Соблазна книг не одолеть

Смерть — не противоположность жизни, а её часть.

      «Я рано или поздно приберу вас к рукам. Однако, до того дня, как Я приберу вас к рукам, Я этого сделать не могу. Жизнь — это мимолетный миг, краткая вспышка света во тьме вселенной. Это драгоценный дар, который люди должны беречь и принимать, ибо, это всё, что у них есть. Но, путешествуя по этому миру, люди так же должны смириться с неизбежностью смерти и не постоянством всего сущего. Ничто не длится вечно. Даже звезды на небе. И всё же, посреди этой мимолетности, люди могут найти красоту, смысл и цель. Ибо в мимолетные моменты жизни, люди могут создать что-то долговечное. Что-то, что сияет как маяк надежды, и вдохновение для грядущих поколений».       В самом водовороте жизни все вращается вокруг Смерти.       Что есть Смерть на самом деле? Что есть Я? Я помощник или кара небесная?       И могу ли Я не забирать на тот свет кого-то не по своей воле? Их время пришло, а Я не могу? Да, если вам интересно, такие люди есть. Их постоянно что-то защищает, что-то сильнее Смерти.       «Желание жить быть может?» — спросите вы. Нет. Желание жить не спасет никого. Тут что-то иное, способное изменять реальность. В мире, где Я сейчас нахожусь, такое мистическое явление всего одно:

Книга.

      И как ужасно для меня осознавать, что такой артефакт существует в тот момент, когда Я на службе. Ведь Я знаю, сколько людей и одарённых в следующие несколько лет из-за него умрет.

***

      — Кто за рулем?! — подбегая к машине, выкрикнула Мэри в сторону коллег.       — Я! — выкрикнул в ответ Оруэлл. — Лизель, на переднее! Ты с Шевой, садитесь назад!       Насколько же различны люди в нашем мире, насколько странна и разнообразна каждая история. Смотря на людей среди улиц, коридоров и на своих знакомых, люди и представить себе не могут, что они скрывают за своими улыбками и действиями.       Что же скрывали за своими действиями Принцип Талиона? Ох, а вы ещё не догадались?       Беспроглядную тьму. Контроль над людьми. Мир без войны. Напыщенные слова и ненужную помощь. Кровь. Убийства.       Не зря во многих странах мира их называют таким страшным словом, как — «террористы». Люди начали забывать смысл этого слова очень быстро. Проблема в обществе? Скорее всего — да. Люди начали забывать, что «терроризм» — это страшно. Это больно. Это преступление. Это тысячи, нет, десятки тысяч убитых невинных граждан, женщин, мужчин, стариков и детей. Это разрушенные дома, захваченные территории, война, в конце то концов. Ведь, если человек хочет мир без войны, то эта хотелка может осуществится, только если пролить ещё больше крови. Поверьте, у Принципа Талиона это очень хорошо получается.

Проливать невинную кровь.

      Терроризм является одним из самых отвратительных и жестоких преступлений, которое противоречит основным принципам морали. Террористы наносят ущерб не только физически, но и психологически, ведь они направляют свои атаки на мирных людей и не ставят целью защиту своей страны или идеологии. Террористические акты противоречат принципам уважения к жизни и достоинству человека, а также основным правам и свободам. Иронично, не так ли?       И сейчас, в ужасной спешке, они не едут спасать кого-то, просто, чтобы невинный человек остался жив. Они не едут на всех парах помогать этому городу выявить Информатора. Только ради себя. Только ради своих целей. Огури Муситаро — не невинный человек, которого нужно спасти, а ценный экспонат в их коллекции. Важный человек, которому, и правда, по его их мнению, стоило бы умереть. Как и каждому мешающему их планам человеку. Но, тогда они не будут миротворцами, если начнут убивать «невинных», мирных жителей этого портового города. Ведь во всей Йокогаме их ожидает опасность в виде одарённых. Умных, к сожалению, эсперов. Защищающих этот город, патриотов своей страны.

Сумасброд.

      Выруливая из стоянки, Джордж нажимает на газ, и автомобиль резко набирает скорость, да так резко, что сидящие на задних сидениях Мэри и Шева буквально впечатываются в свои места. Знают ли они, куда ехать? Да, хоть и кажется, что найти одного непримечательного человека в этом большом городе практически невозможно. Но, Оруэлл знает куда ехать. Если с помощью своей способности он каким-то чудом не может найти Муситаро, хотя и не чудом, если брать во внимание его способность скрывать все свои улики; то может найти Рампо. Уже нашел.       Ворон требовательно каркнул на заднем сидении. И как он успел залететь внутрь машины?       — Это твой новый питомец? — поинтересовался Джордж, обгоняя автомобили на соседней полосе. — А как же Панянка?       — Типо того, — буркнул Шева, непрерывно глядя на птицу. — Надеюсь, Панянка его не сожрет.       — А нам не нужно купить ворону детское кресло? — спросила Лизель, развернувшись к ним. — Или палку какую?       — У нас есть детское кресло, — мрачно ответила Мэри.       Лизель, глянув на коллегу бесстрастным взглядом, приулыбнулась:       — Точно.       — Я думаю, что это предупреждение от Вороного, — начал Шева, слегка погладив ворона. — Он пропал после того звонка.       — Это не удивительно, — ответил Оруэлл. — Насколько мне помнится, он часто пропадает, когда находит себе приключений на пятую точку.       — Согласна, — сказала Лизель, впившись ногтями в сидение машины, ибо от скорости, её ужасно шатало в разные стороны. — Он ведь недавно помог тебе расшифровать, что говорили те души рядом с храмом. Может, эти «Близнецы» тут как-то замешаны?       — Даже если попадает, то трубку берет… — начал было рассуждать Шева, но внезапно замолк.       Близнецы.

«Ищи человека с именем…»

      — Как…как зовут новенькую в агентстве? — тихо спросил мольфар, напрягаясь всем телом.       — Ямадзаки Томиэ, — ответил Джордж, выруливая из-за угла. — А что?       Шева застыл, широко распахнув голубые глаза.

«Близнецы на японском — Томиэ. Ищи человека с именем Томиэ».

      Словно прочитав мысли Шевы, ворон вновь каркнул. И ещё раз. И ещё. Подтверждая. Указывая, что он мыслит в правильном русле.       — Шева? — обращается к нему Лизель.       — Лизель, — Шева обращается к ней с полной надеждой в глазах. — Как переводится Томиэ с японского?       — Близне… — начинает отвечать она и так же резко замолкает. И цедит с злостью сквозь сжатые зубы: — Твою мать.       — Извините, о вы, великие и ужасные гении, — прервала их гляделки Мэри, нахмурившись. — Я вроде не глупа, но я не понимаю, о чем вы. Какие близнецы? Какой храм? Чего вы к этой девочке пристали?       — Да эта девочка… — развернулся к ней Шева, одаривая напуганным взглядом. — Может быть ещё одной прямой дорожкой к Информатору.       — Не будьте так уверены, — хмурится Оруэлл. — Мне она тоже показалась странной, но в её досье нет ничего такого.       — А когда ты успел прочитать её досье? — щурится Мэри.       — Пока мы ждали результаты экспертизы, — пожимает мужчина плечами, словно это было и так понятно. — Двадцать два года, родители погибли в автокатастрофе, есть родной старший брат, у того семья, живет в Токио. Школу закончила с отличием, университет тоже, сразу же после учебы на журналистике начала работать в городских газетах, переехала в Йокогаму около полугода назад. Кредитов нет, судимостей тоже, штрафы — мимо.       — Святая? — хмурится Лизель. — Откуда такая взялась, ещё и у детективов под крылом?       — Святее всех святых, — улыбчиво отвечает Джордж. — Я слышал, как Куникида говорил про то, что отдел кадров подобрал ей эту вакансию, можно сказать, она там случайно.       — Нужно проверить всё, — качает головой Шева. — Всю документацию. Это не может быть обычным совпадением.       — Нихера себе заявочка, — брови Большого брата приподнимаются в удивлении. — Это легко устроить, но сейчас у нас есть огромная проблема посерьезнее. Даже несколько.       — Все равно ничего не понимаю, — хмыкает Мэри. — Если вы так уверены, что она как-то связана со всем этим, то почему просто не прижать её к стенке, выпытывая информацию? Мы же всегда так делали.       — Она работница детективного агентства, — отвечает Джордж, вздыхая. — Без их разрешения мы и пальцем её тронуть не сможем. Таков договор.       Ворон каркнул вновь. Что же он хочет сказать? На что подтолкнуть?       — Где же твой хозяин? — шепчет птице Шева, вглядываясь в птичьи глаза-бусины.       — Тогда давайте повесим это дело на детективов, — предлагает Мэри. — Расскажем им, приврем где надо, и пусть разбираются со своей работницей.       — Как вариант, — кивает Джордж, внезапно паркуя машину на опустевшей стоянке под деревом. — Но вот поверят ли они нам — дело десятое.       — Но самим разбираться у нас нет времени, — фыркнула Лизель, отстегиваясь. — Почему мы остановились тут?       — Мы в нескольких метрах от дороги, по которой поедет полицейская машина с Огури, — говорит Джордж, улыбаясь. — Быстро обсуждаем план и по местам.       — Не проще его перехватить до того, как его поймает полиция? — нахмурилась Лизель.       — Нет, во-первых: уже поздно. Во-вторых: у нас есть ещё одно дело, — отвечает Оруэлл и всё в машине резко понимают, что за дело. — Мы с тобой перехватываем машину, а когда прийдет время, Шева и Мэри забирают Муситаро оттуда.       — Значит, будет бойня? — вздыхает Шелли.       — Очень надеюсь, что эта встреча будет дипломатичной, — поджимает губы брюнет. — Уведите его в безопасное место, и дождитесь детективов. Я уверен, они выехали за нами хвостом.       — Ты с Лиз пойдете вместе? — взволнованно спрашивает Шева. — Не слишком подозрительно?       — Кто сказал, что я пойду туда материально? — ухмылка расползлась по мужскому лицу.       В салоне автомобиля повисла нагнетающая тишина.       — Оруэлл, — вмиг, Шева нахмурился, слегка оскалившись. — Вы впервые использовали сингулярность вчера, опасно использовать её вновь и без подготовки.       Большой брат уже приоткрыл рот, чтобы ответить чем-то заумным и ещё более раздражающим, но Лизель прервала его, положив правую руку ему на плечо, а левую на кисть блондинистого юноши.       — Все будет хорошо, — спокойным тоном произнесла она. — Если мы сделаем всё, как надо, то это не займет даже и десяти минут. Я выдержу.       Шева вынужденно замолчал, вглядываясь в серые глаза Зусак. Есть ли в них эта искра до сих пор? Говорит ли она правду? Морось за автомобильным окном наполнена выраженной серостью в заглушении всех красок. Небо, похожее на дым, воздух, наполненный свежестью, одинокие красные листочки на ветках клёна, на котором, словно, расположена своя целая галактика. В каждом моменте и в каждой части. Шева обреченно вздыхает.       — Хто борець — той здобуває світ, — грустно вымолвил он и открыл дверь Импалы.       За ним вышла Шелли, накидывая капюшон толстовки себе на голову. Дождь ей не нравился. Как и всё то, что связано с ним. Сырость, вода, грязь. Почему — не говорила. Не нравится и всё.       Может, потому, что в такой же дождливый день погиб Адам?       Ей не хочется потерять кого-то ещё.       На передних сидениях остались лишь двое. Время очень поджимало, Воровка книг и Большой брат даже не успели бы обсудить, кто и как, что будет делать. Джордж лишь достал из ящика поддельное удостоверение работника специальной службы, что наблюдают за эсперами до их попадания в лапы Министерства, и вложил их в карман пальто Лизель, подмигнув.       — Захвати пистолет, — попросил Оруэлл, спокойно доставая из-за своей пазухи оружие.       — Как знаешь, — хмыкнула она, засовывая его за спину. — Но он мне особо не нужен.       — Лиза, только, пожалуйста, — тихо обратился Оруэлл, проигнорировав её вышесказанные слова. — Если я попрошу тебя ничего не делать — ничего не делай. Если я попрошу отдать контроль над ситуацией мне — отдай.       — Не забывай, в чьем теле ты будешь находится, — спокойно отвечает ему та. — Я подумаю.       — Без «я подумаю», — серьезно произнёс Большой брат.       Зусак замолчала, лишь прищурив глаза. Просьба показалась ей странной.       — Ишь, какой злой, — проговорила она, пристально вглядываясь в его лицо. — Это похоже на лишение свободы выбора.       — Свобода… — Оруэлл засмеялся, переведя на неё насмешливый взгляд. — Свобода — это рабство.        — Ты действительно так думаешь? — женщина нахмурилась.       — Свобода — такое глупое понятие. Все эти мечты о независимости и самостоятельности — просто иллюзия, — слишком несерьезным и задорным голосом ответил Джордж. — Все мы живем в рамках общества и подчиняемся определенным правилам и нормам, так зачем все это лицемерие про свободу? Она приводит к хаосу и анархии. Не пора ли тебе тоже начать так думать, Лизочка?

