РД и крепкие объятия

Мы с тобой растворимся в городе диких людей. Мы с тобой притворимся, будто знакомы лишь день.

Первое время Паша ощущал себя лишним. В квартире, в подъезде, на улице, на районе и в городе в общем. Хотелось исчезнуть и оставить после себя целое ничего, чтобы все думали, словно его никогда и не существовало. Словно он - просто одна очень качественная иллюзия, поддерживать которую сил не осталось, из-за чего она начала рассеиваться и распадаться на миллиарды частичек из целого человека. Было страшно закрыть глаза. Страшно оставить дверь в комнату открытой. И окна не закрытыми шторами. Почему-то вместе с апатией пришла и паника. Что его найдут и заберут. И будут долго выкручивать каждую струнку души, в которой, казалось бы, совсем не осталось места для страха за самого себя. Впервые закрыв глаза после приёма таблеток, прописанных врачами, он проваливается в темноту, казалось, спасительную. Но спокойствие длилось недолго и совсем скоро среди тьмы явился облик его кошмаров, заставляющий съёжиться от стынущей в жилах крови и волны животного ужаса, парализующего конечности. Первый вопрос, возникающий в голове - где же контроль над телом, если это сон? Второй - как это остановить? И Паша кричит себе да пошевелись ты, прошу! вставай, сволочь! бесполезная мразь! двигайся! под-ни-мись! Но даже сорвав голос, его всё равно не слышит даже собственный разум. Зато слышит генерал, спящий в соседней комнате и подскочивший с родной береттой из-под подушки. Просыпаясь в очень крепких объятиях, он паникует ещё больше, пытаясь выпутаться, всё ещё крича. – Тихо, Паш. Это я, Сергей. Всё хорошо, всё закончилось, всё в порядке, - говорит полушёпотом Костенко, чтобы не напугать громкостью парнишку ещё сильнее. Продышавшись, Вершинин сипло говорит : – Отпусти меня. И генерал отпускает, но очень медленно, словно нехотя. Уверяясь в полной безопасности и комфорте молодого человека. – Что произошло? - придя в себя, задаёт вопрос Паша. – Ты кричал во сне. Расскажешь, что снилось? Говорят, помогает справиться со стрессом, - предлагает Сергей, не особо надеясь на положительный ответ. – Нет. Не хочу, - отмахивается парень и идёт в ванную. Он был прав. Как и всегда, в общем-то. Утром, конечно же, они не говорили - Вершинин оставался в комнате, а Костенко вернулся к себе, дабы не напрягать и без того истощённого событиями подростка. А последний был очень действительно благодарен генералу за такое спокойное отношение к разрушенному сну, ведь он ожидал недовольства и ругани, мол, работа тяжёлая, так ещё и ты своими криками спать не даёшь. Но никак не объятий и утешительных слов. Ещё и просидел с ним, дожидаясь момента, пока Паша не заснёт.

Где мой мир безупречный и правильный, Он рассыпался облаком пыли, Мои ангелы небо оставили, А вернуться на землю забыли. И никого вокруг, это только мой стук В старые ворота, И никого здесь нет, это только твой след, Мне неважно кто ты.

