Киты-самоубийцы

Созвездие Кит

в тёмном небе висит

и холодной водой обливается.

Архипелаг Вестеролен, город Анденес | Конец октября, 1996 | Конец тёплого сезона

      Ключи приятной тяжестью звенели в ладони. Двухэтажный дом в отдалении города, из красного дерева с маленькими окошками: где со шторками, где-то без. Перед ним припаркована машина, старенький «Форд», у входной двери стояли в жухлой траве и лысом снеге два детских велосипеда. Соседи будут точно с детьми, и это не то чтобы неприятность, скорее диссонанс и открытие.       Дом пуст.       Он не ждал тёплого приёма — как-никак, всё-таки север, — но хоть какой-то реакции — да. Шапка нахлобучила волосы. Чемодан с оборудованием пристроился к стене. Арендодатель особо не распинался, когда отдавал комнату под съём, а ему и не нужно — он здесь всего на один сезон, не больше, и потом обратно домой. Здесь всюду асфальтированные дороги, аккуратно уложенные тротуары, украшенные к праздникам дома, светящиеся головы лосей на придорожных барах. Здесь множество условий, которые делали главный архипелаг Норвегии гостеприимным и уютным для посетителей. А хотелось бы, чтобы он был закрыт. Хотелось бы, чтобы И-си-эс добивался разрешения на съёмку и исследования. Но в итоге он здесь сам, по своей воле, на шесть месяцев.       Как оказалось, дом всё же не пуст.       Маленькая бледная ручка держалась крепко за ветхую дверь, глаза-кнопки, словно океан в ночи, цеплялись за незнакомца. Светлые волосы собраны в редкую косу, щёки румянились от холода общего коридора. Чемодан неустойчиво покачнулся и упал, грохот заставил девочку подпрыгнуть от испуга и сбежать, хлопнув дверью. Беглая норвежская холодная речь, затишье.       Он вздохнул, поднялся на второй этаж, подошёл к своей двери, вставил в прозрачную дверцу ящика именную табличку — Кан «Кит» Тэхён — и заперся изнутри.       Небольшая собственная кухня, совмещённая с гостиной и столовой, отдельной комнатой спальня с видом на соседний оранжевый дом и простилающийся на километр приснеженный газон. Свет горел тёплый, плита работала исправно, сине-рыжий огонь упорно облизывал конфорки, но холодно — придётся спасаться грелками и обогревателями. Стены ледяные и тонкие. Не страшно. Отправляясь в суровые условия не впервой, Тэхён ожидал, что будет несладко. Он целенаправленно добивался этого — всё, лишь бы посмотреть в глаза китам. Остальное не имело значения.       В дверь постучали.       Открывая, он никак не ожидал увидеть мужчину со стеклянным серым глазом и испечённым пирогом с лососем. Его волосы уже изрядно претерпели седину.       — Доктор…? — мужчина изогнулся, чтобы ещё раз прочесть табличку. Между его густых светлых бровей залегла складка.       — Не утруждайтесь. Зовите меня Кит.       Мужчина залился тихим смехом, без препятствий отдавая угощение гостю. Сосед пропал на некоторое время в своей новой комнате, потом вернулся. Пахло холодом и мятой.       — Меня зовут Хедус. Предполагаю, вам нужна будет экскурсия? И, надеюсь, моя дочь не напугала вас своим любопытством. Знаете, несмотря на то, что соседи часто сменяются, она каждый раз выглядывает с интересом, словно следующим гостем станет принц или альв.       Хедус выглядел чистоплотно и мягко, словно его всего связала рука старушки в кресле-качалке. Он всё ещё молод, но его пик прошёл, как пешая прогулка с высокого утёса к дому у подножья горы. С его шеи свисал небольшой крестик, наверняка зацелованный сухими потресканным губами. На кофте был вышит обыкновенный мак. Кит накинул на себя безрукавку.       — Не скажу, что Квазар — скряга, но ему точно стоит задуматься о том, чтобы относиться чуть более ответственно к сдаче комнат. В конце концов, однажды у него просто не будет клиентов, но я не злорадствую, — Хедус дёрнул за ручку двери на втором этаже, комнаты напротив соседа, и она оказалась заперта. — Здесь никого. Занят только первый этаж, как видите. Здесь никто надолго не задерживается: туристы, студенты, молодые пары. Архипелаг не пользуется популярностью у тех, кто ищет пристанище для того, чтобы корни пустить. Вы здесь за чем?       Его речь звучала связно и свободно, открыто. Кит слушал и понимал каждое слово, с удовольствием отмечая, что даже не приходилось переводить в голове.       — Австрийское подразделение ассоциации И-си-эс. Приехал проводить съёмки китов. Не Би-би-си, конечно, но близко.       — Вот! Тоже не за жизнью приехали. Но я не злорадствую и не жалуюсь. Архипелаг — он такой. Возле океана опасно жить.       На первом этаже слева оказалась комната всей семьи: Хедус; его жена, Алия; и младший ребёнок, дочка, Нави. Справа, в ещё одной комнате, как оказалось, жил их старший сын, который предпочёл жить отдельно, но, видимо, к полной сепарации всё-таки готов не был. Его звали Арктур, и его комната заперта на ключ.       — Жить будете у себя, но туалет у нас общий, поэтому придётся потесниться. Вот он, здесь, на первом этаже. Душ тоже, — включив свет, Хедус продемонстрировал симпатичную комнату со всеми условиями. — Тут есть шпингалет, думаю, полезно будет. На сколько вы здесь останетесь, друг?       — Полгода. До апреля, когда начинается тёплый сезон.       — Суровое время для экспедиций вы выбрали, доктор. Ну ничего. Уверен, справитесь. А китов правда видно отлично. Дом, в котором мы с вами находимся, на самом деле был построен в пятидесятых, но эту землю как резиденцию использовали ещё китобои в тысяча восьмисотом.       Кит кивнул, чувствуя лёгкий укол раздражения. Он изучил всё, что касалось этого архипелага, как и всегда, когда готовился к новому проекту. А ещё он двенадцать часов не спал. Он едва держался на ногах и знал, что готов на всё, лишь бы сейчас его голова встретилась с подушкой.       Экскурсия заняла почти час, и Кит даже не понял каким образом. Передняя часть дома состояла из крыльца и небольшого коридора, где полки набиты снегоступами, куртками и шарфами. Несмотря на октябрь, температура на улице стремительно двигалась к нулю, а это означало, что совсем скоро придётся бороться с морозами. В конце коридора дверь вела к сложному набору генераторов, линий электропередач и резервуаров для воды.       — Зимой часто бывают снежные бури. Нередко отключают электричество или ещё чего похуже. Генератор просто необходим. Ещё есть вход в погреб, там хранятся еда, консервы, банки-склянки на случай, если бури будут настолько сильными, что любой выход из дома будет считаться аварийным. Но не бойтесь, — Хедус вывел Кита в коридор и поставил руки на бока. — В случае чего мы уже бывалые. Живём тут уже больше десяти лет. Ни одна стужа не страшна так, как бесконечная засуха.       Кит кивнул и остался свободен. На своей пишущей машинке он напечатает «Не беспокоить» и наклеет до следующего дня, пока его мозг не начнёт умолять его прекратить спать.                     Тэхёна разбудил звон кастрюль и сковородок, смешанный с голосами, приглушёнными закрытой дверью комнаты. На Вестеролене или нет, Тэхён всегда с трудом вставал с кровати. Некоторые вещи не менялись даже под гнётом обстоятельств и смены угла света, и такие мелочи вселяли уверенность в завтрашнем дне. В холодильнике оказался только пирог, так и не тронутый, и Тэхён разогрел его на плите за неимением микроволновой печи. Он умудрился проскользнуть незамеченным на первый этаж к ванной комнате, чтобы принять душ, заперся внутри с личным полотенцем и стал ждать, когда бойлер нагреется.       Несмотря на то, что Тэхён отправился в рабочее путешествие со знанием дела, в этот раз его одолевали смутные сомнения, а в голове крутилось множество мыслей. Он был чрезмерно беспокойным, чрезмерно тревожным, чтобы долго оставаться на одном месте. Поэтому, когда выбирал работу в отдалённых местах, действовал сам. Его работа заключалась в том, чтобы быть одному, просто наблюдать. Запечатлеть действительность столь правдиво, сколь он мог, холодно и непредвзято.       Он избегал разговоров с местными жителями. В отличие от большинства коллег, он даже старался не погружаться в местную культуру. А сейчас он вынужден жить с Хедусом и его семьёй, с которой до сих пор угрожающим штормом надвигалось знакомство.       