На языке цветов.

Вспышки света яркие, разноцветные, режущие глаза. Некоторые от фар проезжающих машин, какие-то от вывесок баров и других заведений на этой улице, а другие доносились из бара. Мимо проносились голоса компаний, выходящих из клуба, а холод ночного города в середине осени добирался до кожи сквозь сон. Скарамучча чувствовал это все: каждый момент, каждый звук, каждое видение. Они пробирались в его беспорядочную дрему, тревожную и глубокую. Ему виднелись то силуэты прошлого, то люди из настоящего, все яркое и беспокойное, прямо, как и его жизнь. Сквозь сон он услышал недовольные вскрики женщины, из приоткрытых век даже разглядел ее насыщенный блонд, а потом почувствовал, как ее руки, с острыми и длинными ногтями, впились в кожу и попытались поднять его на ноги. Ужасное головокружение и дезориентация усадили Скарамуччу обратно на ступени, потому что твердо стоять он просто не мог, его косило во все стороны, а собственные ноги не просто не держали, а совершенно не ощущались. Свет подъехавшей машины был ослепляющим, резал глаза и, по ощущениям, мозг тоже. Женские руки аккуратно отпустили его, и Скарамучча снова удобно улегся на ступенях. Среди моря звуков и шума он отчетливо слышал два голоса: мужчина и женщина переговаривались о чем-то, и вторая звучала явно как-то недовольно, а первый торопливо. Потом снова стало темно и тихо. Скарамучча только чувствовал, как его касались чужие руки. *** Утро для Скарамуччи не было добрым. Он проснулся от яркого солнечного света, бившего из окна прямо ему в лицо, и, как бы он не ворочался, сон к нему не возвращался. Головная боль накрыла волной и пришла слишком резко, его затошнило, а от открытых глаз понять, где он находиться не стало легче. Скарамучча ощутил, как на уши тяжело давило, а когда он попытался встать с кровати, то резко упал на пол, удерживаясь на одних руках и стоя на коленях. Белый, размытый палас прояснился перед глазами и Скара сжал ворс пальцами. Мягкий и приятный, но абсолютно незнакомый. Здесь все пахло чужим. Осознание, что находится он абсолютно точно не в общежитие и не у Сары в квартире, прошлось холодной дрожью и мурашками по всему телу. У него не было сил, чтобы подняться на ноги и уйти отсюда, хотя бы просто осмотреться. Скарамучча беспомощно таращился на палас и сжимал его все сильнее и сильнее, он дышал не ровно, судорожно и быстро, но пытался успокоиться. Сотни мыслей проносились в его голове, а собственный голос кричал, чтобы он как можно быстрее убирался отсюда. От воспоминаний вчерашнего вечера остались только обрывки, несколько осколков, которые были абсолютно бесполезны для того, чтобы понять всю картину происходящего целиком. Он помнил, как начинал курить вчера, как выпивал стакан за стаканом, как потерял Мону с Альбедо, смешавшихся где-то в толпе. Он вышел искать их, а потом… а что было потом? От самого важного остались только образы, голоса и ощущения, и чувство того, как его тело трогали окатило его, как ведром с холодной водой. Скарамучча побоялся представить, что могли сотворить с ним, пока он был в таком состоянии и вместе с ужасом усилилась тошнота. Его почти вырвало, но он быстро прижал руку ко рту, пытаясь сдержать приступ, когда вокруг все мешалось в кашу. Верно, он был в незнакомом доме, вчера укуренный и пьяный спустился вниз, а там было столько людей и… Он не смог сдержать очередной рвотный позыв и его вытошнило прямо на тот чистый и красивый белый ковер. Легче не стало, но Скарамучча вновь попытался встать. Рядом стояла небольшая прикроватная тумбочка и он кое-как, но уперся об нее. Оказаться на ногах было невероятно сложно, его трясло, а с глаз предательски затекли слезы. Он старался быть как можно тише, и всхлип за всхлипом вырывался из него. Как это могло случиться? Как он мог это допустить? Почему послушал Альбедо, почему поверил, почему доверила тому Мона? Почему, почему, почему… Он не заслуживал всего этого, не заслуживал еле стоять, упершись в тумбочку в абсолютно чужой комнате, голый до трусов и с растекающейся болью не только в голове, но и во всем