Идиома

***

      Утро.       Долго ворочаться, после чего неспокойно спать, а проснуться за пару минут до будильника неприятно.       Снился эпилептический сон, после которого возникло чувство, будто некто, предварительно напичкав Данте чем-то запрещенным, переехал его катком.       «Не суть…» — Данте пытался отмахнуться от наркозоподобного сна и привести себя в порядок. С тех пор, как в его жизнь стала непосредственно связана с жизнью Ромео, желание следить за собой возросло. Делал это неуклюже, но выглядел лучше, по крайней мере, так он считал, сравнивая себя сейчас и пару месяцев назад. Совершив все утренние процедуры, отправился на работу пораньше.       Холодно, пасмурно, ветрено.       Рутина, но на контрасте с нею любое событие ощущается ярче.       Дорога до школы плохо запомнилась, как и первые два урока, между которыми не удалось повидаться с Ромео.       Зато во вторую перемену, когда Данте вышел попить воды из куллера, на него налетел Зонтик, вцепившись в плечи. Несколько любопытных школьников обернулись.       Данте поглядел в бегающие глаза Зонтика и отшатнулся, убирая с себя чужие руки. Без отвращения, банально становилось страшно от того, что движения ограничивали.       — Пойдем поговорим. — послышалось хрипло.       — Э… Хорошо? — Данте растерялся. Очень, очень непривычно видеть его… таким. До мурашек. Растрепанные волосы, бледные щеки.       Этот человек успокаивал Данте, когда они с Ромео повздорили, а теперь… Что такого должно произойти? Кожей ощущалось его напряжение.       Данте кивнул в сторону своего кабинета, подойдя, достал ключи. Зонт резким движением выхватил их и отпер дверь. Металлический номерок, прикрепленный к ключу, лязгал в длинных пальцах.       — Почему в последнее время все с ума посходили? — равнодушно сказал Данте, только после поняв, что прозвучал грубо, и его передернуло. К счастью, Зонт не придал значения этим словам.       Хлопок закрывающейся двери.       — Я не понимаю Ромео, он не говорит, почему Феликсу плохо и что с ним, а Феликса в школе нет, ты приезжал, ты знаешь, да? — сбивчиво начал Зонт, резко развернувшись к Данте.       — Эм… Э… Я просто отдал Ромео сумку, я ничего не знаю.       — Аргх!.. — он зашипел и сжал руки в кулаки, от чего Данте поежился, отступив на шаг. Зонтик тряхнул головой, раздраженно смахивая прядь со лба — Черт… Ты не врешь, я знаю… Врать ты не умеешь.       — Да.       — Вот только не говори, что я нервный. — поморщился он — Я, как и все нормальные люди, имею право переживать за своего лучшего друга. Друга с депрессией, между прочим! Я, вроде, все понимаю и в то же время не понимаю ничего.       — Я как-то тоже. А… Ему не могло просто, там… У меня иногда очень сильно болит голова без причины. У него не может быть так же?       — Может. Но тут другое. Я чувствую. Нет, в смысле, стань ему тупо физически нехорошо, Ромео сказал бы мне, а он отнекивается.       — А написать Феликсу?       — Я не тупой. — процедил Зонт. — Если бы он мне ответил, сокрушался б я перед тобой? Вот именно, что нет.       — Э, ой, эм, я не это имел ввиду. — Данте стыдливо прикрыл рот ладонью и отступил на шаг.       — Да неважно… — он тяжело вздохнул, наклоняясь над исцарапанной партой и постукивая по ней.       — …М-да… — Данте отвел взгляд, спустив рукав и взяв край между пальцев.       — Рома еще другом называется. Никогда между нами не было тайн, а тут такая обычная вещь… У-у, вот придурок!       — Зонт! — воскликнул Данте, ни секунды не думая.       — Ну что?       — Я вижу, что ты зол, но не называй так моего любимого человека. По-хорошему прошу. Между собой зовите друг друга как угодно, если вас это не обижает, но не при мне.       Данте сам не поверил, что этот твердый голос принадлежал ему. На этот раз не появилось мысли о том, чтобы кинуться извиняться. Это его чувства, его человек, он имеет право поспорить и должен быть готов встретить любую реакцию… Наверное. Ох. Руки задрожали.       — …Да. Сорян.       