Приняв душ, вытершись полотенцем и переодевшись, Тэхён вышел в коридор, звякнув шпингалетом. Дверь правой комнаты закрылась, тень ещё незнакомого человека, члена семьи, исчезла за ней.       — Привет!       Высокая женщина с жидкими волосами до плеч оказалась рядом с ним, желающая зайти в левую комнату с белой дверью, держа одной пианисткой ладонью банку с маринованным арбузом. Он подпрыгнул от неожиданности. Судя по соображениям и продуктам логики, это жена Хедуса. Огромные глаза, маленькие губы.       — Я Алия, — она протянула свободную руку, толкнув ногой дверь. Дома ходила в валенках, хотя всё ещё не так холодно. Наверное, сквозняк мучал. — Вы уже четвёртый гость за этот год. Хедус рассказывал, что вы задержетесь на целых полгода! Рассказал, что вы отправились сюда за китами, мой старший сын тоже обожает их, постоянно торчит у берега, он вам точно всё покажет! Хедус, конечно, толком ничего не рассказал о вашем проекте, но не думаю, что он хоть что-то понял — мужчины… Ой, — она прикрыла рот пальцами, раскрыв глаза так, словно только что поняла, что перед ней человек из плоти и крови. На её шее тоже висел крестик, в ушах серьги в виде цветка мака.       — Да, киты. М… Меня зовите Кит.       — Как созвездие?       — Именно.       — Заходите к нам на завтрак. Конечно, Арктура не будет, он повздорил с утра, но… — Алия виновато улыбнулась.       Она зашла в комнату, оставив дверь открытой, подошла к раковине и вытащила стакан из шкафчика. Она всё ещё продолжала болтать со скоростью миля в минуту, наполняя тарелки для семьи и гостя и рассказывая про «меню на сегодняшний день»; Хедус тоже стоял у плиты, раскладывая в маленькие тарелки консервированные домашние персики. За обеденным столом сидела, качая ногами, девочка до десяти лет с двумя хвостикам, собранная в школу. Алия села и придвинула Киту тарелку с пожаренными маленькими сосисками, яйцами и жареным хлебом. В маленькой глубокой тарелке остывала каша.       Кит вынужденно согласился и сел за стол, подальше от девочки.       Хедус и Алия общались сами. Обсуждали при госте его же занятие, иногда обращаясь с уточняющими вопросами. Кит предположил, что им обоим около сорока. Они милые и спокойные. Он решил, что они прекрасно смягчали грубоватый характер Норвегии и её северные ветра, которые по ночам рьяно бьют в окна. Сейчас Хедус и Алия весело болтали о пингвинах, альбатросах и ещё каких-то видах птиц, о которых Кит никогда не слышал. Как оказалось, Алия работала орнитологом.       Кит осмотрелся. На холодильнике стояли корешки и ветки, на одной из них сидела птица неизвестного вида. На открытой двери спальни сидел попугай. По полу медленно ходил ещё один неизвестный пернатый с перебинтованным крылом.       — Квазар разве не запрещает заезд с животными?       Разговор прервался, Хедус и Алия повернули головы.       — Запрещает. Первые лет пять, — ответил Хедус, допивая чай.       — А потом?       — А потом закрывает глаза. Мы же не беспризорники. Ухаживаем за ними, лечим, кормим, убираем.       — Я не позволю обращаться с птицами как-то иначе! — вмешалась Алия, прогнувшись и упершись локтями в стол. — Вот разве ты, будь возможность взять одного из китов себе, разве не воспользовался бы ею? Спрашиваю как учёный учёного.       — Нет, — Кит помотал головой, отталкивая тарелку с надкусанной сосиской. — Киты с трудом переживают одиночество. Люди им не собеседники.                     На крыльцо отлично падало полуденное солнце. Девчачьего велосипеда не было, остался второй, мальчишеский, но тоже детский; вряд ли он мог в настоящем принадлежать взрослому съехавшему в отдельную квартиру Арктуру. Всовывая в машинку чистые листы один за другим, Кит напечатывал страницы в исследовательский дневник о климате архипелага, приближающейся стуже в зимний сезон и совсем немного о местности, включая жителей — для общей картины мира, в котором проживали киты и другие морские обитатели.       — Что вы там пишете, док? Уже про нас заметки собираете?       Кит глянул на Хедуса. Он вышел на крыльцо, выдыхая полупрозрачный холодный воздух, и потянулся за пачкой сигарет, топорящейся из кармана.       — Нет, ничего такого. Просто записываю проекты и задачи, которые необходимо выполнить, и к тому же пишу введение. Мне нужно собрать как можно больше информации обо всём, чтобы распланировать съёмки, — он вздохнул. — Очень много всего происходит, это действительно работа для целой команды…       — Поэтому вы взяли целых полгода?       Кит покачал головой.       — Нет. Полгода для того, чтобы отследить жизнь в течение всего холодного сезона в субарктической зоне.       — И что, собираетесь призвать сюда свою команду? — Хедус зацепился за слово, затянулся и прижался спиной к красным дощатым стенам. — Это запрещено. Вы не можете никого водить сюда, особенно если это куча людей…       — Знаю, — сказал Кит, удивлённый подозрением. Его каштановый волос взбился от ветра, безрукавка была застёгнута по горло, а огромные глаза с агатовым австрийским отблеском бегали по уже напечатанным буквам. — Я не имел в виду, что надо привлечь больше людей. Мне просто нужно расставить приоритеты. Да и я не думаю, что я могу позволить себе команду. Финансирование.       — Откуда вы?       — Австрия.       — Точно. И у вас там всё так плохо?       — Могло быть лучше.       Хедус ещё какое-то время простоял на крыльце молча, и Кит снова погрузился в работу. Клацанье клавиш под огрубевшими пальцами звучало громче пения зимующих птиц.       — Оу. Что ж, я, безусловно, уважаю вашу занятость. Мы не будем путаться у вас под ногами.       Кит кивнул, отпечатывая последние строки листа.       — Я начну собираться. Киты никого ждать не будут.       В комнате всё ещё холодно и так же одиноко, в холодильнике — так же пусто. Тэхён не планировал выбираться на берег первые недели. Для начала нужно полностью разработать план, критерии. Основные цели его посещения Норвегии состояли в том, чтобы осветить жизнь морских млекопитающих и постоянно меняющуюся экологию, местный климат и его влияние на развивающуюся популяцию китов. Но, помимо этого, у каждого человека есть своя история. У каждого исследователя есть увлечения и проекты, которые можно объединить, чтобы в красках описать ландшафт местности.       Тэхён принялся варить кофе в турке на своей кухне, воспользовавшись нерастворимым, привезённым с собой из дома. Его он перелил в термос, взял с собой рюкзак, куда сложил принадлежности для заметок и кошелёк. И термос, само собой. И отправился смотреть на китов с берега, просто для первого знакомства. «Форд», которого не было полчаса назад перед домом, снова стоял с гудящим мотором. Тэхён остновился на крыльце, смотря на грубые изогнутые фары, пока в заднюю дверь салона наполовину влез юноша, вытаскивая наружу пакеты и прозрачные упаковки утеплённого постельного белья с козьей шерстью.       Их взгляды пересеклись. Совершенно другой, не такой, как остальные белокурые светлые члены семьи. На щеках веснушки от редкого солнца, волосы сожжённые светом, янтарно-каштановые, кожа смуглее, глаза гуще. Арктур. Имя тоже пылкое, воинственное, одно на миллион. На шее висел крестик.       Их взгляды пересеклись и разошлись.       — Новый сосед? — вдруг спросил он, стоило Киту пройти мимо по дорожке из гравия. — Отец говорил, что вы док, который пришёл смотреть на китов. И зовут вас Кетус.       Кит обернулся и ненароком заглянул в салон автомобиля. На кожаных задних сиденьях, помимо продуктов и тёплой одежды, покоилась мелочёвка художника: упаковка обычных карандашей разной плотности, пара кистей, белила и три квадратных холста в три раза меньше окон их дома.       — Кит, — с трудом поправил он, в горле встала птичья кость. — Да. Цетолог.       — Увлекательно. Тоже часто наблюдаю за ними.       Кит заметил на шее Арктура незамысловатую татуировку с цифрой «52», промолчал и подумал, что в воцарившейся тишине между ними должен изменить что-то точно не он.       Арктур достал всё из «Форда», заблокировал двери, в последний раз взглянул на исследователя и ушёл в дом. Кит отправился на берег.