теле. Когда пелена ужаса и слез сошла с глаз, он увидел на столе два стакана и небольшой, ярко-желтый стикер, с аккуратным подчерком. Он попытался что-то прочитать с него, но глаза отказывались фокусироваться на буквах и складывать их в слова, поэтому просто догадался, что содержимое нужно выпить. Один стакан был поменьше и воды — Скарамучча просто надеялся, что там была вода — там тоже было меньше. Его то он и взял первым. Понимая, что терять было нечего, он резко опрокинул в себя содержимое несколькими глотками. Невода резко обожгла горло и растеклась по всему телу в секунду волной тепла, и Скарамучча осознал, что содержимым была самая ядренная водка, которую он когда-либо пил. От ужасного вкуса он зашелся кашлем и быстро ухватился за второй стакан. В этот раз там оказалась вода, но, к сожалению, того количества, которое ему дали, не хватило. От алкоголя сознание стало проясняться, а похмелье слабеть, но вместе с этим усиливалась и тревога. Скарамучча оглядел комнату: кровать, вторая половина которой была заправлена, большое панорамное окно — через него Скарамучча понял, что находится не так высоко, десятый этаж или около того —, небольшой стол с ноутбуком и стул, широкий низкий шкаф возле тех, а прямо напротив кровати, возле двери стоял высоченный шкаф до потолка и все это было выполнено в серо-белых цветах. Со вкусом, но Скарамуччу в этой ситуации не особо радовало. Особенно отвратительно было обнаружить неубранную открытую пачку презервативов, стоящих на второй прикроватной тумбочке с другой стороны кровати. Очередной рвотный позыв окатил его, но в этот раз он смог его сдержать. Он огляделся, пытаясь найти свою одежду, но ее нигде не оказалось. Даже когда он, еле волоча ноги, обошел кровать, ее все равно не было, ни неаккуратно лежащей на полу, ни убранной на стуле или где-нибудь еще. В целом, сама комната не выглядела так, будто в ней кто-то проводил ночь или хотя бы жил, и единственным намеком на наличие человека в ней была смятая сторона кровати, на которой спал Скарамучча. Все до тошного прилично, как будто ничего и не было здесь. Скарамучча понимал, что ему стоит выйти из комнаты, хотя бы для того, чтобы увидеть человека, с которым он, вероятнее всего, провел ночь, но выбираться в неизвестную квартиру к неизвестному человеку фактически голым ему не хотелось. На секунду промелькнула мысль, что можно поискать какие-нибудь вещи в шкафах, но она сразу же была отброшена, потому что самому Скарамучче совершенно не хотелось лезть и копаться в чужом. Все это пространство вызывало у него отторжение и отвращение, и находиться здесь дольше положенного было настоящей мукой. Одним последним вариантом оставалось прикрыться одеялом. По виду оно было не тяжелым, тонким, почти как плед, поэтому это выглядело не самым плохим вариантом. Подняв его, он закинул одеяло на свои плечи, стараясь как можно больше укутаться и прикрыть все тело. Как он и ожидал, оно было очень легким. Сложнее всего было покинуть комнату. Он ненавидел ее вид, но, проведя здесь последние минуты, уже привык к нему, да и чисто морально тут он ощущал себя больше в безопасности, чем там, за дверью, в абсолютно незнакомой квартире, в которой от незнания он даже не сможет спрятаться, в случае опасности. Однако находиться здесь вечность он тоже не может. Только не успел он принять решение и собраться наконец духом, как ручка щелкает и дверь открывается, а сердце Скарамуччи падает куда-то ниже пяток и земли. Он начинает пятиться назад и, встретившись обратной стороной колен с кроватью, грузно на нее усаживается, все также испуганно и удивлено глядя на открывающийся проем. Но вместо абсолютно незнакомого лица, он видит ужасно знакомые рыжие пряди и глубокие синие глаза. Сердце не знает, как реагировать и его мозг тоже, потому что перед Скарамуччой оказывается Аякс, от одного вида которого почему-то весь страх и тревога уходят, а внутри становится легче. Это Аякс, который его ужасно бесит и раздражает, с которым, оказывается, можно приятно поговорить, который стоит на пороге комнаты, держит поднос с чем-то