За бортом

Порывы ледяного ветра проходят сквозь узкие щели в, казалось бы, плотно зашторенных окнах. Заставляют тихо позвякивать стёкла. Кэйа ёжится даже под тёплым пледом, неохотно встаёт с нагретого кресла. Ссутулившись, понуро бредёт к шкафу за тёплыми носками. Прошлогодний подарок Аделинды мягко обволакивает озябшие ступни своим теплом. И будто бы через хитросплетение шерстяных ниток передаются её любовь и забота. Нежелание бросать в холоде и одиночестве, даже несмотря на всё произошедшее. Невероятная женщина. И самая любимая пара носков. Кинув беглый взгляд на часы, Кэйа тушит свечу на столике и быстро, совсем по-детски испуганно ныряет под одеяло, опасаясь внезапных ужасов, подстерегающих его в чёрной тени. Когда он был младше, один огненный мальчик учил его справляться со всеми кошмарами, коварно нападающими по ночам. И вот одеяло – первый по эффективности способ. Проверенный временем, с огромной базой доказательств. Но первый – не значит всемогущий. От одного кошмара одеяло Кэйю не спасло, хотя и очень сильно старалось. Хотя технически, одеяло тут вовсе не при чём. Ведь технически, это не кошмар. Это явь, называемая жизнью. Пропитанной горьким одиночеством жизнью. Но не будешь же за это предъявлять претензии набитому куску ткани. Кэйа драму крайне уважает – но знает меру. А ещё он не страдалец, вовсе нет! Он счастлив по-своему, находит для себя маленькие радости абсолютно во всём. Пушистая шёрстка уличного кота. Ласкающие лицо лучи солнца. Улыбки друзей, слёзы врагов. Он медленно пережёвывает каждый кусочек любимых шашлычков. Перекатывает во рту насыщенное фруктовое послевкусие. Ему хорошо. Он покупает у Флоры маленький букетик, любовно расправляет лепестки. А после дарит первой встречной старушке. Видит её искреннюю благодарную улыбку – ему хорошо. Он делает маленькие поделки своими руками, подсматривая идеи у веселящейся детворы. А после украшает ими свою квартирку. Смотрит на собственноручно созданный уют – ему хорошо. Просто по ночам особенно остро чувствуется – что кого-то сильно не хватает для полного счастья. Кэйа дёргает пятками, расправляя своего защитника. Чтобы каждый уголок был подоткнут. Чтобы ни одного сантиметра смуглой кожи не выглядывало, не приманивало готовых беспощадно растерзать мирно спящего человека оголодавших ужасов. И засыпает, завернувшись по самую макушку. Утро выдаётся морозным. Утыкаясь носом в мех своей накидки, Кэйа успевшими подмёрзнуть пальцами звенит ключами. Запирает дверь, пару раз дёргает ручку, перепроверяя. Оборачивается. На нижней ступени лестницы, завёрнутый в плотную бумагу, его поджидает очередной букет. Который за последнее время? Уже и не сосчитать. Первым таким сюрпризом стали семь сумерских роз, аккуратно повязанные бордовой лентой. Кэйа с юности заглядывался на такие разнообразные чудеса природы – это же надо, как красиво и гармонично сочетаются между собой цвета, как элегантно бутон сидит на своей ножке, игриво прикрываясь листьями. Удивительно, как он вообще умудрился не получить дендро глаз бога. Поэтому букет его крайне удивил, но невероятно сильно порадовал. До последнего завядшего цветка стоял на прикроватной тумбочке. А та самая, увядшая последней, роза отправилась в первую попавшуюся книгу – аккуратно засушиваться на память. Затем Кэйа на несколько дней заболел – на спор переплывать Сидровое озеро среди весьма холодной и ветряной ночи было не самой лучшей его затеей. Но зато он победил, да. И прямо на утро свалился с температурой, на весь город кашляя почти неделю, пугая ни в чём не повинных соседей. А в первый же день своего выхода с больничного, едва успев разлепить глаза спросонья и вылетая из дома в Ордо, чуть не споткнулся о новый букет. Завёрнутые в перламутровую бумагу персиково-розовые маркоты. Откуда в Мондштадте вообще взялись эти заграничные диковинки? Третий букет Кэйа нашёл в крайне дурном расположении духа. Его накануне назначили главой экспедиции, обещавшей быть невероятно опасной. И каково же было его удивление, когда вместо матёрых, повидавших множество опасностей рыцарей ему в отряд поставили новобранцев, только-только научившихся верно оружие в руках держать. Кэйа не против вытянуть всё задание на своём хребте – но подставить под удар новичков… Ему было страшно. И вот, в плетёной корзинке с какой-то водной подушкой на дне, переливались в лучах рассветного солнца лилии озёрного света. Одно из чудес Фонтейна – он такие только на картинках видел. Безумно хотелось просидеть несколько часов, рассматривая будто бы постоянно влажные цветы. Изучить каждый сантиметр, чтобы надолго запомнить такое волшебство. Кто знает, удастся ли ему ещё хотя бы раз такие увидеть. Но червячок каких-то подозрений незамедлительно начал зудеть где-то в затылке невероятно сообразительного капитана. Что-то он читал о них… В той же книге, где единожды видел иллюстрацию. Кэйа тогда на всех парах помчался к Лизе, стараясь успеть до отправления экспедиции. Оставил ей чудесные цветы, чтобы ухаживала в его отсутствие. А заодно сцапал с полки ту самую книгу, ботанический справочник Тейвата, составленный мудрецами далёкой сумерской Академии. Зачитывался ей перед сном, подсвечивая себе подаренным Альбедо фонариком. И паззл потихоньку начал складываться. Первый букет – сумерские розы. В литературе – а особенно стихах – этого региона, цветок зачастую сравнивался с прекрасным вином. Их было семь, собранных вместе винно-бордовой лентой. Вспышкой осознания пришла мысль, что именно семь бокалов он выпил накануне вечером в таверне – его проверенная временем норма. Второй букет – маркоты. Получены им сразу после тяжёлой болезни. Являются символом чистоты и заботы. Вторая галочка в мысленном списке подозрений капитана. И вот третий букет – лилии озёрного света. Для жителей Фонтейна – легендарный цветок, а для знающих подтекст он означает ожидание. И вечное обещание. Кэйа внимательно вчитывается в каждую строчку: «…Владычица всех вод вручила цветок, чистый, как Озёрный свет, последнему Рыцарю чистых родников в качестве прощального подарка. И по сей день в Фонтейне сохраняется традиция собирать белую лилию и дарить её тем, кто отправляется в дальнюю дорогу. Это означает пожелание, чтобы дорога была спокойной, как чистая вода, и чтобы самые дорогие люди могли следовать за её прохладным светом, возвращаясь назад.» Третья галочка становится наиболее значимой. Вернувшись из похода с триумфальным успехом, Кэйа с энтузиазмом выжидал, когда же появится следующий сюрприз. И он дождался – безмерное множество. И каждый новый цветок по своему скрытому значению идеально подходил по смыслу к происходящему в его жизни. Совпадением это быть просто не могло. Небольшая коробочка с лотосами нилотпала после одного из ночных патрулей. Если верить мудрецам, их свет сравним только с самой луной. И раскрывают свою красоту они тоже только в самые тёмные ночные часы. Кэйа усмехается, мысленно проводя параллель – именно ночами он может быть сам собой. Блуждает себе по улицам города и окрестностям без малейшей необходимости нацеплять очередные маски. Центральное место на его столе до сих пор занимает маленький аквариум с распустившимися внутри него ромаринами. На языке цветов – верность, неизменность принесённой однажды клятве. И получает этот сюрприз Кэйа через пару дней после награждения очередной медалью за заслуги перед городом. За неустанную охрану безопасности каждого его жителя. И таких случаев – множество. Кто бы ни был этот человек – он прекрасен в своём символизме. Способе, избранном для передачи тайных посланий. И вот он стоит на пороге собственного дома, глупо и солнечно улыбаясь до щемящих щёк. Ламповые колокольчики, прекрасные и переливающиеся застывшими от холода каплями росы, сиротливо лежат на покрытом утренним инеем камне. Кэйа моментально наклоняется за цветами, вдыхая их аромат. Работай этот мир чуточку иначе – его улыбка растопила бы замёрзшие капельки. Трепетно прижимая букет к груди одной рукой, второй Кэйа торопится снова открыть дверь. Рвётся спасти прекрасные бутоны. Его глаз бога – крио. Но за невинные, великолепные в своей чистоте лепестки он готов подраться даже с родным холодом. Такая у него натура – костьми ляжет, но всем поможет, всех защитит. Как будто бы обязан. Как будто бы без него не обойтись. Как будто он один способен уберечь людей от всех кошмаров этого мира. В какой-то степени, Кэйа – одеяло. – Откуда же вы берётесь, красавицы? ... – задумчиво спрашивает Кэйа у молчаливых цветов. Он любит разговаривать сам с собой – ему нравится, когда голос звучит максимально искренне, без притворств и лукавства. Прямо как когда-то. – Какой же полуночный герой вас приносит, а? ... – Альберих тушуется, осознавая, каким прозвищем неосознанно наградил своего цветочного друга. – Иронично, – он давится лёгким смешком, отгоняя глупые мысли. Кэйа плюхается на стул, запуская пальцы в недавно уложенные волосы. Почему-то сегодня он с самого утра слишком задумчив. Сверлит взглядом отогревающиеся цветы, начинающие наполнять комнату запахом сладкой свежести. Словно благодарят за спасение. На утреннюю летучку он уже бессовестно опаздывает. А значит совершенно ничего не препятствует распитию обжигающего, горького до вязкой слюны кофе. Джинн его поймёт, он уверен. О череде поджидающих его по утрам букетов она знает. Не перестаёт правда шутить о тайных поклонниках – начиталась своих романов, а Кэйе теперь выслушивать. Это опоздание – его моральная компенсация. Кладёт на стол так и не возвращённый в библиотеку справочник, пробегает пальцами по желтоватым страницам. Находит. Глотнув кофе, зачитывает вслух, будто рассказывая цветам, кто же они есть на самом деле: – …разлуку и желание воссоединения. В пьесе Коппелиуса «Золотая Гиперборея» его называют «кристаллом слёз». Это история о тоскующем цветке, который пересадили в мёрзлый северный грунт, где он навсегда сохранил свою красоту под действием ледяных ветров, – Кэйа на пару секунд прерывается, глубоко и тяжело вздыхая. – Все критики того времени считали этот цветок символом отчаянного стремления к вечной красоте и вечной любви, что нашло отражение в последнем произведении автора. Несколько минут он сидит неподвижно, сверля взглядом цветы. Будто гипнотизирует, умоляя рассказать о своём дарителе. Ответа не получает, на удивление. Согретый изнутри – и непонятно, кофе или приятным сюрпризом – Альберих как ни в чём не бывало вваливается в до боли знакомый холл. Отдаёт честь караулу у входа, спешит на ковёр к действующему магистру. Та обнаруживается ещё в коридоре – стоит бок о бок с Лизой, будто бы случайно соприкасаясь