Хуизочка.

      И последним его сказанным словам она не была рада, но вынужденно замолчала, зная, к чему может привести эта незапланированная ссора. Ведь, взгляды у них были…грубо говоря, очень разными.        Воровка книг даже как-то предположила, что Оруэлл просто не знает значения этого слова. Знал. Знал и всегда говорил о том, что ему не нужно быть свободным человеком, что ему никогда не ощутить это мнимое чувство. Он словно был пропагандистом, вбивал себе и ей в голову — «Свобода не нужна», «Свобода — рабство», «Лиза, ты же не маленькая девочка, прекрати». И этих многочисленных споров не было бы, если бы Лизель просто скрыла тот факт, что она хочет быть свободной. Как Шева и Мэри например. Они не поддерживали, но и не выступали против. Казалось, свободу Лизель не понимает никто. И не поймёт. Нет такого человека. Свобода была как птичий полет — невероятно прекрасна и завораживающая. Она свободно парила над головами людей, освещая путь каждого, кто стремился к ней. Но, как и все в этом мире, свобода имела свои темные стороны.       Она была не только символом независимости и возможности, но и тяжелой ответственностью. Свобода могла привести к разрушению и хаосу, как взлетающий в воздухе безумный ветер. Как беспечный антигерой, свобода рисковала всем, что было дорого и ценно, и в этом была ее слабость. Но даже с этими сложностями, свобода продолжала лететь, притягивая к себе тех, кто был готов пожертвовать всем, чтобы ее достичь. Ее мощь и красота были неоспоримы, и она оставалась идеалом, которого стоило преследовать. Так, в голове Воровки книг, свобода была изображена как великолепная, но и опасная птица, которая кружила в небе, зажигая в сердцах людей желание летать со свободой, но оставаясь всегда недостижимой и неуловимой, как борец, готовый на все, чтобы победить. Одно дело — когда для человека свобода — это выбор, а другое, когда свобода — путь.       Свобода — это кровь.       Свобода — это смерть.       И очень странно, что для Оруэлла даже такая свобода — рабская затея. По его мнению, только рабы могут хотеть и желать свободы. А люди, конечно же, совсем не рабы, а умные создания, которые не будят тратить свое время и жизнь на поиск какой-то «свободы».       А может, он просто не хочет, чтобы его люди были свободны? Ведь кто, как не Большой брат, знает, что такое рабство на самом деле. Ведь кто, как не Джордж Оруэлл, знает, как управлять людской волей даже без применения способностей. И, ведь кто, как не Эрик Блэр, знает, к чему приводит свобода.       Как говорится: «Каждый раб хочет собственного раба». — Давай не будем об этом сейчас, — говорит Оруэлл, видя её отрицательную реакцию на свои слова.       Большой брат легко оттягивает воротник водолазки, спиной больше облокачиваясь на спинку кресла. Поворачивает датчик. Сантиметр, ещё, ещё, ещё. Боится переборщить, очень боится. И внезапно понимает, что датчик повернут до упора. Именно на этих частотах, самых сильных и опасных, именно на них тогда получилось. Что ж, тут даже и переборщить нельзя. И медлить тоже.

«Впусти меня в свой разум».

      Лизель отчетливо слышит это не только в машине, но слышит и чувствует этот радиовещательный голос в своей голове. Сначала — больно, но потом привыкаешь. Голос повторяется и повторяется. Говорит и говорит. Голова слегка кружится, разве что.

Впусти меня в свой разум. Впусти меня в свой разум. Впусти меня в свой разум. Впусти меня в свой разум. Впусти меня в свой разум. Впусти меня в свой разум. Впусти меня в свой разум. Впусти меня в свой разум. Впусти меня в свой разум. Впусти меня в свой разум. Впусти меня в свой разум. Впусти меня в свой разум.