очень вкусно пахнущим и выглядит счастливо, смотря на Скару перед ним. Ну, по крайней мере выглядел счастливым, пока не заметил лужу рвоты на его идеально белом ковре. — О Боже, Скарамучча, тебе плохо? Сильно тошнит? Сможешь есть? Нужно, наверное, принести какую-то таблетку. Вместо злости, раздражения или печали за собственный ковер, Аякс звучит обеспокоенно и взволновано, а Скарамучча все еще смотрит на это в каком-то трансе, как будто он не здесь, давно отделился от своего бренного тела и наблюдает за происходящим от третьего лица. Но Аякс явно в более осознанном состоянии, и он быстро ставит поднос с несколькими тарелками на постель рядом со Скарой, а сам пулей вылетает из спальни. Откуда-то из другой части квартиры доносится копошение и тот возвращается с пластинкой таблеток в руках. Скарамучча все еще не может понять происходящее. Он не помнит, когда именно оказался в квартире Аякса и как добирался сюда. Это казалось чем-то комичным и слишком сюрреалистичным, чтобы быть правдой. Как минимум, он не понимал всей этой заботы в виде подготовленных народных средств от похмелья и невероятно вкусно пахнущего завтрака, на который Скарамучча еще не осмелился посмотреть. А вот Аякс, как дурак — в общем, как обычно — стоит напротив и будто тоже чего-то ждет. — Я забыл, ты ведь выпил сейчас и таблетки теперь нельзя. Он выглядит немного виноватым и так глупо. Скарамучча ничего не понимает. — Почему… Он делает попытку заговорить, но пугается своего же голоса: тот хриплый и низкий, а горло ужасно саднит, поэтому он бросает попытки что-либо сказать. Аякс оказывается действительно не таким тупым, каким может обычно казаться, и понимает все сам. Тот опять ненадолго уходит, а Скарамучча сидит и смотрит на свой завтрак. Это несколько жареных тостов, какой-то джем в отдельной емкости, а не в банке и основным блюдом просто невероятно ароматные вафли. От одного их запаха голод усиливается раз в десять и Скарамучча решает не отказывать себе в удовольствии, ведь все-таки это для него. Его все еще подташнивает и норовит снова вырвать прямо на ковер, но, к счастью, одна вафля за другой заходят просто отлично, и он не может остановиться. Они не прям приторно сладкие и еще приятно теплые, поэтому в какой-то момент он просто начинает закидывать один за другим так быстро, что не успевает прожевать предыдущий. В итоге, когда он сидит на кровати в одном одеяле, чуть ли, не давясь этими вафлями, в комнату внезапно заходит Аякс с кучей одежды, весящей на сгибе локтя. — Слушай, тебя вчера сильно тошнило и… Тот просто замер прямо в проходе, весело уставившись на Скарамуччу, и ему просто хочется провалиться сквозь землю от неловкости. Он пытался быстрее прожевать то, что уже оказалось в забитом рту, но это совершенно не спасло его от тихого смеха Аякса, которого эта картина, по всей видимости, позабавила. А вот Скарамучче было совсем не весело. — Тебе… — Аякс не смог выговорить с первого раза, потому что немного запыхался от смеха. — Тебе может еще приготовить? Вот твоя одежда кстати. Скарамучча не обратил внимания на аккуратно сложенную одежду, которую Аякс любезно положил на кровать с левого бока Скары. Его гордость была задета, он практически потерял свое лицо, а все от чего! Идиотских вафлей, которые Аякс каким-то чертом приготовил невероятно вкусно. Они просто таяли во рту, были хрустящими снаружи, но мягкими и нежными внутри, со сладостью в самый раз. Ничего лишнего и это было бы эгоистичным не признать кулинарный талант Аякса, по крайней мере, в приготовлении этих вафель. — Не надо ничего готовить! — Видимо, эти вафли имели еще и какие-то чудесные лекарственные свойства, потому как голос Скарамуччи больше стал похож сам на себя. — Выйди, я оденусь. Аякс, конечно, еще посмеялся в проеме, но послушался почти мгновенно, особенно, после недовольного взгляда Скарамуччи, которым он того одарил. Ну, так казалось Скаре, и, безусловно это было именно так. Вероятнее всего, рыжее недоразумение не обмануло его, когда говорило о его рвотных позывов прошлым вечером. Глядя на пятно его сегодняшних