Два револьвера в зарослях цикория

— Хюсуку, где на Горьевском городском кладбище можно спрятать баллоны? — срывающимся голосом уточнил Хару, перемахивая через забор. — На территории есть два подходящих здания: сторожка у входа и старый сарай для инструментов. Это прямо, а через сто метров налево. «Сторожка — слишком приметно», — решил детектив и побежал к сараю. А вот и покосившееся здание, серое в ночной тьме. Хару вышиб дверь с ноги и остановился, пытаясь отдышаться и оценить обстановку. — Ух ты, — послышалось из темноты. Чиркнула спичка — огонь осветил лицо Венды. Причудливые тени превращали девушку в адскую владычицу — а дикого пламени в её глазах хватило бы, чтобы сжечь к чёрту весь мир. — А ты всё-таки пришёл. Венда отпустила спичку, и та упала в жаровню у её ног. Вспышка озарила светом всё вокруг: обшарпанные стены, земляной пол, знакомые ящики, стоящие за девушкой. Она достала из кармана небольшой округлый предмет и улыбнулась — это было последнее, что увидел детектив перед тем, как слепящее пламя погасло. — Теперь ты знаешь, где я, но не знаешь, что я делаю, — в голосе Венды прозвучала насмешка. — Не беспокойся, я потружусь объяснить, но немного позже. У меня, в свою очередь, есть преимущество: я слышу каждый шорох в этом сарае, каждый твой вдох и выдох. Итак, входные данные таковы. Вы хотели найти свои баллоны? Вы их нашли, поздравляю. Точнее, ты их нашёл, Хару-каваии. Голос девушки был абсолютно спокоен. — Ты стала говорить более сложными словами, — пошутил Хару. — Я — чёрная роза, — хмыкнула Венда. — Я раскрываюсь лепесток за лепестком, окутанная туманом загадок и отражений. Не каждый дожидается, пока покажется белая сердцевинка. Точнее, не каждый доживает. Щелчок — в руках у Венды загорелся фонарик, выхвативший из темноты её лицо. — Я была умненькой девочкой, почти такой же каваии, как и ты, Хару Като. Я читала большие сложные книжки, закончила школу с самым высоким средним баллом. Я должна была бы поступить в какой-нибудь университет в Чергороде. Эх, а тогда меня называли «наша звёздочка, наша надежда». На-де-жда, — почему-то повторила по слогам она. Детектив видел Венду, но вот она его наверняка нет: свет фонаря бил прямо ей в глаза. Зачем ей это? Показать, что превосходит его, даже если не видит? — Папа часто говорил мне: «Ты разумная по книжкам, но дурная по жизни». «Так фамилия обязывает!» — всегда отшучивалась я. Пожалуй, да. Я та ещё дура. Ты ведь всегда носишь пистолет с собой, правда, Хару-каваии? Ты же полицейский, тебе положено, — Венда направила фонарь на детектива. — Доставай. Ну же. На самом деле Хару уже давно не носил пистолет (револьвер, если говорить точнее), но сегодня утром — или уже вчера? — Дайсуке заставил друга надеть поясную кобуру. Как знал. Медленно, показывая тем самым, что действует не по своей воле, Хару достал пистолет. — Умничка! — похвалила Венда и опустила фонарик на пол так, чтобы быть освещённой полностью. Детектив разглядел тот самый округлый предмет. Граната. — Итак, вот тебе загадка, Хару-каваии. Жила-была умненькая дурочка. Но однажды на празднике жизни не осталось для неё места. Умненькая дурочка годами пыталась исправить это, но у неё ничего не вышло. И тогда она наконец-то по достоинству оценила слова одного хорошего писателя, которого наша дурочка-умняша любила в школе. Он писал по-сарматски, но для тебя я переведу, Хару-каваии. Слушай внимательно, я не стану повторять. «Нет ничего героического на свете, что можно выбрать и сделать. Кроме как взорвать его, разбить на осколки. И потом попробовать собрать из кусков другой мир, немного более счастливый. Но это дело богов, если они только решат вернуться. Согласятся попробовать ещё раз. Среди нас. С нами. Если ты всё-таки выберешь это, должен будешь остаться с ними в их мире. В их унижении, страдании. Должен быть готов, что тебя полюбят, но никто за тобой не пойдёт. Что тебя в итоге продадут. Забудут. Поставят памятники жестоким и туповатым