      Глаза закрываются от боли, казалось, Лизель прямо сейчас потеряет сознание. Но, в тот же момент, когда голос стих, она подскакивает на месте. Глядит на свои ладони, на себя в зеркало заднего вида. Красный правый глаз.       В народе есть такое выражение: «Правый глаз у смерти красный». Чушь. Зусак видела Смерть вживую. У него вообще нет глаз.       Тело Оруэлла лежит на водительском сидении. Его глаза легко прикрыты, рот не улыбается. Словно спит. Такой мирный и спокойный, самый обычный и неприметный мужчина лет сорока. Вот бы он был таким всегда. Это разве не свобода, Джордж?       На макушке идеально сидят его очки, с красными линзами. Зусак хмыкает, снимая их с мужской головы, надевая на себя. Мир окрашивается в оттенки розового, красного и оранжевого.       — Как ощущения? — спрашивает Лизель, чтобы удостовериться, что Джордж в порядке и у него все вышло как надо. И тут же она сама себе отвечает, с более веселой интонацией: — Не привык быть таким маленьким. Но тебе, — Лизель вновь глянула в зеркало, приспустив очки на кончик носа, заглядывая сама себе в глаза. — Очень идет.       Воровка книг вздохнула. Чувство юмора он хоть и не потерял, но ей все равно не вкатывают его шутки. Даже, когда он находится в её теле. Странно, обычно Джордж сам с них и смеется, но сейчас в голове нет не единого намека на смех. Что, ему самому от своих шуток не смешно?       — Отдаю контроль тебе, — говорит Зусак, выходя из машины. — Напортачишь — мигом вылетишь. — и тут же она сама себе отвечает, глянув на ноги, что были обуты в ботинки на небольшом каблуке. — Как ты в них ходишь?       — Нет, со стороны это выглядит и правда смешно, — подойдя поближе, говорит Мэри, и тут же становится серьезнее, указывая направление в сторону. — Его уже взяли, сейчас будут ехать. Там, — она показывает вдоль дороги. — Авария. Возможно, они изменят маршрут.       — Не изменят, — отвечает «Лизель», поправив воротник своего зелёного пальто.       — Они могут предугадать наши действия? — поджимая накрашенные красной помадой губы, спрашивает Шелли.       — Ох, ещё как, — улыбается ей «Лизель», развернувшись на пятках в сторону дороги. — Будьте аккуратны.       — Только если ты не будешь портить лицо Лизель своей идиотской улыбкой, — цедит в её сторону Мэри, разворачиваясь в другую сторону.       Со стороны это выглядело так, словно Лизель Зусак — новый Билли Миллиган. То, как быстро менялись её эмоции — от улыбки и прищуренного взгляда, до спокойного выражения лица, иногда с легкой нахмуренностью. То, как менялся её голос, когда говорил Оруэлл. Или, хотя бы то, что она шла к дороге, и говорила сама с собой. Спорила. И со стороны казалось, злилась сама на себя.       Заметив нужную полицейскую машину, женщина в красных очках выставила руку вперед, привлекая к своей особе внимание. Водитель свернул на ближайшую к ней полосу, поравнявшись.       — Добрый день, чем могу Вам помочь? — окно слегка опустилось и из него выглянул мужчина в форме.       Лизель скользнула взглядом в салон, видя, как на заднем сидении, в наручниках сидит её жертва. Вот он где, Огури Муситаро. Женщина вгляделась в лицо полицейского, мило улыбнувшись.       — Здравия желаю, — она достала из кармана поддельные документы и даже слегка удивилась тому, как гармонично вписывается её фотография в эти липовые надписи на японском. — Мое имя Джулия Смит. Мне пришло поручение из Отдела по Делам Одарённых о сопровождении пойманного эспера Огури Муситаро. Я знаю, он у Вас, — взгляд быстро скользнул по удостоверению полицейского, лежавшем около руля. — Сержант Судзуки.       — Так точно, — кивнул полицейский. — Вы из специальной службы?       — Так точно, — ухмыльнулась Лизель, показывая ему документ.       — Мне велено доставить подозреваемого в отделение, — серьезно сказал Судзуки.       — Тогда проедусь с вами, — женщина хитро сощурилась, словно хищный зверь. — Не будем мешать не Вашей, не моей работе.       — Но…       — Откройте мне дверь, сержант Судзуки, — настойчиво повторила Лизель, слегка приспустив очки с носа. Голос забарахлил.       И женщина испугалась этого ощущения, но сила воли Оруэлла не дала показать испуг на лице. Он всё держал под контролем, даже находясь в чужом теле. Так вот, что он чувствует, когда так говорит. Это…больно. Неприятно. Словно в горле застряла чипсина и острыми уголками царапает стенки изнутри.       Полицейский потупился, слегка смягчая взгляд. А после покорно кивнул и открыл заднюю дверь:       — Присаживайтесь.       Лизель довольно улыбнулась. Значит, способность Оруэлла работает и тогда, когда он находится в ней. Как бы странно это не звучало. Всё же, это очень полезная информация. И нужная. Но насколько это безопасно для неё в первую очередь?       Зусак легко открыла заднюю дверь авто, плюхаясь на место рядом с недоверчивым Муситаро. Но, по взгляду, видимо, Огури уже смирился со своей участью. Зря. Он даже пока что не подозревает, кто рядом с ним сидит. Лизель легко наклонилась к Судзуки, проговорив:       — Не слушайте наш разговор, езжайте.       Полицейский кивнул, выруливая с полосы. Сидевший всё это время тихо, Муситаро напрягся, ведь он все прекрасно слышал. Мысли быстро-быстро заметались по голове: «Кто эта женщина?», «Чего ей нужно?». Думалось ему, что это очередная возникшая из неоткуда персона, захотевшая воспользоваться его даром. Что же такой женщине нужно скрыть? Кольца нет — значит, не убийство супруга. Выглядит прилично — денег в достатке. На глазах очки, красные — барыжит наркотиками? Нужно от Портовой мафии удрать?       — Здравствуй, Муситаро, — тихо говорит женщина, улыбаясь. — Давно не виделись.       — Мы знакомы, уважаемая? — нагло отвечает мужчина.       Лизель поворачивается к нему лицом, снимая очки и закрепляя их на лбу. Красный — правый, серый — левый. Но Стиратель улик смотрит только на правый, тут же поежившись, как-то неосознанно попятившийся к заблокированной с его стороны двери. Огури сглатывает ком в горле:       — Ты.       Лизель ухмыляется так, что кончики губ скоро дотянутся до ушей — дико и безумно:        — Я.       Дыхание Муситаро становилось всё тяжелее и тяжелее. Его сердце, что билось быстро-быстро, казалось, сейчас выпрыгнет из груди. Он сам по себе не был пугливым парнем, не был трусом и не был глупым. Но только глупый не будет дрожать от страха при виде этих красных глаз. Огури уже не было интересно, кто эта Джулия Смит — было понятно, что перед ним Джордж Оруэлл. И он пришел по его душу. Он убьет Муситаро за то, что тот не выходил на связь. За то, что тот мог знать больше, чем сказал.       — Сменил прикид? — нервный смешок сам вырвался из рта. — Тебе очень идет.       — Я знаю, — вздернула бровями женщина, и отвернувшись, прошептала: — А я говорил.       — Что? — скривил губы Муситаро.       — Что? — передразнила его женщина. — А, ты про это. Не обращай внимания, друг мой. Обсудим дела или ты так и будешь ссаться от страха?       — Обсудим? — удивился тот, внутри слегка оскорбившись. — Мне казалось, что Большой брат приходит лично только ради расправы.       — Ну и ну, — помотала головой «Лизель», разведя руками. — Что же, меня уже за палача считают?       — Если и считают, то сейчас этот палач довольно… женственен, — выпалил Огури, продолжая оглядывать женский силуэт, но только спустя секунду молчания до него дошло, что он только что сказал.       Но Большой брат в лице Лизель Зусак, а для Огури — Джулии, лучезарно улыбнулся, словно это был самый лучший комплимент в его жизни.       — Не спорю, — казалось, она даже зарумянилась. — Это тело очень привлекательно. И оно моё.

Твоё?

      — Так… что ты хотел обсудить? — поняв, что убивать его сейчас не станут, да и вроде не собираются, Муситаро довольно ухмыльнулся, расслабившись.       — Хотел обсудить то, что даже после распада Крыс ты продолжаешь быть крысой, — проворковала она, мило склонив голову на бок. — Серьезно? Убийство средь бела дня? Дал себя поймать? А на мои звонки ты, сука, не отвечаешь? Ты забыл, кто теперь твой босс, Муситаро?       Стиратель улик уже пожалел, что дал себе хоть каплю уверенности в том, что с ним ничего не сделают. Эта женщина говорила с такой нежной и милой интонацией, улыбаясь слегка даже безумно, но когда ты вникаешь в смысл сказанных ею слов и осознаешь, что это — чертов Большой брат — ненароком хочется умереть. Лучше бы он не расслаблялся.       — Это дело и этот детективный роман были моим долгом, — уверенно ответил Муситаро. — Я пообещал, что сделаю это. Пообещал своему мертвому другу.       — Очень мило пообещать, а потом убить, — улыбка сползла с женского лица.       — Это было… — ком застрял у мужчины в горле. — …не убийство.       — Да мне насрать. Выговор ты получишь позднее, — отрезала женщина, вздохнув. Вновь надела на свое лицо улыбку. — Мы тебя тут не убивать пришли, а спасать.       — Мы? — нахмурился Огури, но в глубине души напряжение спало. — Спасать? От кого?       — От кары Божьей, — хихикнула.       — Но Достоевский мертв, — ответил Огури.       — Вздор! Достоевский бессмертен, — ухмыльнулась она, но как-то очень грустно. — Шучу. А вот его приспешники — нет.       Машина начала тормозить. Судзуки буркнул что-то типа: «Авария?». Лизель устало вздохнула — вот и началось веселье. Она повернулась к Муситаро, привлекая к себе внимание тем, что крепко схватила того за запястье.       — Скажу «беги» и ты побежишь, — скомандовала ему женщина буквально в лицо. — Понял? Люди, которые тебя сейчас заберут — мои. Делай всё, что они скажут.       Мужчина ответить не успел. Вдалеке прогремел гром. Вот-вот надвигалась новая гроза. Он видел, как второй полицейский, что подоспел с места аварии внезапно приставил пистолет к голове сержанта Судзуки. Нет, не приставил. Пистолет появился из ниоткуда. Лизель лишь успела схватить Муситаро за голову, наклоняя в тот момент, когда произошел выстрел. В машине все замерло, тишина. Лишь смех на улице. Такой клоунский, высокий и свободный.       А в салоне разбрызгана кровь. Что же, Лизель хотя бы знает фамилию этого несчастного — Судзуки. Они вдвоем, женщина и Муситаро, медленно поднялись, выдохнув. Выстрелить могут с любой стороны и в любой момент. Но Зусак даже краем глаза узнала один из своих любимых Кольтов в руке у убийцы.

Украденное пора возвращать.

