражаясь в радужке медовых глаз. — С днем рождения, София Петровна. — Сонь? — слышится приглушенно. — Хорошо… — шепчу под нос. Густые ресницы приспускаются, мягкий эпителий губ соприкасается с хрусталем, и терпкость насыщает мелкие клеточки. Запястье неожиданно попадает в грубоватый капкан ощущений и тянется в противоположную сторону. Пальцы ослабляются, и стакан с характерным хрустом отлетает в сторону. — Что это блять? — А? Ресницы вздымаются ввысь, и я сталкиваюсь с светлыми глазами мужчины. Русые брови немного сведены на переносице, и нелепая улыбка растягивается на моем лице. — Ух, я пошла… — поджимаю губы и немного подаюсь в сторону. — Сидеть. — Что?.. — Соня! — рычит. Ухватывает меня за икры и направляет в прежнее положение. Ненависть к сказанному провоцирует агрессию, и я сильно касаюсь плеч мужчины, стараясь оттолкнуть его тело от себя. — Я—собака? — вскрикиваю и вновь ударяю ладонями по плечам Мирона. — Блять, да исчезни ты из моей жизни, Мир. Исчезни! — Че за повод для истерики? — сухо задаёт вопрос Федоров, кладя руки по периферии от моих бедер. — Букет в коридоре. Достать полевые в соединенных штатах почти невозможно… — Но ты с этим справился! Складываю руки на груди, подобно ангелочку, и отображаю наигранный восторг. — ПМС? — иронизирует. — Ага. Недотрах. — Исправим, — язвит. Закатываю глаза и прогибаюсь в пояснице, укладываясь позвонками на твердой поверхности. Разглядываю крупные люстры на потолке, стараясь найти отражение своих желаний в блестящих хрусталиках. Но не выходит. Всё, о чем я действительно мечтаю — это возвращение в прежнюю обитель Родины, где я не обязана выживать и скитаться по чужбинам, в надежде найти своё место. — Если на граните останутся царапины, то ты не избежишь скандала с арендодателем, — спокойно отвечаю я, когда прохладные пальцы соприкасаются с нежной кожей моих бедер. — Мир, тебе стоит оставить меня в тактильном недостатке. — София Петровна, мужу необходима любящая жена… А твоя агрессивная энергетика не позволит мне расслабиться и найти покой. Отрицательно качаю головой и не скрываю ехидной улыбки. — Наш брак фиктивный и был создан лишь для того, что бы было проще кочевать по необъятному миру для твоих гастролей… — Это не унимает того факта, что я хотел видеть тебя в статусе жены и матерью своих детей… — Хм… Приподнимаюсь на локтях и озабоченно оглядываю лицо партнера. — Пошло, — подвожу итог и вновь укладываюсь на спину. — Какой подарок хотите, София Петровна? — Город на Неве. Мой голос пропитан стойкостью и желанием оказаться там, где моё место. То, что я не принимаю происходящее не унимает того факта, что именно там находится мой дом. Обитель, в которой я чувствую себя защищенно. Да, звучит смешно и аллегорично, но там обстоятельства не берут над разумом, там действует то, что принято называть «патриотизмом». Хотя я предпочитаю называть это любовью. — Меня либо повяжут при въезде, либо запретят. — спокойно заявляет Мирон, вставая вплотную между моих ног. — Согласен, тюрьма в данном случае более радужна… — Примеряешь на себя флаг меньшинств? — улыбаюсь. — Ну, а что? Цвет радуги мне к лицу, — игриво отвечает муженька, и я лыблюсь. — Бросишь меня в чужой стране? — Иногда не хочется быть декорацией на фоне твоего празднества. — Сурово. Мягкие подушечки мужских пальцев приподнимают подол атласного пальца и нежную кожу обволакивает ледяной воздух. Прикрываю глаза, стараясь сосредоточиться на вновь возникших ощущениях. Желании. Масштабного и разъедающего. Такое, что возникает в наших отношениях на протяжении пяти лет. Неизменное и стабильное. — Уедешь на родину и оставишь меня на растерзание? — На растерзание