Ключевые слова

      Сколько Кроули себя помнил, он постоянно притворялся.       Он был вынужден притворяться, что падение ничуть не затронуло его, что его крылья не ломают погибшей свободой спину, что он ничуть не скучает по Небесам и некогда творимым им делам, что он ничуть не разбит тем, к чему его привел выбор компании. Он продолжал притворяться, что ему не душно в Аду, а просто скучно, и только поэтому он так часто поднимается на Землю. Ему приходилось скрывать свое возмущение и несогласие в отношении Божественных замыслов, разыгрывать, что его ничуть не задевают людские страдания, рьяно не признавать, что он, в общем-то, не такой уж и злобный демон, каким хотел показаться.       Кроули требовалось утаивать так много, что медленно и верно это оседало на нем твердеющей чешуей поверх измотанной души. Иногда это становилось настолько тяжелым, что он прятался среди звёзд, проводя среди ничего не требующих от него светил годы, пока его не призывали обратно. И он возвращался, притворяясь, что успел соскучиться по свершению злодеяний.       Кроме его срывающихся визитов в прохладные просторы Вселенной, было еще кое-что, что помогало ему находить в себе силы продолжать. Азирафаэль. Ангел. Несмотря на то, что после встречи с ним Кроули пришлось научиться скрывать свой растущий интерес к нему, причем, как от самого ангела, так и от других демонов, чаще всего он чувствовал себя полным сил, словно эти внезапные столкновения на протяжении многих веков заряжали его чем-то приятным и бодрящим. Казалось, само Провидение продолжает снова и снова приводить их друг к другу, и он оказался совсем не против такого проявления Божественной воли, если это, конечно, было ею. Правда, теперь ему приходилось утаивать еще и это, попутно придумывая всевозможные отговорки для обеих сторон, временами пытаясь пустить пыль в глаза даже самому себе.       Легкая заинтересованность как-то незаметно перетекла в крепнущую симпатию, открывая для него забытое чувство надежды. И неожиданно напоминая о его одиночестве. Когда на протяжении тысячелетий никто не может разделить с тобой всю тяжесть периодически обрушивающихся на тебя чувств, рано или поздно осознаешь, что существование превращается в тесный дом без дверей.       Сложнее всего было притворяться, что его ничуть не задевают и не ранят ссоры с ангелом, когда и так хрупкое взаимопонимание между ними рассыпается. Он уходил, когда понимал, что сил на имитацию равнодушия у него больше нет, а потом срывался к нему, едва ощутив, что Азирафаэлю что-то угрожает. После чудесного спасения привычно разыгрывал, что оказался поблизости совершенно случайно, и это не его сердце секундой ранее сжала рука холодящего страха.       Они словно были на разных концах пружины, что могла растягиваться далеко-далеко, но рано или поздно возвращалась в прежнее положение, и тогда один ангел и один демон встречались снова.       Кроули знал, что Азирафаэль такой же. Ангел притворялся, что его вовсе не выжигает желание помочь, когда Создатель посылал людям очередное испытание, что он ничуть не разочарован тем, как те и сами прекрасно справляются в придумывании наказаний, разящих их самих. Кроули знал, что херувим прилагает колоссальные усилия, пытаясь скрыть, как он радуется их встречам и как радушно оставляет демону поводы для возвращения и своего спасения.       Сам змей был уверен, что Азирафаэль уже давно раскусил его, но это их взаимное молчание стало еще одним нерушимым соглашением между ними. Ведь, в конце концов, им приходилось притворяться и ради друг друга тоже.       Когда Апокалипсис беспощадно надвигался на них, уничтожая робко взращенную дружбу, а ангел запутался, притворяясь, что никаких опоясывающих их уз нет и не было, Кроули пришлось напрячь все самообладание, чтобы притвориться в последний раз. Он кинул уязвленное и ядовитое «Никогда не вспомню о тебе!» и эта ложь впервые в жизни так нестерпимо жгла ему рот.       Когда знакомый книжный магазин пропадал в удушающем пламени, демон впервые понял, что силы для продолжения тысячелетнего притворства иссякли. Мир погибал, но для него он сгорел чуть ранее.       Облегчение от новости, что Азирафаэль жив, к его удивлению, не поспособствовало возрождению его таланта к притворству. Больше в этом не было никакого чертового смысла. За исключением его умопомрачительной поездки сквозь охваченную огнем магистраль. Да, пожалуй, тогда ему все-таки пришлось прибегнуть к своим отточенным навыкам еще раз, отчаянно воображая, что в салоне его Бентли лишь слегка стало жарковато, а сама она просто удачно поймала блики летнего солнца, не более.       Стоя плечом к плечу со своим ангелом, - своим живым ангелом, - змей понял, что никогда до этого не ощущал себя настолько свободным. Он, наконец, мог смело заявить всем, что был счастлив встретить Азирафаэля однажды и продолжать узнавать его веками. Больше не нужно было придумывать причины для долгих взглядов и широкой ухмылки. Теперь он мог безраздельно присвоить себе это мгновение близости.       Однако что-то пошло не так и мир вдруг погибать передумал. Вернее, ему запретил это делать Антихрист, и растерянная планета изменила план на день. Сидя на старой лавочке уютного Тадфилда, Кроули как никогда прочувствовал всю глубину фразы, что жить намного сложнее, чем умирать: им с Азирафаэлем нужно было в очередной раз суетиться, чтобы затем снова поучаствовать в их любимой игре по сокрытию правды, и только после этого снова неуверенно выдохнуть.       Никто из смертных не заметил, что живут они уже в немного другой реальности, и только Кроули с Азирафаэлем лениво притворялись, что все осталось таким же, как было: тот же книжный, та же Бентли, те же соседи в Сохо, те же растения. Некоторые вещи не нуждались в обсуждении между ними, и они просто делали их единогласно.       К таким вещам можно было отнести и то, что вышло на свет, но долго ими замалчивалось. Связь. Которая на самом деле уже давно не была дружеской, но до чего-то большего еще не успела дорасти, замерев где-то на пороге.       Они привычно ходили в Ритц, каждый раз поднимая бокал с читавшимся во взгляде тостом «За мир», кормили уток в знакомом парке, проводили совместные вечера в ново-старом книжном магазине, обсуждали судьбу китов и глобальное потепление. И единодушно перестали притворяться. Почти.       Ожидая ангела у машины, Кроули прятал глаза за темными стеклами, чтобы прямо направленный на двери букинистического магазина взгляд не выдавал его. Ведь он всеми силами не-притворялся, что так безнадежно влюблен.