Наконец, остановившись у дома, Сергей засмотрелся на спящего парня, который как-то сумел растопить лёд внутри и согреть собой одними только взглядами. Совершенно не хотелось нарушать сон, в котором, кажется, не было никакой опасности и боли. Мужчина не знал, что так влияет на качество сна Вершинина - его запах или просто присутствие - но радость за спокойствие пацана, который оказался бессилен против Судьбы, всё же держала веру в лучшее на плаву. На удивление, Паша оказался легче, чем представлялось изначально. Как минимум, из-за роста. А как холодным носом в шею ткнулся.. Ну просто прелесть! Хотелось держать и просто остаться в этой секунде безмятежности, ведь сон у младшего чуткий, а значит в действиях мужчины он не почувствовал ничего, что могло бы представлять угрозу его жизни в данную минуту. Идти пришлось по лестнице, чтобы скрип лифтового механизма не оформил инсультное пробуждение. Да, на двенадцатый этаж. Но Сергей не понаслышке знал, что такое мгновения умиротворения и как не хочется заканчивать это расслабление, а потому абсолютно без напряга прогулялся вверх по этажам их с Вершининым апартаментов. Совсем некстати вспомнил, что оставил книгу в машине, но уже в комнате человека, отдыхающего ещё на руках Сергея, увидел «Прежде чем я упаду» на тумбочке у кровати. Отпустило. Конечно, желание лечь на эту кровать и самому вздремнуть, было невозможно сильным, однако он неизменно укладывает Пашу, снимает с него обувь и полностью раскладывает плед, которым укрыл ещё в автомобиле. Сам Паша только потягивается и поворачивается на другой бок, оставаясь в позе эмбриона, чтобы не терять тепло. Костенко со стороны только тихо хмыкает и завесил шторами окна для создания более комфортной для сна атмосферы на случай, если подросток проснётся на несколько секунд. Проведя пальцами по слегка отросшим волосам уже не совсем блондина, генерал удаляется - документы требуют его участия в написании. Самым трудным для мужчины был первый сеанс у психолога для мальчишки. Тот мог отказаться, мог взбеситься, мог просто не отреагировать или и вовсе сказать «мне не нужно это, сам сходи - тебе полезнее будет». После этой фразы в голове нашлись аргументы, почему старшему было бы полезно сходить к специалисту на разговор о себе. Удивительно, правда? Вот и Сергей так подумал. Слышать звонок своего телефона совсем не хочется, но ушам ведь не прикажешь. Кто бы сомневался. Антонова на проводе. Отвечает всё же из вежливости. – Слушаю тебя, Аня. – Сергей, здравствуйте! Как Вы? - даже интонация у неё волнующаяся, надо же. – Кажется, справляюсь. А твои дела как? Как продвигается поиск профессии для души? – В процессе, - хихикает Антонова, тут же становясь серьёзной. - Как он? – Окрестил себя жертвой допроса с пристрастием и счастливо отключился от реальности уже в машине. Наверное, это можно считать прогрессом. – Что говорит врач? Есть улучшения? Когда можно будет увидеть его? – Точных прогнозов нет. Говорит, слишком быстро срабатывает реакция на какие-то слова, которые напоминают ему о Чернобыле. Не рекомендует видеться с теми, кто может стать одним огромным напоминанием, потому что реакция может быть совершенно неконтролируемая и непредсказуемая. Но он же свои таблетки пьёт.. И даже как-то есть начал по чуть-чуть. Не знаю. – Я так скучаю по нему, Вы бы только знали, - вздыхает Аня. - Почему-то только после возвращения из Припяти, я начала задумываться над историей, которую Паша рассказал нам с ребятами в посольстве в Вашингтоне. И мне так за это стыдно, такой эгоисткой себя чувствую. – А.. Не могла бы ты поведать эту историю и мне? Из рассказов Гоши не всё понятно, если честно, - тушуется Костенко, ненавидя моменты неведения, когда информацией владеют все кроме него. – Думаю, это будет неправильно по отношению к Паше. Это его история. он единственный свидетель всех событий, которые произошли до нашей с ним встречи, как и тех, которые заставили его Вас бояться, - неловко сообщает девушка, будучи неуверенной в своём выборе, поскольку считала, что, возможно, рассказ мог бы помочь Сергею понять Вершинина и облегчить процесс реабилитации, если парню не придётся остерегаться того, что ему не поверят. Но говорить об этом, конечно, блондинка не спешила. – Что ж.. значит ждём ещё лет пятнадцать, а там и моя пенсия подойдёт, можно уже не волнуясь послушать эту загадочную историю, - буркнул в ответ генерал. – Простите, - всё также неловко прошелестела Аня. – Всё в порядке. Не беспокойся. Лучше расскажи, как остальные поживают? - поинтересоваться стоило, как минимум, из чувства незавершённости задачи по обустройству жизней этих детей. Из желания не казаться скучным эгоистом, как максимум. Разговор затянулся ещё на минут двадцать, после чего Антонова сослалась на бытовые вопросы и повесила трубку, оставив мужчину в тишине и обществе мерно тикающих механических часов и тихо работающего компьютера, пусть и с погасшим экраном. Одно было известно уже со стопроцентной вероятностью : Аня точно планирует дождаться Пашу, категорически не желая признавать, что могут быть иные варианты. Например, Паша уже не так желает их воссоединения, что объяснить тоже довольно просто : если бы он хотел видеть Антонову, то и в первые дни кошмаров, и в вечерние сеансы бессонницы он звал бы её, а не одного генерала, у которого железная хватка и твёрдый голос, который мгновенно становится мягче, когда он обращается к Вершинину. Самому Вершинину об этом лучше не знать - убежит ещё, не поняв сразу. О своих чувствах Костенко предпочитал не задумываться, чтобы не давать разуму слишком много мыслей о том, как он разрушает жизнь невинной девушки, чистосердечно и искренне любящей парня, которому Сергей просто помогает.