Архипелаг Вестеролен, город Анденес | Середина ноября, 1996 | Начало холодного сезона

      Кит налил себе кофе в кружку рано утром, сел за стол и стал настраивать камеру, привезённую с собой. На этой неделе ему нужно получить представление о ландшафте, он собирался провести целый день, исследуя архипелаг и делая фото при различных состояниях естественного освещения. Конечно, в кадры попадут и киты, если у них будет подходящее настроение.       Он опустошил кружку, зашнуровал ботинки и закутался в слой флиса. Температура уже упала ниже нуля, снега ещё не привалило, но мороз кусал кожу неприятно и находиться на улице после тёплого австрийского лета мало приносило удовольствия. Сегодня получатся отличные кадры даже с естественной звуковой дорожкой. Холодно, но безветренно — не заложит динамик.       С семьёй они виделись не так часто, как могло предвидеться в самом начале заселения. Хедус время от времени встречался ему в коридоре, иногда слышались разговоры Алии и их дочери, чаще всего именно уроки становились причиной споров, которые, к счастью, быстро затихали. Арктур вёл себя тише воды, ниже травы, совсем не показывался на глаза и часто запирался в комнате. На замок. Хедус говорил невзначай, что у старшего сына всегда были перепады настроения из-за постоянно блуждающей музы: человек творческий, глубокая душевная организация; отрешение — нормальное состояние.       Кит хмыкал и пожимал плечами, вспоминая про «52». Ему по большей части плевать.       Добравшись до среднего холма, откуда открывался неплохой вид на океан, прибрежный рынок и туристическую зону, Кит поднял видоискатель и начал осматривать пейзаж, чтобы найти хороший кадр. Пляж давно ожил в прохладном дневном свете. Большие птицы кружились и ныряли в океан, морские брызги разбивались о скалы, несколько птиц поменьше важно расхаживали, клевали песок и гаркали друг на друга.       Кит обратил внимание на скалистые утёсы. Над домами по обе стороны возвышались холмы, превращающиеся в скалы, а потом в зубчатые острые утёсы. На протяжении всего пути Кит не видел ничего, кроме суровых острых скал, которые всё равно были полны движения. На равнинах располагались рыбацкие старые деревушки, прошедшие огонь и воду, крошечными точками носились дети. Он развернулся и направил камеру в небо. Большие коричневые птицы гнездились в расщелине. Он несколько минут наблюдал: птицы кружили вокруг гнёзд, кричали друг на друга. Некоторые улетали, некоторые возвращались, и наполовину опушенные птенцы тянулись к ним навстречу.       Алия наверняка была бы в восторге от такого зрелища. Сделав несколько фотографий и видео, Кит подумал, что вечером зайдёт к ним и поделится находкой; в птицах он никогда не был силён, а вот Алия наверняка узнает каждую из тех, что он заметил и на берегу, и в расщелине. Возможно, ему было бы интересно послушать.       Ему хотелось запечатлеть остров во всех его проявлениях: день, ночь, солнечная погода, туманная, дождливая, спокойная, морозная. Было что-то невероятно волнующее и возбуждающее в запуске нового проекта, и он чувствовал, что сначала нужно полностью погрузиться в историю, а уже потом беспокоиться обо всём остальном. Это исследование отличалось от другх тем, что сейчас ему понадобятся не просто записи и личные зарисовки от руки, но и настоящие материалы.       Кит вернулся домой к шести часам. Хедус заменял колёса прямо на улице, подложив на землю под спину картонку.       — Уже видели китов?       — Только издалека, с холма над деревней, — ответил Кит и хмыкнул. — Я заметил по крайней мере двух детёнышей со стаями около западной бухты. Ещё я увидел птичье потомство в расщелине. Думаю, Алии будет интересно взглянуть на снимки.       — О, да, наверняка. Зайдите, если хотите Она занята сейчас вышивкой.       Кит прошёл через себя, оставил рюкзак, переоделся, натянул носки потеплее и подомашнее, снова облачился в безрукавку и почувствовал жгучий голод, словно желудок присосался к спинке, но первостепенно решил спуститься вниз с камерой. Ему начинало казаться, что их неслучайные встречи начинали скрашивать часы досуга, хотя раньше он за собой такого не замечал. Алия действительно сидела в кресле-качалке и внимательно вдевала иглу с нитью в холст, закреплённый в оправе. Кит постучал в белую дверь.       — Я снял несколько кадров с семейством в расщелине. Думал, вам будет интересно.       За обеденным столом, убранным до блеска, Нави делала уроки под наблюдением Арктура. Алия с интересом кивнула, отложила увлечение на потом и пригласила Кита к столу; он не помешают детям — стол достаточно длинный, чтобы разместить на нём два химических оборудования для процеживания воды из вина так, чтобы они не сорикасались. Кит включил режим просмотра в камере и продемонстрировал Алии птиц, приближая. Объектив позволял видеть потомство чётко.       — Стой-ка. Можно? — с разрешения Алия взяла видеокамеру и приблизила максимально к гнезду. Облезлые, не очень симпатичные пташки коричнево-болотного оперенья с длинным зогнутым клювом. — Очень странно. Это же близкий к вымиранию вид! Залётный, конечно… ты поймал настоящее сокровище, Кит. Говоришь, в расщелине?       Алия отдалила изображение и осмотрела местность. Кивнула. Кит тоже кивнул.       — Хотите взглянуть на них сами?       — Разумеется! Завтра же поднимусь.       — Вас сопроводить?       Алия подняла голову, обращая взгляд к гостю, и мягко рассмеялась.       — Я, вероятно, выгляжу как непривыкшая к сложностям домохозяйка, но на самом деле я отличный скалолаз и экспедитор.       — Я не хотел.       — Всё нормально. Думаю, я доберусь туда завтра, и вы можете пойти со мной, только если сами хотите. Конечно, если вы будете соблюдать мои правила и рекомендации рядом с птицами.       Кит почувствовал лёгкое жжение у виска и непроизвольно поднял взгляд. Арктур его тут же увёл в тетрадь, добавляя больше усердства в слушание пересказа от сестры. На стене замерцала икона Богоматери, украшенная вышивкой из маковый цветов.       — Да, мне хотелось бы подняться и туда. Оттуда вид на западную бухту гораздо лучше.                     Тук. Тук.       Тук-тук-тук.       Кит проснулся от настойчивых стуков в дверь. За окном солнце светило достаточно ярко, чтобы утро подходило к концу, желудок уже начинал поскуливать, и пришло осознане, что после вчерашней многочасовой вылазки он проспал непривычно много. Слегка пригладив волосы, Кит открыл белую дверь. За ней стоял Арктур.       — Мама собирается ехать через полчаса. Вас ждать?       Ни здравствуйте, ни до свидания.       — Да. Сейчас спущусь. Настрою камеру и оденусь.       Как оказалось, Арктур поедет с ними. Два часа назад от отвёз сестру в школу, проверяя зимние шины, сейчас присел на капот, довольствуясь горячим чаем-кофе из термоса. Меховая дублёнка и шапка-ушанка — из окна Кит оценил температуру. Снега пока не прибавилось.       — Могут ли христианские дети делать снежных ангелов?       Пока Алия собирала снаряжения и оставляла полные кормушки для птиц, Кит уже загрузил свою сумку на заднее сиденье и сунул руки в карманы, ожидая на улице. Арктур зажёг тонкую сигарету с яблочным привкусом, отдающим кислым в глотку, и поднял глаза к окнам второго этажа — на пустую, никем не заселённую комнату. Спустя время даже со стороны заметно, насколько неживым казались обычные серые окошки.       — Почему вы так думаете?       — Ну, ангелы.       Арктур несдержанно рассмеялся и закашлялся, дым пошёл из носа, обжигая слизистую.       — Не думаю, что Бог разгневается, если ребёнок поваляется в снегу. Нави множество раз так делала, и ничего.       Кит сощурился, всматриваясь в Арктура, который постоянно словно сражался с самим собой, чтобы лишний раз не смотреть на него. Татуировка на шее притягивала внимание; разве набожные люди поощряли краску под кожей? Серую, въедающуюся внутрь. Да и табак… судя по тому, что курил парень прям перед домом, родители были в курсе.       — Вы с Нави неродные.       Арктур втянулся сильнее обычного, линия подбородка заострилась.       — Вы уж заждалсь, да?       Алия вышла из дома вовремя, вынуждая отложить странный разговор на потом. Хедус оставался дома, так как работал удалённо, и нужды запирать всё на ключ не было. Сегодня он планровал устанавливать брезент у крыльца, чтобы обезопасить от холода и будущего снега. Синоптики обещали снегопад уже к следующей неделе. Арктур бросил сигарету под ноги, потушил ботинком и, невзирая на причитания матери об экологии и культуре, обошёл «Форд» и сел за руль. Кит сумел отхватить ещё один жгучий многозначительный взгляд, перед тем как сесть в салон на задние.       Работа Алии почти не останавливалась — даже зимой ей нужно следить за самыми разными птицами по всему острову. И в этот раз на прицеле объектива балеарский буревестник.       Поднялись на холм они ближе к трём часам дня, ветер успокоился. Алия установила штатив с камерой, Арктур нашёл камень побольше и растелил на нём плед, усаживаясь туда с термосом и посматривая вниз, на подножие, где они оставили «Форд». Кит с увлечением следил за женщиной и слушал все её истории, связанные с работой и птицами. Прицелившись, она замолкла ненадолго.       — Питается рыбой и моллюсками, — сказала Алия негромко, сосредоточенно. Кит покачнул головой, спохватился и достал блокнот, записывая ручкой заметки. Светлый хвост её развевался от лёгких дуновений, ворот клетчатой красной рубашки прилегал к шее, перчатки с открытыми пальцами ловко орудовали параметрами оборудования. — Местом размножения являются Балеарские острова. В море не издаёт звуков, однако крик этой птицы можно услышать в колониях по ночам. Не следует за судами, — мнутная заминка. Кит повернул голову в сторону далёкой расщелины. Алия выпрямилась. — Ты понимаешь, что значит их гнездо?       Её тон звучал отнюдь не спокойно.       — Что-то случилось, раз они решили вить гнездо здесь.       — Верно, — Алия нахмурилась. — И у них огромные проблемы.       Сегодня времени уже не оставалось. Весь вечер Алия только о расщелине и говорила, не находя себе места, даже собиралась сорваться среди ночи, чтобы организовать спасательную экспедицию, убеждённая в том, что только что-то серьёзное могло удерживать перелётных птиц здесь, когда время близилось к зиме. Хедусу с трудом удалось успокоить её. Кит сегодня поужинал вместе со всеми — Арктур снова заперся у себя — и сообщил, что завтра отправится вместе с ней в расщелину, а киты один день смогут подождать. Тем более он сможет сделать ещё немного кадров ландшафта с другого ракурса.       Они отправились в расщелину с самого утра. Так как Хедус планировал закончить с брезентом и убрать наконец ящик инструментов в комнату с генератором, он отвёл Нави в школу пешком, а Арктур снова сел за руль. В этот раз он не вылезал и не курил, прогревал автомобиль и сидел, хмурый и закутанный в шарф, пока уши шапки забавно топорщились. Кит снова сидел позади посередине, широко расставив ноги, и сунул руки в карманы куртки. Начинало холодать, близился декабрь.       — Твоё имя ведь не Арктур. Почему…       Он замолчал, уставившись на Арктура через зеркало заднего вида. Его взгляд метался от лужи воды, собирающейся у крыльца дома, до руля и обратно. Он не собирался смотреть в глаза.       — Я думаю, это не ваше дело.       — Арктур так Арктур.       На холме они были уже через полтора часа, но подобрались с другой стороны, откуда будет удобнее подобраться к гнезду. Арктур предпочёл остаться в автомобиле — позавтракать взятыми с собой сэндвичами, запивая кофе, — так что Алия и Кит вынуждены были справляться в одиночку. Чтобы не мешаться под ногами, Кит предложил снимать спасение птиц чуть в отдалении, чтобы одновременно запечатлеть и долгожданный момент, и участие в этом Алии.       — Понимаешь, балеарские буревестники — исчезающий вид, на грани вымирания. За последние десятилетия популяция этих птиц значительно сократилась, и это огромная беда. Они обитают в тёплых краях на высоте, гнезда вьют на скалистых берегах и во всяких мостах, дамбах — где повыше и подальше от людей. Чудесные пташки… что же их сюда принесло так надолго…       Алия использовала спрей, убивающий человеческий запах, обезопасила лицо и руки, надела очки для защиты глаз. Волосы спрятала под шапку и одежду, чтобы ветер, разогнавшийся к высоте, не помешал. Кит начал снимать сразу, как они подошли максимально близко и безопасно, Алия дальше отправилась сама. Во время съёмки Кит не мог не думать об Арктуре; вся эта загадка с тем, как и почему он сильно отличался от родной семьи, очень увлекала. Он догадывался почему, но не крутить в голове не мог.       Он любил китов. У него на шее красноречивая «52». Это определённо стоило всех тех мыслей, вьющих гнёзда в голове.       Алия добралась до гнезда с трудом. Путь был оборван, местами обращался оврагами, камни сыпались из-под подошвы, опасно приближая к пропасти. Несколько раз она едва не потеряла равновесие, но быстрая реакция и страховка, о которой она позаботилась, дали возможность продвинуться вперёд. Почти у самого гнезда она обернулась и показала большой палец Киту — он приблизил картинку как по команде.       — Надо же… — Алия с придыханием заглянула в гнездо. Крик буревестника внезапно разошёлся по округе. — Ну что же ты, малышка… Какой ужас…       Через двадцать минут Алия вернулась на твёрдую почву к Киту с плотным гнездом, в котором были уже оперившиеся птенцы и их мама. С кровавым крылом. Кит хмуро взглянул на лицо Алии, выражающее крайнее сострадание. Женщина опустила гнездо вниз и встала, вертя головой и осматривая небо. Близилась зима, и даже дневной небосвод становился серым, как в туманных сумерках.       — Самец тоже где-то здесь. Птенцы откормлены, самка не смогла бы добывать рыбу и моллюсков для них, даже если бы очень хотела. Она бы просто не вернулась к ним, — Алия обернулась к расщелине. — Он скоро вернётся. Если не увидит гнездо, то есть вероятность, что он улетит обратно. В Испанию.       — Будете ждать его?       — Да.       Алия приготовилась. Взяла с собой воду, корм, аптечку. Они устроили небольшой перевал наверху, расстелив плед, и на этот раз Арктур тоже поднялся, потому что сидеть третий час в машине и слушать радио по кругу — просто сумасшествие. Он присел на плед, упёрся ботинками в землю и начал молчаливо рассматривать птиц, к которым всегда был равнодушен. Алия, помимо всего, угостила Кита приготовленными сэндвичами с тунцом и принялась откармливать потерпевших.       — Кушали они неплохо… видимо, самец постарался, хотя они обычно не делают этого. Это стайный вид, их в большом количестве можно увидеть с лодок или мысов, особенно осенью. В море тихо, но по ночам гнездовые колонии оживляются хриплыми кудахтаниями, более высокими, чем у мэнских буревестников. Они всегда гнездятся в пещерах и норах, потому что боятся нападения чаек, но… — Алия открыла контейнер с водой и мелкими рыбёшками, предлагая их настороженной самке. — Здесь всё не так.       Она крайне расстроена. Заметно невооружённым глазом. Кит поел, вытер руки и сделал несколько снимков вблизи. Это не пойдёт в научную работу, но наверняка останется на память о Норвегии.       — А вот, кажется, и он, — Алия подняла глаза к небу.       В облаках на ними летала птица. Стрижущий полёт: совсем маленькое колебание крыльев, а всё тело похоже на молитвенный крест. Он опасливо приземлился неподалёку от гнезда, но с ним ничего не сделать: здоровая и наученная опытом (и инстинктами) птица никогда не променяет свободу на пару ломтиков рыбного мяса. Самец буревестнка улетел, стоило Алии поднять руку, и она поджала губы. Самцы. Его крест скрылся за утёсом, и они решили больше не ждать.