      Снаружи доносился смех, он так и ждал, пока его кто-нибудь заметит. Но Огури глядел на труп сержанта, на кровь и застыл в ужасе. Хотя сам такие же преступления и покрывает. Бедный. Тяжело ему в этом мире придется.       Первой на смех обернулась Лизель, спустив очки на глаза. Он стоял там — этот клоунский прикид, маленький цилиндр на голове, веселая и безумная, шутовская улыбка. Да, таким Лизель его видела впервые и таким же видит сейчас.       — Итак, первый вопрос! — начал Шут, и могущественный рык грома словно подчеркивал его слова. — Кто же я?        «Чувак, спиздивший мои любимые пистолеты» — пронеслось в голове у Лизель. Оруэлл хихикнул. Так же. В голове.       — Что? Моё имя — Николай Гоголь? — наигранно удивился Шут, но после вновь озарил улицу мелодичным смехом. — Правильно! Тогда следующий вопрос! Зачем же я сюда пришел?       — Зачистка, — ответила Лизель, улыбнувшись во все тридцать два. Оруэлл дал ей ответить, как приятно-то, говорить свои слова своим собственным ртом.       — Подсказка: зачи… — начал Гоголь, но тут же шокировано уставился в салон автомобиля. — Правильно! Я так погляжу, у меня сегодня один из лучших дней в году! Стиратель улик и Воровка книг.       Огури обомлел, глянув на женщину. Джулия, всё-таки, было выдуманным именем, но чтоб Воровка книг! Он её не узнал, хотя, по факту, никогда в живую не видел. Муситаро думал, что она, ну, больше. И в рост, и в ширь, всё-таки военная. Думал там баба-огонь, что палки мизинцами гнуть умеет, а оказалось — нет. Маленькая ростом, довольно тонкая фигурой, если не смотреть на определенные места. Хиленькая она какая-то для Воровки книг. Но пока она рядом и защищает его жизнь — ему совершенно насрать какая она, тем более, если там сейчас сидит Большой брат. Всё же, книгу не судят по обложке.       — Двоих зайцев одним выстрелом! — Гоголь продолжал напыщенно радоваться.       — Зачистка? — пришел в себя Огури.       — Ох, а он видимо ещё не в курсе! — Николай хлопнул в ладоши. — Позвольте мне объяснить, мадам! Моя работа заключается в ликвидации тех, кто знает о наших дальнейших планах.       — Наших? — Муситаро обречено взглянул на Лизель. В его голове до сих пор крутились слова «Скажу бежать — беги». Он ждал, очень ждал, когда она скажет.       — Именно! — встрепенулся Шут, встав в артистичную позу, словно он вещает очень важную вещь. — Мы — Смерть Небожителей, террористы…       — Ну, это как посмотреть, — прервал его женский смех. — Мы получше вас в этом деле будем.       — Тогда давай соблюдать террористический долг! — воскликнул он. — Не перебиваем друг друга! — Гоголь откашлялся, продолжая: — Террористы, скрывающиеся в тени этого мира. Пятерка тех, кто…       — Четверка, — поправляет его Лизель.       — Так, милочка, — мужчина расставил руки в боки, недовольно улыбнувшись. — Террористический долг!       — Но вас уже не пятеро, — ухмыляется она. — Это важное замечание!       Огури просто думает, может ли он побежать отсюда до команды «беги». Гром всё приближался ближе, словно оповещая всех о скорой грозе. Или, оповещая о предстоящей буре, но не о стихийной.       — Цель вечна! — воскликнул Гоголь.       — Интересно, как же ты пережил смерть своего друга? — «Лизель» злобно улыбнулась, спрашивая.       — Ох, о какой смерти ты говоришь, Воровка книг? — ухмыльнулся в ответ Николай, перейдя на несколько тонов ниже. — Мой друг жив и я верю в это.       — Вера — это прекрасно, — вздыхает та. — Но в твоем случае, она пуста.       Острая улыбка шута расплылась до краев лица. Он легко засунул руку в свой длинный плащ, и в один момент, в лоб Лизель уперлось дуло пистолета. Сидевший позади Муситаро запаниковал, пытаясь ретироваться, но безуспешно — худощавая женская ладонь вцепилась в рукав его пиджака, практически буквально, мертвой хваткой. Воровка книг смотрела прямо, не поднимая глаз на оружие впритык своего лба, а смотрела на Небожителя, что задумчиво за всем этим наблюдал. Этот шут хоть и ветреный, но не глупый. И судя по его взгляду и легкой ухмылочке, становится ясно — он тысячу раз может убить Лизель, но вот Огури Муситаро он и пальцем не сможет тронуть.       Они обменялись взглядами, когда женщина приспустила очки на кончик носа. Как необычно — если смотреть на каждый её глаз по отдельности, ощущаешь совсем различное настроение. Гоголь слегка хихикнул, зная, что отступать смысла нет, но и продолжать тоже. Они могут так вечно — застывши ждать, пока кто-то из них нанесет удар. Сделает ход. Нажмет ли на курок Гоголь? Дернется ли Воровка книг? Скажет ли что-то Большой брат?       — Вот так дела… — вздохнул Николай, почесав затылок свободной рукой. — Театральная пауза.       — Советую убрать пистолет, — ответила «Лизель», улыбнувшись.       — Ох, ну зачем же? — наигранно возмутился мужчина. — Так же интереснее!       — Нет, ты не понял, — она склонила голову на бок, хитро прищурив глаза. — Убери пистолет.       Вновь Лизель ощущает это противное чувство в горле, а нёба чешутся от вибрации, исходящей из её рта. Но шут не двигается, смеясь. Его плечи легко вздымались от хохота, а рука легко сняла предохранитель. Не сработало.       — Я слишком независим и свободен для твоих приказов, — он разразился хохотом, переложив палец на курок. — Итак, загадка! Какими будут твои последние слова?       Женщина глубоко вздохнула. Сознание Зусак вновь притупилось, она лишь могла наблюдать за ситуацией издалека, практически не ощущая себя в своем теле. Задумалась. Какими могут быть её последние слова на самом деле? Она даже не представляла, да и сакральный смысл в это никогда не вкладывала. Воровка книг лишила жизни многих, но в основном их последними словами были мольбы о помощи и просьбы о спасении. Были крики. Или эти страшные слова, обращенные к ней: «Ты…». Ей впервые было неприятно такое вспоминать. Это же ужасно: последние слова её жертв всегда были обращены к ней. И практически иногда были вздохи с облегчением. В общем, люди не рассказывали повести, не делились историей своей жизни, не философствовали, когда умирали. Они лишь были напуганы.       Но последние слова Лизель, как иронично, сказала не сама Лизель:       — Огури, — тихо произнесла женщина, нахмурившись. — Беги.       Она резко отпустила его рукав, отталкивая в противоположную сторону салона автомобиля, сама поддалась вперед, схватив руками кольт. Когда произошел долгожданный выстрел, Лизель смогла перенаправить дуло в сторону, но не так, как хотела. Пуля пролетела мимо, разбивая окно, но слегка задела левое ухо. «Слегка», это, конечно, мягко сказано, правильней сказать — пуля рассекла левое ухо. Лизель сжала зубы, не концентрируясь на сильной и внезапной боли, буквально выпрыгнула из машины на улицу, медленно заводя призванный книжный лист над своей головой. Первостепенная задача — увести его как можно дальше, отвлечь.       — Хорошие последние слова! — воскликнул Гоголь, отпрыгнув назад. — Ты словно благородный рыцарь из сказки! Или…лучше говорить, вы?       Сказка почему-то умалчивает, что благородный рыцарь победил дракона потому, что стал беспощаднее, чем сам дракон.       — Нас все-таки тут двое, — ответила женщина, делая легкие шаги навстречу. — Если ты хочешь поговорить, то не лучше обращаться к каждому по отдельности?       — Ох, как я люблю разговоры! — Гоголь вскинул руки к небу, вдыхая свежий запах подступающего дождя. — А когда ещё и такой интригующий собеседник два-в-одном, так это сказка для моих ушей! Но, это же нечестно! У вас только одно ухо на двоих…       Лизель интуитивно недовольно скривилась, вновь почувствовав боль. И внезапно осознала, что эта эмоция отразилась и на её лице — Оруэлл слегка снизил контроль. Да и это было видно по заинтересовавшемуся выражению лица противника — он так внимательно смотрел.       — У нас и одна пара глаз на двоих, и что, это делает нас какими-то особенными? — хмыкнула «Лизель», отзывая книжную страницу обратно. — Ты же знаешь, у тебя не выйдет, как бы ты не старался и не заговорил мне зубы. Так давай просто поговорим, Шут. Убери оружие.       — Давайте, Воровка книг и Большой брат, — Гоголь улыбнулся, слегка похлопав в ладоши. — Но, тему задаю я! — он поднял на них глаза, задумчиво прошептав: — Стрелять я, конечно, не буду. Но не могу утверждать, что это не сделает кто-нибудь другой.       Огури весь трусился от страха в первые десять секунд, а когда пришел в себя, осознал, что Большого брата, ака, Воровки книг, рядом больше нет. Становилось труднее дышать — нужно бежать. Но куда? А если этот ненормальный клоун будет целиться в него? Намеренно?! Быстрые метания взгляда прекратила рация, с помощью которой полицейские общались по округе. Не долго думая, краем глаза видя, как женщина пытается отвести Небожителя подальше, о чем-то с ним говоря, Муситаро схватил рацию, поднеся её к своим губам.

Хоть бы дошло.

      — Рампо-кун, слушай! — закричал он, обращаясь к тому, кто наверняка мог его услышать. Он на это искренне надеялся. — Я не знаю, что происходит, на машину, в которой меня везли, напали!       Краем глаза он заметил, как к машине начал кто-то приближаться. И очень быстро.       — Послушай, Рампо-кун, совсем скоро агентству могут поручить крупное дело, но ни в коем случае не беритесь за него самостоятельно! Есть организация — Принцип Талиона, обратитесь к ним! — затараторил он сильнее, но вдруг дверь с его стороны резко открылась. — Что?! Кто вы такие?!       — А ну заткнись, разорался, — шикнул на него светловолосый парень.— Быстро выходи.       — Вы те самые люди? — растерялся Огури, неосознанно все ещё держа в руке рацию и перейдя на английский язык.       — Шева, он слишком много говорит, выруби его, — задорно произнесла вторая девушка, на удивление, тоже блондинка.       — Не надо! — замахал руками Муситаро. — Выведете меня отсюда, скорее!       — Отлично, — кивнула Мэри, пропуская его на выход. — Пригнись. — она глянула на лежащую рацию, по которой говорил мужчина и взяв её в руки, договорила за него. — Это Мэри, Огури у нас, мы выдвигаемся к тому месту, где сейчас находитесь вы…       И, словно хотев сказать что-то ещё, Шелли открыла рот, глянув в сторону Зусак. Пока что, разговор проходил мирно. Но, зная непредсказуемость Джорджа и ещё более ебучую непредсказуемость Лизель, она не верила в то, что всё пройдёт гладко. Хотелось позвать кого-то ей на помощь. Хотелось. Но она не позвала, положив рацию на место, аккуратно между машин направившись за Шевой и Муситаро. Мысленно обратившись, наверное, к ним двоим: «Не натворите дел, я вас молю».       Это было равносильно фразе: «Не умрите».       Это фундаментальная истина, с которой мы все должны смириться в какой-то момент. Как бы сама Мэри ни старалась избегать её или отрицать, смерть — неизбежная часть её существования. Страх потерять тех, кто ей дорог, — естественная и понятная реакция на хрупкость жизни.       Мэри последние три года то и делает, что пытается обмануть Смерть.       В конечном счете, её безумный страх потери близких никогда не исчезнет полностью. Она может сосредоточиться на настоящем моменте, выразить свою любовь и благодарность и найти утешение в воспоминаниях и наследии тех, кто ушел из жизни. Она может чтить их жизнь, продолжая жить своей в полной мере, с любовью, целью и благодарностью. Но, Мэри Шелли выбрала другой метод. Такой, который выбирают все способные безумцы.       — Мэри, — шикнул Шева. — Сейчас не время втыкать в пол и думать о жизни. Быстрее сюда, нужно убраться поскорее.       — Да я не о жизни думаю, — тихо ответила женщина, аккуратно двинувшись за парнем.       — О чём же тогда? — задал вопрос Шева, резко беря Огури под руку, чтобы тот даже не думал удрать.       — О смерти, — ответила Мэри.       — Все постоянно думают о смерти, словно это какой-то приговор, — хмуро ответил парень, обернувшись. — Это странно, как по мне.       — Ты буквально повелитель мёртвых, — саркастично протянула Шелли, бросив заинтересованный взгляд на Муситаро, что заметно напрягся после этих слов. — Тебе легче об этом говорить.       — Если будем честны, то это скорее мертвые повелевают мной, — раздраженно шепнул тот, прошмыгнув в узкую улочку. — У меня недостаточно сил, чтобы управлять ими постоянно.       — Извините… А куда вы меня ведете? — прервал их беседу идущий посередине Огури, нервно оглядывающийся по сторонам.       — В безопасное место, — пожав плечами, ответила Мэри. — И подальше от того, что тут может случиться. В принципе, мы уже отошли практически на две сотни метров, так что тут можно выдохнуть и ускорится.       — Так, меня не арестуют вновь? — задал вопрос Муситаро.       — Это Он на твое поведение посмотрит, — процедила Мэри, обернувшись на очередной рык грома. — Ради тебя, они своей шкурой жертвуют, и, поверь, это не слишком входило в наши планы. А то, что ты ещё и спелся с Информатором, можно рассчитывать как предательство.       — С кем спелся? — удивляется мужчина, нервно хихикнув. — О ком вы говорите?       — Об Информаторе, — резко и недовольно нахмурилась женщина. — Дурака из себя строишь? Я говорю о том, кому ты помог скрыть улики при недавнем убийстве Тонана и ещё трех журналистов.       — Чего? — шокировано останавливается Муситаро, абсолютно ничего не понимая. — Я никому не помогал. Впервые слышу вообще, что господин Тонан мёртв.       Шева и Мэри поравнявшись друг с другом, резко остановились, озадаченно взглянув на Стирателя улик. Как это «Впервые слышу»? Но они были уверены в том, что именно Огури помог с этим, ведь его дар сокрытия улик с места преступления идеально подошел. И речи не могла идти о ком-то другом.       — Хочешь сказать, что Информатор сам лично не оставил ни единой улики? — слегка поджала губы Шелли, смотря то на Шеву, то на Муситаро.       — Я, лично, вообще не знаю, кто это, — Огури поднял руки вверх, закатив глаза. — И ему я точно ни в чем не помогал.