с ней бёдрами. Улыбки на лицах обеих – настоящее искусство. Такие чувственные, такие смущённые, такие искренние. Только слепой не увидит в них подтекста. Это Кэйа как человек с одним перманентно закрытым глазом утверждает. Очевидные, но такие счастливые. Альберих уже собирается быстро ретироваться в другом направлении, лишь бы не прерывать такое приятное сердцу зрелище. Но Джинн оказывается быстрее. – Сэр Кэйа! – вмиг став суровым действующим магистром, девушка одним взглядом останавливает неудавшийся побег. – Будьте так добры, зайдите ко мне. Капитан уныло вздыхает, подчиняясь. – Удачи, дорогой, – шепчет ему Лиза, стоит поравняться с ней у двери. Кэйа благодарно кивает в ответ. Пройдя внутрь, бессовестно опоздавший рыцарь бессовестно плюхается в кресло для посетителей, бессовестно закидывает ногу на ногу. – Кэйа, вот скажи мне, только честно, – действующий магистр, растратив всю напускную суровость, опирается бёдрами о собственный стол. – Ты себе на поручениях остатки совести отбил? – Я знал, что ты примерно это и скажешь, – довольно щурится капитан, который и правда совершенно не раскаивается. – Знал, и всё равно опоздал, – цокает языком Джинн, лёгким взмахом руки поправляя мешающуюся прядку светлых волос. – Опоздал, потому что была весомая причина. Гуннхильдр заинтересованно вскидывается, скрещивая руки на груди. – Новый букет, да? – кажется, даже глаза у неё начинают поблёскивать игривым огоньком. Истории о тайном поклоннике друга для неё – лучше любого романа. Кэйа кивает, слегка закусывая губу в попытках сдержать радостную улыбку. – Архонты, ну как же это прелестно, – Джинн наконец занимает свой стул, упираясь подбородком в сложенные на столе руки. – Ох, даже не знаю, – озабоченно выдыхает Кэйа. Гуннхильдр непонимающе хмурится. – Понимаешь, с одной стороны, это безумно приятно, – пытается объясниться он. – Но с другой стороны, незнание его личности меня дико нервирует. – Заметь, ты сказал «его», – подмечает девушка. – Значит ли это, что есть кто-то на примете? – Нет, я отталкиваюсь только от собственных предпочтений, – усмехается Кэйа, решая умолчать о своих утренних нечаянных прозвищах. Да и сотне нечаянно пролетевших за всё это время мыслей, десятках тихих молитв, чтобы это оказался один конкретный человек. Лучше промолчать. Уж по слишком тонкому льду он вальсирует с этим человеком. Джинн смущённо прыскает, словно совсем юная девочка, впервые обсуждающая с кем-то что-то романтичное. – Так, ладно, - берёт она себя в руки. – Теперь к работе. – Конечно, делу время, а потехе час, – фыркает Кэйа, потягиваясь. Действующий магистр смеряет его серьёзным взглядом, шелестя бумагами. – Недавно пришли сведения о кем-то активированном подземелье, – достаёт она листок из толстой папки, передавая его в руки капитана. – И с чего же решили, что его активировали? – спрашивает Кэйа, бегло просматривая текст. – Раньше дверь была запечатана, от неё исходило красноватое свечение, – Джинн аккуратно убирает остальные бумаги обратно в стол. – Теперь же там всё переливается голубым. Это конечно больше предположение, но… Кто знает, какие опасности там могут таиться теперь. И кто туда может случайно забрести. – Да, я понял, – Кэйа поднимается со своего кресла, на ходу салютуя начальству. – Всё будет в лучшем виде, не беспокойся! На всех парах вылетает из кабинета, уже полностью готовый к очередным сражениям. Для него это стало привычным – в одиночку бросаться в неизвестность, вооружаясь лишь внушительной порцией энтузиазма. Составляя в голове список, что же прихватить с собой на всякий случай, Кэйа задумчиво бредёт мимо стойки гильдии искателей приключений. – Мы просто обязаны туда сбегать, Рэйзор! – прерывает поток мыслей в синеволосой голове громкий голос. Альберих тут же останавливается, сердцем чуя что-то неладное. А может, это просто дело опыта. – И куда же вы собрались, Бен? – спрашивает он, прищуриваясь. – Сэр Кэйа! – мальчик шутливо отдаёт честь. – Неподалёку активизировалось древнее подземелье! – И как же это касается вас, мои дорогие? – вздёргивает бровь капитан, уже примерно понимая масштаб грядущего. – Ну… - Беннет опускает глаза, носом драного ботинка ковыряя брусчатку. Рейзор стоит молча, даже как-то безучастно поглядывая по сторонам. – Так, до проверки этого места рыцарями Ордо Фавониус я не могу допустить, чтобы вы там находились, – Кэйа назидательно покачивает пальцем. – Это может быть опасно! Беннет грустнеет с каждым словом, понуро опуская плечи. – И когда же эта самая проверка? – бурчит он себе под нос. – Туда и направляюсь, – усмехается Кэйа. Мальчишка тут же вскидывается, глаза загораются азартным огоньком. – Так может мы просто пойдём с Вами? – с вновь переливающимся через край нетерпением спрашивает он. – Беннет… – тянет Альберих, всем сердцем ненавидящий огорчать детей. – Пожалуйста, – подаёт голос хранящий до этого молчание Рэйзор. – Мы сзади. Для помощи. – Точно! – тут же подхватывает идею друга Беннет. – Обещаю, мы не будем рваться вперёд! Но если что – подстрахуем. Кэйа прячет смешок в кулаке, представляя себе эту картину – ребятня мчит на спасение одного из самых опытных рыцарей Ордо. Но предложение почему-то греет сердце, отдавая нотками беспокойства за него самого, оттенком какой-то заботы. – Иначе они всё равно туда