тошнотиков, Скарамучче стало жаль Аякса за то, что тому пришлось пережить с крайне нетрезвым ним. Он и в своем стабильном состоянии был не сахарным, а тут. Но на одежде не было ни пятна, ни вообще единого намека на то, насколько сильно сказались его ночные похождения. Глядя на нее, постиранную и идеально выглаженную, Скарамучча не мог понять за какие заслуги это. Неужели Аякс действительно был таким человеком, чтобы бескорыстно помогать тому, кто его при каждой возможности оскорбляет? Его вчерашний образ отлично подходил для места, в которое он шел, но точно не подходил для обычных передвижений по городу. Питер, несомненно, город удивительных людей, но Скарамучча не сильно горел желанием к ним себя приписывать. Тем не менее, другого надевать было нечего. Когда он только дотягивал свои джинсы, то внезапно вспомнил о напрочь забытом занятии по русскому. Он был совершенно без понятия, который сейчас час, но абсолютно уверен, что после вчерашнего явно не ранний. Он было бросился к своему телефону, но мгновенно осознал, что не видел его со вчерашнего вечера. Захватив поднос с едой, он вышел в коридор и в нос сразу ударил чуть сладковатый запах, а, с предположительно, кухни доносились стук посуды и копошение. Кухня находилась совсем недалеко от спальни, справа от двери и прямо по коридору. Она была соединена со столовой и разделялась барной стойкой, а за плитой в идиотском розовом фартуке стоял Аякс, и Скарамучча сразу ощутил все каким-то неправильным. Нет, так не должно быть, он не должен находиться здесь у Аякса, который со стопроцентной вероятностью жарил эти прокля́тые вафли, выглядя так по-домашнему и вполне счастливо. Вся квартира того в один момент наполнилась этой странной атмосферой. Скарамучче ужасно захотелось сбежать отсюда, потому что здесь ему не должны помогать и не должны быть рады. — Я пойду. Он не собирался ничего больше добавлять, но все же сказал: — Спасибо. Быстро направляясь к входной двери —, он надеялся, что это была она — Скарамучча слышал позади лязг посуды и быстрый топот. Логикой он понимал, что не успеет, да и дверь, скорее всего, заперта, но всем остальным телом ему просто было необходимо уйти из этого места. Он вдруг почувствовал, что все здесь было каким-то не таким. Он не хотел испытывать это странное накатывающее чувство похожее на вину и не отданный долг. Ведь, если так посудить, за все время их короткого знакомства, Скарамучча не сделал для Аякса ровным счетом ничего приятного или просто хорошего, когда тот, как только не изворачивался перед ним, постоянно помогая, прислушиваясь и делая все на чистом энтузиазме. Он не хотел думать об этом, считать себя плохим или неправильным, не хотел погружаться в эти эмоции и быть должным кому-то. И поэтому самым простым вариантом было просто сбежать и сделать вид, что все в порядке. — Скарамучча, подожди! Куда ты? Ты же даже телефон не забрал, а я еще тебе вафлей сделал. Думаю, Моне с Альбедо тоже должны зайти. — Скара еще никогда не видел, что бы Аякс так быстро бегал. Он пулей вылетел в прихожую, когда сам Скарамучча в панике искал свою куртку, напрочь забыв, что прошлой ночью был без нее. Стоя прямо вот так: с лопаткой в руках и пастельно-розово-желтом кухонном фартуке, Аякс выглядел особенно по-домашнему. А еще очень взбудоражено. — И, знаешь, немного неприлично вот так убегать. Сначала ты по ошибке звонишь мне будучи непонятно под чем в три ночи, а потом утром выглядишь так, будто я тебя выкрал и насильственно здесь удерживал. Что за реакция? Я тебя даже пальцем лишний раз не тронул. Слушая, Скарамучча все больше и больше оторопевал. Он звонил Аяксу прошлым вечером? А тот приехал и забрал его? Что за бред вообще. А сам Аякс все еще стоял в прихожей, глядя с легкой обидой и недовольством на Скарамуччу, уперев руки в бока, все еще держа в одной из них лопатку. Скарамучча не понимал, что именно испытывает: страх, вину, обиду, боль, тревогу или панику. Но все это в итоге сливалось в одну ужасную эмоцию, которую Аякс сейчас точно не заслуживал. — Заходи, нормально поговорим. Скарамучча