***

- Ох, мой дорогой! - восхищенно выдохнул Азирафаэль. - Мне стоило принять твое щедрое предложение намного раньше.       Они сидели на крупном астероиде, проводя своеобразный пикник, и наблюдали за яркими звездами и мерно плывущими планетами. Кроули был как никогда доволен собой – он все-таки затащил ангела на Альфу Центавра! Он все не мог перестать поглядывать на Азирафаэля, желая сполна насладиться любым проявлением его реакции. Херувим жадно любовался красотой этого уголка Галактики, одаряя его своим искренним восхищением, и змей замер рядом с мягкой улыбкой на губах. - Боже мой! – испуганно пролепетал ангел, и демону пришлось оторваться от своего созерцания. – Это же звёздный дождь!       Миллионы ярких огней и резко соскользнувших с темного полотна штрихов озарили чернеющее пространство, словно кто-то включил освещение на самом крупном стадионе мира. Азирафаэль задержал дыхание, не в силах оторвать взгляд. Он был так поглощен разворачивающимся перед ним великолепием, что не заметил пораженного демона около себя.       Когда-то давно Кроули создавал звёзды. В своей жизни он видел явления более изумляющие, но никогда бы не подумал, что будет сражен влюбленным сиянием ангельских глаз. Вдруг Азирафаэль повернулся к нему и солнечно улыбнулся. Падшего пронзило настолько сильной вспышкой чужой любви, что лишь усилием воли он сдержал свой порыв остановить время, дабы навсегда удержать это мгновение.       Демон вдруг вспомнил, в чем ему так давно хотелось притвориться. Это было чем-то, что из раза в раз приходилось судорожно зарывать в самый глубокий песок его мыслей, не позволяя просочиться. И вот сейчас оно хлынуло на него разъяренной волной.       Он слабо помнил, как они вернулись обратно. Встревоженный его ослабшим состоянием херувим порхал вокруг него, заботливо усадив на диван, и заварил им горячего ароматного какао. Немного подумав, Азирафаэль плеснул туда сливочного ликера. Он ни о чем не спрашивал, и Кроули его молчание только сильнее распаляло, потому как сейчас он очень хотел, чтобы ангел его спросил.       Внезапно нежные пальцы слегка коснулись его лба. Азирафаэль нахмурился, а затем, видимо, заметив его ошалелый взгляд, ойкнул и почти отдернул руку, но Кроули мгновенно поймал ее, не позволяя сдвинуться. Ангел растерянно моргнул, но послушно не шевелился.       «Успокойся», - демон постарался медленно выдохнуть. – «Ты его пугаешь», - он снова посмотрел на херувима. – «Ты сильно его пугаешь. Дыши». - Давай притворимся, что дружба между нами уже закончилась? – хрипло начал он.       Азирафаэль вздрогнул. Кроули упрямо поджал задрожавшие губы и постарался объяснить мягче: - Давай притворимся, что мы можем стать чем-то большим?       Ведь мы так хорошо умеем это делать.       Азирафаэль молчал, и было в этой тишине кое-что от занесенного копья, которое еще раздумывает, как ему поступить со своей жертвой. - Не стоит, дорогой, - ангел покачал головой, и что-то пронзило демону сердце. Наверное, это было то самое ангельское копье, что все-таки достигло своей цели.       Конечно же, нет.       Он прочистил горло и потянулся к очкам: - Ты прав, - но херувим мягко перехватил его ладонь, задерживая попытку спрятаться. Кроули поднял на него пустой взгляд, не понимая, как ему дойти до машины. Как ему вспомнить о том, как надо притворяться, что ничто в нем не тянется к ангелу. Вспомнить, как снова притворяться, что простого приятельства ему хватит. - Не стоит притворяться, мой дорогой, - светловолосый мужчина приласкал высокую скулу, - Давай просто будем им. Будем этим "большим".       Мы отлично научились притворяться. Теперь нам стоит научиться отвыкать от этого.       Кроули наклонился к нему с робким вопросом, не притворяясь, что совершенно не мечтал об этом. И Азирафаэль притянулся ближе, больше не притворяясь, что не желал ему ответить.