побегут, только совершенно без присмотра, – безэмоционально замечает Катерина из-за своей стойки. – И то верно, – обречённо вздыхает Кэйа, согласно ей кивая. Беннет с Рэйзором смотрят на него с огромной надеждой. Чуть ли не подпрыгивают на месте. – Ладно, – наконец сдаётся под напором капитан. – Но только чур слушаться меня беспрекословно. Если я скажу немедленно бежать – вы побежите. Скажу прятаться – вы спрячетесь. Договор? – Конечно! – радостно вскрикивает Беннет. – Не переживайте, сэр Кэйа, всё будет в полном порядке, мы не подведём! – Очень на это надеюсь, – Альберих трёт лоб. – Тогда встречаемся на месте через час. И до моего прихода – в подземелье ни шага! – Так точно! – слышится уже с расстояния, за секунды увеличившееся побежавшими наперегонки мальчишками. Кэйа поднимает взгляд на небо, молчаливо вопрошая, как же он вообще в это ввязался. Пока он заготавливал всё необходимое для зачистки, небо ему будто ответило: тучи сгустились, пряча солнце за своими плотными слоями. – Кажется, будет очень весело, – шепчет он себе под нос, направляясь к городским воротам. Проходит мимо Флоры, салютуя ей. В голове роятся мысли, что вот она уж точно должна знать, кто же покупает такие необычные букеты. Но расспрашивать её не хочется – кажется, будто от этого всё ощущение сказки пойдёт рябью, после рассыпаясь болезненно колющими где-то под рёбрами осколками. Пройдя через караул на входе в город, Кэйа замечает окруживших одуванчики Эмбер и Коллеи. Девушки радостно галдят, никак не могут наговориться за их редкие встречи. Скаут что-то громко рассказывает, указывая пальцами на необычное для Коллеи растение. А та смотрит во все глаза, чуть рот не раскрывает от того, насколько её всё захватывает. Где-то на задворках сознания бьётся мысль – даже такие разные, они составляют на удивление гармоничную пару. Дополняют друг друга, сглаживая углы и выделяя достоинства. Смотреть приятно. И как же хочется, чтобы в его жизни снова было так же. Дорога до подземелья много времени не занимает, даже с учётом прогулочного шага. Ребят слышно ещё за пару минут до того, как светловолосая макушка начинает различаться на фоне кустов. Беннет весело пересказывает Рэйзору последнюю прочитанную историю, а тот громко, как-то лающе смеётся. И даже не взирая на всё сильнее ухудшающуюся погоду – они счастливые. С нетерпением ожидают новое приключение, как будто вообще ничего в этом мире не может испортить их настроение. За пару метров до ребят Кэйа замирает, замечая потухший от первых дождевых капель огненный цветок. И почему-то ему как по затылку прилетает – как-то слишком много сегодня напоминаний об одном конкретном человеке. Всё никак он не уйдёт из его головы – хотя и так никогда сердце не покидает. На фоне слышатся голоса, а он так и стоит – словно загипнотизированный. А в голове красочными фейерверками взрываются картинки давно минувших дней. – Люк, аккуратнее! – ещё совсем юный Кэйа, почти спотыкаясь на бегу, предупреждающе кричит своему другу. Их разделяли каких-то пара десятков метров – мальчишка отстал от своего спутника, засмотревшись на мирно свернувшуюся под ягодным кустом лису. Дилюк лишь отмахивается не глядя, продолжая тянуть руку к пылающему цветку. Альберих в последнюю секунду приближается, хлопая ладошкой по почти дотронувшимся до горячих лепестков пальцам. Укоризненно зыркает из-под чёлки, стараясь незаметно выровнять дыхание. – Ай! Кэй, ну ты чего? – мгновенно надувается Дилюк, отдёргивая руку и сразу же сжимая её в кулак. – Больно же! – видимо, не до конца притормозив, силу удара юный ботаник не рассчитал. – А того! – насупился Кэйа, складывая руки на груди. – Ты знаешь, что от ожогов этим цветком ни одна мазь не поможет? У тебя волдыри сходили бы целую неделю! – Но… я же пиро, – как-то слишком быстро сдувается Дилюк, с опаской поглядывая на растение. – Я думал, смогу умерить его пламя и сорвать… – Ты серьёзно? – вздёргивает бровь Кэйа. Дилюк как-то почти смущённо переводит взгляд на собственные ноги, тушуясь под осуждающим взглядом друга. – Ты же вроде говорил, что они тебе нравятся… – еле слышно произносит он, потирая спасённой ладошкой заднюю часть шеи. – Люк, твоё здоровье мне нравится гораздо больше, – фыркает Кэйа. – А на цветы я могу и издалека посмотреть, без рисков и опасностей. Мальчишки тогда, под чутким руководством Кэйи, вместе перечитали главу его излюбленной энциклопедии. А Дилюк, виновато заламывая руки, несколько раз перечитал абзац о том, что пиро глаз бога пиро цветок не потушит ну вообще никак. Да и вообще от них лучше держаться подальше – в некоторых случаях они так вообще себя странно вести начинают… – Сэр Кэйа, наконец-то! – вырывает его из воспоминаний подбежавший Беннет. Альберих вскидывается, оборачиваясь. – Ну что, готовы? – спрашивает, моментально стряхивая с себя все раздумья. Сейчас он несёт ответственность за жизни этих юношей, не имеет права тонуть в своей хандре. Парни утвердительно кивают. Звуки первых шагов гулко отскакивают от каменных стен подземелья. Абсолютно ничего не кажется необычным, скрывающим в себе какую-то угрозу. Постепенно то тут, то там загораются факелы. Мерцают зеленоватым светом странные ворота. – Мне кажется, что тот, кто активировал здесь всё, уже полностью зачистил это место… – тянет Кэйа, разбивая мечом