Архипелаг Вестеролен, город Анденес | Середина декабря, 1996

      Весь следующий месяц Арктур держался отстранённо и часто запирался в своей квартирке. Однако это уже совсем не та дистанция, к которой привык Кит, когда они не виделись. Когда Кит только приехал, он относился к нему каплю заинтересованно и больше равнодушно, но теперь он просто казался замкнутым и настроенным агрессвно. Даже Алия, казалось, не могла завлечь его к семье на чашку чая, и она была расстроена, потому что Киту тоже приходилось всё чаще и чаще уезжать по работе.       Теперь он постоянно обхаживал берега острова. Наблюдение за стаями китов в самом разгаре: он уже месяц следил за ростом двух детёнышей, их развитием, всё снимал, постоянно катался на катерах подальше от берегов, чтобы снять все особенности. Кроме китов ему удалось поймать и дельфинов, резвящихся на поверхности, и тюленей. Конечно, о них он напишет не так много информации в работе, но не упомянуть не сможет — они жили бок о бок в бескрайнем океане.       Кроме соседской семьи он больше ни с кем много не общался, на все вопросы отвечал односложно или вообще не отвечал — лишняя трата времени, которого у него и так не очень много: сезон не стоит на месте, детёныши растут, погода меняется, вполне была вероятность, что уже через месяц его исследование остановится из-за погодных условий, суровой зимы и закрытой бухты.       Он выхватил бинокль и продолжил наблюдать. Перегнулся через корму, поднимая вверх руку, чтобы прикрыть глаза от солнца. Поведение китов казалось ему несколько странным. Вдалеке всплыли несколько едва различимых фигур, разбрызгивая вокруг морскую пену.       — Не может быть…       Кит слегка потерял равновесие из-за того, что катер покачнулся, рухнул на стул и ещё раз взглянул в бинокль. А затем достал объектив и снял, чтобы затем выслать в ассоциацию сообщение.                     — Как обстоят дела с китами?       Буревестник уже пошла на поправку, могла ходить и неплохо ела с рук. Алия отлично ухаживала за ней и проводила наблюдения как за ней, так и за развивающимися птенцами, которых посчастливилось встретить. Температура на улице упала ещё ниже, самец наверняка уже улетел, как ему и подобает, оставив гнездо плыть по течению. Сегодня ужин готовил Хедус, потому что Алия заперлась в спальне, усевшись за печатной машинкой.       — Поблизости есть киты, которых здесь быть не должно. Псевдорка крассиденс. Малая косатка.       — Косатки? — Хедус оказался немало обеспокоен такой новостью. На ужин сегодня для всех запечённая в томатах салака. Для всех — Кит, Нави и Хедус. — Нехорошо. Китам грозит опасность?       — Нет, — Кит хмыкнул. — Малые косатки питаются головоногими моллюсками и стайной рыбой. Пикшей, треской, лососевыми. Просто сам факт того, что псевдорки крассиденс здесь быть не должно, уже вызывает проблемы. Но я надеюсь, что они просто проплывали мимо. В океане сейчас температура до минус двадцати, так что им ничего не грозит. Постараюсь завтра заснять их чуть больше.       — Док, вам нужна помощь?       — Справляюсь.       — Это прекрасно.       На стене рядом с иконой Богоматери всела новая картина, очень свежая: вид с холма на западную бухту, летящий в небе крестовый буревестник и выплывающие вдалеке киты. Они съели уже половину, Нави только-только прекратила рассказывать о приключениях в школе, и Кит снова подал голос:       — Картина Арктура?       — М? — Хедус обернулся. — Да. Отдал нам около недели назад. Только повесили. Как я понял, вы оттуда как раз и достали буревестников. Красивое местечко. Неплохо там пикники устраивать, но, конечно, в гораздо более приличную погоду.       Кит всмотрелся в пейзаж. За окном выл ветер, порог заметало снегом, подоконники тоже, температура падала до минуса тридцати. Наверняка «Форд» уже утонул в сугробе, а велосипеды примёрзли к железкам.                     Он проснулся и взглянул на часы — два четырнадцать.       В окна без штор стучали голые ветки, ветер завывал, брезент хлопал по стенам, выпрямлялся, как ремень. Только два часа ночи. Кит сомневался, что хоть одна душа сейчас не спала, хотя с трудом верил, что с таким устрашающим шумом и тенями за окном малышка Нави могла спать. Он провёл на борту несколько часов и вернулся незадолго до наступления темноты. Хедусу пришлось едва ли не выламывать примёрзшую дверь, чтобы запустить его домой.       Кит сидел в мини-гостиной далеко за полночь, просматривая отснятый материал и особенно кадры с китами — они были просто шикарны, красивы, милы, как ни один человек не смог бы. Детёныши, более взрослые особи, подростки по китовым меркам. В один момент незапертая дверь комнаты открылась, внутрь зашёл Арктур с двумя пачками чипсов, бросая одну на свободное место возле Кита. Сам он сел на край крохотного стола, за которым ни разу не ели.       — Видели бы вы себя сейчас.       — Что? — Кит моргнул и уставился на «52». — А если бы я спал?       — Свет загорелся. Увидел через окно, что стало светло надо мной.       Пачка открылась, несколько крупных слайсов исчезли во рту с хрустом. Кит продолжал тупо смотреть на него, пока печатная машинка остывала, а чернила на бумаге в блокноте высыхали.       — Уберите это идиотское выражение со своего лица. Я просто решил поесть чипсов на ночь, а вы пялитесь так, будто я хожу по воде.       — Мне не так много лет, — Кит качнул головой, с настороженностью касаясь спиной дивана. — Не обязательно проявлять столько почтения. Я вряд ли старше большинства жителей здесь.       — Больше двадцати, но меньше тридцати?       Арктур в ночи был подозрительно сговорчив и инцииативен, а ещё у него на челюсти красовался бледный мазок краски, и рукава были обляпаны ненароком. Кит никогда не был человеком искусства, но он почти уверен в том, что это то самое состояние, о котором говорят: «Меня наконец-то посетила муза!»       — Что-то вроде того.       — Мне столько же, — хруст сырных чипсов. Кит в ожидании поднял бровь. — Двадцать шесть.       — О, твои родители не выглядят на свой возраст, очевидно — Кит хмыкнул, а затем непривычно для всех улыбнулся. Арктур даже замешкал, замерев с рукой в упаковке. — Ладно, Хедус выглядит на пятьдесят.       Арктур рассмеялся.       Было совсем не удивительно, что через два часа после их расставания Арктур услышал, как Кит наверху печатал на машинке. Стук его совсем не беспокоил, в отличие от нескольких недель тому назад, когда приходилось пользоваться бирушами, чтобы уснуть на малость часов. Он повернулся на другой бок и позволил этому размеренному звуку убаюкать себя.       Утром киты снова встретили исследователя. И художника.       Погода утихла, но не настолько, чтобы взбираться на катер; бухту перекрыли, и даже для местных выход в воду был запрещён. Арктур привёз их на семейном «Форде» в утро воскресенья после церковной службы, установил этюдник, открыл большой болотный чехол с принадлежностями, похожий на гитарный. Кит воспользовался уличным столом, разложил на нём записи, прижал их тяжёлым фотоаппаратом и установил штатив. Ветра не было, но бриз с лёгкостью мог украсть часть записей.       Радость от исследования снимала маску замкнутости и безразличия. Его отношение к Арктуру заметным образом не поменялось. Он был по-прежнему спокойным и тихим, но что-то изменилось, что-то вырвалось на свободу. Арктур криво улыбнулся, когда Кит принялся читать ему лекцию о блуждающих волнах и о заплывших в чужое море псевдорок крассиденс. Это одно из тех маленьких незаметных мгновений, которое не казалось существенным ни для кого, кроме них двоих.       — Ты же не профессор?       — По правде говоря, ещё не профессор. Я не преподаю на самом деле. Я пытался однажды: это был просто кошмар, — признался Кит.       С каждым днём стая косаток двигалась всё дальше и дальше на юг. Тем не менее Кит упрямо продолжал выходить в море, чтобы убедиться в правдивости своих заметок. И пока он складывал цепочки и писал сюжеты о жизни внутри вод, Арктур чувствовал мир немного складнее и мелодичнее.       — Вы правы.       — М? — Кит приблизил объектив к горизонту, но никакого движения не заметил.       — Я не Арктур. Справедливости ради, и вы не Кит. Кетус…       Они встретились взглядами, звёзды замерцали над ними и в их головах.       — Правда лишь отчасти.       — Как и то, что моё имя — Арктур.       — Тэхён.       — Бомгю. Приятно познакомиться с истинной личностью, доктор Кан.       Тэхён фыркнул, но улыбнулся в ответ и не отвёл взгляда. Брови Бомгю вздёрнулись. Тэхён не мог насмотреться на его лицо: непослушные кудри, падающие на лоб; маленькие веснушки на переносице; отливающие шоколадом глаза. Изгиб его губ. Блеск выглядывающего креста. Тэхён нехотя продолжил следить за водой и прибрежными волнами, беспокойно носящимися под ними, под деревянными перекладинами.       — Ты верен Богу?       — Отчасти, — Бомгю вернулся к этюднику. На холсте мал-помалу начинал вырисовываться сюжет. — Откуда вы?       — Австрия.       — Мы как Густав Климт и Эгон Шиле, — Тэхён снова выпрямился, вслушиваясь. — Вы рассказываете мне о китах и волнах, я учусь на ваших словах и выливаю красками на холст.       — Не вижу связи.       — Её надо чувствовать.       Вечером, когда они вернулись домой после утомительной работы на побережье, Тэхён увидел Объятия Любовников под рёбрами, написанные на коже так же искусно, как кистью художника. И почувствовал.