Ровный ответ удивил. Зонтик продолжил:       — Тон… Бр-р. — эту фразу Данте не понял, как и то, почему Зонтик потер плечи, будто от холода. — Короче, не умею расстраиваться из-за таких вещей, как он. Меня это просто злит. Хорошо ему, поплачет и успокоится, хоть…       Данте нахмурился. Эти слова совсем не совпадали с реальностью: Вчера он видел Ромео, нежного Ромео, поджигающего одну горькую сигарету за другой, хладнокровно приводящего в порядок мысли, восхитительно и плавно составляя картину из обрывков. Словно скрепляя бесконечные школьные бумаги бесконечно аккуратным движением.       Он умудрился не только выудить из Данте совет, но и признание в любви. Без усилий, без лести, не рисуясь.       Эмоциональная вовлеченность — это ценность, не слабость.       Захотелось перебить, но Зонтик лепетал так быстро, что Данте с трудом поспевал за его мыслью, не говоря уже о том, чтобы сформулировать свою. Часть он уже пропустил.       — …да, все не так просто, я в курсе… А, кстати, хах. — он внезапно повеселел, поставил руки на пояс и прищурился, ухмыляясь. — Я смотрю, ты гораздо увереннее стал, возражать мне научился.       — Прости! — чувство самосохранения вернулось и заставило машинально закрылся руками, не успев даже обдумать это действие. Холодок пробежался по позвоночнику, а под ребрами стало щемить.       Очнувшись, физик пристыженно убрал ладони. Зонтик озадаченно изучил его взглядом. Улыбка исчезла.       — Что с тобой? Я искренне. Я правда тобой горжусь. Настроение поднимаешь. М, знаешь, мне стоит поговорить с твоим отцом.       — Нет-нет-нет, остановись, я за тобой не успеваю! Феликс, Ромео, папа…       — Э, ты прав, я тебя перегрузил. — он сбито ощерился — Хе-хе… Мне и самому нужно время все по полочкам разложить. Быстро меня отпустило… Блин, а Рома с тобой тоже волшебным образом отходит? Ты прям терапевтически на людей действуешь.       — Извини, я тебя перестал понимать на втором слове примерно… — Данте растеряно почесал шею. Слова доносились как через вату.       — Да емае. Ладно, все. Давай, удачи! — Зонтик кинул ключи, те с громким стуком ударились об стол, Зонтик помахал на прощание и выскочил за дверь.       …И что это было?       Максимально странное начало дня.       Данте сел за стол и положил на него голову, смотря в стену стеклянным взглядом и стараясь обдумать свое положение в этом массовом психозе. Слишком много информации. На затылок будто что-то давило. Ужасно.       Он пролежал так до начала урока.       Формулы, скрип меловой доски, белые пальцы, шум пишущих ручек.       Из-за туч в кабинете темновато, и пришлось включить лампы с раздражающим Данте холодным и резким, почти больничным светом.       Окружение ощущалось будто в мрачном сне, утро пронеслось стремительно, а на фоне вчерашнего вечера…       Данте не знал подробностей, с Феликсом общался на уровне «Привет-пока», но по-человечески сострадать нужно каждому.       Сказать, что Ромео беспокоил его больше — не сказать ничего.       Перемена.       Пара сидела в кабинете физики наедине. Данте на учительском стуле, Ромео на столе. На груди учителя русского висела брошь — сияющая бабочка из золотой проволоки с мелкими стразами. Она сразу приковала взгляд. Данте подбирал слова, дабы похвалить завлекающую деталь.       — Ох, Феликс бы расстроился, узнай он, не желающий, чтобы за него волновались, что посеял такую… смуту. — Ромео поджал губы. — Давайте завтра притворимся, что ничего не было.       — А это точно правильно? — поинтересовался Данте безукоризненно и искренне.       — Он сам так делает. — пожал плечами. — Значит, ему так удобнее. А потом я как-нибудь с ним все обсужу.       — Буду знать. Спасибо.       — И Зонтика извините. — Данте уже успел поведать об их странном диалоге, а Ромео, в свою очередь, о событиях после выступлений, о том, как Феликс извинился за окровавленную рубашку, и какую роль играл Зонт в «закулисной истории» — Косвенно, это ведь из-за него, а он сойдет с ума, узнав, что стал катализатором хаоса. Мне его жалко, он и так очень нервничает, когда дело касается близких, и когда что-то находится не под его контролем. А еще не терпит лжи и недосказанности. Но как, как говорить честно, не сгорев от стыда? Да никак, собственно… Точно не обременяю своим беспокойством, ну и… прочим..? — от вчерашнего хладнокровия у подьезда, когда он, что хорошо, забыл об этом задуматься, не осталось даже дымки.       — Нет. Теперь я все узнал. Ситуация в самом деле безвыходная. — обреченно подитожил Данте. — Понять можно… всех?       — Угу… — Ромео опустил голову, мягкие волосы прикрыли его аккуратный профиль. Закусив губу, рассеянно поскреб ногтем по столу. Данте затравленно ожидал взгляда. И когда дождался, не мог решить, что больнее: видеть эти яркие глаза настолько печальными или не видеть их вообще.       Происходящее — их общая тягота. Жизнь чужая, тревоги одни. Это и называется дружбой да любовью.       С замиранием сердца невесомо погладил Ромео чуть выше колена. Хотелось успокоить, пригреть, но мог ли?       Шероховатая ткань брюк едва слышно зашуршала под пальцами. Учитель русского скользнул глазами по его ладони и отрывисто выдохнул.       — Так.       Данте отдернул руку, как ошпаренный, почти подпрыгнув на стуле. Но леденящее «так» оказалось частичкой следующей речи:       — Предлагаю не думать о плохом, если все равно понятия не имеем, чем можем помочь. Мы же… А. — он неожиданно осекся. — Вы не против, что я говорю «можем» и так далее, вместо «могу», про себя?       Когда Ромео что-то выбивало из колеи, он неосознанно начинал искать все больше изъянов в себе.       — Нет, я не против. Что-то вы… — «зачастили с вопросами» прозвучало бы саркастически. Ромео взглянул в его лицо, пробирая тревожным взглядом душу. Данте замялся. Собравшись, поставил локти на стол, сложил руки у подбородка и тихонько проговорил:       — Душа моя, откуда такие мысли? — голос дрогнул.       Назвать Ромео ласково. В первый раз.       Томный собеседник облизнулся, дабы скрыть слабую смущенную ухмылку. Безуспешно. Вдруг стало так тепло от того, что Данте сумел ее распознать. Волшебно.       — Часть привычки, если можно выразиться… — Ромео накрутил на палец прядь волос.       — Такие привычки надо бросать. — тут он смутился от собственной дерзости, пусть и выражение оставалось мягким, будь проклята врожденная прямолинейность! Сомкнул челюсть, чуть не зажав язык между зубами. — Ой.       Спустя пару секунд, расслышав смешок, капельку расслабился.       — Ха-хах! Н-да-с, согласен. — кивнул он. — Брошу.       Эта воздушная интонация, шелковый голос заставляли таять...       Служба вырвала Ромео у бедного Данте.       Дожить. До. Конца. Рабочего. Дня.

***

      — «Данте, встретимся у ворот после работы? У меня сегодня 8 уроков, кошмар:( Вы скажите, если не готовы ждать. Я пойму»       — «встретимся»       А вот и моральная компенсация за ежедневный трудовой харассмент!       Уроков семь.       Домой все равно бы не пошел.       Да, любил свою семью, но и от нее требовался отдых. Будучи опытным прожигателем времени, нисколько не сомневался, что эти сорок пять минут в одиночестве и тишине пролетят быстро. Самое то, чтобы собрать мозги в кучу.       Почти так и случилось. Тянулись последние десять минут из-за нетерпения перед встречей.       Взгляд на телефон, ноль новых сообщений, в стенку, в окно, на телефон, мельком на кипу тетрадей, снова на телефон.       Пять минут. Данте взял пальто, вышел на улицу.       Погода слегка прояснилась. Пахло морозом. На кустах и желтой траве появился иней.       Где-то неподалеку шумели машины. Ветер еле слышно завывал, шумел ветвями, однако не буйствовал, листьев не срывал. Их на посеребренных деревьях без того немного.       Скоро зима. Нужно будет перелезть на куртку. Страшную, черную и потрепанную, как поколеченная ворона. А Ромео наверняка будет ходить в шубе и белых сапожках.       «Куртку что-ли новую купить, а то неприлично уже… А цены перед сезоном будут здоровущие… О чем я думаю?»       Отдаленный звонок.       Через минуту Ромео засеменил к воротам. Вместо приветствия он выдохнул:       — Пойдем скорее.       Клубочек пара от теплого дыхания и запах мятной жвачки защекотали нос. Данте собрался спросить, куда они, начиная идти следом по хлюпающе-хрустящим листьям, как тут он снова прокрутил в голове услышанное. И пришло осознание. И сердце застучало бешено.       «Пойдем»       Пойдем, пойдем, пойдем. Сколько раз прийдется вывести у себя в мыслях это слово, чтобы поверить?       Ты.       Невелико различие, но только для тех, кто в течение полутора лет не общался на «Вы» со своей первой любовью.       — Как у вас дела?       …Черт…       Данте еле сдержался от того, чтобы болезненно поморщиться. Кажется, Ромео оговорился и не заметил.       Впрочем, тоже традиция… Это «Вы» полностью отображает уважительное и трепетное отношение Данте к Ромео, и, вероятно, наоборот. Но обидно успеть подумать об одном и ощутить, как твои размышления и чувства пресекают в следующий миг. Причем, нечаянно!       — Да-анте.?       — Ой… Какой был вопрос?       Ромео глухенько хихикнул.       — «Как у вас дела».       — А. Нормально. У вас как? М-можно спросить, куда мы идем.?       — Дела сносненько. Идем от школы подальше, не люблю во время прогулок с кем-то из учеников пересекаться… Я по-привычке пошел в сторону дома, не знаю, куда еще… Замерзнем, если долго будем гулять.       — М-можем… — он предпринял еще несколько коротких попыток выговорить приглашение, еще не отойдя от потрясения. «Да что ж такое!» — Можем зайти в кафе, возьму нам кофе.       — Ах, нет. Неудобно.       — Э, хорошо, извините… Не знаю, что делать, если неудобно покупать что-то за мои деньги…       — Ой, я не об этом. — он легко махнул рукой. — Мне в прямом смысле неудобно, я устал.       — А. Я подумал о этикете, хотя и…       — Хе-хе. Этикет не в том, чтобы не принимать ухаживания, а в том, чтобы не считать чужие деньги. — Ромео лукаво прищурился, кладя костяшку указательного пальца на нижнюю губу. — Вы в состоянии оценить, сколько желаете потратить на другого человека. Так?       Слышать это слегка неожиданно. От сдержанного, гордого учителя-Театрала, но не от падкого на заботу Ромео.       — Ну… Наверное?       Ответом для Данте послужила теплая улыбка деснами. Он продолжил с неуклюжей веселостью:       — Хотя. Да.       Ромео засмеялся, негромко, чисто. Его смех отдавался в области живота приятной щекоткой.       Он, прелесть, шел впереди. Волосы развевались, вздымаясь и опадая, и ветер доносил их сладковатый аромат. Полы пальто колыхались. Походка была бы плавной, если бы не дрожащие колени.       Она все так же элегантна, но раньше Данте не замечал такого.       — А вы… Эм… Не устали идти? — так и не поняв, как правильно составить вопрос, бросил он.       — Нет, а что? Мы только минут пять… чапаем, я так каждый день хожу.       — У вас ноги дрожат.       — А… Это я так удачно со сцены спрыгнул и побегал по школе. Вы за день единственный, кто заметил… Миленько.       «Интересно, насколько нормально пялиться на чужие ноги… Стройные ноги»       — Кстати, почему вас на выступлениях не было? Просто, не поймите неправильно… — тихим голосом, откровенно плохо скрывая расстройство, отворачиваясь, говорил Ромео. — Я ждал.       Последнее — как ножом по сердцу.       — Честно… Мы с отцом… немного… — Воспоминание. Замах, удар, синяки. «Неважно, забудь, неважно». Данте стиснул зубы, потом вымученно улыбнулся. — Не хочу оправдываться, извините, я дурак, больше не буду пропускать.       — Вот оно что… — печально вздохнул он и остановился. — Нет-нет, не дурак. Что нужно сказать или сделать собственному сыну, чтобы он боялся даже пересечься с тобой в одном помещении? Чтобы ни случилось, это жутко… Мне жаль. Сейчас все хорошо?       — Вроде.? — Данте не знал, как реагировать, лишь хлопал ресницами.       Его по-жа-ле-ли.       Оказывается, это так приятно.       Пусть первой мыслью было начать отнекиваться с непривычки и сменить тему, слова не находились. То, как Ромео сопереживает, заслуживает только восхищения.       — Вроде?       Взгляд забегал.       — Ам… Если вам не удобно об этом говорить, то молчу.       Если кто и может ошеломить обыкновенной тактичностью, так это он.       — А-а, нет, в смысле я… потерялся… Не знаю, что сказать, но спасибо. Просто спасибо.       — Ладненько. — Ромео отвел мутный взгляд, слабо коснулся чужого плеча и продолжил идти.       У Данте возникло желание взять его чуть покрасневшую от холода руку.       Покачивающийся шаг, вьющиеся волосы… За поворотом возникла знакомая девятиэтажка.       