деревянную бочку. И там снова – ничего. Ни странного, ни опасного, ни полезного. – Это значит, что мы опоздали? – уныло спрашивает Беннет. – Это всё моё невезение, да? Кэйа останавливается, удивленно вскидывая брови. Рэйзор еле успевает притормозить, чтобы не врезаться в его спину. – Если для тебя отсутствие пытающихся убить штук – это невезение, – Кэйа легонько сжимает плечо расстроенного парнишки, как раз поравнявшегося с ним. – То я тебя очень прошу, сопровождай меня на каждой вылазке. Прямо ни на шаг не отходи, ладно? Лицо Беннета освещается слабой благодарной улыбкой. Мальчик не раз вскользь оговаривался, каким же тяжким бременем кажется ему его невезение. Будто бы он – ошибка, наказание для своих близких. Кэйе физически больно было это услышать – более светлого и доброго человека разыскать просто невозможно. – А вообще, – продолжает капитан, возобновляя быстрый шаг. – На мой взгляд, ты не должен даже думать о том, что твоё невезение делает тебя каким-то неправильным или мешающим окружающим людям. Беннет притормаживает, удивлённо вскидывая брови. Вот уж не думал, что сам капитан кавалерии в курсе его комплексов. – Я ему это тоже говорил, – с заметными паузами между словами вступает в разговор Рэйзор. – Вот, послушай друга, Бен, – Кэйа аккуратно заглядывает за угол, проверяя обстановку. Снова никого. – Ты – это не то, что попадается в сундуках на твоём пути. Ты – это то, что ты продолжаешь стремиться к следующим сундукам, а не остаёшься жить в первом же пустом, свернувшись в нём клубочком и ставя точку на своей жизни. Твой энтузиазм заслуживает всяких похвал, уж поверь мне. – Спасибо… – еле слышно отвечает Беннет, смущённо потирая рукой затылок. – Я серьёзно, – для весомости Кэйа тут же ловит его взгляд. Чтобы всё сказанное им точно было понято верно. – Невезение – штука спорная. Шишки и везучие люди набивают. Только вот ни одно, даже самое сильное в мире везение не заставит человека гореть этой жизнью, любить каждый её день. А пока тебе есть, за что её любить – прилетевший в затылок камушек ничего не значит. Зато жить интереснее, на каждом шагу сюрпризы! Беннет как-то облегчённо кивает. Он и сам пытался внушить себе те же мысли – мальчик он смышлёный. Но одно дело – проговаривать ободряющие слова себе под нос подрагивающим голосом. И совсем другое – услышать их от кого-то другого. Кэйа кивает в ответ, довольно улыбаясь. Рэйзор, видя настрой спутников, радостно кивает тоже – за компанию. Дальше идут в уютной тишине. Наконец выходят в просторный зал. Абсолютно пустой, как и всё подземелье. – Ну вот, – упирает руки в бока Кэйа. – Гораздо лучше, чем я предполагал. – Спасибо, что разрешили с Вами тут всё осмотреть, – благодарит Беннет, озираясь в поисках выхода. – Нам туда, – кивает Рэйзор в сторону одной из стен, слегка ведёт носом. Один камушек на указанной стене выступает из кладки. Кэйа осторожно нажимает на него, моментально удивлённо отступая от начавшей проявляться двери. Выходят они там же, где и зашли. Синхронно вдыхают свежий воздух. Беннет раскидывает руки, довольно подставляя тело обдуваться прохладным ветром. Непонятно, сколько часов они провели внутри, но уже точно наступил поздний вечер. – Чтож, рад был посотрудничать, – со смешком отдаёт честь Кэйа. – Вы сейчас куда? – В Спрингвейл, обещали помочь с вечерней охотой. И уже, вроде бы, опаздываем. – Ладно, удачи тогда, – кивает Кэйа. – До встречи! – Всего доброго, капитан! – машет на прощание Беннет, подхватывая засмотревшегося на белку Рэйзора под локоть. Альберих облегчённо выдыхает. Всё хорошо, он никого не подставил под удар. Только вот домой идти почему-то не спешит. Даже есть как-то не особо хочется. И ноги сами несут его по знакомой тропинке к Долине Ветров. Шелест листвы дуба Ванессы почему-то всегда расслабляет. Шуршание вечно летающих у статуи Архонта кристальных бабочек его успокаивает. Отличное место, чтобы отдохнуть и хорошенько подумать. А мыслей у него сегодня на удивление много. И почему-то совсем не радостных. Хотя завтра как-никак праздник. Альберих по привычке забирается на излюбленную толстенную ветку, упираясь спиной в могучий ствол. Смотрит на виднеющийся где-то вдалеке город. Человек привыкает ко всему. Кэйа – человек. Элементарная логика. Другие плотнее прижимаются к своему партнёру, прячась в тёплых объятиях от наступающих холодов. Кэйа крепко-крепко обнимает одеяло, нацепив на ночь дополнительный свитер и любимую пару носков. Он привык. Другие, будучи совсем сонными, торопятся утром скорее открыть глаза, чтобы увидеть примятое подушкой любимое лицо. Кэйа после пробуждения несколько минут лежит, плотно сомкнув веки. Лишь бы не выбираться из пока ещё таких чётких картинок, нарисованных его заботливым воображением. Он привык. Другие отрываются от дел, чтобы быстрее рассказать кому-то о только что случившейся комичной истории. Кэйа тихонько шепчет свежий анекдот мурчащему у его ног коту, почему-то решившему сопровождать его на ночном патруле. Он привык. Другие обеспокоенно выглядывают в толпе родные фигуры, чтобы быстрее переплести пальцы с кем-то, соединить тёплые ладони. Кэйа гипнотизирует взглядом бокал, цепко сжимаемый холодными руками. Он привык. Он привык, всё в порядке. Вокруг кипит жизнь, переливаясь насыщенными, бурлящими красками – все друг другу