Напечатала туминское

      Если бы кто-то сказал Сынмину, что он переедет из Сеула в Прагу, будет каждый день вставать в шесть утра и лицезреть рассвет над домами в готическом стиле, что каждую пятницу будет засиживаться в пабе, слушая рассказы перебравших рабочих, и делать «эстетичные» фотографии завтраков и природы. То он бы обнял этого человека, серьёзно.       Сынмин в самом деле любит свою жизнь. Сидеть за тёмным деревянным столом, слушая разные жанры, предложенные спотифай. Разрезать спелый авокадо и каждый раз угадывать размер косточки. Открывать окно нараспашку и слушать бесконечную жизнь на улицах. Ему даже его скучная работа айтишника нравится, хотя пение — его страсть. Но пением на сказочную жизнь в Чехии не заработаешь.       Но даже в такой чудной атмосфере жизни найдётся и чуднóй денёчек. День, когда все идёт не по плану. Чёрная полоса. Сынмин проспал. Впервые за… Сколько же… полгода? У Сынмина глаза расширяются до непозволительных размеров, когда он видит, что солнце в самой середине бескрайних небес. А позже глядит на часы: два дня. Проспал. Ким спешно натягивает удобную одежду, состоящую из серой футболки с принтом медведя Паддингтона и удобных белых кроссовок, позабыв, что именно сегодня важное-бумажное совещание и нужно надеть официальный костюм. Который, к слову, висел перед самыми глазами.       Сынмин не делает утренние тосты и не пьёт любимый кофе. Что делает его изрядно сонными (не смотря на то, что он проспал) и рассеянным. Ким выбегает на улицу и мчится по булыжной мостовой на автобусную остановку: времени на прогулку не хватает. На остановке собралось не так много людей: трое подростков с громадными школьными сумками и юноша, натянувший капюшон на самые глаза. Ким скользит по нему взглядом, но сразу же подъезжает подходящий транспорт.       Сынмин вырывает руку из кармана джинсов и не замечает, что выпадает бумажник. Рядом оказывается незнакомец и поднимает с пыльного тротуара вещь, но Ким уже удобно схватился за поручень.       Парень раскрывает бумажник, чтобы прочесть имя владельца, а позже старательно разглядывает адрес, чтобы вернуть потерю. Ким Сынмин, улица Кармелитская.       Сынмин впервые получает страшный выговор. (На самом деле выговор не страшный — простое замечание и разочарованный вздох начальника: «Ну Ким Сынмин, я же предупреждал»). Для Ким Сынмина, признанного перфекциониста, подобная фраза — конец света. Во всяком случае, настроение Сынмина было приговорено к обезглавливанию на гильотине. На совещании, где обсуждался вопрос, какими методами пользоваться, чтобы ввести спрос у евросоюза на корейские масла, Ким думал лишь о том, что сегодня не пятница, а четверг. За рабочим столом, сложив подбородок на тыльную сторону ладоней, Сынмин отсчитывал секунды до окончания рабочего дня.       На остановке никого не было. Лишь теплый свет фонарей и приглушенный разноязыкий гомон на другой стороне улицы, за домами. Солнце уже давно прорезано тонкими шпилями крыш. Становилось совсем темно. Ким совсем не хотел идти пешком, а заставлять себя равно добить.       День не мог стать хуже, — думал Сынмин. — Нет.       Когда долгожданный автобус достиг сынминовского минус два, то он похлопал себя по карманам. Бумажник. Его нет. Равнодушный транспорт проехал мимо, глумливо подмигнув поломанной фарой.       В носу засвербило. Плакать нельзя, Сынмин-а, ты уже взрослый. А взрослые плачут там, где никого нет. А рядом хихикал ветер в листве, наверняка обсуждая, какой Ким неудачник. Отогнав в сторону тошноту и желание заночевать на остановке, Сынмин шагнул в темноту.       В десять часов вечера Минхо, который не любил представляться по фамилии, рассуждал, какие, однако, в Праге неудобные деревянные лавочки.       Его однофамилец отправил Минхо в Чехию под предлогом: ты устал. Но Минхо же виднее, разве нет? Феликс считал иначе, когда вызвал такси в аэропорт, всучил билет, распечатанный туристический маршрут и свой наказ — отправлять фотоотчет каждый вечер. Феликс даже вторые часы установил: рядом с Сеульскими часами бежала секундная стрелка Пражского времени.       Минхо честно посещал достопримечательности. Не фотографировался, но часто фотографировал. И ровно в десять вечера отсиживал задницу на мягком кресле в номере и категорично отбирал удачные фото, чтобы порадовать друга.       Но именно сегодня его планы были нарушены: земляк-растеряша потерял свои драгоценные… Минхо не стал рыться в наличке, просто прикинул: около трех сотен чешских крон. Эх, Ким Сынмин.       Сзади послышались шаги. За этот час, прежде чем его очередная экскурсия была закончена, у Минхо выработался новый рефлекс: оборачиваться на каждый шорох и надеяться, что это не милая бродячая кошечка или потерянный лабрадор, а Ким Сынмин. Странная улыбка Минхо поползла вверх, когда он увидел рядом расстроенного юношу, бренчащего ключами. У Минхо вообще были странные привычки, например, сравнивать людей с животными. Уж извините, цыпа-Феликс не жаловался. Парень ужасно схож с щенком, которого недавно Минхо потрепал по густой шее.       — Эй, Вы — Ким Сынмин?       Парень вздрогнул и поднял удивленный взгляд. Не каждый день в Чехии услышишь корейскую речь. Сынмин сокрушенно кивнул и поинтересовался:       — Откуда Вы знаете мое имя?       Минхо ухмыльнулся и протянул темно-зеленый кожаный бумажник с вышитыми цветами.       — Не стоит разбрасываться такими важными вещами.       Ким выдал «о!» и благодарно поклонился, как принято на их общей родине.       — Я, пожалуй, пойду, — после непродолжительного молчания, среди которого неловко выделялось стрекотание сверчков, сказал Минхо и попятился назад. — Рано вставать, слишком много экскурсий запланировано.       Минхо и сам не понял, зачем поделился неважной информацией, но Сынмин даже воодушевился:       — Вы турист? Хотите, я покажу отличное место? Здесь недалеко. Бар, а за ним красочный парк с фонариками и каруселью. — но вдруг замолк. Чуть подумал, приложив палец к губам: — Вы, наверное, жутко устали. А я со своими…       — Устал, — ответил Минхо, но печаль нового знакомого заставила его сердце дрогнуть. — Как насчет завтра?       Сынмин кивнул и оставил свои контакты.       — Могу я узнать имя?       Минхо почти ушел, но все же кинул через плечо:       — Ли Минхо.       — Ого, как актёр.       Ли грустно усмехнулся: — Да, как актер. Но я танцор.       И меня будут знать как талантливого танцора, а не просто однофамильца, — продолжил Ли в своей голове, когда Сынмин уже понял ошибку.       Но Минхо обязательно перезвонит. Карусель и чешское пиво творят чудеса.