Elysium

            Жизнь в поместье не была для Роуз обременительной. Маленький граф озаботился тем, чтобы она полностью восстановила здоровье прежде, чем приниматься за обязанности. Правда в том, что, кажется, и он сам не знал, какие обязанности ей передать. Так что Клоуз старалась по настоянию мальчика как следует отдохнуть и собраться с силами.       Теплое летнее солнце за стеклами играло, пуская зайчиков. Служанке выделили одну из пустующих гостевых комнат, которая была гораздо ближе к покоям Сиэля, чем следовало для комнаты прислуги. Поначалу Роуз даже попыталась сопротивляться подобному положению, но разве могла она указать неопытному господину на ошибку? К тому же, признаться, ей этот широкий жест ужасно польстил.

Она не могла поверить, что прежний, быстро охладевший к ней Сиэль Фантомхайв сделал для нее что-то подобное.

— Прекращай, Роуз, — осекла она сама себя, хмурясь и приглаживая плотную и несомненно дорогую ткань новой юбки. — Даже если это правда — ничего не изменится.       Клоуз с осторожностью стянула пучок из непослушных светлых прядей, стараясь не обращать внимания на отзывающуюся болью правую руку. Перенесенная ей недавно операция плохо сказывалась на ловкости уцелевших пальцев, но просить Себастьяна об одолжении в очередной раз было бы для Роуз слишком унизительно. — Так ли трудно найти хоть одну путевую горничную? — пропыхтела она, чувствуя каждый трясущийся от напряжения мускул.       Уже давно наступило время вечернего чая. Сегодня его снова пришлось отложить из-за несколько таинственной работы Сиэля над каким-то личным проектом.       Девушка мельком глянула в зеркало, собираясь с мыслями окончательно. Ей даже удалось улыбнуться собственному измученному отражению перед тем, как толкнуть тяжелую деревянную дверь. Путь до рабочего кабинета занял не больше пары минут, так что стук отозвался в груди Роуз все с тем же радостным предвкушением, которое захватило ее во время сборов. — Входи, — прикрикнул Сиэль, и голос его прозвучал несколько облегченно.       Кабинет встретил Клоуз запахом свежих чернил и бумаги. Она легко проскользила по небольшой части голого паркета до ковра и уселась на мягкий диванчик с притягательной обивкой.       Сиэль склонился над бумагами, сидя за рабочим столом. Его вид сосредоточенно-утонченный поразил Клоуз своими нарочитой небрежностью и нереальностью. За последнюю неделю она часто подмечала за мальчиком то, как он выразительно важничал и пыжился, словно самому себе стремился доказать, что достоин титула. Юный граф действительно старался казаться взрослым.       Она заприметила, как все еще по-ребячески пухленькие щечки напоминали розовый кварц, подсвечиваясь солнцем. Роуз на секунду задумалась о том, как отобразила бы рефлекс между такой яркой щекой и мягким светом на фоне из окна, но осеклась. Теперь она больше не художник. Руки ее вдруг задрожали, напоминая о собственной беспомощности. «Что толку знать, но не иметь возможности воспользоваться», — язвительно промелькнуло у нее в голове. — Ваше занятие все еще непременно секретное? — с улыбкой разрушила тишину Клоуз.       Мальчишка перед ней фыркнул, выпрямляясь и немного потягиваясь. Он встал из-за стола и неспешно прошел к креслу напротив Роуз, где обыкновенно и сидел на всех прошлых чаепитиях. — Новая одежда? — вдруг поинтересовался он, хотя Роуз прекрасно понимала, что он лишь уклоняется от ответа. — Неплохо сидит.       