нужны. Они будто назло разбились по парам, неосознанно своим счастьем транслируя в уставший мозг одну простую истину: человеку нужен человек. В его случае – один конкретный. Он находит для себя маленькие радости каждый день. Считает себя вполне счастливым человеком. Но... Разве есть предел у совершенства? Он читал в умных книжках, что есть такое понятие – социальная бабочка. Кэйа же – социальный мотылёк, остервенело рвущийся к огоньку живого, искреннего общения. И не в силах к нему по-настоящему прикоснуться. Из раза в раз он идёт по коридорам Ордо, периферийным зрением отмечая воркующих Лизу и Джинн. Он за них рад, неописуемо. Но гложет изнутри ядовитое чувство – он вот всегда один. С того самого дня – совершенно один. И никто эту потерю ему не заменит. Шуршат мешковатыми штанами Беннет и Рэйзор, с хохотом мчащиеся в сторону очередного подземелья. Они ещё так юны, но оба уже хлебнули сполна из горькой чаши. Но вот, соприкоснулись плечами и идут вперёд, радуясь каждому новому дню, каждому новому приключению. И пусть в конце не будет сундука с драгоценностями. Они и капусте будут рады. Весело хихикают Эмбер и прибывшая из далёкого Сумеру Коллеи, обменивающиеся последними новостями. Зелёноволосая девчушка с таким искренним восхищением смотрит на свою подругу – будто мысленно клянётся стать ей равной. И даже не догадывается, что это совершенно не имеет значения. К чему ей соревноваться, если самую главную свою битву она уже выиграла? Настало время радоваться, с упоением смотреть на окружающий мир и как губка впитывать его чудеса. Один лишь Кэйа, всеми любимый вроде бы, но вот, оставшийся за бортом. И вроде бы – все вокруг ему друзья. И вроде бы – может подойти к любому из них, блистая непринуждённой улыбкой. Вклиниться в любой разговор – ему будут рады. И вроде бы – любимчик всего города. Только вот душу подарить некому. Чтобы говорить ни о чем – но обо всем. Нет, Кэйа не эгоист! Он не хочет становиться для кого-то центром мира, впадая в больную созависимость. Чтобы до других дела не было. Чтобы весь день состоял только из другого человека, чтобы все разговоры с другими вести только о нём. Чтобы всех остальных забыть, лишь бы того самого отчётливее помнить. Нет, Кэйа такого не нужно. Но вот хотя бы ощущать себя приоритетом... Хотя бы знать, что кто-то выбрал его из десятка других. Но для каждого есть кто-то важнее. А Кэйа... Кэйа за бортом. Однажды он смог обрести такое же счастье. Буквально голыми руками выловил, как диковинную, переливающуюся всеми цветами радуги рыбку из пруда. И столько лет наслаждался искренней, сшибающей с ног улыбкой, посвящённой ему одному. Словно поймал лучик солнца в бутылку, а затем ходил с ней за пазухой, прижимая к себе как самое дорогое сокровище. Для неумелого рыбака поймать редчайшую рыбёшку – задача со звёздочкой. А вот окончательно присвоить её себе, удержав от нырка обратно в родные глубины – так вообще практически невыполнимая. Кэйа себя профессиональным рыбаком никогда не считал. Навыков у него хватало только на то, чтобы издали любоваться бьющим по воде алым хвостом. Обрести и потерять что-то – это одно. Тяжело, болюче, до ломоты в костях тоскливо. И совсем другое – когда прямо под нос суют чужое счастье. Ненужное, совершенно непрошенное. Как лишний, заветревшийся кусок ягодного кекса. Вкусно, в теории. Но когда кусок в горло не лезет, а краешки рта царапают чёрствые крошки – совершенно без надобности. Он даже не замечает, как просиживает на дереве час за часом. Уже давно вечер сменился глубокой ночью. Уже и новый день настал. Не пора ли начать праздновать? Кэйа спрыгивает, приземляясь в пожухшую траву. Потягивается, разминая затёкшие ноги. Устало ведёт плечами, только сейчас замечая, как же успело похолодать за это время. Ноябрь – не лучшее время для ночных посиделок на улице. Даже для обладателей крио глаза бога. Даже спрятавшись от морозного ветра в кроне дуба. Ёжится, растирая холодные ладони. Добирается до городских ворот, когда самый краешек неба уже начинает еле заметно светлеть. Почти рассвет. И снова непрошенные ассоциации. Рыцари в карауле почти спят, привалившись спинами к каменной кладке. Кэйа усмехается, кивая на сонные и крайне вялые приветствия. Задумчиво бредёт к своему дому, даже не цепляясь взглядом за знакомые улочки. Пока краем глаза не замечает внушительных размеров чёрное пятно на собственном пороге. И это пятно, почему-то, судорожно вцепилось в огромный букет. – Лилии калла? ... – на выдохе шепчет Альберих. – Я… - мнётся некто, чьё лицо Кэйа узнает всегда и везде. И какая-то маска ему вовсе не помеха. Маскировка из неё тем более всё равно так себе. В полной тишине смотрят друг на друга, боясь даже пошевелиться. Дилюк первым нарушает молчание, прочищая горло. – Мне подумалось, что в твой праздник уместнее всего будут именно твои цветы, – приглушённо произносит он, в пару шагов преодолевая разделяющее их расстояние и как-то робко протягивая букет. Впервые – лично в руки. – Я… Спасибо, Дилюк, – тихо благодарит он, принимая цветы и сразу же прижимая их к себе как можно ближе. Вцепляется в них, как утопающий в соломинку. В каком-то смысле он сейчас и правда безнадёжно тонет. Сколько мыслей о том самом человеке он бы от себя не отгонял – у него не получалось. Только к этому он не привык. Каждый