Приплыли.

      — Значит, мы могли его не спасать, — хмыкает Шева, скрестив руки на груди.       — Чего?! — возмутился Муситаро. — Подождите…       — И Лизель с Джорджем сейчас бы не жертвовали своей жизнью понапрасну, — подлавливает мысль Шелли.       — Стойте! — слегка крикнул Огури, замахав руками. — Я имею ввиду, что… — но он замолчал, не понимая. Значит, Большой брат спасает его не по доброте душевной и не потому, что Муситаро не выходил на связь со своим новым боссом. И это значит, что он тут же стал не нужен. — Ну… я правда не знаю никакого Информатора, но, постойте, я ведь ценный человек! И мой дар! Я ведь точно вам пригожусь ещё!       — Да мы и без тебя прекрасно справляемся, — надменно на него глянула Мэри. — Мы пользовались твоими услугами всего лишь раз, и то, чтобы вытащить детектива из ловушки, подставленной Достоевским. Ты не очень и нужен.       — Но… — Муситаро озадаченно вздохнул. — Но подождите…       В основном, только Мэри его слушала, и то, не очень внятно, ведь всё, что сейчас происходило — было уловкой. Чтобы развязать ему язык. Это сработало, да, но есть и плохая новость — Огури и правда тут не причем. Шева же, смотрел за спину Огури. Думается, не для кого не секрет, что Шева может видеть мертвых и без вмешательства своей способности. Так вот, он как раз смотрел на одного из таких заблудших душ, что не отправляются на упокой, а бродят по миру, преследуя людей без умолку. Тот, на кого сейчас смотрел Шева — был практически безликим, сидящим на земле, с легкой улыбкой на лице. Безликий смотрел на Муситаро и тихо наблюдал.       — Хватит уже над ним издеваться, — спокойно проговорил Шева Мэри, и она тут же облегченно вздохнула. — Никуда мы тебя всё равно не денем. Лучше скажи, Муситаро, — мольфар обернулся к мужчине. — У тебя недавно умер кто-то близкий?       Муситаро застыл, распахнув глаза. Легкий холодок прошел по спине, а воспоминания о Ёкамидзо вновь вернулись в голову.       — С чего это вдруг? — Огури надменно поджал губы, отвернувшись. — Я личную жизнь с террористами не обсуждаю.       — Просто поинтересовался, — кивнул Шева, отводя взгляд вновь на призрака. — Он был писателем?       Огури уже было открыл в возмущении рот, но так же быстро его закрыл, не веря своим ушам. Он нахмурился, непонимающе посмотрев на юношу, что глядел ему за спину. Муситаро рефлекторно развернулся, но никого позади не нашел.       — Как ты понял? — спросил Стиратель улик.       — Со стороны он похож на писателя, — ответив, Шева глянул на небо, из-за того, что на него капнула первая дождевая капля. — О, вот ты где.       Тут же на вверх устремили взгляды и Мэри с Муситаро. Для него, становилось всё удивительнее — над ними парил ворон, да ещё и приветливо каркнул. Начинался новый дождь. Шева приподнял локоть, указывая птице приземлиться, но ворон лишь закружил над ними, каркнув ещё раз. Очень требовательно.       — Если он так и в доме каркать будет… — прищурившись, шикнула Шелли, глядя на птицу. — Я его на суп пущу.       — Панянка его быстрее сожрет, — вздохнул Шева, убрав руку. — Она любит ловить птичек.       — Ага, и на ноги кидаться, — недовольно скривилась женщина. — Ну что за кошка?       Муситаро, кажется, совсем не участвовал в этой обыденной беседе. Эти двое совсем его перестали замечать, лишь стояли у входа в какую-то подворотню, переговариваясь. Огури ступил шаг назад. Никто ничего не заметил. Ему, правда, и бежать-то некуда, разве что насильно за решетку, потому что на свободе, его больше ничего не держит. Ёкамидзо мёртв, дело с его детективным романом завершено, и Муситаро больше нечего особо делать на свободе, учитывая то, что он и так достаточно долго сидел в заточении. Из тюрьмы «Седьмых» его спас Достоевский.

«Седьмые», конечно, та ещё заноза в заднице.

      И тут, Муситаро внезапно понял, как он по-настоящему может помочь Принципу Талиона.       — Вы ведь разбираетесь с «Седьмыми»? — решая не сбегать, Огури ступил шаг вперед, привлекая к себе внимание.       — С кем? — вопросительно приподнял бровь Шева.       — Кто это? — скривилась Мэри.       — Вы же шутите? — резко вздохнул Огури, шокировано переводя взгляд то на одного, то на другую. — Тайная правительственная организация, которую создал Отдел по Делам Одарённых. В основном, они скрывают преступления и подчищают информацию.       — Слышала что-то? — обращается к Мэри Шева.       — Нет, — с удивлением в глазах, она отрицательно машет головой. — Оруэлл что-то говорил?       — Не говорил, — нахмурился Шева. — Но он же должен быть в курсе?       — Должен, — кивает Шелли, и резко обращается к Огури: — А ты откуда про них знаешь?       — Я работал на них, — отвечает Муситаро. — Ну…они насильно заставили подчищать и выполнять их работу.       — Ну хоть в чем-то ты нам будешь полезен, — хмыкает Мэри, отворачиваясь. — Всё, пойдем, нельзя допустить, чтобы с Лизель что-нибудь случилось.       Шева насмешливо хмыкнул, устало глянув на коллегу. «С Лизель». Никого не забыла? И Шелли уловила его насмешку своими зелеными глазами, задержав взгляд на подольше и медленно моргнула. Нет, не забыла.       Это не было удивительно. В последние три года Мэри живет с мыслью о том, как же сильно она хочет перерезать Оруэллу глотку. За всё, через что ей пришлось пройти, под его долбанным руководством. И, иногда, Мэри позволяла себе такие шалости — пошутить, задеть, обменяться взглядами с теми, кто бы тоже с удовольствием ему глотку перерезал. С такими, как Шева.       Даже, вопреки тому, что Джордж Оруэлл спас Шеву из рабства, тот все равно близких чувств в последний год к нему не питал. Шелли же, он буквально выдернул из её прежней жизни вместе с Адамом. А вот, как попала в Талион Лизель, они знали не до конца. Лишь одну фразу, которая, по её мнению, всё объясняла:

«Он помог мне спрятать труп моей бывшей».

      Хотя, фактически, труп прятал только Оруэлл. Но все вопросы отпали сразу же. Потом уже, они познакомились получше, Лизель дала почитать Шеве свою личную книгу жизни, они вместе выпивали по вечерам, она играла на гитаре и бла, бла, бла.       Муситаро в очередной раз лишь устало вздохнул, ещё и цыкнув себе под нос. Вот эти их уловки его вообще не радовали, серьезно! Наверное, он бы умер в первый день работы в таком коллективе. Не его это контингент.       А вот с Джулией, кхм, то есть, Воровкой книг, то есть, Лизель, он бы как-то поговорил бы. Не каждый человек готов запустить в свое сознание Большого брата. Муситаро даже не знал, что такое возможно.       Черная, как ночь, птица кружила над их головами, а когда те двинулись вдоль улочки, села на черепицу дома, каркнув ещё раз. Огури, единственный, кто обернулся, проследил за птичьим взглядом.       Со стороны многоэтажного дома в нескольких десятках метров, что-то блеснуло, когда солнце на пару секунд выглянуло из-за туч.

За ними следят?

      Мужчина нахмурился, легко поправляя свой пиджак. Высказать ли его сопровождающим эту догадку? И только он обернулся, чтобы приоткрыть рот, как застыл. К голове Шевы было приставлено ружье.       Двое замерли, не издав ни звука. Наверное, эта ситуация стала ещё более странной и пугающей, когда было обнаружено, что ружье никто не держал. Оно парило в воздухе. И так получилось, что вопроса было всего два:

«Выстрелит ли это ружье?».

«Чье это ружье?».