ненадолго замялся. Он не мог выбрать между согласиться или послать и уйти. С одной стороны, Аякс ведь ничего плохого ему и не сделал, но, а с другой говорить с ни о чем совершенно не хотелось. Однако, его сломал тянувшийся запах вафель с кухни и слишком располагающая атмосфера квартиры Аякса. Даже один вид того располагал к себе выше дозволенного. А еще легкое чувство того, будто этот разговор был его долгом, который он должен отдать. В итоге, решающим фактором стал лично подошедший Аякс, потянувший его за предплечье к себе на кухню. Второпях и в неизвестной панике, Скарамучча не смог как следует разглядеть чужую кухню, а та тоже отличалась красивым дизайнерским видом. Гармоничное сочетание дерева с камнем в гарнитуре, с умом соединенная кухня со столовой: Скарамучче чем-то напоминало их с Альбедо комнату в общежитии. Если смотреть со стороны коридора, то кухня находилась слева, на небольшом возвышении от всей остальной комнаты островком, а средний по размеру обеденный стол был справа. И, конечно, огромное панорамное окно, с просто отличным видом на историческую часть Петербурга. Скарамуччу Аякс усадил за обеденный стол, а сам отправился готовить, но, так как столовая с кухней были соединены, не было совершенно никакой проблемы в том, чтобы вести беседы. Удивительно — хотя Скарамучче стоило бы перестать удивляться при раскрытии новых интеллектуальных талантах Аякса — но их разговоры начались ни с резких вопросов «как» и «почему», которые ожидал Скара, а с вполне обыденных вопросов: Как Скарамучче спалось, не тошнит ли больше, как себя чувствует. Скара отвечал на все кратко, да и рассказывать то особо было нечего, однако все еще ощущал странную атмосферу помимо домашнего уюта. Что-то в поведении Аякса изменилось, кое-что очень незаметное и незначительное, но что Скарамучча ощущал каждой клеточкой своего тела. Даже взгляд того стал другим и не понять, что именно в том переменилось. А потом Аякс завел разговоры о вчерашних похождениях Скарамуччи, и едкое чувство неизвестной переменчивости стало еще более ощутимым. Тот явно закончил готовить вафли еще давно и преступил к чему-то другому, но Скарамучча не позволял себе смотреть, потому что был занят очень глубоким молчанием на вопрос о том, как он прошлым вечером оказался в том баре. В конце концов, они так и сидели в тишине, пока Аякс не закончил свою готовку и не уселся компанией к Скарамучче за стол, расставив все блюда. Их было очень много, но, к сожалению, Скаре было сейчас не до них. — Ну так что? Кто тебя накурил? От грубой постановки вопроса и какого-то сложного взгляда Аякса, по телу у Скарамуччи прошли мурашки. Он снова абсолютно не был уверен в том, нужно ли рассказывать Аяксу, как и кто именно затащил его в этот клуб и настойчиво предложил употребить. Скарамучча ни за что не платил, ничего не просил, но ему, несмотря ни на что, всучили эту скрутку, а потом он пил и пил, а потом еще пил. По итогу, утром проснулся в квартире Аякса и его стошнило на идеально белый ковер. Потрясающе. Скарамучча молчит дальше, не зная, что сказать, а Аякс тяжел вздыхает, по всей видимости, от заканчивающегося терпения. — Послушай, я понимаю, что мы друг для друга почти никто, но это правда важно. Типа, вдруг это были незнакомые люди или… Вы ведь ходили в бар втроем, а ты остался один. Ты же позвонил мне по итогу, потому что имена в контактах перепутал, ну или промахнулся, а по факту ты собирался набрать Альбедо. — Тот промолчал еще с несколько секунд, а у Скары в голове начала постепенно складываться в голове картина вчерашних событий. — Я знаю, что ты можешь не понимать почему меня это волнует, но у меня на это есть свои личные причины, которые я не могу объяснить. Пока Аякс неловко чесал затылок, Скарамучча откинулся на спинку стула, раздумывая над тем, как сформулировать рассказ так, чтобы не выдать слишком сокровенное. С одной стороны, Скару несколько напрягали эти «личные причины», а с другой, не без разницы ли? Он может сказать лишь то, что о чем Аякс спросил конкретно, а на остальные расспросы ответить кратко — «личное». — В последнее время слишком много всего, я подустал от эмоций, и Альбедо предложил расслабиться. Мона поддержала, а я не знал, что расслабляться мы будем так. Эти двое в один момент куда-то дернули, а я уже неплохо так закинулся, пошел искать, видимо, не нашел, раз собирался звонить Альбедо, а, в итоге, дозвонился только до тебя. Вот и вся история. Аякс кивнул пару раз, скорее для себя, будто что-то отметив, а потом выдал короткое «Понятно». Однако, сразу после своего короткого рассказа, Скарамучча ощутил, что-то странное чувство, как будто что-то в Аяксе переменилось, исчезло. Он словно расслабился, выдохнул, но не физически, а на душевном уровне, который отражался в исключительно ярко-выраженной ауре того. А самому Скарамучче стало проще, ведь чувство долга немного притупилось. Оно однозначно не ушло полностью со всеми теми эмоциями, однако дышать стало легче. Еще недолго они сидели молча, каждый думая о своем, а потом главный повар внезапно вспомнил о своих кулинарных шедеврах и очень сильно начал настаивать на том, чтобы Скарамучча отведал каждое из них, хотя бы кусочек. Все выглядело просто потрясающе и пахло также, но его все еще немного подташнивало, и куча съеденных вафлей его самочувствие не улучшили. В итоге, его уломали не уговоры Аякса, а один только вид всей этой еды. Да и внутренний голос твердил, что это было бы настоящим упущением впустую переводить столько продуктов… Теперь они вели непринужденный диалог, в моментах отвлекаясь только на завтрак, и Скарамучче это очень сильно напомнило вчерашний обед. Аякс больше не возвращался к теме прошлой ночи, однако и без того странный взгляд утяжелился. Легкая атмосфера как будто обманывала, окутывала Скарамуччу, заставляя ослабить бдительность, но рыжее недоразумение уже вело себя несколько иначе. Можно было бы назвать Скару параноиком, но он замечал каждую деталь. Сначала, когда они только уселись за этот стол, Аякс, несмотря на то, что всем видом старался это скрывать, был очень напряжен: немного дерганный, странно смотрящий и будто с ужасом выжидающий правду. А, как только услышал эту самую правду, мгновенно образно выдохнул с облегчением, и сразу разговор стал легче и для Скарамуччи. И он все еще сидел за этим столом, ведя беседу с Аяксом, потому что какое-то неизвестное что-то заставляло доверять, несмотря на десятки не заданных вопросов. — Тебя подвезти? Или лучше такси заказать? — Внезапно предложил Аякс, когда снова повисла минутная тишина. Скарамучча помнил, что о его переезде знать никому не стоит. — Не нужно, я и сам могу добраться. Наверное, уже стоит собираться. — Скарамучча сделал глоток лавандового чая — и как Аякс догадался? — Черт, который час? Аякс полез в карман за телефоном — стоило отметить, тот совершенно не настаивал на том, чтобы вызвать самому, и вправду быстро учится — а у Скарамуччи внутри началась настоящая буря. Он не выходил ни с кем на связь со вчерашней ночи, не предупредил за пропуск. Зная Мону, его, наверное, уже весь Петербург ищет. — Ну, — Протянул Аякс глядя в экран телефона — почти второй час ночи. Скарамучча чуть не упал, пока поднимался со стула. Вот черт. Нужно было срочно собираться и ехать к Саре, пока его действительно не начала искать каждая живая душа. Аякс, кажется, понял все без слов — его удивительная функция — и Скарамучче даже не пришлось просить, как тот в пару мгновений принес его телефон. Скара даже в руки не успел его взять, как уже чувствовал вибрацию от сотен входящих сообщений и, возможно, звонков. Аякс, конечно же, заметил это, но комментировать никак не стал, просто отдал без лишних вопросов. Прямо в моменте писала Мона. Ее сообщения шли одно за другим длиннющим столбом, большинство состояло из одного слова капсом и сотни восклицательных знаков по типу «КУЗУ!!!!!!!!!!!» и «ОТВЕТЬ ААААА!!!!!!!!!!!!!». Еще было около сотни звонков и сообщений от Нахиды, Альбедо и Сары. Из всего списка он больше всего удивился наличию в нем Нахиды. Понимая, что еще секунда позже и Мона за ручку с Сарой и Альбедо побежит в участок, он набрал ее почти