Девушка только и успела нервно повести плечами. Для нее новая одежда все еще была слишком непривычной и неловкой. Даже если леди Анжелина настоятельно рекомендовала отказаться от носки корсета, он все еще являлся неотделимой частью нижнего белья этого времени. Так что за все годы носки Роуз успела примириться с необходимостью каждое утро затягивать его — пусть и несильно, но ощутимо.       К тому же она давно отвыкла носить что-то кроме униформы горничной. «Никогда бы не подумала, что смогу к этому привыкнуть», — подумала она, отвлекаясь на спокойный стук.       Изящный черный фрак прошествовал в комнату, принеся с собой прекрасный аромат чая и сладких закусок. Так что Клоуз неосознанно повела носом, наполняясь вкусными запахами, предвещающими замечательное чаепитие.       Роуз невольно засмотрелась, наблюдая, как дворецкий, несомненно элегантно, выставлял на стол прекрасные блюда с разного рода десертами. Как превосходно и ловко перехватывал длинными пальцами в белоснежных перчатках столовые приборы, так, словно ему это ничего не стоило. Весь вид Себастьяна — от невероятно прямой спины до отточенных идеальных манер — поражал Клоуз до невнятного оцепенения. Происходило оно от восхищения или ужаса, а, возможно, от всего этого разом, она разобрать не могла. Да, именно. Дворецкий был и-де-аль-ным. За все проведенное в поместье время Роуз обнаружила совершенное отсутствие у того недостатков, достаточных для опровержения этого факта.       Но вместе с тем идеальность эта казалась столь нереальной, что приводила в устрашающее исступление все ее существо. До самых кончиков, холодеющих на ногах, пальцев. — Портная постаралась на славу, — наконец вырываясь из странного наваждения, ответила Роуз. — Впрочем, я не привыкла носить что-то, кроме формы, — она немного нервно повела плечами и улыбнулась. — Словно лишилась второй кожи. — Раньше ты говорила, что она тебе не нравится, — серьезней, чем следовало, ответил Сиэль.       Он вальяжно закинул ногу на ногу, принимая от Себастьяна чашку. А Роуз почувствовала, как ее разум противно скрипит, полнясь противоречащими друг другу выводами. Несмотря на совершаемые время от времени глупости, девушка вовсе не была дурой. Ей бы и в голову не пришло рассказать будущему главе рода столь неприличную для девушки ее положения мысль. «Прекрати, Роуз», — думала она, ухватываясь здоровыми пальцами за край протянутого блюдца. — «Не думай об этом сейчас, прошу тебя». — Уже не так сильно трясется, — высказал Сиэль, смотря на ее дрожащую руку. — Доктор Даллес просто волшебница, — тихо отозвалась Роуз, ставя чай на стол. Она выдержала секундную паузу, прежде чем продолжить: — Господин, знаете, как назвать человека без печени?       Мальчик напротив вдруг застыл, не донеся чашку до рта, и нахмурился, тяжело глядя на чай в своей руке. Так, словно тот в чем-то провинился, не иначе.       Девушка осторожно потянулась за пирожным, пытаясь совладать с собой, чтобы не рассмеяться от столь серьезного и задумчивого вида. — Беспечным? — Вообще-то обеспеченным, — радостно ответила Клоуз, ловя взгляд маленького графа. — Но ваш вариант тоже неплох.

***

      Ни единого луча не пробивалось сквозь плотные шторы. В душной и темной комнате Роуз слышала, как тихо и размеренно сопит мальчик рядом с ней. Словно живой метроном, спрятанный в мягких подушках и одеяле, отсчитывал удары ее собственного сердца.       У нее есть ровно четыре секунды на вдох.

Раз. Два. Три. Четыре.

      Роуз устало прикрыла припухшие от слез глаза. Образ маленького Михаэля, увиденного ею во сне, никак не собирался уходить, словно отпечатался под ее веками.

Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. И тревожный выдох на восемь.