      Шева громко сглотнул слюну, стараясь вообще не шевелится. Выбраться из такой ловушки практически невозможно, но умирать он пока не готов. Он может перенаправить дуло в другую сторону, а сам отскочить в противоположную, да, это сработало бы. Если бы чертово ружье держал человек, а не оно парило в воздухе. Мэри старалась искать выход в мелочах: если это способность, то носитель должен быть поблизости. В крайнем случае, под выстрел можно бросить Огури, он все равно им только палки в колеса засовывает. Или, броситься самой. И в этой минутной тишине, у них назрел ещё и третий вопрос:

«Почему ружье не стреляет?».

      Набрав побольше воздуха в легкие, Шева аккуратно, до миллиметров, поднял руку к стволу оружия. Было довольно напряженно. Казалось, что оно выстрелит прямо сейчас.

Но ружье не выстрелило.

      Шева легко убрал дуло от своей головы, шокировано застыв на месте. Ружье просто весело в воздухе.       «Как приманка» — подумал Муситаро.       И он оказался прав, когда аккуратно глянул на то здание, где видел неестественный блеск.       — Ложись! — успел крикнуть он, перед тем, как схватить ближайшую к себе Мэри за капюшон толстовки и потянуть к земле.       Они вдвоем упали на землю, оказавшись за одним из мусорных баков. Шеву же, разглядывавшего левитирующее ружье, смыкнул за воротник ворон, вцепившись в парня клювом и когтями. Парившее в воздухе ружье упало на землю, словно бездыханное тело. Скорее всего, это был снайпер и, был он довольно меток. Шева припал на землю, прислонившись спиной к стене дома, зажав рукой плечо. Попал, гад.       — Ты как? — крикнул Муситаро, параллельно выглядывая отблеск на домах. Как назло, солнце заволокло грозовыми тучами, а дождь начинал усиливаться.       — Хуёво, — сквозь сжатые зубы процедил мольфар, стараясь отодвинуться за второй мусорный бак.       — Вот твари, — недовольно прошептала Мэри. — За нами снайпера послали?       Шева не ответил, прикрыв глаза. Плечо неистово болело, кровоточа. Он может разобраться со снайпером, но вот, хватит ли ему сейчас сил? Рискованно.       Дрожащая мужская рука дотронулась пальцами мокрого асфальта, чертя небольшой, огненный круг.       — Даже не вздумай! — шикнула на него Мэри, слегка выглянув из-за укрытия.       — Что он делает…? — тихо поинтересовался Муситаро, заворожённо наблюдая за пламенем.       — То, чего не следует, — едко произнесла Мэри, двинувшись к нему, но тут же отпрянула, когда следующая пуля вошла в мусорный бак, за которым она пряталась. — Сука!       Зажмурившись, Шева зашептал, и слегка искривился от боли, когда ворон клюнул его в ногу. Оказалось, что эта птица — намного умнее, чем кажется. Мольфар сбивался, не мог прийти к концентрации и оттого души возмутились. А они, существа такие, переборчивые. Слушаются, только когда признают силу и могущество перед ними. А когда такого нет…

Они наказывают.

      Он продолжал шептать, игнорируя упреки Мэри, клевание ворона в его тело и даже внезапного Огури, что тоже начал отговаривать его от этого. Постепенно, Шева говорил всё тише и, прекрасно зная, из-за чего, старался ещё больше. Хотел защитить, отомстить. Но сам всё больше и больше закапывал себя, уходя на дно. И вот, голос окончательно пропал.       Мэри ринулась к нему, быстро перекатившись на боку по земле, легко взяла того за не раненное плечо, укладывая парня к себе на колени. Шева хрипел, кривился от боли и пытался продолжать. Хотел переиграть могущество мертвых. Шелли погладила его по лбу, пытаясь успокоить, приобняла, как-то, даже, по-матерински.       — Тише, успокойся, не надо, — проговорила она ему и обернулась на Муситаро. — Нам нужна подмога.       — И…что мне с этим сделать? — напуганно уставился на женщину Стиратель улик.       — Позови на подмогу, — шикнула Мэри, продолжая качать Шеву на руках, словно ребенка. Ворон тихонько опустился рядом.       — Я? Позвать?       — Видишь это ружье? — ткнула Мэри пальцем на оружие, лежащее на полу. — Я могу его взять и вышибить тебе мозги, потому что то, что сейчас происходит, точно из-за тебя. Хочешь жить — зови на помощь. Беги к…       — НА ПОМОЩЬ!!! — вдруг заорал Муситаро на всю улицу, да так, что даже Мэри лишилась на пару секунд дара речи. — ПОМОГИТЕ!!!       — Вот придурок… — прошептала она. — Я же не буквально…       Пока он продолжал орать как резаный и раненный, Шелли зажала рану своего коллеги, ища, чем бы можно было её перевязать. Нельзя было дать Шеве умереть. Кто угодно, но не он! Он ещё молод, ему жить и жить, но вот только его шило в жопе когда-нибудь и сыграет с ним злую шутку. Сильный нашелся, ага. Мэри обреченно вздохнула. Что не день — то пизде…       — Муситаро?! — послышался мужской голос вдалеке. — Это ты?!       — РАМПО-КУН! НА ПОМОЩЬ! — заорал Огури с новой силой. — ЗДЕСЬ СНАЙПЕР!       Мэри совершенно не думала, что обычный крик сработает. Из-за дождя на улицах сейчас совсем не людно, так что, это можно было назвать лишь удачей.       — Снайпер?! — послышался второй мужской, более грубый голос, принадлежавший Куникиде.       — Шева ранен! — выкрикнула Мэри.       — Хреново… — промямлил третий голос. Это был Дазай. — Лизель и Оруэлл с вами?       — Нет! — вновь крикнула Мэри.       — Что? А где они?

***

      Зимний дождь льется с неба, как тяжелое серое одеяло. Капли дождя падают ритмично, ударяясь о тротуар и создавая успокаивающую мелодию, которая наполняет пустой воздух. Звук дождя — единственное, что нарушает тишину, и он эхом разносится по пустой улице, как навязчивая колыбельная. Дождь превратил улицу в безлюдный пейзаж, как будто мир покинут его обитателями. Цвета приглушены, а здания кажутся сгорбленными, ищущими укрытия от натиска дождя.       Женщина в зелёном пальто и мужчина перед ней, в клоунском одеянии, сидели перед друг другом на капотах стоящих в пробке машин. Люди разбежались, как по приказу. Хотя, это и был приказ. Пострадавшие Оруэллу не были нужны.       — Нет, подождите! — возмутился Николай. — Ты хочешь сказать, что анекдоты про Штирлица самые смешные?!       — Ну, да, — ответила Лизель, подпирая лицо кулаком.       — И ты согласен с ней?! — удивлённо заморгал мужчина.       — Я не люблю анекдоты, — более озорным голосом ответила «Лизель». — У меня свои предпочтения в шутках.       — И как двое таких разных людей могут уживаться в одном сознании? — заворожённо произнёс Шут. — Нет, но всё-таки! Какой идиот будет смеяться с шуток про Штирлица? Тебе что, под сорок?!       — Мне — нет, — вздохнула Лизель. — Ему — да.       — Но в этом случае всё сработало в другую сторону! — Гоголь всплеснул руками. — Ну, например: «Штирлиц играл в карты и проигрался. Но он умел делать хорошую мину с плохой игрой. Когда он покинул компанию, мина сработала».       Вдруг, Лизель взорвалась истерическим смехом. Она закрыла рот рукой, согнувшись, даже чуть не слетела с капота машины, от ненормального хохота.       — Тебе действительно смешно?! — шокировано воскликнул Гоголь. — Нет-нет-нет! Я не выдерживаю, всё, хватит! Следующая тема! Есть какие-либо предпочтения?       — Лишь бы побыстрее было, — ответила женщина. — Погода ужасная. — хмыкнула, подняв лицо к каплям дождя: — А мне нравится.       — И мне! — воскликнул Николай. — Но твою любовь к шуткам про Штирлица это не перекроет.       Дождь, кажется, живет своей собственной жизнью, двигаясь и меняясь вместе с ветром, когда падает с неба. Он образует крошечные речки вдоль желобов, а вода словно танцует и кружится в лужах, образовавшихся на тротуаре. Аромат мокрого асфальта и земли наполняет воздух, добавляя меланхолической атмосферы. Лизель готова навсегда остаться здесь. Стать единой с этим дождем, с этими ручьями и ветром.       Несмотря на унылое окружение, есть что-то прекрасное в зимнем дожде на этой пустынной улице, среди оставленных людьми машин. У него есть способ очищать и обновлять мир, смывая грязь и копоть повседневной жизни. И хотя улица может быть пуста, а дождь может казаться бесконечным, Лизель находит утешение в спокойствии момента, зная, что это тоже пройдет.       — Придумал! — хлопнув в ладоши, Николай поднялся со своего места. — Мне безумно интересно, насколько сильно вы отличаетесь и чья воля сильнее!       — Стравить нас удумал? — хмыкает женщина.       — Это уже, зависит от вас, — затворнически улыбнулся Шут. — Будете играть в ассоциации! Я говорю слово, вы — то, с чем оно у вас ассоциируется! Попробуем?       — Валяй.       — Солнце!       — Луч, — сначала ответила Лизель. Секунду спустя ответил Оруэлл: — Дождь.       — Раз! — загнул палец Николай. — М-м-м… Тоска!       — Печаль, — вновь первой ответила Зусак. — Одиночество.       — Два! — загнул второй палец Николай. — Хм… Свобода!       — Раб, — первее ответил Оруэлл, а за ним уже тихо добавила Лизель: — Птица.       — Три, — вздохнул Гоголь. — А теперь объясните свои последние ответы! Большой брат, например, будет первым. Почему «раб»?       — Свобода может привести к рабству, что же тут сложного? — хихикнула женщина. — Сама свобода, которую жаждут люди, может поработить их собственными желаниями и импульсами.       — Хочешь моря, но боишься воды? — загадочно произнёс Шут, прищурившись.       — Да, — односложно ответила «Лизель».       — Ответ принят, хоть и недалек, — улыбнулся Гоголь, склонив голову на бок. — Воровка книг, почему ты сказала «птица»?       — Просто вырвалось, — начала Зусак. — Свобода может быть для меня и ветром, что беззаботно гуляет по окрестностям, и песком, что утекает сквозь пальцы. Но ведь, существуют смерчи и пустыни, а птицы могут рождаться в клетках. При таких обстоятельствах, это уже нельзя назвать свободой или ассоциировать с ней. Свобода — это то, что неподвластно мне, пока я жива и пока я мечтаю о ней. Когда моё тело превратиться в прах — я буду по-настоящему свободной.       Пока она говорила, Николай, казалось, даже на секундочку задержал дыхание.       — Ну и почему ты оказалась предательницей?! — возмущено ответил он. — Это потрясающий ответ! Мы могли бы с тобой такое устроить, если бы ты не оказалась шпионкой!       — А тебе это близко? — Зусак шокировано вскинула брови. — Правда?       — Ещё бы! — Гоголь улыбнулся, вздернув руками вверх, к тучам и грому. — Я нашел ещё одного человека, который меня пони…       — Достаточно, пора расставить все точки над «и» в этой встрече, — прервал его немного раздраженный, насмешливый тон. — Что? — и тут же удивленный, смягченный тон: — Какого ты творишь, Оруэлл?       Эмоции менялись на лице с невероятной скоростью. От раздражения к неподдельному удивлению. От безумия в красном глазу, до надежды в сером. Николай слегка присвистнул.       — Ну и ну, — прошептал тот. — И чья же воля окажется сильнее?       Небо темнеет, и тучи раскрываются, высвобождая ливень, который заливает все на своем пути. Но это не обычный ливень, потому что ветер начинает усиливаться с каждым мгновением. С каждым словом, сказанным с разной интонацией.       Лизель хочет пошевелить своей собственной рукой, но это дается ей с большим усилием. Зусак хочет ступить шаг, но не чувствует даже своих ног.       — Выметайся из моего тела, раз тебе достаточно, — прошипела та, зажмурив глаза.       Звук ветра оглушительный, воющий и свистящий, разрывающий воздух. Капли дождя кажутся крошечными иголками, когда они ударяют её по коже, и женщина изо всех сил пытается сохранить равновесие, пока спорит «сама с собой». Как будто сама природа ополчилась против неё, и она бессильна перед ее яростью.       — Лиза, послушай, — шепчет томный голосок. — Успокойся и отдай контроль над телом мне.       Взгляд Николая изучающий — ведь, такое он может увидеть лишь один раз в жизни. Борьбу двух равных сил в одном теле. И Гоголь прекрасно знал, что они равны. Это было бы не так, если бы при попытки сингулярности дар Джорджа уничтожил дар Лизель. Но, этого же не произошло? Правильно. И даже если брать во внимание то, что их дары и их свойства — совершенно разные, — то всё равно. Воровка книг может создать очень хорошую конкуренцию Большому брату в силе.       — Выбирайся из моего тела, Джордж! — рявкнула Лизель, закрыв уши руками. — Что бы ты не хотел сделать, я не дам!       Раскат грома оповестил о том, что буря не собиралась заканчиваться, а только начиналась. Ущерб уже нанесен — Зусак готова биться головой об асфальт и стены ближайших зданий, об машины и столбы, — лишь бы он ушел прочь.       — Ты слишком добродушна и наивна, раз полагаешь, что кто-то способен понять такую, как ты, — второй голос всё настойчивей шепчет. — Не будь дурой.       Она сцепляет зубы, зажмурившись ещё сильнее, настолько, что при большем давлении из глаз может начать вытекать кровь.       — Знаешь, может я и дура, но я верю в его слова, в отличии от твоих, — сквозь сжатые зубы цедит Лизель. — Вы-ме-тай-ся. Я не собиралась сегодня рисковать собой ещё больше.       Ровно минуту она молчит, не говоря не одним, не другим голосом. От такой тишины, которую прерывают лишь многочисленные раскаты грома и бушующий ветер, ненароком думается, что Воровка книг одержала вверх. Отстояла свое тело, сознание, путь и взгляд. И только женские ладони опускаются от ушей, а глаза легко открываются, она шепчет:       — Прости.       Резкая темнота. Словно, ударили тяжелым предметом по голове и от удара мир потемнел. Сначала Лизель ощутила панику, вперемешку с внутренним отчаянием. Она пыталась бороться с этим, изо всех сил цеплялась за жизнь. Ей казалось, что она умирает. По мере того, как её тело ослабевало, а дыхание становилось поверхностным, Зусак внезапно поняла, что сражаться бесполезно. Она не знала, что происходит. Страшно. Мерзко. Больно.