сразу же. Аякс, заметив такое количество сообщений, весело усмехнулся, а потом ушел прибирать кухню. Гудки Скаре не пришлось долго слушать. Мона с рекордным временем в пару секунд после первого гудка ответила. — Кузу? Кузу это ты?? Скажи, что это ты, а не похитители, умоляю. — Голос Моны был взволнованным, взбудораженным и будто напуганным. Она тараторила слишком быстро даже для себя. — Да-да, это я, все в порядке, меня никто не похитил. — Произнеся это, Скарамучча поднял скептичный взгляд на Аякса, когда тот убирал стол. Видимо, почувствовав это, тот посмотрел в ответ и улыбнулся. — Я у Аякса, не волнуйтесь. Последняя фраза стала катализатором последующего хаоса. В телефоне сразу послышались копошение и бормотание, чужие голоса, а потом Мона стала очень странно уточнять все ли с ним в порядке на сто процентов. Однозначно, нет, но скажи он это сейчас и станет только хуже, тем более, что все ведь не настолько плохо. Он точно понял, что нужно ехать к Саре прямо сейчас, когда та вырвала у Моны телефон, явно не получив необходимую информацию, и услышал ее такой же напуганный голос. Что-то было не так с самого утра. *** Сначала Скарамучча очень долго искал ключи, потом вспоминает, что прошлым вечером, выходя из квартиры, оставил их там, с надеждой, что Сара не будет спать, либо они с втроем поедут в комнату общежития, и уж точно не рассчитывал, что проведет ночь в квартире Аякса, вероятнее всего в его кровати. Дальше следует звонок в дверь, что-то с громким ударом падает за ней, судя по звуку, слышны голоса, а потом дверь открывается. Слава богу. За ней стоит Альбедо, потрепанный и с небольшим фингалом под глазом, судя по всему, довольно свежим. А еще, кажется, Альбедо выглядит несколько провинившимся и даже не осмеливается сказать Скарамучче и слова, пока на откуда-то сзади доносятся звуки спора и недовольные голоса Моны с Сарой. Альбедо отошел в сторону, все также ничего не говоря, чтобы впустить Скарамуччу и он с удовольствием это делает, оказываясь в условно родных стенах. Почти сразу, как дверь захлопывается, в коридор вылетает Мона, а за ней выходит мрачная Сара. По одному ее виду, Скарамучча понимает, что ничего приятного сейчас не услышит. Скарамучча видел Сару в абсолютно ужаснейших ситуациях, когда казалось, что, все, надежды нет, или все было просто настолько плохо, но даже тогда, та всегда оставалась хлоднокровно-спокойной. Никогда, ни на секунду, глядя на нее, у Скарамуччи не появлялась мысль, что все кончено. Сара всегда дарила ему надежду на лучшее, но, что могло произойти такого, что заставило ее бы выглядет так. — Проходи, герой. Вчера погуляли хорошо, сегодня будете отрабатывать. Точнее ты будешь отрабатывать. Господи, благослови его. Даже голос Сары звучал абсолютно не обнадеживающе. Еще этот понурый вид Альбедо, встревоженная и дрожащая Мона. От всего этого его снова окатывала тревога, немного ушедшая после короткого, но вполне приятного прощания с Аяксом и недолгой поездкой на такси. — Заходи на кухню. И вы двое, тоже не стойте столбом. — Бросила Сара, перед тем, как вернуться обратно, откуда они с Моной вышли. На кухню Скарамучча направился под напряженными взглядами Моны и Альбедо. Мона стояла, поджав губы и переминая пальцами, а Альбедо так и остался статуей у порога. Это было очень страшно — он совершенно не понимал, что происходит и что его ждет. Эта возникшая неизвестность и нагнетание, которые распространялись от каждого здесь, убивали его изнутри. Когда он вошел на кухню, первое, что он увидел, была ни Сара, ни тарелки от их завтрака, ни что-либо другое. Это было два букета, и один был явно свежее другого. Недоумение, смешанное с беспокойством, взбудоражили Скарамуччу, прошедшим по телу табуном мурашек. Ни один из этих букетов Скара до этого не видел. Он даже уже стал забывать об этих инцидентах, но вот это случилось. — Садись. — Сара говорила коротко и четко, явно пытаясь унять дрожь в собственном голосе. Было что-то не так с этими двумя букетами, что-то, что вызывало такой первобытный ужас даже у Сары, а в нем пробуждало настоящий