      Она вдруг вспомнила детскую комнату, окрашенную серыми сумерками. Вспомнила свои ноющие от жестоких поручений старшей служанки руки и спину. И маленького мальчика, которого никак не ожидала увидеть. Его распахнутый и грустный взгляд сапфировых глаз, в размышлении скользящий по ней.       Роуз никогда прежде не чувствовала такого жгучего желания исчезнуть. Её жалкое и униженное состояние не скрашивали ни светлые узоры, нашитые на фартуке, чтобы скрыть мелкие прорехи в ткани, ни нервная улыбка, нацепленная на лицо сползающей маской.       Но прежде чем девочка успела что-либо сделать, мальчишка поднялся с пестрого ковра. — Няня? — несколько взволнованно спросил он. — Ты плачешь?       Она шумно втянула воздух забитыми ноздрями и обнаружила, что не может сказать ни слова. Словно весь сегодняшний день проходил для того, чтобы только сильнее унизить ее и заставить страдать. Роуз удалось лишь быстро-быстро замотать головой в отрицании. Она живо стирала катящиеся из глаз капли рукавом платья, стараясь не вымазать манжету — стирку устраивали лишь раз в две недели.       Девочка посчитала, что в игровой сейчас никого не должно было быть, ведь господа ушли на прогулку. День был полон тяжелой и изнурительной работы, так что она даже и не услышала о слабом приступе кашля у второго юного господина. — Тебя обидели? — встревоженно спросил Михаэль, теперь находясь совсем рядом с ней.       Роуз хотела было ответить ему и даже набрала побольше воздуха в утянутую грудь, но из горла у нее вырвался только обиженный стон. Разочарование самой собой вдруг наполнило ее желудок, подталкивая к горлу съеденные на обед бобы. Она села на корточки, притягивая колени к груди, и ей хотелось, чтобы резной высокий потолок обрушился на нее, прекращая мучения.       Михаэль, казавшийся теперь напрочь сбитым с толку, коротко вздрогнул. — Я скажу дедушке, что тебя обижают! Он поможет, — он прижал руки к груди, на мгновение вставая на носочки. — Поэтому не плачь!       Этот мальчик казался ей до умиления странным. Стеснительный и робкий, он редко заводил разговор сам, затмлённый светом своего старшего брата. Графский отпрыск с грустным взглядом, которому почему-то было дело до плачущей, замаранной прислуги. — Меня… — Роуз крайний раз шумно шмыгнула носом, собираясь с мыслями. — Не обидели.       Она подняла взгляд на стоящего перед ней Михаэля. Непроизвольно он чуть наклонил голову на бок в немом вопросе. — Мне грустно, — нашлась девочка. — Почему? — тут же спросил ее маленький собеседник. Он на мгновение задумался, прежде чем продолжить: — Тебе одиноко?       И Роуз была благодарна ему за это верное предположение. Она кивнула, снова зарываясь носом в подол рабочей юбки. Больше она не плакала. Но высохшие в глазах слезы еще душили ее, пробираясь и щекоча болью ребра.

Шурх-Шурх

      Прошуршала чужая одежда. Когда девочка подняла голову, Михаэль уже сидел рядом с ней. — Мне тоже, — тихо сказал он. — Одиноко.       Его по-детски пухленькие пальчики сжали собственные колени, и Роуз увидела в нем совершенно не понятого, в точности как и она, напуганного ребенка. Рука ее сама потянулась к темным волосам и легла на них в тихом и скорбном движении. Старалась ли она успокоить мальчика или саму себя — до сих пор было для девушки загадкой.       Но Михаэль вздрогнул. Скромной улыбкой он отозвался на ее утешение.       Почти неслышно он сказал ей: — Может, тогда, — проговорила в тишину комнаты Роуз. — Станем друзьями.       Девушка зарылась здоровой рукой в волосы, оттягивая их и приходя в себя. Слезы у нее давно закончились, так что она лишь судорожно выдохнула, ощущая ноющую тяжесть в груди.