Не хочется прощаться.       Они встали у подъезда напротив друг друга. Молча. Как чуть менее месяца назад, когда про них можно было сказать только сухое «коллеги».       Данте открыл рот, но его перебили.       — А. Простите, если вы не против, можем посидеть у меня. Правда сестра дома…       — Я не помешаю?       — Не думаю… Так.?       — Тогда пойдемте, свободного времени у меня много. — да! Каким счастьем было согласиться.       — Эхех… Ваше свободное время не обязательно наше свободное. Не навязываюсь?       — Нет… Вопросы бросить обещали. — по-доброму укольнул его Данте, впервые позволив себе подобное. Когда хочется, время находится. А ему хочется.       Ромео очаровано поднял взгляд.       Глаза у него загорелись, уголки поблескивающих губ приподнялись, яблочки щек порозовели, а уши стали пунцовыми, как мак. Он весь искрился.       Данте улыбнулся, широко и глупо.       Радость Ромео — самая чудесная награда. Он взял Данте за руку — «позор мне, что не сделал этого сам» — и повел за собой.       С ним все казалось сказочным. Его выдержанная грация украсит любое место. Даже обыкновенный, едва знакомый подьезд с недавно крашенными стенами, лестницу и ее истощенные ходьбой ступеньки, площадку и неприметную дверь с металлической «7», в которой отражались два пятняшка: — розовое и медное.       Ромео отпустил руку, что-то напечатал на телефоне и стал проворачивать ключи в замке, пока Данте неуверенно поправлял воротник рубашки.       Еще один щелчок ключей.       Данте зашел после хозяина квартиры, тот сразу закрыл дверь. Когда очутишься после холода в тепле, по телу расползается приятнейшее расслабление.       Дремотно-тихо. После гула школы, улицы, да и звуков собственного дома, где всегда что-то происходит — благодать.       — Хелен, что ты тут развела?! — резкий выклик резанул по ушам. Данте вздрогнул и полусознательно отпрянул.       Обычно Ромео разговаривал с ним ласково, голос пусть всегда был полон эмоций, но звучал мелодично, приятно. Никогда не приходилось слышать такого тона.       С жжением в темени Данте развернулся к кухне, куда из прихожей смотрел Ромео.       На столе глубокая прозрачная тарелка, в ней рядом со свежими фруктами пара абрикосовых косточек. У недопитой чайной чашки лежала кучка фантиков, и на ней, как вишенка на торте, надкушенная конфета.       — Ну я же не знала, что вы так быстро прийдете, я не ясновидящая! — донеслось из комнаты. — Знаешь, голубкам свойственно гулять подолгу, а не сразу тащиться друг к другу домой, если вы не собираетесь занима…       — Хелен!!! — срываясь на крик, вспыхнул Ромео.       Мир колыхнулся, как в отражении на воде. По вискам ударило. В череп будто вогнали сотни игл.       Данте закрыл уши ладонями, зажмурился и припал спиной к двери, словно маленький ребенок.       Ромео очнулся.       Оторопев, он панически прикрыл рот рукой, вторую протягивая к Данте. Ладонь замерла в воздухе.       — Я… Пожалуйста…       Пальцы Ромео дрожали. Он смотрел с совершенно беззащитным видом, круглыми глазами, будто освещенными изнутри.       Невыносимо.       Данте болезненно вздохнул, стараясь взять себя в руки, лишь бы не видеть его таким уничтоженым.       — Все хорошо. — он поднял раскрытую ладонь, отлипая от двери. Ромео стыдливо поджал губы.       Треск отворота ручки.       Хелен появилась перед ними, судя по черно-белой гамме, в школьной форме. А таковой ее наряд назвать сложно. Короткая клетчатая юбка, блузка с бантиками, расстегнутая на первых двух пуговицах, — братова манера, да и блузка смахивала фасоном на ту, в которой он ходил в театр — колье, браслеты, белые колготки в мелкую сетку. — Привет-привет. — она помахала, смотря ни на Данте, ни на брата, а куда-то вдаль.       — Привет. — растерянно брякнул Данте. Ромео раздраженно фыркнул, отворачиваясь к входной двери. Хелен пожала плечами и удалилась обратно в комнату.       Накаленная атмосфера. Хотелось верить, что так не всегда.       Ромео расстегнул пальто, вздохнул, опуская голову, пряча глаза. Когда он собрался стянуть рукава, Данте придержал пальто.       