April-Flieder

***

Рассвет. Лёгкая дымка тумана. Спящий город. Утро радует своей умиротворённостью. Тёплое рассветное апрельское солнце, что пытается своими лучами пробиться сквозь преграду в виде штор. Лёгкое дуновение ветерка, врывающееся в квартиру через приоткрытое окно. Запах сирени, пришедший с улицы. Краски пробуждающейся природы. Лёгкий полумрак спальни. Любимый человек рядом. Германия потягивается на кровати, радуясь новому дню. Шёлк постельного белья безумно приятно ощущать голой кожей. Даже холодок — её русский опять не закрыл окно — неприятно пробежавший по коже не убавляет хорошего настроения. День так замечательно начинается. Кажется, будто ничего не может его испортить.       — Morgen, — довольно шепчет немка, ощущая, как со спины её не так довольно оплетает пара сильных и заботливых рук, а в волосы на затылке жалобно выдыхают. Россия бормочет что-то отдаленно похожее на "утро". Он оставляет аккуратные поцелуи на оголённом плече девушки, вдыхая запах лаванды. Любимый аромат, отпечатавшийся в подкорку сознания. Его лаванда отличается от остальных.       — Спи, Meine Liebe, — очередной чмок в макушку и очередное недовольное: — Ещё рано, — вставать совершенно не хочется. У них выходной, так почему бы не поспать подольше или хотя бы понежиться в кровати. Столь спокойные моменты в последнее время стали для них настоящей редкостью. Не воспользоваться такой возможностью будет непростительно.       — Уже семь утра, — недовольно фыркает немка, желая повернуться, чтобы взглянуть на своего сонного русского. Режимы у неё с Ваней никогда не совпадали, но они не видели в этом большой проблемы. Германию ранние подъёмы вполне устраивают в отличие от России. Да и не такие уж они и ранние, если задуматься. Внутренний жаворонок соглашается с каждой мыслью, поддерживая желание подняться с кровати — и утащить с собой русского заодно — и переделать все дела на неделю вперёд.       — В Калининграде четыре, — отвечают ей хриплым голосом, вызывая у немки мурашки. Она обожает, когда её русский говорит так. Германию сильнее прижимают к себе, сцепляя руки на чужом животе, выражая абсолютное нежелание отпускать хотя бы на миг. Всегда он так, но это и не важно. Не тогда, когда она со своим мужем переплетает пальцы рук, ощущая крепкую хватку. Тепло и уютно. Настолько, что тело медленно возвращается в царство Морфея. И лишь бунтующий разум удерживает её ото сна.       — Зато во Владивостоке полдень давно, — Катарина недовольно пыхтит, пытаясь освободиться от крепкой медвежьей хватки. Получается не очень.— Вставай давай. Россия недовольно вздыхает, а после приподнимается, внимательно смотря на взбунтовавшуюся с утра пораньше немку. Оба выглядят как два взъерошенных воробушка. Но в случае с русским этот "воробушек" не скрывает накаченного тела, которое бессовестно пожирают любимые голубые глаза. Германия смотрит в ответ, пытаясь выразить внешне всё своё недовольство. Даже губки театрально надувает, чем едва ли не выводит на смех обоих. Брагинский отвечает ей проверенным способом. Берёт чужие ладони в захват, нависая сверху, мягко поглаживая пальцами чужие. Ненадолго любуется таким видом девушки, а после целует манящие губы. Нежно и чувственно. Выражая любовь и преданность, а не ненужную в такой момент страсть или намёк на прелюдию. Сейчас хочется именно такой любви. Чистой и искренной. Филия, как сказали бы древние греки. Германия отвечает ему уверенными и такими же нежными действиями, оплетая чужую шею, едва руки освобождают, и углубляя поцелуй. Довольный стон сам срывается с немецких губ. Это безумно приятно. Вот так, когда кожа к коже и грудью чувствуешь дыхание партнёра. Близко и чувственно. Заботливые руки касаются там, где хочется именно сейчас, заставляя почти мурчать. Она бы и замурчала, позволь это человеческая анатомия. Россия словно её мысли читает, зная, что нужно его немке в любой момент времени двадцать четыре часа в сутки.       — Пойдём готовить завтрак? — с сожалением разрывая поцелуй, тихо шепчет Катарина в надежде на положительный ответ. Она боится разрушить эту сахарную нежность. Немка ладонью оглаживает чужую скулу — довольно фыркая, едва чужие губы сползают по ладони, а после и запястью — ощущая неприятную колкость щетины — позже нужно будет исправить сей факт. Разум оплетает соблазн полежать вот так подольше, на что желудок недовольно отзывается желанием получить перекус. Мнение последнего она и учитывает.       — Нет, — любимые руки сильнее сжимают тонкую талию, довольно поглаживая. Он любуется своим личным поистине ангелом, что лежит в складках белоснежного постельного белья, напоминающего пушистые облака. Тонкая фигура вызывает множество смешанных чувств. Это и восхищение, и преданность, и желание, и нежность. Все чувства мешаются в одно, силу которого они даже сейчас не до конца осознают. Их любовь преодолела все невзгоды. Сейчас они рядом и вполне счастливы. Большего и не надо. Этому чувству они и потакают, не отлипая друг от друга двадцать пять часов в сутки восемь дней в неделю. И из-за этого чувства он сейчас выцеловывает чужую шею, стараясь обходить ещё особо сильные синяки засосов и укусов, впитывая и слизывая любимый аромат лаванды и вкус миндаля. Слегка прокусывает кожу на стыке шеи и плеча, оставляя очередную метку. — Моя, — Россия может и ведёт себя по-детски, но отпускать свою Катарину явно не собирается. Они и так из-за работы не видятся почти. — Не пущу.       — А так? — русский заинтересованно выгибает бровь, внимательно следя за каждым движением немки. Она словно хищник действует аккуратно и медленно. Притягивает к себе Россию и смотрит так по-доброму, что сопротивляться он просто не видит смысла. Зачем, когда удовольствие получают оба? России нравятся любые прикосновения, если это делает его немка. Тихий судорожный выдох и губы сливаются в нежном почти целомудренном поцелуе.       — Возможно, — облизываясь, хмыкает он и раздумывает. Мало. Очень мало для хорошего подкупа. Германия хмурится, смотрит недовольно, но целует, на этот раз позволяя чужому языку коснуться её собственного. — Ладно, — русский падает на свою половину кровати, утаскивая немку за собой. Заглядывает в родные голубые глаза, поправляя прядь тёмных волос. — Но давай ещё минут десять полежим. Германия не сопротивляется. Смотрит недовольно и выдыхает: русский её не отпустит. Лишь устраивается поудобнее, доверчиво кладя голову ему на грудь, ощущая ритм бьющегося лишь для неё сердца. На кухне русский и не думает отпускать своё сокровище. Усаживает на столешницу, чтобы было удобнее целовать. Руки находят своё место на бёдрах, скрытых лёгкой тканью халата, пока губы изучают то, чего так не хватало — вчерашнего вечера было безумно мало — на протяжении двух — чёртовы срочные поездки и собрания — недель. И не то, чтобы Германия была против. Сама ластится к России в желании выразить свою любовь.       — Завтрак, — приходится напомнить спустя время. Россия совсем забывается рядом с ней. Ласки ласками, а кушать всё же хочется. Ночь для неё выдалась слишком выматывающей. Германия про себя отмечает, с каким сожалением отрывается от неё русский.       — Конечно, Mein Leben, — выдыхают в ответ, оставляя милый поцелуй на кончике носа, заставляя немку смущённо фыркнуть. Желание окружить вторую половинку заботой никуда не пропадает. Хочется укутать свою Катарину в тёплое одеяло и носить так весь день на руках, совершенно не обращая внимание на смущённое и недовольное бурчание. Однако сейчас накормить девушку кажется первостепенной задачей. Завтрак готовят вместе, время от времени прерываясь, чтобы поцеловать или хоть как-то коснуться. Параллельно немка любуется веточками фиолетовой сирени в вазе. Приятная мелочь.       — Кажется, дождь начинается, — негромко оповещает Катарина, переводя взгляд в окно. Серые тучи затягивают небо. Русский молча соглашается, перекладывая оладьи в тарелку — забавную такую, с рисунком медведей по краям. Пусть льют дожди хоть вечность, в их доме будет царить тепло. Пока они есть друг у друга, любая погода нипочём. В зелёных глазах это читается отчётливо. Вместе с бесконечной любовью, о которой Россия не устанет говорить. Первые капли скатываются по стеклу. Сирень окутает своим чудесным ароматом весь город. В одной из квартир в многоэтажке два человека, что счастливы вместе несмотря ни на что, в очередной раз дарят нежность друг другу. Их тихий смех, их разговоры. Касания, поцелуи, внимание. Их любовь ничто не посмеет прервать. Им так хорошо вместе.

А за окном всё будут лить холодные апрельские дожди...