твоим поклонницам, — поправляю и немного спускаюсь на встречу промежности мужчины. — Они с удовольствием отымеют тебя и твои мозги. — Сонь, тут ебу я, а там выебут меня. За сраную мысль, что я против того, что происходит. — А никто не «за», Мир. Люди вообще никогда не бывают за то, что противоречит их желанию выжить. Но у людей нет выбора. У многих там находятся главы семей, которые просто служат на благо защищенности. Предлагаешь им кинуть нахуй оружие и умчать на зону? Ты знаешь, что никто из них никто не выйдет оттуда. — Я знаю, что для тебя очень важно общаться с отцом, Сонь. Я блять понимаю тебя. Но… — Что? Выпрямляюсь, стараясь увидеть в глазах любимого человека истинное понимание, но увы, оно теряется внутри моего сознания. — Но он каждый день может погибнуть под пулями, а я блять шляюсь по штатам, как беженец, в надежде найти себе причал жизни. Я сама себя простить не могу, а он думаешь сможет? Вот это «но», Мир! — Родители всегда найдут прощение своим детям. Каждый поступок будет оправдан. Поступки граничащие с предательством не способны найти прощения, увы. — Я—тварь. Я могу быть против сложившейся ситуации, но когда там может погибнуть мой отец, выбор очевиден. И мне стремно, Мир, что я выбрала свое душевное спокойствие и штиль в комментариях, нежели свою мать, рыдающую каждый день и старающуюся держать лицо вот уже два года! — Успокойся! — Нет, это ты успокойся! Наваливается на моё тело с объятиями, и я только сейчас ощущаю, как лицо пропитывается слезами. Страх быть преданной главенствует внутри каждого человека, но ни один не задумывается о том, как самому её стать предателю. Для своей семьи, близких, друзей. И я говорю не про отношения, где твой поступок—лишь твой выбор, а где поступок несет столько негативных последствий, что разрушает внутренности с громкими взрывами. Так, словно сердце теряет свою форму, а мышцы растекаются. — Я улетаю послезавтра. Рейс через Стамбул. — Ты не вернешься? — его вопрос пропитан обязательством, но никак не желанием. Так, словно должен спросить, чтобы после не возникло множество недосказанностей, почему именно он это не сделал. — Не знаю. И это ложь. — Серьезно, Сонь? — Серьезно. Я останусь там, где я должна была быть с самого начала. В домике на берегу Финского залива с мамой и бабушкой, томительно смотреть в окно и ждать, что вот сейчас через калитку войдет отец. Я заплачу, искренне расскажу о чувствах и может быть найду его прощение. И буду жить. Вновь вернусь в питерскую квартиру, продолжает создавать лучшие дизайнерские интерьеры именитым людям и понимать, что это — моя жизнь. Пропитанная русским звучанием и без надоедливого американского акцента. — Подашь на развод? — убирает руки в крупные карманы джинс и еле уловимо нервно выдыхает. — Позаимствуешь статус разведенки, как у большинства женщин на нашей необъятной? Демонстративно закатываю глаза, находя неприязнь в его репликах. Это не то, что неприятно, это отвратительно. — Не обязательно, — спокойно отвечаю я и отвожу взгляд куда-то в сторону. — Тем более статус вдовы мне более по нраву. Иронизирую, стараясь свыкнуться с мыслью, что личная жизнь обретет новый ничтожный статус ожидания. — Блять, я не могу из-за мирской ебаной ситуации потерять самое ценное, что у меня есть. Так ведь?! Кричит куда-то в космос. И я пожимаю плечами. — Это ложка дегтя в банке наших медовых отношений… — с грустной улыбкой отвечаю я и спрыгиваю со столешницы. — Слишком весомая ложка. Половник. — тихо произносит Мир. Понимание того, что потеря неизбежна провоцирует приятное томление внизу живота. Семья не найдет прощение для молчавшего человека. Пора говорить.

***