Что Он сделал?

      Это было неизбежно, и ей пришлось это принять. Когда сознание начало угасать, мысли Лизель заволокла пелена. Глубокая печаль. Но в то же время, Зусак ощутила странное чувство умиротворения. Неужели, это оно? Слово, из семи букв?

С-в-о-б-о-д-а.

      Боль и страдания скоро останутся позади, и Воровка книг освободится от ограничений своего смертного тела. По мере того, как её сознание продолжало ускользать, мысли становились все более беспорядочными и бессвязными.       И вот, наконец, ничего не было. Ни мыслей, ни ощущений, ни сознания. Просто бесконечная пустота небытия.       Женщина легко поднялась с земли, попробовав стряхнуть с пальто прилипшую дождевую грязь. Она гордо хмыкнула, откинув кудрявые от дождя волосы назад, поправив очки на макушке. Улыбнулась сама себе, оборачиваясь на застывшего в ожидании Шута, что с неподдельным интересом разглядывал её, словно видит впервые.       — Ну и ну, — вздохнул Николай. — Не думал, что немощные выигрывают сильных.       — Заканчивай свой фарс, — едко хмыкнула «Лизель». — Из-за тебя я подорвал доверие ко мне.       — Знаешь, со стороны тебе скажу, как я увидел, — Гоголь улыбнулся, поправляя цилиндр на голове. — Ты давно потерял доверие. Это просто был шанс заиметь его вновь.       Женщина сверкнула двумя красными глазами, хищно улыбнувшись. Но вскоре, её взгляд смягчился, она сняла с головы свои очки, с красными стекляшками, и, непроизвольно пытаясь их протереть от капель мокрым краем пальто, заговорила:       — Даже если и так, я не смогу вернуть её доверие после этого и всё покатиться к черту, даже если я буду отвергнут и предан, — тихо проговорила она. — Крохотный шанс на идеальную жизнь в идеальном мире с ней, бесконечно лучше, чем свободная жизнь без неё.       — Так вот оно что, — ехидно протянул тот. — Вот в чем проблема.       — Я не считаю это проблемой, я сделал свой выбор на основе своих идеалов. Вот это — ваша напыщенная свобода, — женщина прочистила горло, и надев очки на лоб, усмехнулась Шуту. — Я считаю проблемой тебя.       Женщина завела руку над землей, призывая страницу из книги, но, внезапно, ничего не получилось. Сколько бы попыток она не предприняла — тщетно. Хорошо, что Оруэлл предвидел и эту проблему тоже. Доставая пистолет из-за спины, он проверяет заряд — полная кобура. Мда. Не разгуляться.       — Я не буду жалеть тело, — проворковал Гоголь. — Постарайся уж не убить её!       — Попробуй сначала попа…       Если бы не хорошая реакция Оруэлла, то тело Лизель сейчас бы влетело в ближайшую машину. Женщина успела отскочить, уворачиваясь от возникшего перед лицом столба. Вот же, Джордж с этой драмой, что происходит целый день, совсем забыл, с какой способностью он имеет дело. Телепорт и перемещение предметов с помощью плаща. При том, что ему точно нужно экономить патроны — не выйдет. Он будет целиться — он перемещаться. Игра в кошки мышки. Значит, нужно выдумать новую стратегию, которая покажется Гоголю неподходящей. Шут будет думать, что Оруэллу нужно его убить, это значит, что расстояние между ними сокращаться не будет. И сейчас его нужно очень быстро сократить.       Женщина оттолкнулась от машины, перемещаясь в бок, заводя пистолет прямо — целясь куда-попало. Главное, чтобы он подумал, что в голову или какое-еще важное место. Выстрел. Николай увернулся, игриво хихикнув, оказавшись за машиной в нескольких метрах. Джорджу нужно забраться повыше. Обмануть.       Уворачиваясь от выстрелов уже его кольта, женщина перекатываться к ближайшей машине, внезапно забираясь ей на крышу и делает выстрел. Ожидаемо, Николай телепортируется ближе, буквально глядя на неё снизу вверх.       — Они там! — слышится очень приглушенный крик позади. Не успеют добежать, даже если сильно постараются.       Она цыкает, заводя пистолет над его головой, но когда делает следующий выстрел, уводит ствол в сторону, просто простреливая ненужное ей колесо машины, на которой она стоит. Благодаря неожиданному маневру и потери точки опоры автомобиля, она прижимает подбородок к шее, перекрываясь на пол. Удачно оказываясь прямо под ногами Шута и его удивленным лицом. Но, Оруэлл, или же тело Лизель, помедлило с выстрелом, от чего Гоголь успел увернуться, перепрыгнув на капот авто, стоящего сзади.       — Ты отличный стратег! — восклицает Шут.       — А ты каскадером у Человека-паука подрабатываешь? — выдохнула она, скривившись своему поражению.       Николай не ответил, заводя пистолет над женской головой, но она в него тут же стреляет, из-за чего ему приходится защитится, отозвав атаку. Они в метре от друг друга, и женщине ничего не мешает открыть поток пуль прямо ему в лицо. Палец уже ложиться на курок, как вдруг…       Краем глаза Оруэлл видит перед собой женщину на расстоянии вытянутой руки. Казалось, время замерло в этот момент, ведь он разглядел её всю: седые волосы, собранные в небольшую гульку на загривке, издевательская улыбка и закрытый повязкой правый глаз.

Кто это?

      Остановку времени и мимолетный испуг мужчины в женском теле прерывает удар в спину. Бетонная колонна. Он отвлекся. Проглядел.

Адски больно.