кошмар. Первый букет был из белых невероятных красивых и нежных колокольчиков, которым явно был уже не первый день. Он был простой, минималистичный, но, как и предыдущие, сделанный со вкусом. Такой букет, если бы у Скарамуччи не было того прошлого, они бы все приняли за действительно обычный подарок от весьма изысканного ухажера. Но проблема была не только в его прошлом, но и во втором букете, а еще и в деталях, которые Скаре только предстояло узнать. Мона и Альбедо вернулись на свои места, когда Скарамучча только уселся. Повисла очень тяжелая тишина, которую Сара должна была вот-вот нарушить, но было непонятно: то ли она себя к этому готовила морально, то ли думала, как бы помягче рассказать об этом Скарамучче. А может и то, и другое. Второй букет ужасал Скарамучча больше всего, потому что его значение он знал точно. Букет из кроваво-алых паучьих лилий. Это были несколько ядовитые цветы, очень красивые, безусловно, но дарить их было очень странным знаком. Можно было сравнить это с некоторым пожеланием смерти или просто намеком на нее. Все-таки немного странный смысл, даже жуткий, для того, чтобы дарить это кому-то. Оттого Скарамучче стало еще хуже. — В общем, есть две новости. Одна хорошая, другая полная катастрофа. — Начала Сара. — Спрашивать не буду и начну с хорошей. Вот эти белые колокольчики и предыдущие цветы, тебе действительно дарил какой-то ухажер. Какой именно нам еще предстоит узнать, но это сейчас не главное. Проблема вот в этом. — она указала на тот самый злосчастный букет. — Колокольчики доставили на адрес твоей комнаты в общежитии. А вот это, — она сделала паузу, явно собираясь произнести кое-что невероятно плохое, но Скарамучча сам уже начал догадываться чем она закончит. Ужас накатывал волной, внутри все скручивало, и его будто вдавило в стул физически. — Вот этот был доставлен на эту квартиру. С запиской. Видимо, прочитать эту записку вслух, духа не хватило бы даже Саре. По-другому объяснить причину того, как в полной тишине та придвинула ее к нему, он не мог. Пальцы дрожали, мысли в голове путались, и Скара осознал, что ужас и страх, которые он испытывал этим утром, оказались абсолютным ничем, по сравнению с тем, что он испытывал сейчас. Эта была не просто смесь из эмоций или обычная тревога, это было пожирающее прямо изнутри чувство, как будто землю забирают из-под ног. Не как обычно, когда она уходит сама, а ее тут именно забирают. Потому что у самого Скарамуччи снова отбирают шанс на спокойное будущее и мирное настоящее. Это чувство осознания, что сколько бы он ни лечился, сколько бы не бежал от этого, прошлое и его происхождение рано или поздно настигнут его. Раскрывая небольшую открытку, Скарамучча внезапно осознал, что очень бы хотел дать Аяксу шанс. Попробовать снова провести эти несколько недель вместе, просто хорошо, как друзья, или как что-то большее. Ведь все-таки, Аякс не был плохим парнем. Тот умел слушать, прислушивался, всегда помогал, редко обижался, и, пусть у них было ужасно мало совместных моментом, но Скаре почему-то просто захотелось, чтобы их стало больше. Чтобы они могли, как хотела бы того Нахида, сблизиться, работая над этим несчастным фестивалем. Но теперь, казалось, словно это все у него грубо и жестоко, даже не спрашивая, вырывали прямо из рук. Вырывали его счастливое с Моной и Альбедо. Его долгую и нудную неделю на работе в кафе, с милейшими созданиями. Его вечера за выполнением глупейших заданий для лекций. Ему все это так начало нравится. Прошел всего месяц. Короткий, быстрый, но такой насыщенный. Месяц, за который Скарамучча вспомнил, что такое жить. «Так мило, Скарамучча, что ты решил поиграть со мной в пятнашки. Сбежал сначала из Японии, потом начал бегать по всему Петербургу. А у тебя интересная складывается жизнь без меня. Я жутко тоскую по тебе здесь, но, к нашему общему счастью, сидеть мне осталось всего год. Не чудно ли правда? Надеюсь тебе очень понравился этот букет. Счастливого третьего курса тебе и хорошо провести этот учебный год.» Скарамучча знал этот почерк, как бы не старался его забыть.