Архипелаг Вестеролен, город Анденес | Январь, 1997

      Самые тёмные и короткодневные сутки позади, световые дни обещали становиться всё больше и длиннее. Острова и вся Норвегия отпраздновала Рождество Христово и Новый Год, и на длинном светлом столе не было места от количества блюд, хотя численность гостей не прибавилась; казалось, у семьи совсем нет друзей. Нави подарили тёплый костюм и ирландский шоколад, Арктур получил коллекционное масло с добавлением природных красителей, Кит тоже не остался без подарка и получил свитер крупной вязки, сшитый собственноручно Алией.       Буревестники питались плотно и ревностно относились к новой территории, выбирая себе для гнездования верхнюю полку шкафа, в темноте. Алия вычистила для них место, убрала одежду на ненужный стул, всё время занималась наблюдением за видом. Это большая удача и подарок от самого Господа — возможность иметь такой близкий контакт с исчезающим видом, но Алия нередко нервничала из-за того, что птенцы не развивались в дикой среде, потому что шанс того, что они с трудом выживут первые месяцы на воле, критичны. К весне она перевезёт всё гнездо на орнитологическую станцию. Они не занимались разведением и адаптацией в дикой природе балеарских буревестников. И в этом самая большая проблема.       Хедус предпологал, что независимо от правил станция не отвергнет изчезающий вид. Алия чувствовала ревность и собственичество к новообретённым пернатым жильцам.       — Вы так и не сказали, сколько вам лет.       — Это имеет значение?       Тэхён собрал три четверти из работы. Остались лишь завершающие рывки при встрече тёплого сезона — и можно возвращаться домой немного раньше. Есть ещё немного неизведанных странностей и патологий в море. Он провёл всю систематизацию полученных данных о жизни в холодном сезоне. Он собрал уже всю информацию о горбатых китах, осталось проследить последние месяцы взросления детёнышей — и можно уезжать.       — Да.       — Двадцать четыре.       — О, — Бомгю удивлён. — Я старше. Внезапно я стал ещё большим позором семьи.       — Что не так?       Тэхён собрал все бумаги воедино, выровнял по краями и положил на них сверху печатную машинку, чтобы не растерялись и не помялись лишний раз. В доме становилось прилично холодно, и обогреватель работал во всю силу, сжигая электроэнергию.       — Художник без денег. Без образования. С чужой кровью. Отрицающий Христа и грезящий о китах и мужчинах из Австрии, — Тэхён предостерегающе моргнул, и это заставило Бомгю рассмеяться спустя заминку. — Я говорю о Шиле, Климте и Мунке, конечно же. О, они то что надо. А их размазанный по переработанному дереву образ мысли…       — Отрицающий Христа? — Тэхён взглянул на закрытую белую дверь своей комнаты, подумывая о том, как бы никто не услышал. А может, они знали?       — Это всё, что вы услышали?       — Ещё то, что тебе нравятся мужчины из Австрии.       — Точно не то, на чём я бы стал заострять внимание.       — Чужекровный безработный, который всё время посвящает либо написанию картин, когда век на век приходит муза, либо скитается по берегам Анденеса в целях утешения, — Тэхён хмыкнул, достал турку и стал варить кофе. — Вот это — то, что мне стоило услышать?       Бомгю сощурился, смотря в спину, скрытую за вязаным свитером. Но ничего не ответил. Через какое-то время, когда ветер на улице завыл особенно сильно, Тэхён продолжил:       — Пятьдесят два, — Тэхён подошёл к сумке, пока аромат кофе витал под потолком, порылся в карманах и достал потрёпанный старый блокнот. В нём хранились записки, очерки, дополнения и опровергнутые теории. — Ему уже семнадцать лет. Частота гораздо выше, нежели у синего кита или финвала. Учёные из Вудс-Холского океанографического института до сих пор не смогли определить вид.       — Да, — сухо ответил Бомгю. — Мне нравится эта история.       К вечеру погода ухудшилась настолько, что в их поселении вырубился свет. Зимнее солнце с трудом освещало остров, вечная ночь сгущалась к вечеру, время можно определить только по часам. Температура упала до минус сорока. Радио тоже не ловило сигналов, а оставленная на экстренный случай рация с трудом настраивалась на какую-то частоту — слишком много волн. Генератор прослужит им чуть больше двух дней затратного использования, так что они решили экономить, пользоваться лишь обогревателями и бойлером.       Единственным огнём оказался в ночи тлеющий кончик сигареты. Бомгю лежал на кровати, свесив ноги, смотрел в потолок и на дымчатые узоры. Сейчас, когда у него не было возможности выплеснуть присутствие музы на холст или стены, единственным решением было сожжение себя изнутри.       — Бомгю?       — М-м?       Он не ответил. Он не сводил глаз с потолка; потом Тэхён вдруг наклонился и коснулся его губ своими. Они не отстранялись друг от друга, не разрывали поцелуя, дышали вместе, растворяясь друг в друге. Они целовались снова и снова, мягко, сладко и жадно, и даже копоть дыма не могла оставить горькое послевкусие.       — Всё нормально? — тихо пробормотал Тэхён.       Его рука лежала на шее Бомгю, большим пальцем он гладил татуировку.       — Да, — вдох и выдох дымом. — Да.

Архипелаг Вестеролен, город Анденес | Конец февраля, 1997 | Конец холодного сезона