Ромео замер на секунду, уставившись в стену. Замерло и дыхание Данте, и он машинально сжал пальцы на подплечниках чужой верхней одежды. Позволяя помочь себе раздеться, Ромео спокойно вылез из пальто. Данте повесил его на крючок.       — Благодарю.       — Угу. — Данте почувствовал себя так, будто решился на один из самых смелых поступков в своей жизни. Ромео вручил тапочки, потом прошел на кухню прибраться.       — Мне помочь? — Данте выглянул из прихожей.       — Спасибо, не надо.       — Точно?       — Точно-точно. Заодно стол накрою.       — Ладно… — он быстро ускользнул в комнату, по-привычке исчезать, дабы не мешать.       В гостиной на диване сидела Хелен, поджав под себя ноги и глядя в телефон. Данте собирался выйти и опять куда-то деться, хоть расхаживать по чужой квартире было стыдно, но девочка его одернула.       — Тебя прогнали с кухни? — саркастично хихикнула она.       — Э-э, нет? Ромео убирается… Я предлагал помочь, но… да.       — Конечно. Он хочет, чтобы это сделала я.       — Я-ясно. — протянул Данте, прикрывая комнату и прижимаясь спиной к стене. — А у вас… Не очень хорошие отношения?       — Могло быть лучше. — фыркнула она, поморщив нос.       — Ам… Насколько я знаю, Ромео очень старается, чтобы вы жили хорошо. — аккуратно начал он, каждый день наблюдая, как серьезно Ромео относится к работе и насколько много на себя берет.       — Плохо старается, значит.       — Жестоко, Хелен. — он свел брови к переносице, удивленный ее ответом.       — Ага.       — Почему так?       — Иногда он строит из себя невесть что. Такой он взрослый, аккуратный, а я глупая девочка-подросток, ничего не умею, к каждому слову придерается.       — Знакомо, но я не думаю, что…       — Понимаешь, как у меня накипело? Знал бы ты его — местоимения она особенно выделила, — подростком, не поверил бы, что это один и тот же человек. Я хоть одеваюсь нормально… У меня где-то осталась его фотка, которую еще мама делала. Хочешь, покажу?       — Это необязательно, не знаю, как Ромео бы к этому отнесся… — он не совсем понял, причем тут старые фотографии.       — А какая разница? Его-то здесь нет. Да и ничего криминального. Брекеты, веснушки и огромные глазища. Хих… А мне вот с зубами повезло. И с лицом.       — Эй-й.       — Да нет, я не в смысле, что у меня страшненький брат, как раз наоборот. Успокойся, я знаю, какого слышать плохие вещи про своего парня.       «Своего… Моего парня? Допустим…» — он большее.       — В отличие от Ромео, я не душню по поводу чужих парней. Я не такая. Меня просто в моем лице все устраивает. Ну, почти, но не суть… Какое-то время Данте наблюдал, как она копается в мобильном.       — Вот. Тут он чуть младше меня. — она подозвала его жестом, а когда Данте сел рядом на ситцевый диванчик, протянула ему телефон, где была запечатлена другая фотография, полароидная, рыжая от времени. На ней натянуто улыбался верхним рядом неровных зубов мальчик с пухлыми щеками, в туго затянутом черном галстуке и белой рубашке. Ромео. Курносее, смуглее, с еще большим, как показалось, количеством веснушек. Данте с дурашливой улыбкой умилился детскому лицу на изображении. Что-то родное всегда жило в образе Ромео. Ничто не могло вызвать отторжение к нему. Либо Хелен понимала это, либо хотела проверить. Или решила, не думая, создать новую тему для разговора… Удачно, ведь Ромео — наилучшее, что можно избрать. — Ха-ха, я сейчас, наверное, как мамочки из этих историй, где они показывают тупые фотки своих детей, а детям уже почти тридцать. Ну хоть подобные штуки мне напоминают, что он тоже человек. Кошмар, звучу, как Рома, я старею! — тараторила она.       — Звучать, как твой брат, это, скорее, дар.       — С такими влюбленными словно об стенку горох!       — Сейчас даже более похоже было…       Хелен укоризненно нахмурилась.       — Ну, интонацией…       — Аргх!       — Извини, извини. — Данте издал пару нервных смешков, подняв ладнони.       Странно общаться с ученицей, — пусть и не его, вел он у средних классов — на равных. Они почти ровесники… Впрочем, Данте воспринимал ее больше как ребенка, как Николь.       — Секретничаете тут? — то ли неловко, то ли ехидно вписался Ромео. Он оперся плечом на дверной проем и сложил на груди руки. — Пойдемте чай пить.       Данте радостно кивнул.       — Я с вами! — Хелен вскочила с дивана и протиснулась мимо брата на кухню, толкнув его плечом.       — Ай!.. Ох, что за головная боль. — Ромео потер виски. — Если она вам мешает, то…       — Нет, что вы. Это же дети. Эм, от меня звучит странно, наверное.       — Иногда я забываю, что вам двадцать один…       — В общем, не могу испытывать к ним раздражение.       — Святой человек.       — Да ну…       — Ну да. — он тихонько хохотнул, затем кивнул в сторону коридора.       Теперь на белой скатерти, вышитой по краям золотистый нитью, стоял фарфоровый сервиз, бликующий и от пасмурного неба, свежие фрукты, печенье в упаковке.       — А вы не голодны? Могу что-нибудь приготовить… Не обязательно выпечку, если что. — обратился Ромео к Данте, садясь за стол.       — Да нет, наверное…       — Значит отложим обед.       Итак, первое чаепитие дома у любимого.       Ромео наливал Данте едва-едва полчашки и бесконечно подливал ему чай с цветочным привкусом, каждый раз бросая опаловый взгляд. Навеяло ассоциацию с детской игрой в чаепитие среди кукол, когда дитя, излишне церемонясь, старается сделать бережным каждое движение.       Смотря на них с Хелен, пусть та иногда болтала ногами и егозила, Данте все пытался сидеть прямо, держать навесу локти, вести себя «правильно». И понимал, насколько криво у него выходит. К еде не притронулся. Но, если бы печенье делал Ромео…       Чуть не опрокинул чашку. Удержал, перепугавшись, наверное, даже больше, чем от внезапного вскрика в коридоре.       Его накрыло воспоминание, как он налил чай в кофе Ромео.       Захотелось ударить себя по лбу.       Влюбиться — все равно, что идти по канату. Смотреть на мир с высоты своего счастья, но каждую секунду бояться оступиться. Даже если это мелочь.       Несмотря на все, здесь гораздо спокойнее, чем дома.       — Кхм, кстати… Я ведь возмущался по поводу своего образа и, честно, очень боюсь, что о нас узнают все дети… Насчет того, что я доверил нашу уже-не-совсем-тайну своей сестре: у Хелен свои кредо.       — Эй, ты сейчас пытаешься сказать ему, что я не умею хранить секреты?       — Во-первых, Хел: нет, это я объясняюсь из-за других своих слов. — он поправил на чайнике крышечку. Звяк. Придержал, снова наливая чай для Данте. — Во-вторых, в присутствии человека говорить о том же человеке в третьем лице неприлично.       — Ты ж сам сейчас это сделал…       — Это другое. Я в образовательных целях.       — Мужская логика.       — Мх. — он прикрыл лицо ладонью. — Ладно, это забавно.       — Ромео. — произнес Данте. Ромео в момент обернулся. — Хочу сказать, чтобы вы не оправдывались передо мной за то, что вы доверяете своей родне. Это же наоборот правильно. Хорошо?       — …Хорошо. — особенным, знойным тоном согласился Ромео, оглядывая его с головы до ног. Данте смутился, почувствовав наравне с этим необычное чувство. К щекам прилила кровь.       — Так-то! — усмехнулась Хелен, не уловившая их настроения. Оно и к лучшему…       На пару минут Данте «выпал» из реальности, вскоре после чего Ромео решил, что пора встать из-за стола.       За разговором они переместились в гостиную, на все тот же диванчик. Хелен осталась на кухне.       Пока Ромео отвлекся на телефон, Данте осматривал подоконник с зелеными отцветшими розами в маленьких горшочках, пушистый ковер, по которому очень приятно елозить ногой, незаметно сняв тапочку, резной книжный шкаф с прозрачными дверцами. Из знакомых книг лишь классика, самые разные авторы: Чехов, Булгаков, Ремарк, Рабле, Шекспир, Алигьери… и другие фамилии, которые эти несколько полок заставили вспомнить.       Наверное, он за жизнь столько не прочитает, сколько содержит этот средних размеров шкаф…       — Извините, что сижу в телефоне, — Ромео отложил мобильный, — но мне нужно было ответить, я волновался за брата…       — Он в порядке?       — Хех… Теперь да, более менее… Хм, слушайте. Внезапный вопрос: как можно назвать кота? Черного и пушистого такого. — он обвел руками в воздухе небольшой воображаемый шар.       — Э… Даже не знаю…       — Втроем уже думаем, получается. Зная Феликса, он бы вообще его просто «Котом» звал, но я настаиваю на том, чтобы назвать это чудо по-нормальному.       — Зная себя, я бы тоже назвал кота Котом.       — Мхе-хе. — он слабо посмеялся и постучал пальцами по подлокотнику.       Данте, продолжая рассматривать книги, вдруг наткнулся взглядом на «Мастер и Маргарита». А если…       — Все таки есть одна идея. Немного странная.       — Давайте хоть странную. — Ромео заинтересованно придвинулся и закинул ногу на ногу, щуря глаза.       — Бегемот.       — О-о, я не додумался. — его глаза сверкнули. — Поэтично! Так и напишу, хе-хе. Но чуть потом, теперь мое внимание полностью ваше. — и накрутил на палец прядь волос.       — Как хорошо, что вы оценили… — он сдержанно улыбнулся последней фразе, чувствуя, как по груди разливается тепло, положил руку рядом с лапкой Ромео, оглядываясь на подоконник. — Это мои розы, которые прижились?       — Да-а, они, они. — весело подтвердил Ромео, забрался с ногами на диван, чуть ощутимо прижался щекой к скуле Данте, опаляя теплом кожи, и осторожно обвил руками за пояс.       Данте замер. Дыхание сперло.       Он все никак не мог привыкнуть к тому, насколько его возлюбленный, оказалось, любил прикосновения. Каким недоступным он был на работе и каким чувственным наедине. Данте обернулся, почти задев его носом. Ромео смущенно отполз.       — А-э-э…       — …Можем и так п-посидеть. — с горем пополам выжал из себя Данте.       — Хорошо. — но остался в полуметре.       Тогда Данте протянул руку, пару секунд поколебался, неловким движением поманил, едва сгибая пальцы.       Завороженно ожидал.       На коленях Ромео подобрался к нему. Снова. Чуть более скованно.       Рвано дыша, прижался плечом к чужому плечу, сжимая руки на своих коленях в кулаки.       Данте попытался заглянуть в его лицо. Распущенные волосы, пахнувшие чем-то сахарным и теплым, не давали изучить выражение разноцветных глаз.       «Пожалуйста, посмотри на меня».       И Ромео посмотрел из-под ресниц, облизнул приоткрывшиеся губы, чуть вытягивая шею. После мягко-мягко положил ладони на плечи Данте, который усомнился, что не сказал этого вслух, и растерялся.       Слишком близко.       Абсолютная беспомощность.       — Подожди… те…       — А? — на лице Ромео возникло замешательство, чуть ли не испуг.       Судя по всему, он вновь подумал, что сделал что-то не так.       Трясущейся рукой Данте взял его за подбородок.       Удивленные взгляд, последовавший после, он запомнит на всю жизнь.       Все внутри переворачивается.       Сердце сорвалось на пол.       «Не струсь хоть сейчас!» — промелькнуло в голове у Данте про себя.       Не дыша, прильнул к его губам. Трепещущим, обжигающим. Сладкий запах, чужой вишневый бальзам.       Ромео быстро сориентировался, целовал смело, не сочетаемо со своим обычным сдержанныи образом. Ощущения от их первого смазанного поцелуя практически стерлись со временем, второй затмил его моментально.       Впивая друг друга мелкими глотками…       Шаги.       Они отскочили друг от друга к разным концам дивана. Секунда на осознание и в теле загудела неудовлетворенность.       Ромео перегнулся грудью через подлокотник, поджимая подрагивающие ноги и закрывая лицо ладонями.       Скрип двери.       — Где мой телефон? Э-э, что с..?       — Ничего. — Ромео, как по команде, сел ровно. — На кухне посмотри.       Хелен озадаченно нахмурилась, моргнула, покочала головой и закрыла дверь.       Ромео посидел так, далее поставил локоть на колено и закрыл лицо ладонью. Плечи задрожали — он тихо смеялся, пока Данте приходил в чувства.       Хлопнул себя по лбу:       — Вот это я резко, конечно… Ха-ха-ха, господи.       — Н-ну… я, эм-м, не сильно отличился. — понимая, что говорит совершено о другом, криво улыбнулся Данте.       — Мне понравилось. — не поднимая глаз прошептал он. Через несколько секунд откинулся на спинку и стал обмахиваться руками. Сиденье мелко колебалось от резких движений.       — Ха-а…       Данте наблюдал за покачивающимся Ромео. Когда тот успокоился и притих, неожиданно для себя выдал:       — Брошь, кстати, крутая…