Если хочешь остаться Останься просто так Пусть тебе приснятся сны о теплых берегах Давно за двенадцать Тебе в другой район Пусть будут все шептаться Утром что-нибудь соврем Если хочешь остаться Останься просто так Сможем мы умчаться в даль на белых лошадях Давно за двенадцать Ты что-нибудь забудь Придется возвращаться и нечаянно уснуть Если хочешь остаться Останься просто так Пусть тебе приснятся сны о теплых берегах Давно за двенадцать Тебе в другой район Наступит утро, что-нибудь соврем

Просыпается Паша, на удивление, отдохнувшим. Прислушиваясь, он отмечает тишину в квартире и поднимаясь, почему-то ловит желание приготовить что-то простое, чего было бы достаточно и для себя, и для того, с кем он сожительствует. Но сначала холодный душ, потому что хочется продлить эту стабильную тишину в голове и мотивацию. Долго смотря уже на полки холодильника, решается сделать шарлотку, помня, как её делала покойная бабушка. Находит муку, несколько яиц, сахар и сливочное масло, венчик и тару под тесто, после чего принимается за работу, чувствуя себя окружённым атмосферой ностальгии летних знойных деньков, когда всё, что волнует ребёнка - это игры и друзья, а вовсе не экзамены, университеты и смерть, которую в гости ждут в последнюю очередь. Костенко же, заслышав подозрительную активность в кухне, хотел было пойти посмотреть, тут же отказываясь от идеи - Паша не любит свидетелей своей хитрости. И ещё меньше любят, когда стоят у него над душой. Тем не менее, настроение генерала поползло вверх от предвкушения вкусной еды и расслабленного подростка, который чувствует себя достаточно хорошо для того, чтобы что-то делать, а не сидеть в комнате как в крепости. Закончив с замесом теста, Вершинин перешёл к яблокам. Он не знает, почему, но слайсами он яблоки в шарлотке не любил - она сильно просаживалась из-за того, как фрукты дают сок по мере запекания. Поэтому было решено изменить вид нарезки на кубик, чтобы вышло что-то вроде обычного пирога без прикрас. Изначально, привычка что-то готовить родилась ещё с разъездами родителей и похмельными моментами с Лёшей и Настей после жёстких тусовок или вечеров в клубах. Это успокаивало, потому что требовало сосредоточенности на действиях и последовательности. Никаких лишних мыслей. Изначально, это было что-то простое - пюре картофельное или каши какие с овощами. И щи с квашеной капустой, конечно. Это вообще универсальный вариант на утро после пьянки. Реанимирует лучше кефира или даже пива. А с началом проживания у Сергея, Паша захотел вернуть это занятие, чтобы была польза им обоим - Костенко сыт, а Вершинин, вроде как, за проживание платит. Стоит уточнить, что генерал сказал сразу, что никаких долгов у парнишки и его друзей перед ним нет, так что не нужно вешать эту тяжесть себе на плечи и просто жить. С привычек из прошлого начался путь к новой, лучшей личности Павла Вершинина. А Сергей и рад помочь случиться этому безболезненно.