Одеан

Это сердце, маленькое, как птичка, знавшее столько горестей и потерь. Это сердце расправило свои крылья, когда расцвел внутри асфодель… @MARXUN

      Церемония у священного озера была окончена. Бьёрн омыл свою Рами, и они оба вышли из вешних вод уже супругами перед богами и людьми.       Торжество переместилось в сад Ренье. Целый день накануне двор украшали сёстры Бьёрна. Вишни в цвету были увешаны пёстрыми гирляндами, столы застелены рукодельным кружевом и ломились от яств и вин, огромные кадки с букетами камелий были расставлены по всему периметру праздничного места. Музыканты наготове разместились возле небольшого помоста, что соорудил сам Бьёрн — деревянный полукруг, безупречно гладкий, помещался аккурат между столами и домом на всеобщем обозрении. В середине оставалась большая площадка, предусмотренная для танцев и речей.       Едва гости расселись, и молодожены подняли свой первый кубок, музыканты тихо заиграли, сёстры Бьёрна хлопотали у столов, а братья подливали в чарки ви́на. Ренье первым сказал свой тост, поздравил молодых и, в который раз за утро, растроганно смахнул слезу.       — За Бьёрна!!! — громыхнул общий восторг, и покатился смех раскатом, крики и лихие пожеланья плодоносного богатства.       Арракис сдержал своё слово: весь праздник выходил на сцену и танцевал для Бьёрна, для Рами, для всех гостей, чем вызывал небывалый шум и трепет, ликующий восторг всех приглашённых!       Это было чудо, диво! Божественный Икарр на простой, обычной сельской свадьбе! Так близко и со всеми мил, очаровательно улыбчив, лёгок и сговорчив. Впрочем, мало кто решался подойти к нему поближе, все робели, но с благодарным благоговеньем внимали действу на помосте и купали Арракиса в овациях и восхищении.       Арракис не танцевал свои обычные истории и номера: каждый раз, выходя на эту маленькую сцену, он импровизировал, отдавался музыке, моменту — плясал из сердца. А оно цвело! От радости, от дружбы, от отсутствия запретов и от любви.       Он был влюблён — и это было видно даже неискушенному и невнимательному взору. Все его движения, позы, взгляды, повороты, взмахи дивных ног — всё пело нежность, всё её алкало. Сладость, больше не томленье, но уверенная, громкая любовь, взаимность, полное согласье. Со всем. С природой, с духом, с телом, с обстановкой, с этими людьми, что с придыханием, не веря счастью, отдавали Арракису преданный восторг и почитание.       Он сиял! Слепил! Любил всем сердцем, и оно парило, раскрыв крылья, быстролётно вилось над торжеством, кружило и тихонько оседало, каждый раз под финал аккордов, на плечо твёрдое Верба. Арракис смотрел лишь на него. На своего Верба! Лишь к нему стремилась музыка его движений. И Верб… Верб тоже смотрел. Смотрел, смотрел не отрывая глаз, забыв о празднике, об окружении, о людях. Они теперь всегда были вдвоём. Не нужно было даже слов и объяснений, между ними царило полное принятие и связь, что крепче всех иных: понимание друг друга на уровне уклона головы, взмаха ресниц, осторожной малой полуулыбки — абсолютное слиянье. Но!       Арракис всё ещё умел удивить Верба…       Уже смеркалось, сёстры Бьёрна стали выносить во двор лампады — сад засиял, как поле светляков. Гости захмелели, музыканты стали играть весёлые мелодии, призывая всех собравшихся к площадке для танцев. Бьёрн бесконечно целовал Рами, Ренье всё так же время от времени смахивал слезу, глядя на них.       Арракис вышел на помост. Последний номер. Он не устал, нет, но хотел тоже повеселиться — Бьёрн уже не раз кричал ему, что стоит выпить с ним да и с гостями, и, может быть, впервые Арракиса это не смущало, это панибратство и галдёж. Он хотел учиться быть со всеми, быть ближе к миру, перестать его бояться. Давалось это нелегко, но тёплая ладонь Верба всегда рядом, а значит… значит, они справятся.       Арракис вышел на помост, и все танцующие тут же перестали двигаться, замерли и обратили взоры на сцену. Верб тоже подошёл поближе, выпустив из рук матушку Бьёрна, с которой неуклюже и неловко переминался, как и все на танцплощадке. Музыканты выжидающе смотрели на Арракиса, ждали знак, и тот сделал несколько вступительных па — их подхватил рожок и перебор легкий многозвучный арфы. Арракис заскользил по нотам, по струнам звонким, грациозно изогнулся, полетел, вспорхнул в высоченном прыжке и закружил. Долгие мягкие паузы, руки-стебли, тело-нектар, взгляд-солнце. Арракис — дурман, утренняя звезда, роса, начало, бог рожденья — пел собою радость жизни и её рассвет. Зрители зачарованно молчали, один слитный вдох и золотой звон арфы, трель рожка, немного флейты…       Арракис кружился и кружился и вдруг скользнул к самому краю сцены, чиркнул из шёлка ладонями и, склонившись возле Верба, протянул ему, топя во взгляде, асфодель.       Верб вздрогнул, глаза его шало округлились, щёки запылали — зрители все теперь смотрели на него. На них! Арракис протягивал цветок и улыбался — ждал ответа. Асфодель — белый и невзрачный. Асфодель — на всех языках мира: «Выйдешь за меня?»       Верб протянул руку, взял цветок и вместе с ним стянул и Арракиса со сцены. Зрители ликующе засвистели, закричали, видя, как обвивает шею Верба Божественный Икарр, как тот приподнимает его над землёй и нежно шепчет в ухо: «Показушник», — и как они смеются оба уже в звуках грянувшей мелодии и шума общего, восторженного крика.       Бьёрн подлетел к друзьям, обнял их обоих, засмеялся:       — Чур, я твой эстис, — боднул задорно Арракиса лбом.       — Боюсь, тебе придётся здесь тягаться с самим царевичем, — иронично вскинул брови Верб.       — Дьявол, точно! — хохотал Бьёрн. — Тогда твой! — крепко приложил он Верба ладонью по спине.       — Он ещё не согласился, — тихо, вкрадчиво заметил Арракис и поднял взгляд на Верба.       Музыканты заиграли простую, тихую мелодию. Верб положил руки Арракису на талию, тот рассмеялся и овил его шею. Они переминались посреди толпы, так же, как когда-то в той таверне…       — Завтра, — тихо шепнул на ухо Верб Арракису, и тот удивлённо вскинул взгляд. — Завтра утром я отведу тебя на озеро и в нём омою.       Арракис весь просиял, не спрашивал, не спорил, ведь он тоже… тоже не хотел ни ждать, ни думать, ни гостей, ни пиршеств.       Арракис бережно и нежно склонил голову на груди у Верба, прикрыл глаза, чувствуя почти невесомые, ласковые касанья к своим волосам, чувствуя дыханье Верба, его шёпот, что-то нежное и сладкозвучное… кажется, на ирхасском.

Ты мое румяное яблочко с одной стороны, а с другой неспелое. Стоишь на крылечке коленки голые, улыбаясь несмело мне. Руки твои как ветки гибкие, пальцы в малине липкие. Пахнешь, как летний вечер… Приобниму за плечи. Свадебным рисом крошево своего сердца брошу я к узким твоим стопам… @MARXUN