scientist-dreamers

***

      А ведь всё начиналось настолько хорошо, красиво и романтично, что Диме даже не верилось в реальность происходящего. Хольт ухаживал красиво: цветы, обязательно с открытками, подписанными идеальным каллиграфическим почерком, дорогие конфеты, походы в лучшие рестораны Санкт-Петербурга и десерты в самых дорогих кофейнях.       Хольт был до безумия смешным в глазах Дубина. Вроде, серьёзный дядя, владелец крупной компании, а во время их первого поцелуя так разнервничался, что обесточил весь район. Это было настолько мило и очаровательно, что молодой лейтенант даже не до конца верил своему внезапно появившемуся счастью. Они вместе спали, обнимаясь, гладили уличных котов, втихую ходили за ручки, словно подростки, которые скрывались от родителей.       Буквально за неделю ухаживаний Август превратил отделение полиции в цветущую оранжерею. Бесконечные букеты было некуда девать, а Прокопенко и Гром лишь беззлобно ворчали о том, что подарки, стоимостью более трёх тысяч рублей – это взятка, так что пора бы Дубину было успокоить своего тайного поклонника.       А Дима лишь улыбался и прижимал очередной букет розовых пионов, белых лилий или красных камелий. И всё было хорошо, и всё было только впереди.

***

      Хольт до безумия не нравился Грому, а Гром Хольту. Как только «павлин в синем костюме» появлялся в участке, Игорь начинал ворчать про проходной двор и электровеник. Август же в ответ бросал на того презрительные взгляды из-под чёрных стёкол солнцезащитных очков. Однако, видя счастливого Дубина, прекращали свою вражду и обоюдную ненависть. Чего не сделаешь ради счастья этого вечного солнца, вечной батарейки?       – Дима, убери уже эту хуйню со стола. Опадает, бесит.       – Не переживай, Игорь, я сегодня же всё заберу.       – Ага, уберёт он, а уже завтра павлин твой с новым веником примчится, – беззлобно говорил Гром, закатывая глаза, – угомони его уже.       – Игорь, ну ты же знаешь, я пытался. Август непробиваемый романтик. Если сам не сможет приехать, отправит Отто или пошлёт букет курьером. Пошли лучше чай пить, «павлин» конфеты принёс ещё какие-то, – улыбался Дубин, зная, как смягчить настрой напарника.       – Ну, вот, совсем другой разговор, – улыбался Игорь. Конфеты Хольт и правда всегда возил вкусные.

***

      А однажды это всё внезапно закончилось. Вот так, резко и неожиданно, когда этого абсолютно не ждёшь. Вот, Дима спит в обнимку с Августом, чувствует его ровное дыхание и лёгкое покалывание током. А вот, в участок приезжает особенно грустный и задумчивый Отто и срочно забирает Дубина. По дороге в неизвестном направлении вручает лишь письмо.       У Дубина дрожат руки, пока он достаёт из плотного конверта бумагу. Лейтенант видит буквы, выведенные родным почерком, и земля уходит из-под ног. «Дорогой мой Димочка, mein Schätzen, mein Sonnenlicht, если ты читаешь это письмо, то, вероятно, я уже умер. Либо же, я жив и мне пора уволить Отто, ха-ха-ха. Пожалуйста, не вини себя в происходящем ни секундочки своего времени. Я был крайне серьёзно болен, хоть никогда об этом и не говорил тебе. В последнее время мой позвоночник стал выделять особенно много энергии. Меня это убивает. К сожалению, выработка электричества была особенно сильной именно рядом с тобой... Однако, в выборе между тобой, my darling, и собой, я выбрал тебя. Потому что не видел смысла жить лишние десять лет, если тебя не будет рядом. Я безумно тебя люблю, мой родной. Не торопись ко мне. Ich liebe dich. Мне не страшно умирать, зная, что ты дышишь. Поживи за нас двоих, Пожалуйста.

Навечно твой слуга, А.в.д.Х»

             Диме все сразу стало понятно. Они с Отто ехали на кладбище. Слезы медленно покатились по щекам от осознания.

Августа больше нет.

      – Мистер Хольт попросил не привозить вас на сами похороны. Приказал сразу после, – сказал Отто, в зеркало заднего вида смотря на пассажира.       – Кто был на похоронах?       – Только свита. Не в полном составе.       – Хорошо.       Ничего хорошего не было. Диме хотелось оказаться дома у Хольта, зайти у нему в спальню, обнять его и пожаловаться на то, что приснился кошмар. Однако, кошмар был на яву. Некому больше было целовать его запястья и подставлять макушку под поцелуи поздней ночью, никто теперь не стал бы стебать Отто и цепляться к Грому, некому было отправлять в участок самые лучшие букеты и шоколадки с орехами на перекус Дубину. Не было больше Августа, не было смысла жизни для Димы.       На кладбище легче не стало. С чёрно-белого памятника на него смотрел его родной Хольт. Такой нежный, эфемерный. Без этих надменных солнцезащитных очков и в чудесной белой льняной рубашке.              – Отто, оставишь меня?       – Да, конечно, я буду ждать вас у машины.       Как только Шрайбер ушёл, Дима обессиленно упал на землю рядом с могилой, подтягивая к себе ноги. Бесшумно плача в коленки, он чувствовал, как из него вылетает жизнь. Без Августа жизни он не видел.       Подняться он смог только тогда, когда слез не осталось вовсе. Глаза безбожно опухли и покраснели, полопались капиляры. Дубин не смотрелся в зеркало, но знал, что выглядит плохо.       Рядом с машиной его терпеливо ждал Отто. На подходе он пошёл навстречу и сжал лейтенанта в своих медвежьих объятиях. Не долго думая, Дима сцепил руки на чужой спине. «Не меньше меня переживает, бедный» – и погладил телохранителя по крепким мышцам, прижимая поближе к себе.

***

      Год прошёл на удивление быстро. Если быть точнее, однообразно, для Дубина. Без Августа он превратился в серую депрессивную массу. От прежнего «Sonnenlicht», остались лишь неизменно светлые волосы. Солнце больше не хотели никого греть.       Особенно тяжело было, когда Отто привозил цветы. Каждую пятницу. Примерно в восемь-девять вечера. Исполнял последний приказ Хольиа и не мог сдержать слез, каждый раз падая в объятия уставшего плакать Дубина, на автомате перебирающего его платиновые отросшие волосы.       Устав от вечных слез и жалостливых взглядов коллег, «Лейтенант Дмитрий Дубин совершил суицид ровно через год, в день смерти оружейного маганата Августа ван дер Хольта» – новости звучали так. Узнав об этом, Игорь подавился кофе, отказываясь верить в происходящее, а затем впал в многочасовую истерику, колошматя все окружающие его поверхности, Юля безмолвно разрыдалась, бедного Фёдора Ивановича чуть не хватит инфаркт, а Отто пустил скупую мужскую слезу, понимая, что теперь ему точно не с кем разделить всë своё горе.

***

      Каждую пятницу, в восемь-девять часов вечера, Шрайбер приносил белые лилии и красные камелии на общую могилу Хольта и Дубина, потому что «даже после моей смерти, Отто, мой мальчик должен получать цветы».

«What could he do? Should have been a rock star. But he didn't have the money for a guitar. What could he do? Should have been a politician. But he never had a proper education. What could he do? Should have been a father. But he never even made it to his twenties»