Напечатала туминское

      Ритмичная мелодия разбавляет гнетущую тишину операционной. Минхо внимательно зрит в разрез. В одной руке зажим с девственно чистой ватой, в другой — блестит в лучах операционного светильника скальпель. Пищит электрокардиограф: сердечный ритм пациента стабилен. Минхо действует уверенно, ни на секунду не задерживаясь.       Рядом сидит Со Чанбин — анестезиолог. По совместительству неплохой друг, заботливо подсовывающий протеиновые батончики в обеденный перерыв и ответственный за музыку в момент операции. В этот раз его выбор пал на Рода Стюарта и его хриплый баритон. Старая песня аж семьдесят восьмого года заставляет пританцовывать и подпевать до сих пор. Минхо хоть и сосредоточен до кончиков пальцев ног, но не может себе отказать в легких движениях между командами медсестре поменять вату или передать щипцы.       Чанбин скучающе поглядывает за действиями коллег, сидя на стуле возле кушетки. Свою работу он сделал еще часа два назад: усыпишь буйного и сиди себе посиживай. В начале профессиональной карьеры Со боялся до дрожи: безотрывно глядел на пациентов, чтобы те не очнулись. Хирурги и сами нервничали, что анестезиолог так тревожится.       Теперь работа ему нравилась. Аккуратно рассчитаешь дозу наркоза и можешь включать спортивные программы; если хирург разрешит, естественно. Мешать бравому командиру — грубость страшная.       В этот раз пациент у Минхо очаровательный. Ли познакомился с Ким Сынмином неделю назад, когда несчастного больного положили с подозрением на аппендицит. Дело оказалось чуть тяжелее: у Кима нашли доброкачественную опухоль, с которой можно было разобраться сразу и начать период восстановления. Сынмин испугано кивал на каждое слово Минхо. Ли тепло улыбнулся и взял ледяную ладонь пациента в свою теплую.       — Сынмин-щи, все будет хорошо, — Минхо не отводил взгляда от парня. До чего ж красив. Ему, как врачу, рассуждать так нельзя: пациент неприкасаем. Но как человек... — Я сделаю все, что в моих силах. Вы будете здоровы.       — Обещаете? — с дрожью в голосе спросил Сынмин. Он вцепился в хирурга, точно тот рассмеется и жестко оборвет все нити жизни Кима.       — Клянусь.       Ежедневно Минхо посещал Кима. Начиналось с расспросов о самочувствии, кончалось веселой историей из медицинской практики. Сынмин-и теперь знал всю кухню хирургии и забавной медсестры Кан, которая заставляла Ли жевать её выпечку до последней крошки. Наведывался в палату Кима и Чанбин. Исключительно по вопросам аллергии и общего здоровья. Благо до больницы Сынмин лишними болезнями обременен не был.       — Тогда все пройдет замечательно, Сынмин-щи, — обещал Со, отряхивая белоснежный халат от крошек очередной булочки, которую выдала ему госпожа Кан. — Наш многоуважаемый хирург Ли о вас позаботится.       — Он уже... — робко протянул Сынмин, краснея.       Чанбин подскочил к постели с расспросами: где болит? Температура? Ким неловко потряс головой, уверяя, что сейчас все хорошо.       Песня доходит до припева, и Минхо не сдерживается:       — Если ты хочешь мое тело и считаешь, что я сексуален. Ну же, сладкий, дай мне знать.       Глаза Сынмина раскрываются. Минхо застывает ровно над раной, уловив периферическим зрением ненужные движения со стороны пациента. Спящего пациента! — Чанбин-щи!       Со испугано подскакивает. Он проверяет систему и Сынмина. Улыбающегося Кима, который заплетающимся языком тянет: "сексуа-ален". И вырубается обратно.       — Это что сейчас было? — окаменела со скальпелем в руках медсестра Кан.       — Интранаркозное пробуждение. Сердечный ритм в норме, показатели тоже, — Чанбин стирает испарину со лба. — Продолжайте. Такое случается.       — На моей практике впервые, — качает головой Минхо.       — На моей тоже. — Остальное время, что проходит операция, Чанбин стоит подле и внимательно наблюдает за дисплеем электрокардиографа.       Сынмин пробуждается с сухостью во рту. Ни иначе сама Сахара рассыпалась на языке. Ким щурится. Кто-то протягивает ему стакан воды, и он по глотку осушает стакан. Яркий свет слабеет. Рядом сидит Минхо: чувствуется его шипровый насыщенный парфюм, которым Ким задыхался в первые дни. Теперь не может представить без него и момента.       — Минхо-щи? — хрипит он.       — Как себя чувствуешь? — заботливо спрашивает Минхо, убирая прилипшие прядки волос со лба Сынмина. Его пальцы нежно следуют от висков до носа.       — Неплохо. Слабость, — Ким закрывает глаза и растворяется в прикосновениях.              — Помнишь, я рассказывал тебе о видениях при наркозе? Сон какой-нибудь был?       Сынмин напрягает память и всплывает край видения. Расплывчатый, почти растворился на задворках сознания.       — Ты был в виде ангела и танцевал под Рода Стюарта, — растеряно бормочет тот. — Еще пел. Что-то про тело и сексуальность. Да...       Минхо считает кончиком языка зубы и мысленно обещает себе устроить воспитательную беседу с Чанбином. Он понимающе кивает, когда наивные глаза Сынмина соприкасаются с его.       — И такое случается. Отдыхай, Сынмин-а. Теперь ты пойдешь на поправку, — Ли поднялся со стула и повернулся в сторону двери, но был остановлен слабой ладонью.       — Минхо-щи, — голос Кима еще слаб, но решительности не отнять. — После моего выздоровления все в силе?       Хирург едва сдерживает дрожащие кончики губ. Ли пообещал устроить вкусный ужин на берегу реки Хан.       — Естественно.