      — Мне кажется, я слышу их.       В океане с холмов видны вечные ледники. Температура продолжала стабильно держаться в районе минуса двадцати градусов. Сухой воздух заряжал одежду и кожу, заставляя биться током. Тэхён разрядил руки о деревянную ножку, прежде чем достать печатную машинку. На улице уже ночная ночь: многие заведения закрылись, дети давно уже дома, некоторые семьи даже легли спать. Над архипелагом растянулось изумрудно-лазурное явление, охватившее весь тучный небосвод. Северное сияние.       Бомгю писал. Держал на коленях скетчбук размера чуть больше, чем стандартный, и чёркал мягким бэшным карандашом. Клячка замерзала и её приходилось постоянно разминать в ладонях. Тэхён зажимал в зубах ручку, пока искал закладку по теме глубоководных течений, протекающим из Атлантики в норвежское море, и различия рутинной жизни горбатых китов в разных точках планетах.       — Кого?       Стаи горбатых китов мигрировали локально и сезонно — со сменой времён года; зимой для спаривания и родов перемещались в субтропические и тропические воды. Тэхён сделал пометку, хмурясь. Детёныши горбачей родились здесь, в прибрежных водах, юный возраст не позволил бы пересечь глубоководные течения Атлантики без рисков.       — Китов.       — Да, мы все их слышим.       — Нет, — Бомгю продолжал писать. — Они зовут меня с собой.       — Самые сложные песни горбачей используются для поиска семьи, — он отнял голову от блокнота и взглянул на профиль Бомгю, сосредоточенного на новом произведении. — Они не могут звать тебя с собой. Они зовут друг друга, играя в северных водах.       Протяжные звуки, разносящиеся под водой, одновременно похожи на пение расстроенной виолончели, тоскливый крик и скрип гигантской несмазанной двери. Бомгю поднял глаза, рука замерла над бумагой, и всё, что ему осталось делать, — смотреть на бьющуюся в беспокойствии воду и ожидать.       — Нам до сих пор неизвестно, зачем они поют, — продолжил Тэхён. — Ясно, что киты издают очень сложные разнообразные звуки в период размножения, но в этот момент самки к ним не подходят. Мы не знаем, есть ли там какая-то информация иного рода. Возможно, это просто набор красивых звуков для самопрезентации, как у певчих птиц. Думаю, ты хорошо знаешь о том, как ведут себя птицы.       — Дело не в этом.       Сделав заметку в свободном поле, Тэхён моргнул и вернул взгляд.       — А в чём?       — В детстве я видел на береге мёртвого кита. Полосатого. Он вздулся, гнил, волны беспокоили его останки, разрывали кожу. Я смотрел на него каждый день, пока он не взорвался однажды. Было много червей вокруг. С тех пор я слышу их. В дни и ночи, когда киты говорят со мной, я не могу заниматься ничем. Раньше не делал школьные задания, сейчас — не пишу картины. Я пытался говорить с ними, но они меня не понимают.       Как два плюс два.       — Сейчас ты их не слышишь?       — Слышу.       — И пишешь картины?       — …Да, — Бомгю кивнул задумчиво. — Пятьдесят два больше не одинок.                     Остаток февраля пролетел незаметно. Тэхён работал не покладая рук, снимая днём и ночью, делая последние рывки в исследовании. Ему осталось пребывать на острове ещё месяц, после чего, в начале апреля, предстояло улететь. Волнение и напряжение чувствовались физически. Тэхён был вымотан и воодушевлён одновременно. Почти все дни он проводил с Бомгю, обмениваясь с ним тайными взглядами и прикосновениями. По ночам он тоже был с ним, пробираясь вместе наверх в комнату, как только вся семья затихала. В большую часть ночей они были слишком измотаны, чтобы что-то делать, и бывало, что Бомгю засыпал сразу же, как ложился рядом. Всё это не имело значения, единственное, что было важно, — они лежали вместе, под одним одеялом, дышали одним воздухом.       Семья буревестников в один из солнечных и безветренных дней поместилась в переноску, Алия собиралась увозить семейство на станцию. Арктур вынужденно оторвался от написания очередной картины, чтобы отвезти мать на работу, попрощался взглядом с Китом на несколько грядущих часов. Обещал вернуться почти сразу же, как только оставит мать на работе, погода обещала быть сносной и не достигать минуса двадцати пяти.       Кит отправился в магазин за продуктами к десяти часам утра. Один небольшой размещался на углу, в шаговой доступности, он по обыкновению раз в несколько дней навещал его стены, набирая долго стоящую еду, консервы. В этот раз тоже взял консервированного тунца, немного зелени и кусок сыра. Продавцом была пышная привычная глазу дама с рыжими волосами и очками в толстой оправе. Она пробила весь товар и проницательно заглянула в глаза.       — Это вы проживаете в доме номер семь?       Кит с подозрением поднял глаза, расплатившись чуть смятыми кронами.       — Есть вероятность. А в чём дело?       — Вам там не одиноко?       — В каком смысле?       — Давно уже там никто не живёт, — женщина помогла всё упаковать в пакет. — Каждый день прохожу мимо него на работу. Уж столько лет думала, когда его отдадут под снос, а тут внезапно жилец появился. Неместный?       — Что вы имеете в виду под тем, что в доме уже давно никто не живёт?       Женщина посмотрела на него спутанно, словно ей в уши залили воды.       — То и имею в виду. Сдачу конфетами или деньгами?       — Деньгами.       И всё же, что это значило — что в доме много лет никто не жил?       Вечером, когда Арктур привёз маму обратно, Кит прислушался к звукам и с некоторым волнением отметил, что слышал шаги и лёгий скрип лестничных половиц, ведущих на второй этаж. Немного времени прошло, как в дверь постучали, но не зашли; наверняка Хедус. Арктур обычно заходил. После дневного разговора с продавщицей небольшой осадок остался, и он целый день не мог ничем занять голову.       За дверью оказался Арктур. В ладонях он держал домашний торт с торчащими полосатыми свечками, их было одиннадцать и они формировали звезду. Кит неловко помялся с ног на ногу, взялся за косяк и взглянул сначала на стоящего за спиной сына Хедуса, чей стеклянный глаз особенно сильно отражал оранжевый свет свечей, затем на Алию, с улыбкой встречающую его, а после заметил и Нави в тёплом домашнем платье. Праздничная песня разлилась из уст семьи, и только Арктур улыбнулся.       — С прошедшим.       — Откуда вы знаете, что у меня был день рождения?       — Сегодня пришло письмо от ассоциации.       Нави действительно протянула ему нетронутое письмо. В строке адресата немного небрежно было выписано «деньрожденному Киту». Пение завершилось, Кит поднял взгляд и неуверенно задул свечи. Одна из них, самая дальняя к нему и самая ближняя к Арктуру, продолжала гореть, подсвечивая острый подбородок и плотно сомкнутые губы. Крохотный огонёк в полной темноте отразился в четырёх парах глаз предвестником беды. Кит набрал побольше воздуха и нервно задул последнюю свечу.       Нахождение вместе с семьёй в доме под покровом ночи уже не казалось безопасным, как раньше.       Торт из сливок с лимонной цедрой. Все ушли по своим комнатам, Бомгю закрыл дверь и присоединился к ночному празднованию. Тэхён разлил сваренный чай, включил обогреватель на двойку и установил его перед диваном, на который они взобрались с ногами. Свет горел лишь настольный, освещая четверть комнаты, остальную погружая в мягкий полумрак. Одна часть лица Бомгю отлично подкрашивалась живостью света. Креста на шее больше не было.       — Надеюсь, вы не расстроены, что мы опоздали на месяц.       — Мягко говоря, я очень удивлён поздравлению, потому что не планировал праздновать в этом году. По понятным причинам, — ещё одна ложка отправилась в рот. Он не слишком любил сладкое, оно вязало и приторно прилипало к горлу. Благо чай спасал. А вот Бомгю, кажется, воистину наслаждался. — Так что точно не расстроен.       — Я подготовил подарок. Надеюсь, если он вам не понравится, вы сразу скажете мне об этом.       Последний подарок на свой день рождения Тэхён, должен вспомнить, получал около шести лет назад, если не считать общий подарок от коллектива, хотя обычно это были блокноты и ручки, изредка — шарфы или разного плана бинокли. Поэтому сейчас он, обмотав ноги пледом, с пробуждающимся интересом стал ожидать подарка.       Бомгю ненадолго удалился со второго этажа, чтобы вернуться с небольшой открыткой, на которой изображены два горбатых кита глубоко под водой, куда даже не доходит свет, они плыли вдалеке от стаи наедине. Тэхён провёл большим пальцем по рельефной акварельной бумаге. Затем его руки нашли на столе отложенный блокнот, и он пролистнул к самым последним записям, проламывая переплёт и ощущая под подушечками узор чернил.       — Песни пятидесятидвухгерцевого кита не настолько уникальны, как мы думали раньше: разные популяции синих китов имеют разные манеры пения, в том числе и разную частоту звука… — Тэхён ткнул пальцем в строки, написанные от руки. — Мой мультиметр выловил частоту, когда я вышел в море. В тот же день, когда я встретил косаток. Я думал, что это сбой оборудования, но нет.       — Что вы имеете в виду?       Тэхён поднял глаза, чувствуя, как его плечо касалось чужого. Бомгю совсем невинно склонил голову, и это заставило сердце набухать от крови.       — Стая горбатых китов в западной бухте вместе с детёнышами тоже общается на частоту пятьдесят два, Бомгю. Это его стая. Он не одинок.

