Напечатала туминское

      Светские беседы во время завтрака могут и подождать, – говорят в семье Ким, – кушать необходимо с закрытым ртом и ровной осанкой.       Каждое утро Сынмин проводит в белоснежной столовой в кругу своей правильной семьи. Они употребляют свежие перепелиные яйца по методу правильной тарелки. На груди каждого члена семьи белеет кружевная салфетка. Слышится только тихий лязг острых вилок о фарфоровые тарелки. Сынмин нетерпеливо ерзает на стуле, что не остаётся без внимания.       – Сынмин, подожди ещё немного, – просит его госпожа Ким, дотрагиваясь салфеткой до кончиков губ. – Чизкейк скоро подадут.       Сынмин послушно выдавливает вежливую улыбку. Нетерпение обусловлено другой причиной: ему хочется поскорее покинуть стерильный дом и забыться в грязной однушке на одиннадцатом этаже.       Чизкейк подают ровно через пятнадцать минут, как господин Ким откладывает вилку в сторону. Рядом с блюдцем стоит прохладная вода со льдом, чтобы запить возможную приторность десерта. Слуги выучили поведение своих господ, не забывая, что госпожа не любит лёд, а младший господин сбегает в час дня и возвращается поздно ночью.       Сынмин изучает чизкейк непозволительно долго, чем вновь привлекает внимание одного из родителей.       – Сынмин, тебе не нравится? – интересуется отец, неспешно поглощая десерт.       – Нравится, – кивает Ким и старается не вздрогнуть. – Я наелся. Можно мне идти?       – Даже не поведаешь нам о своей учёбе? – невзначай просит мама, заканчивая со стаканом воды. Госпожа Ким никогда не прикасается к десерту, прежде чем в желудке не окажется достаточного количества воды. После же десерт никогда не бывает доеден.              – В следующий раз, – Сынмин встаёт со стула и оставляет на бледной щеке матери холодный поцелуй. – Спасибо! Хорошего дня, родители.       – Взаимно, Сынмин, – отзываются оба, перекидываясь кричащими взглядами. Силуэт Сынмина исчезает в дверях       Он желает как можно скорее оказаться вне стен позорного дома. Места, где нет любви, где нет жизни и наслаждения.       Сынмин хлопает дверью своей громадной двухэтажной комнаты и достаёт из-под кровати спортивную сумку. Там его вещи. Худи с клетчатыми ушками, которое они заказали с Минхо через сайт и получили ночью от пьяного курьера. Рваные синие джинсы, испачканные кетчупом и кунжутным маслом. Бусы из искусственного жемчуга, которые его старший выкупил у китайской бабушки за бесценок. Его одежда пахнет Ли Минхо.       Ли Минхо, который живёт в самой прекрасной квартире на одиннадцатом этаже на окраине Сеула. Он пьет колу зеро, когда захочет, носит солнечный пиджак в красит волосы в фиолетовый. Только сейчас его пряди потеряли свой боевой окрас: вымылись. Но Сынмин до сих пор помнит, с каким упорством пытался смыть краску с пальцев, а Минхо смеялся и прятал за спиной гелевый антисептик.       Сынмин уходит через задний ход, не оборачиваясь на двухэтажный особняк. Это место кричит о состоятельности и богатстве, но Киму это не нужно. Ему нужны объятья и утешение. Чего он и нашёл одной прохладной ночью в далёком парке, обнесённом бетонным забором. Там растут вязы, больные клёны и тополя. Пахнет жареными сосисками и хлебом, отчего в даже самом гастрономически избалованном гурмане проснётся зверский аппетит до "мусорной" еды.       В Сынмине он тоже проснулся. Денег становилось всё меньше, а желание поесть за гроши – больше. Ким неловко жался в очереди из трёх человек. Стремительно темнело. За прилавком вагончика с яркой вывеской оказался приятный молодой человек с хитрыми глазами и притягивающей харизмой.       – Впервые? – догадался он, когда Сынмин заказал классический хот-дог. – Может, поэкспериментируем? Как насчёт моцареллы или песто?       – А такое есть? – удивился Ким, разглядывая малочисленные позиции в меню. Сырный хот-дог, острый хот-дог, сосиска в лепешке с овощами и рамен. Ну да, как без него в Сеуле.       – Неа, – парень брызжет горчицей на сосиску. – Но тебе знакомо, а? Откуда ты?       – Это не важно, – отмахивался Сынмин, а через полчаса сидел в парке рядом с Минхо и жевал третью по счету сосиску.       Ли закрыл свой вагончик и тянул лапшу с громким хлопаньем. Ким поражался тому, что Минхо без смущения вызывает из своего рта такие громкие звуки. Минхо утирал испачканный рот краем рукава толстовки. Ужас!       – Ужас! – повторил он с издёвкой на лице.       – А? – переспросил Сынмин.       – Я такой неотесанный, да? – Минхо убирает картонную коробку за спину и берёт Кима за плечо. – Ты очаровательный. И слишком хорош для этого места. Возвращайся домой, окей?       – Я не хочу, Минхо-щи, – говорил Сынмин, утонув в глазах старшего. В них сиял       фонарный свет и что-то иное, что не отпускало. – Не туда.       – Сынмин-и, родители волнуются, – мягко произнёс Ли, забираясь пятерней в его волосы. Дыхание Кима замерло: впервые его кто-то назвал так. Именно так и мечталось, чтобы Сын-мин произносили мурчаще и нежно. Как произнёс Ли Минхо. – Ты слышишь? Давай я тебя провожу.       – Я не пойду сегодня домой, не уговаривай, – отрицательно махал головой Сынмин, пока в горле назревала истерика.       Минхо тяжело вздохнул, выкинул пачку рамена и повёл Сынмина к себе домой на одиннадцатый этаж.       И сегодня Ким находит это место впечатляющим. Двадцатиэтажный дом, похожий скорее на муравейник, чем на достойное строение. Исполосованный пожарными лестницами, с крошечными окнами и чёрными углами. Тем не менее, здесь его ждут.       Минхо уже строчит сообщения, что выкупил четверть магазина, чем радует Сынмина всё больше. Сегодня его ждёт сладкая кома от дешёвых сладостей из супермаркета и поцелуев Минхо. Но после того, как он вгрызется здоровыми зубами в шоколадную глазурь ванильного пончика.