чудовищам. И начнут петь о них песни». Итак, Хару-каваии, ты спрашивал как-то, сколько раз я убивала. Теперь о том же я спрашиваю тебя. Отчётливо понимая, к чему клонит Венда, детектив, тем не менее, постарался ответить как можно более небрежно: — Ни разу. Только тяжело ранил одного… преступника. Венда улыбнулась. — Всё когда-то бывает в первый раз, милашка. Сегодня в любом случае один из нас умрёт, и имя этого человека знаю только я. Выбор прост: убей меня прежде, чем я досчитаю до двадцати, или я выдерну чеку, и на воздух взлетит всё ваше богатство. Как оно там называется? Адрий? — Это выжженная земля на многие километры вокруг, — прищурившись, медленно и чётко произнёс Хару. — А — а-а-а, плохо слушал, непослушный Хару-каваии! — покачала головой девушка. — Этому миру уже пришёл пиздец. Пора его похоронить. Запечь в собственном соку. Если ты не врёшь, то тут хватит аж до Чергорода. Я хочу забрать с собой всех тех мразей, из-за которых живу вот так, — развела руками она. — Но от Сарматии ничего не останется. Кому нужно пепелище? — Мы веками жили на пепелищах. Горели — и отстраивали всё заново. На наших землях родились амазонки, на наших болотах водятся драконы и оборотни. Мы бессмертные, Хару-каваии. Мы вернёмся, как всегда возвращается цикорий, если хоть кусочек его корня остался в земле. Но довольно слов, Хару-каваии. Моё сердце зовёт меня. Твои последние слова для меня? Хару хотелось кричать. И в какой чёртов миг всё пошло по настолько безумному сценарию? Что щёлкнуло в голове сарматки, которая ждала годами, а теперь готова всё перечеркнуть одним взрывом? Она ведь не убийца! То есть, убийца, конечно, но никогда не убивает просто так! Иначе Хару бы тут уже не стоял. — Мне жаль, Венда-сама. — Ха! Я запомнила. Раз… Два… Три… Венда и не думала закрывать глаза. Спокойно и внимательно смотрела прямиком на Хару. А вот детектив не был спокоен. Ни капли. «Только ранить. Только ранить её!» — повторял он себе, чтобы унять бушующие эмоции. Но никак не мог нажать на курок. — Пятнадцать… Шестнадцать… Семнадцать… Чёрт, а они откуда? Хару вовремя среагировал: спрятал пистолет в кобуру и обернулся. — Всем лежать! — заорали парни в чёрном, врываясь в сарай. «Вооружены автоматами, — мысленно отметил он, — значит, полиция». — Граната! — крикнул один из них. Хару повернул голову и увидел, как кричавший ударил Венду прикладом в живот. Девушка сложилась вдвое и выпустила гранату. «Чека на месте», — с облегчением выдохнул детектив. Кто-то застегнул наручники на руках Хару и грубо пнул его, заставляя подняться. Подгоняя дулом автомата, детектива заставили дойти до полицейской машины. Минуту спустя туда же бросили Венду. Девушка кашляла и не могла нормально вдохнуть. — Вишь, красавчик, как всё повернулось, — хрипло рассмеялась она, — мрази все живы, а мы в дерьме. Он промолчал в ответ. Поражаясь тому, что придётся выбираться из-под стражи, Хару просчитывал варианты. Его пока не обыскали, но по приезду обязательно найдут револьвер и удостоверение. Значит ли оно что-то в этой загадочной стране? Маловероятно. Машина остановилась. Конвоир вышвырнул Хару и Венду прочь и принялся подгонять всё тем же дулом в сторону дверей в участок. Через несколько минут на столе перед пожилым полицейским расположились телефон, револьвер в кобуре и несколько конфет в яркой обёртке. Последние принадлежали Венде, которая тут же мило улыбнулась и сказала: — Можете угощаться, если хотите. Мне не жалко. — Думаешь, что так быстрее выйдешь, сучка? — хмыкнул полицейский. — Не ломай комедию, сидеть тебе долго, гражданочка Безымянная Анна Анонимовна. Баба должна детишек растить, а не гранатой размахивать. Устроили тут, понимаете ли, склад пиротехники на городском кладбище — ничего святого у молодёжи! Документов нету, как вас оформлять прикажете, а? — полицейский махнул рукой и позвал конвоира: — Лёха, в обезьянник их. Пусть до утра подумают, может, вспомнят, как их звать-величать и что они там учудили.