Шурх-шурх

      Оглушительно зашуршало в тишине комнаты пуховое одеяло. — Нь… Роуз, — хрипло проворчал Сиэль, выбираясь из-под тяжести пуха. — Роуз, все хорошо?       Девушка вздрогнула, но не подняла головы. От недостатка ли сна и глубокой ночи или от пульсирующего мигренью недоверия, но мысли у нее путались. Реальность казалась ей неестественной, жуткой карикатурой на прошлое.

Сиэль ведь никогда не называл её няней.

      Сердце набатом било Роуз по уставшему разуму. Она вдруг поняла, что молчать ей больше не видится разумным, иначе сомнения совершенно безжалостно съедят её нутро.       Её сухие губы разомкнулись, и девушка прошептала: «Раньше вы много разговаривали во сне».       Она почувствовала, как мальчик замер, видимо, вслушиваясь в ее негромкую речь. — Однажды вы сказали мне, что танцуете с кроликами в сапогах, — продолжила девушка так же негромко. — И я спросила: «В каких еще сапогах?» — а вы недовольно ответили: «В красных», — она усмехнулась от того, насколько хорошо у нее получилось спародировать его возмущенную интонацию. — На следующее утро вы, конечно, ничего не помнили. Но я нарисовала для вас милого кролика в красных сапогах. — К чему ты это? — спросил мальчик, и Роуз услышала, как голос его надломился.       Сердце в ее груди колотилось безумно. Ей стало вдруг невыносимо жарко, и дышать как прежде показалось невозможным. Но девушка не двинулась. Насколько невмоготу ей было оставаться в прежнем положении, настолько же мышцы у нее онемели от переживаний.       Роуз проглотила вязкую слюну и проговорила: — Я помню, когда вы болели, всегда звали меня.       Она услышала, как он встрепенулся, садясь на кровати с громким в прежней тишине ночи шелестом. — Я не понимаю, о чем ты го… — Меня это всегда жутко раздражало, — вырвалось у Роуз обижено-громко. Она почувствовала, как он замер от резкости ее слов. — Я ненавидела эту работу, идиотскую форму. И корсет ненавидела. Ненавидела просыпаться посреди ночи от мерзкого голоса той старухи. Все это терпеть не могла, — она остановилась на секунду, дрожа и втягивая воздух сквозь зубы. — Но когда я видела вас. То, как вы дрожали от лихорадки или кашляли в приступе. Я… Боялась, — голос ее вновь стал тише, доходя до скулящего шепота. — Боялась того, что с вами в действительности может что-то случиться. Даже когда улыбалась и утешала вас, мне все время было так страшно.       Поток речи у Роуз прекратился так же быстро, как и начался. Она вдруг закашлялась, так, что горло у нее засаднило. Девушка скрутилась, почти складываясь пополам и зарываясь носом в простынь. — Ты принимаешь лекарства? — встревоженно спросил мальчик, и она почувствовала его обжигающе-горячую ладонь у себя на плече.       Только сейчас она поняла, насколько сырой и холодной всё это время была ее спина. Пропитавшаяся потом ткань неприятно липла к телу, так что даже стоящая в комнате духота не спасала ее от дрожи. — Заслуживаю ли я знать, — прошептала она совсем тихо. — Я все еще ваш друг?       Сердце у Роуз билось так сильно, ударяясь по ушам с таким громким стуком, что она боялась не услышать его ответа.       Одна секунда заменяла другую, ее перегоняла третья лишь для того, чтобы вскоре остаться позади следующей секунды. Пробежало их тридцать или шестьдесят, а может, и много больше, Роуз не знала. Ей казалось, что время внезапно вообще прекратило существовать. Словно вся бесконечная вселенная вдруг опустела и осталась лишь одна она, скорченная на кровати и придавленная собственными домыслами. — Я — Сиэль Фантомхайв, Роуз.       Ей захотелось вдруг вскочить с кровати и с размаху броситься к окну, проломить своим черепом блестящие прозрачные стекла, обагряя их каплями собственной крови. И полететь вниз.