      Кости ломаются. От удара, женщину впечатывает в стоявшее около дороги могучее, широкое дерево. Клён. Но от этого легче не становится. И теперь, мир блекнет для Большого брата так же, как он померк для Лизель, несколькими минутами ранее.       Тело сползает на землю и голова неестественно, и, обессилено, падает на свое же плечо.       — Как трогательно, — вздыхает Гоголь, улыбаясь утихшему ветру. — Дождь закончился, а я победил двоих таким легким способом… Всё же, их ответы были…       Книжная страница рассекает его щеку.       — …интересными.       Шут широко распахнул глаза, даже сняв с одного глаза игральную карту, что закрывала обзор. Поверить не мог. Вымученные в собственной боли и дерьме, что те повидали, серые, стеклянные глаза уставились на него, лишь слегка, из последних сил, победно щурясь. Воля Воровки книг оказалась сильнее.       — Впечатлен, — кивнул Николай, слыша приближающиеся шаги. — Очень.       И спокойно улыбнувшись Лизель, взмахнул плащом, скрываясь из виду.       Зусак хотела вздохнуть с облегчением полной грудью, но ребра настолько сжали легкие, что даже маленький вдох было сделать сложно. Она приоткрыла бледные губы, вдыхая-выдыхая ртом. Так — менее больнее, если дышать очень-очень медленно. Из-зо рта вытекала маленькой струйкой кровь. Хотелось кашлять, да это прямой путь к ещё большему количеству сломанных ребер, что держаться на соплях. Всё, что смогла сделать Лизель — слегка приподнять голову вверх, чтобы посмотреть на небо. Но тело без опоры предательски сползло в лужу под деревом, в которой красовались, словно катерки, несколько штучек кленовых листьев.       Когда во всём мире наступает зима, в Японии разгуливает самая настоящая осень, одаривая деревья красными, кленовыми лепестками. Лизель очутилась в луже от недавнего дождя. По воде плыли листочки. И она в них, была словно в луже собственной крови. Невероятно красиво. И больно. Красный кленовый листок кружился, ветер завывал, вновь начало моросить.       Было слишком тепло и спокойно. Словно, она почувствовала в этой луже себя по-настоящему дома. Это не могло быть так, но…       — Лизель! — крики доносились со стороны, но умиротворенность этого момента заглушала их.       Как неожиданно женщина сама для себя поняла… Тут, в луже и в море кленовых листков, без сил и мыслей, она почувствовала себя дома. Наверняка.       Стук каблуков над ухом заставил перевести взгляд чуть левее. Черт. И тут она её нашла.

Леди, которая знает всё.

      Непривычно было так на неё глядеть — не через зеркало, а ощущать её ауру рядом с собой. Такая…мирная. Спокойная, тихая, даже, на удивление, нежная. Нет, у Лизель точно начались предсмертные метания мыслей из стороны в сторону.       Леди склонила голову на бок, легко улыбнувшись самой безобидной и милой улыбкой на свете. Её тонкие брови нежно искривились.       — Отдохни, книжная воришка, — шепотом произнесла она. — Ты можешь себе это позволить. Спи.       Больше не проронив ни слова, Леди удалилась, так же стуча каблуками по асфальту. Лизель вновь перевела взгляд на небо. И правда. Она может позволить себе отдохнуть. Только вот, она слышала голос Дазая вдалеке… Зусак не может себе позволить не посмотреть на его перепуганную мину. Но веки предательски слипаются.       И мир, теперь уже точно, погружается во тьму. Как жаль, что она не продержалась ещё секундочку.       — Лизель! — слегка крикнул Дазай, наконец, минув все перевернутые машины и преграды, первым добравшись до неё. — Нет-нет-нет, ну куда собралась? Не отключайся!       Он присел рядом с ней, одной рукой проверяя пульс, а ладонью второй хлопая по щеке. Пульс был. Слабый, но был.       — Алё, гараж, Ли-и-изель! — легко похлопал он уже по двоим щекам. — Не сме-е-ей подыхать!       — Твою мать! — выругался запыхавшийся Доппо. — Дазай, я не знал, что ты умеешь так быстро бегать!       — Когда дама в беде, я готов бежать быстрее пули, — ухмыльнулся бинтованный. Он всеми силами старался не выдавать свой испуг. — А она оказалась жива!       — И что, ты теперь включил режим медлительной черепахи?! — взъелся Куникида. — Идиотище!       Стоя позади, переводя дух от быстрого бега, Ямадзаки не решилась подойти ближе. Место это…её пугало. В жилах стыла кровь. Она так и не поняла, для чего Дазай попросил взять её камеру. Именно поэтому, она аккуратно встала в стороне, достав фотоаппарат, наведя объектив сначала на опустевшую улицу, сделав пару снимков. А потом, так же медленно и аккуратно навела фотоаппарат на детектива, что сидел над Воровкой книг, легко гладя пальцем по её щеке и переговариваясь со своим разозлившимся коллегой.

Сфотографировала.

      — А ну, вы двое, разошлись, — скомандовала им подоспевшая Акико, сразу же припавшая к полуживой Зусак. — Пульс еле пробивается.       Детективы отошли на пару шагов назад, оглядывая улицу. По ней словно буря прошлась. И это зимой! Что же летом в сезон дождей будет, с такой-то разыгравшейся Матерью Природой?       — Одну нашли, — вздыхает Куникида, делая пометки в своем блокноте. — А второй где?       — Вон, — кивает Осаму, указывая куда-то вправо. На секунду, Дазай недовольно хмурится, процедив: — Целенький.       Но его мрачное выражение лица вновь становится непринуждённым, так что, Доппо даже не успел запомнить этот миг недовольства своего вечно несерьезного напарника. Про тот, который он увидел тогда, в кафе, когда Лизель и Осаму поливали друг друга километровой грязью, он желает никогда не вспоминать. Их голоса и слова, пропитанные ядом, ему в страшных снах снятся.       Тяжело кашляя, при этом откашливаясь кровью, прихрамывая, Джордж медленно добирается до них, сначала бросив взгляд на Лизель, чьим лечением уже во всю занималась Йосано.       — Лизель, что, была твоим живым щитом? — тут же выпаливает ему Дазай, смотря слишком мрачно.       Куникида молчит, лишь запоминая этот взгляд. Интересно, Дазай хоть когда-нибудь осознает, какие вещи и кому он их говорит? Сразу же с порога накинулся на Большого брата. Хотя, для Доппо, Осаму был ненормально бесстрашен. То ли от того, что умереть тот хочет, то ли от того, что слишком уверен в своей тёмной стороне.       — Нет, — отвечает Джордж, облокачиваясь руками об багажник автомобиля.       — А по ней и по тебе так и не скажешь, — хмыкает детектив. — Где ты был?       — Где надо, — ответил Оруэлл, вновь сплевывая кровь.       — Вижу, тебя всё же помотало, — щурит взгляд в презрении Осаму, пряча свою ярость за ухмылкой.       — Не больше, чем Лизу, — выдыхает мужчина, выпрямляясь. Он ловит на секунду выражение лица Дазая и, неожиданно, становится нервозно.       Детектив смотрит так, словно убить его готов. Почувствовав эту убийственную ауру рядом с собой, Куникида приоткрывает рот, чтобы попытаться сгладить диалог, как его спасает Акико, ставшая перед ними.       — Она должна скоро очнуться, — говорит женщина, зевая. — Что? Тебя тоже залатать?       — Не стоит, — отрицательно машет головой Большой брат.       — Пф, — хмыкает Йосано, разводя руками. — Ради бога.       И вновь эта аура. Только теперь у них убийственный взгляд глаза в глаза, а не только со стороны одного Осаму. Оруэлл тяжело вздыхает, глядя на землю, и подбирает свои очки, что лежат прямо перед его ногами. То, что он дальше делает — вызывает у него чувство небольшого дежавю.       Он вытягивает из брюк край водолазки, протирая тканью стеклышки. И тут, Дазай заметил. Джордж был сух. А пару минут назад на этой улице разговорилась целая буря. Его тут изначально не было. Значит, то, что рассказала им Мэри — было правдой.       — Я знаю, что вы хотите спросить, господа детективы, — говорит он, ухмыляясь, надевая очки. — Я расскажу.       — Мэри нам уже рассказала, — непринужденно отвечает Осаму.       — Мэри? — удивляется Большой брат. — Не Шева? Я удивлен.       — У Шевы пропал голос, — щурится Дазай, наблюдая за его равнодушной реакцией.       — Ясно, — пожимает он плечами, засовывая руки в карманы. — Тогда, раз вы знаете, в чем дело, то позвольте я вам объясню подробнее.       — С удовольствием, — кивает Дазай. — А потом, мы расспросим Лизель, когда она пару часов отлежится в больничном крыле.       — Да пожа…       — Лизель, ау! — его перебивает своим криком Акико. — Ничего не понимаю…она уже должна прийти в себя.       Они оба, Джордж и Осаму застыли, уставившись на то, как Акико пытается разбудить Лизель, которую, она, грубо говоря, уже залатала с помощью своего дара. Но Воровка книг не просыпалась, хотя уже должна была. Но пульс всё так же был слаб.

Конечно.

Она же спит.

***

      Есть одна древняя повесть, она рассказывает о странствующей леди.       Леди, которой все известно.       Леди, которая нашла ответы на вопросы повсеместные,       Весь смысл бытия,       Всю жизни суть,       Все, что когда-либо отыскать пытались.       И вот он я,       перо       Потерянная жертва беззащитная, гонимая ветров потоками.       День за днем я ищу её.       Ищу, почти надежду потеряв, зная, что верою в легенды я не прав.       Но когда прахом обратились все мои попытки,       Когда у остальных я наблюдал лишь спины да затылки,       Легенда — это всё, что у меня осталось — последняя тусклая звезда, в чёрном небе мерцает.       И вот однажды ветер прекратился.       Я опускаться быстро стал.       Я падал и падал, казалось, бесконечно.       Плавно, как перо.       Сухое и безликое.       Но меня двумя пальцами поймала чья-то рука.       Прекрасной леди принадлежала она.       Я взглянул ей в глаза и утонул в её взгляде.       Леди Которая Знает Всё, догадалась о моих мыслях.       Прежде чем я сказал, она прошептала ответ пусто и близко:       «Я нашла все ответы, но цена им ничто.       Нет в мире смысла.       И цели давно.       Мы лишь невозможное ищем.       Я не легенда.       Её попросту нет».       Легким дыханием она кленовый лист обратно в полёт отправила, а там порыв ветра его подобрал, унося в далёкие дали.