почти что дружеский разговор вечером в таверне, каждая нечаянно пойманная в толпе улыбка – всё это одновременно и наполняло теплом всё тело, и душило до хрипов в подушку. Так близко – так далеко. Так невыносимо. – С Днём рождения, Кэйа, – Рагнвиндр слабо улыбается. Альберих на автомате зеркалит его улыбку, пока не в силах до конца осмыслить произошедшее. Если всего полчаса назад его голова кругом шла от вереницы разношёрстных мыслей, то сейчас от них не осталось и следа. Гулкая пустота. И маленький воображаемый Кэйа, во всю глотку орущий в воображаемое небо посреди воображаемого цветочного луга. – Ну, ещё раз с праздником, – безотчётно кивает своим более информативным мыслям Дилюк. – Прости, если расстроил… Я, пожалуй, пойду. Разворачивается, взмахивая не скрываемым больше капюшоном высоким хвостом. Стягивает надоевшую до оскомины маску с лица. Будто снимает давным-давно выставленные щиты. Успевает пройти всего пару шагов. И словно этот алый мазок на фоне крепко спящего города выдёргивает Кэйю из его мыслительного оцепенения. Он вскидывается, всем корпусом подаваясь вперёд. С таким рвением, что тяжеленный букет, прижатый к груди, чуть не перевешивает его прямо лицом в брусчатку. – Стой! – слишком громко для предрассветного часа вскрикивает он. Дилюк моментально оборачивается, вопросительно вскидывая бровь. – Почему…? – быстрота мышления к Альбериху всё никак не хочет возвращаться. – Потому что у тебя сегодня День рождения…? – Дилюк не особо понимает суть вопроса, хмурится. – Нет, я не об этом, – Кэйа слегка покачивает букетом лилий. – Я о тех, что были до него. Почему, Дилюк? Рагнвиндр заметно тушуется, с бескрайним интересом рассматривая собственные сапоги. Кэйа делает широкий шаг к нему, становясь преступно близко. Так, что их разделяют только цветы. – Я много наблюдал, Кэйа, – наконец поднимает на него взгляд Дилюк. И почему-то в его глазах светится решимость, подчёркиваемая слабым отражением начинающих гаснуть звёзд. – И почему-то слишком часто видел тебя грустным, стоило тебе остаться одному. – Оу, – выдыхает Кэйа облачко пара. Кажется, для такой морозной ночи он слишком сильно горит изнутри. – Я не силён в душевных разговорах, но… Мне хотелось как-то показать, что я рядом. – И поэтому ты анонимно дарил букеты? Чтобы показать, что ты рядом? – скептически тянет Кэйа. Дилюк закусывает изнутри щёку. Волнуется до подкатывающей волнами тошноты. Не один Кэйа судорожно отгонял мысли об однажды утерянном самом родном человеке. О бьющем поддых желании его вернуть. – Я не был уверен, что я рядом тебе вообще нужен. Но вот что кто-то нужен – было для меня очевидно. – Ох, Дилюк, – Кэйа поднимает взгляд к небу, старается выровнять дыхание. – В душевных разговорах ты и правда не силён. Рагнвиндр будто сдувается – признать этот факт самостоятельно оказалось проще, чем услышать от него подтверждение. – Но, – слабо улыбается Кэйа. – Мне кажется, посыл я уловил. Дилюк выдыхает с явным облегчением. – Может, зайдёшь на чай? Тут как-то прохладно, не находишь? – с какой-то затаённой надеждой спрашивает Кэйа. – Если ты не против, то я с радостью, – улыбается Дилюк, запихивая маску поглубже в карман. Прямо как ровно этим же утром, Кэйа замёрзшими пальцами гремит ключами и крепко прижимает к себе букет. Чуть подрагивающей рукой толкает дверь, пропуская такого дорогого гостя внутрь. Заходит следом, скидывает пятками обувь и быстро ретируется в поисках вазы. Дилюк замирает на пороге, оглядывая скромное помещение. Скромное, но до невозможного уютное. Детские рисунки на стенах. Дилюк предполагает, что они авторства малышки Кли. Если так – у неё точно есть большой потенциал. Взгляд цепляется за множество мелочей, делающих жильё действительно обитаемым – милые памятные фигурки, яркие ароматические свечки, пушистые пледы на креслах. И цветы. Аквариум с подаренными им же ромаринами на столе. Высушенные до сухоцветов сумерские розы и маркоты, прицепленные к какой-то дощечке и формирующие собой необычное подобие картины над диваном. Кэйа возвращается, аккуратно водружая вазу с пышным букетом лилий на журнальный столик. И тут же убегает обратно, оставляя Дилюка с немым вопросом смотреть ему вслед. Но отвечает он на него спустя всего минуту – когда снова появляется с подносом. – Подогреешь? – кивает он на принесённый чайник с плавающими внутри травами. Дилюк усмехается, снимая перчатки. – Ты хранишь все эти цветы? – словно между делом интересуется он, замирая рукой над водой. – Да, я… В какой-то момент мне показалось, что все они скрывают некие послания, – начинает он, закусывая губу. – Выбросить их даже в голову не приходило. – Я надеялся, что ты догадаешься, – усмехается Дилюк, тыльной стороной ладони проверяя температуру. – Ну, пришлось хорошенько покопаться в справочнике конечно, но оно того стоило, – фыркает Кэйа, благодарно кивая и разливая по чашкам ароматный напиток. Дилюк обхватывает пальцами свой бокал, поднимая его на уровень лица. – С Днем рождения, Кэйа, – с улыбкой повторяет он поздравление, только теперь произнося тост. – Спасибо, – смущённо шепчет Альберих, стукаясь с ним своим чаем. – Очень непривычно праздновать без твоего вина, знаешь ли, – с лёгкой грустью замечает он после первого глотка. – Можешь попробовать покрошить туда пару лепестков сумерской