Архипелаг Вестеролен, город Анденес | Март 1997 | Начало тёплого сезона

      Температура поднималась с каждым днём. Холодный сезон подошёл к концу. Тэхён резко проснулся тринадцатого числа. Его разбудил странный шум. Крик? Смех? Он не шевелился, напрягаясь, чтобы услышать хоть звук. В доме стояла тишина. Он был у себя в спальне с Бомгю, лежал на его груди и обнимал за талию. Он сел и протянул руку через спящего, чтобы взять часы с прикроватного столика.       Час и семь.       Он лёг, и Бомгю обнял его за плечи.       — Вы в порядке? — сонно пробормотал он, зарываясь лицом в волосы Тэхёна.       — Да. Мне показалось, я что-то слышал.       — Хм-м. Кошмар?       — Наверное.       Бомгю сжал его покрепче, поцеловал куда-то в волосы и снова уснул. Тэхён тоже закрыл глаза и попытался заснуть. Он слушал мерное дыхание, стук сердца. Он уже почти уснул, но снова услышал это. Ещё один крик, на этот раз приглушённый. Шум и смех. Тэхён потряс Бомгю и зажёг лампу на прикроватном столике.       — Ты слышал?       Бомгю сел и потёр лицо ладонью.       — Нет.       — Слушай.       Он казался озадаченным.       — Вы уверены, что это не?..       — Тш.       Бомгю обнял Тэхёна за талию и положил голову ему на плечо. Они посидели в тишине около минуты, затем пара поцелуев осталась на шее, и его снова потянули обратно в кровать, чтобы доспать до утра.       — Я клянусь, мне это не приснилось. Надо сходить проверить.       — Наверное, — хмыкнул Бомгю, несколько недовольно кутаясь в одеяло.       — Ты не хочешь выйти? — спросил Тэхён, натягивая домашние джинсы и свитер, чтобы не замёрзнуть и не смутить других жильцов своим голым видом.       — Нет.       Тэхёну показалось, что в ответе было что-то ещё, но Бомгю остался неподвижно лежать под одеялом, никак больше не реагируя. В коридоре очень холодно, ноги мгновенно одубели, руки покрылись мурашками даже под одеждой. Спускаясь вниз и решая отмазаться ночным походом в туалет, Тэхён прислушивался ко всем звукам, ожидая вот-вот услышать смех или крик отчётливее, слышнее, ближе. Но он услышал шорох. Шорох из белой двери справа, а затем что-то упало и покатилось, словно железный шарик.       Убедившись, что он один, Тэхён подошёл к обычно запертой двери и на пробу дёрнул за ручку, ожидая, что она окажется запертой, потому что Бомгю сейчас спал в его кровати, он никогда не оставлял свою комнату в зоне риска любопытных лиц. Но дверь поддалась, не издав ни звука, словно сохраняя молчаливую тайну между ними. Холодный воздух ударил по естеству Тэхёна, как будто бы настежь были открыты окна, впуская стужу и снег. Белый тюль у окна призрачным пятном покоился смирно, мольберты и банки краски стояли у стены, сложенные, постель была заправлена. На полу лежал ковёр в виде распустившегося цветка мака. Один его вид вызывал странные чувства, словно он упускал что-то важное из-под носа, постоянно отвлекаясь на мелочи. Над кроватью висел молитвенный крест.       Бомгю работал сейчас над ещё одной картиной, десять на десять. На ней вновь изображены киты, на этот раз высоко прыгнувшие над водой. Их было трое, один совсем маленький, едва проживший месяц. Огромный шар луны светил им, указывая путь, и примагнитил внимание Тэхёна, заставляя без задней мысли ступить в холодную, как морозильная камера, комнату. За окном завыло от мартовской метели и ветра.       — Знаете, почему люди любят китов?       Тэхён вздрогнул, прикрывая собой картину, словно он обнаружил нечто запретное, словно открыл сейф. Жар сменился холодом, пот оцепил тело. Бомгю вернулся в свою комнату, выглядя чуть свежее, чем обычно; его волосы всё так же привычно вились, а на шее снова блестел крестик, и его блеск казался особенно сильным. Он прошёлся по комнате и встал у окна.       — В смысле?       — Люди пишут о них в стихах, они называют в честь них фильмы. Почему киты? Потому что киты — это мечта.       — Как понять?       — Я слышал легенду, что киты выпрыгивают из воды для того, чтобы взлететь. Это их мечта. Они выпрыгивают и каждый раз падают, ушибаясь об воду. Они стремятся к своей мечте, хотя она и невозможна. Так и люди: они стремятся к своей мечте, какая бы трудная она ни была. Кит — это мечта.       Тэхён отошёл от картины, ещё раз взглянув на неё, сердцебиение понемногу стало приходить в норму. Бомгю продолжал стоять возле окна, и чем дольше на нём задерживался взгляд, тем более ненастоящим он выглядел. Смехов и криков больше не слышно, они словно растворились во тьме ночи. Белый тюль шелохнулся.       — Какая у вас мечта?       — Моя? — Тэхён немного нервно осмотрел комнату, подумывая о том, что ему стоило бы извиниться за внезапное вторжение. — У меня нет никаких мечт.       — Жаль. У меня были. Но они, как у китов, неосуществимы.       — Почему?       Минутное молчание пропитало комнату внезапным напряжением, словно от стены к стене стали бегать электроволны, прожигая кожу мимолётными прикосновениями. На секунду земля под ногами затряслась, как при землетрясении. Тэхён услышал шорох и дёрнул головой в сторону. Крест перевернулся.       — Я мечтал не умереть тринадцатого марта. В свой шестнадцатый день рождения.       Тэхён посмотрел в сторону окна. Бомгю не было.

Архипелаг Вестеролен, город Анденес | Начало апреля 1997 | Тёплый сезон

      Его последнее утро было сырым и холодным. Кит, завёрнутый в несколько слоев шерсти, погрузил последние вещи в свой небольшой чемодан. Он спустился вниз, проверяя наличие всех вещей и оборудования по списку. Алия восторженно рассказывала в гостиной о том, что они сумели связаться со станцией Испании и буревестников заберут совсем скоро в исследовательский центр для разведения и сохранения потомства. Счастье. Арктур спускался со второго этажа, сжимая в руках те мелочи, которые Кит оставил в спальне. Запасной объектив. Сломанная зарядка от ноутбука. Порванный ремешок от часов.       — Вот так вот, — пробормотал Арктур. — Это последнее.       — Спасибо.       Они секунду неловко мялись, желая, чтобы Хедус, который торчал возле комнаты с генераторами, наконец отвернулся. Выждав момент, Арктур заключил Кита в тёплые объятия и поцеловал в волосы. Но ничего из этого не вызвало прежних глубоких нежных чувств, словно каждое действие становилось всё более чуждым и подозрительным. Белая дверь правой комнаты по-прежнему заперта на ключ.       — Будь осторожен, Кетус. И пиши мне.       — Обязательно.       Алия, Нави и Хедус тоже вышли проводить его, они махали ему вслед, пока он не покинул территорию их дома. Такси ожидало на асфальтированной дороге, солнце милостиво проглядывало сквозь облака и наконец-то хоть немного согревало. Кит обернулся в последний раз на дом и внезапно обнаружил то, каким заброшенным и серым он казался. Окна левой квартирки забиты досками, окна правой квартиры первого этажа с выбитым стёклами. У крыльца без брезента стоял старый мальчишеский велосипед.       Водитель вышел, чтобы помочь загрузить чемодан в багажник, о чём-то быстро и бессвязно рассказывал, пока Кит неверяще смотрел на дом.       — …И как вы только жили здесь? — донеслось на краю сознания.       Кит моргнул, словно очнулся от забвения, и увидел в стоящем разбитом горшке под подоконником едва живой цветок мака. В салоне, сидя на задних сиденьях, Кит задумчиво смотрел в окно на побережье западной бухты и китов. В воспоминании всплыла внезапная мысль, и он вынул из рюкзака блокнот, куда месяц назад вложил открытку.       Два горбатых кита глубоко под водой, куда даже не доходит свет. Настоящая. Живая. Не иллюзия и не призрак. Перевернув открытку, Кит увидел надпись, украшенную созвездием Волопаса:

«Мы ещё увидимся с вами. Увидимся, когда киты научатся летать».