
Часть 26
Спи,
Не привлекая внимания.
Те, кто танцует,
Умрут от отчаяния.
Вспоминать это завтра —
Моё призвание.
Ещё пару лет —
И я буду паинькой.
Все, что было землёй,
Станет грязью, грязью.
Лучше я сдохну,
Лучше я сдохну сразу!
— Весёлая песенка, — отозвался Хару. Венда фыркнула и замочала, чтобы минуту спустя приняться за новую:Убей меня,
Убей меня!
Я не помню, кто я,
Не помню, кто я.
Убей меня,
Убей меня!
Я не помню, кто я,
Не помню, кто я.
Убей меня,
Убей меня!
Я стоял у края
И не видел дна.
Убей меня,
Убей меня!
Я не помню, кто я,
Не помню, кто я.
Я не знал ничего,
Пока не умер…
— Стало лучше, — улыбнулся Дайсуке. Венда раздражённо прищурилась. — Чёрт с вами. В таком случае, вот вам песня на мелодию сарматской народной:Едет мусор, едет мусор пьяный,
Повертает из своей мусарни.
Его тачка, тачка дорогая,
Его пушка, пушка ой шальная.
Провожает его каждый взглядом
Да с молитвой, каб не сбил бы часом.
Его братья, братья все — бандиты,
За плечами их поля убитых.
Кто под руку в час лихой попался —
Под осинкой вечно спать остался.
«Выйди, девко, выйди, девко красна,
Станет жизнька ох твоя прекрасна!»
«Как же выйти, выйти мне до тебе,
Коль служу я у солдат в постели?
А коль вдруг я парням надоем-то,
Закатают меня ой цементом.
А коль вдруг я ой сбегу с казармы,
Расстреляют меня войски сразу».
Едет мусор, едет мент поганый,
Да на месте всё стоит мусарня.
Он законы сам себе напишет,
Чтобы ты ой никогда не вышел.
А коль выйдешь — там же ты издохнешь,
Как тростинка без воды, иссохнешь.
Детективы помрачнели. Дайсуке — потому что напарник был прав. Хару — потому что догадался, что «мусор» — это полицейский, как и он сам, собственно. Венда обиделась. Не стоило даже косвенно напоминать девушке, что она тоже бывает слабой. — Сама слова написала? — спросил Хару. — Да нет, это Яня… то есть сарматское народное творчество. — Кстати о народном творчестве, ты обещала рассказать, зачем ты делала все те странные вещи, — напомнил Дайсуке. — Чур взамен вы оба рассказываете мне что-то такое, что никогда друг другу не рассказывали, — усмехнулась девушка. — Ты хочешь скомпрометировать нас? — хмыкнул Дайсуке. — Да нет… У вас стакан есть? И вода. — В бардачке что-то было, — начал искать Хару. Вскоре Венда держала пластиковый стаканчик, наполовину наполненный водой. Выудив из кармана за водительским сиденьем складной ножик, она попросила: — Дайсуке, тормозни тут на пару минут. — Как скажешь, Венда-сама. Стоило копейке остановиться, как девушка полоснула ножом по пальцу. Несколько капель крови упали в стакан. — Клянусь, что информация, которую я узнаю, останется только между нами. Теперь ваша очередь, мальчики. Не бойтесь, я не заразная. Справки у меня нет, правда, так что тут либо верите, либо нет. «Без примул розы ни к чему…» — вспомнил Хару, принимая протянутые стакан и нож. Слово в слово повторил слова клятвы и точно так же порезал палец, добавив свою кровь к Вендиной. Дайсуке тяжело вздохнул. — Полижешь — заживёт, — подмигивая, напомнил Хару и передал эстафету напарнику. — Клянусь, что никому не передам ничего из того, что узнаю. — Вот и отлично! — хлопнула в ладоши девушка и вернула себе стакан. Потрясла его, перемешивая, чтобы вода стала равномерно розовой, и продолжила: — А теперь каждый пьёт по трети. Проглотив свою часть, Венда даже не скривилась. Хару не нравился вкус крови, но на что только ни идут детективы, как известно… — Мне стоит задуматься, кто станет следующим главой семьи Камбэ, — пробормотал Дайсуке и, пусть с отвращением, но всё же допил содержимое стакана. Видя это, Венда усмехнулась: — Молодцы, мальчики. Почти как суровые сарматы. Можем двигаться дальше. Поговорим по дороге.