розы, – смеётся Дилюк, откидываясь на спинку кресла. – Она только символизирует… – начинает было спорить Кэйа, но сразу же осекается. – А откуда ты, кстати, узнал все эти значения? Никогда не замечал за тобой ярой любви к ботанике. – Наткнулся на справочник в библиотеке Ордо и вспомнил, что цветы тебе всегда очень нравились, – чуть порозовев признаётся Дилюк. – Хотелось хотя бы как-то тебя порадовать… Кэйа задумчиво хмурится, оглядывая помещение. Замечает оставленный на столе утром справочник и быстро поднимается за ним. – Не на этот случаем? – спрашивает, протягивая книгу в руки Дилюка. – Когда листал, заметил парочку галочек на полях – именно эти цветы я и получал. Рагнвиндр недоверчиво перелистывает пару страниц, поднимая удивлённый взгляд на собеседника. – Кажется, мы умудрились воспользоваться одним и тем же изданием, – усмехается Кэйа, видя его реакцию. – И правда, – снова опускает взгляд на страницы, для проверки перелистывая ещё парочку. – Я себе помечал те, которые в теории смогу достать. И выписывал для себя их значения. Альберих смеётся, плюхаясь обратно в кресло. Даже тут их судьба свела – ну что за чудо чудесное. – Как ты вообще смог раздобыть все эти букеты? – спрашивает он, снова отпивая из бокала. И через секунду замечает, что не из своего. Упс. – Сумеру, Фонтейн… Это не до Спрингвейла за мятой сбегать. – Ну, не хочу хвастаться, – картинно вздыхая проводит по волосам Дилюк. – Но иногда очень удобно быть винным магнатом. Кэйа заливисто смеётся, счастливо щурясь. Тонкие полосы мягкого света проходят сквозь узкие щели в, казалось бы, плотно зашторенных окнах. Заставляют еле видные пылинки медленно танцевать в рассветных лучах. Кэйа отпихивает от себя тёплый плед, неохотно вставая с нагретого кресла. Слегка потягивается, идёт наконец впустить в комнату новый день и свежий воздух. Как же сильно всё меняется, если подкорректировать всего лишь одну переменную. – Раз уж так сложилось, может позавтракаем вместе? – с еле слышной надеждой в голосе спрашивает Дилюк. – Если ты только со своих полуночных геройств, то для тебя это скорее будет ужином, – фыркает Кэйа, проверяя шкафчики на наличие чего-то съестного. – Вообще, я тебя и на ужин хотел пригласить… Кэйа тут же оборачивается, со счастливым недоверием смотря ему прямо в глаза. И видит там надежду. И видит там обещание. – Думаю, в честь праздника я могу позволить себе выходной… – смуглые щёки растягиваются в самой довольной улыбке за последнее время. – Тогда может ты согласишься и на вечернюю прогулку? Ну, если успеешь отдохнуть и поспать, конечно, – закусывает губу Дилюк. – А после и праздничное вино для тебя с радостью организую. – С удовольствием, Люк, – хихикает Кэйа и оборачивается обратно к шкафчикам. И не видит, как при звучании почти забытого детского прозвища лицо Дилюка расплывается в абсолютной копии его собственной широченной улыбки. Этим вечером лучи закатного солнца подсвечивают силуэты двух влюблённых молодых людей, не спеша бредущих по встречающей наступление зимы поляне. Их руки крепко сцеплены, а их губы не перестают улыбаться ни на секунду. Резкие порывы ветра смешно переплетают их волосы между собой – настолько близко они друг к другу. А смуглая рука в шипастой перчатке бережно сжимает очередной букет – перевязанные шёлковой лентой радужные розы, по своей природе больше близкие к лилиям. И символизирующие счастье встречи. Если Кэйа по своей природе – одеяло, то Дилюк – подушка. На которую можно склонить уставшую голову, а она подарит уют и покой. О которую можно потереться замёрзшим носом, в ночной тиши уткнуться и кричать изо всех сил. И знать – станет легче.

***

– И всё же, кто же может задаривать Кэйю цветами, а? – Джинн, удобно устроившаяся на коленях Лизы, задумчиво закусывает губу. – Я уже всю голову сломала. Пурпурная ведьма тихонько посмеивается, пропуская через пальцы шелковистые светлые волосы. – И почему это тебе так покоя не даёт, дорогая? – Лиза начинает аккуратно массировать кожу уставшей головы. – Кэйа же мой друг! Понятное дело, мне интересно знать, кто этот его тайный поклонник! – А разве он тогда не перестанет быть тайным, поломав всю романтику? – хихикает Минчи, легко щёлкая по любопытному носу. Джинн фыркает, прикрывая глаза. – Это как взять читать роман, а потом обнаружить, что последние страницы с развязкой безбожно вырвали. – Ох, милая, ну это совсем уж трагичное сравнение. – Почему это? – За такое издевательство над книгой кому-то бы очень сильно досталось, знаешь ли. А тут нужно просто набраться терпения. Поверь, потом ты будешь очень удивлена. – Откуда ты знаешь? – с подозрением спрашивает Джинн. – Ну, так я же давно в курсе… – Что?! – резко поднимается с чужих колен Гуннхильдр, гневно смотря в поблескивающие хитростью зелёные глаза. – И ты мне не рассказала? – Ох, ну не обижайся, я правда не могу, – смеётся Лиза, поднимаясь с дивана и подходя к оставленной на столе чашке чая. – Буквально права не имею. – Это ещё почему? – обиженно интересуется Джинн, закидывая ногу на ногу. Лиза кидает задумчивый взгляд в окно, тихонько размешивая сахар в наконец остывшем чае. – Я – библиотекарь. И я прекрасно осознаю ценность хорошей концовки для романа, – девушка делает глоток, смакуя сладкий ягодный вкус. – Особенно правильно и вовремя поданной.