Разбиться.

      Разбиться, забывая обо всем, что она наговорила.       Но сил встать с кровати у Роуз совсем не было, так что она продолжила лежать, надеясь, что все, начатое ей собственноручно, скоро закончится. — Но ты осталась, — неожиданно продолжил Сиэль. — Моим другом.       Прошло мгновение, прежде чем Роуз резко поднялась. Она постаралась не обращать внимания на закружившийся вокруг нее мир.       Темнота комнаты была густой и почти осязаемой. Даже широко раскрыв глаза, она могла разглядеть только очертания своей незабинтованной руки на одеяле.       Тело у нее сильно тряслось, но девушка встала с кровати и, пересиливая онемение в затекших ногах, подошла к высокому окну. Роуз стоило немалых усилий оттащить тяжелые и плотные занавески в стороны, пуская в комнату почти ослепительный лунный свет.       Загорелись холодом паркетные доски, заблестели фигурные плитки камина.       Засветилась почти белоснежная кожа, подошедшего к Роуз, мальчишки. Она жадно впилась глазами в его серьезное выражение лица, словно силясь заглянуть в его душу.       Его глаз, не закрытый повязкой, блестел влагой. Белок его покраснел расцветшими лозами капилляров.       Роуз порывисто вдохнула, ощущая, как кончики пальцев у нее горят. Она подняла ослабшую и трясущуюся от тревоги кисть и коснулась его щеки. Невесомо провела пальцами, заправляя прядь темных волос за ухо.       И улыбнулась.       Ей стало вдруг так хорошо, что она не чувствовала больше ни душащей духоты комнаты, ни тяжести состояния своего тела.       Сиэль стоял перед ней, освященный голубым свечением луны. Брови у него были нахмурены, а взгляд блуждал по лицу Роуз пару секунд перед тем, как обратиться в сторону. — Нужно открыть окно, — пробурчал он, дернув плечом. — Тебе станет легче от свежего воздуха.       Он развернулся так, будто намеревался сам открыть окно. Но вдруг застыл, смотря на улицу.       Роуз повернулась, скорее, инстинктивно, чем из настоящего интереса. Она замерла, чувствуя, как ее волной окатывает холодный пот.       Внизу в лучах прекрасного лунного света распластанные на казавшейся бурой траве лежали тела. Роуз захлопала глазами, но прогнать наваждение у нее не получалось. Окровавленные и бледные, точно восковые фигуры, трупы замерли на земле в столь неестественных позах, что желудок у Роуз перевернулся. Она приложила ладонь ко рту, стараясь осознать увиденное. — Черт! — выругался вдруг Фантомхайв, открывая окно. Он высунулся в него почти наполовину и злобно выкрикнул: «Себастьян, ты что, совсем сдурел?! Почему здесь так грязно?! Убери это немедленно!»       Роуз вздрогнула, только теперь замечая мистера Михаэлиса, возвышающегося над телами. Силуэт его идеального черного фрака поклонился, блестя атласными вставками. Она в неверии моргнула еще пару раз, чтобы убедиться в реальности увиденного. — Испугалась? — как-то стыдливо спросил мальчик. — А? — несколько оторопело произнесла Роуз, наконец отрывая взгляд от раскиданных внизу тел. — Нет-нет. Не беспокойтесь, — она посмотрела на него с явным волнением. — А вы?       Мальчик замер.       Глаза его ненадолго расширились от удивления, так что Роуз могла понять, что встречного вопроса он не ожидал. Маленький граф лишь пожал плечами, отворачиваясь в сторону. Он живо прошагал к кровати и неловко забрался на нее. — Я просто хочу спать, — капризно высказал он, накрываясь одеялом.       Роуз помедлила, смотря на него. Обернуться она боялась, но оставлять шторы открытыми после увиденного ей хотелось еще меньше.       Так что она с усилием задернула их обратно, скрывая комнату от нежных лунных лучей.