Art is either revolution or plagiarism

      Хенджин после диалога с Феликсом почувствовал себя лучше, хотя ему все еще было неловко. Он сейчас стоял у окна и смотрел в окно на бушующий ливень.       — Дождь совсем с ума сошел, — вздохнул он, нахмурившись, — как-то уже даже неловко, что я тебя заставил тащиться ко мне.       — Ну, не ты же контролируешь погоду, — сказал Феликс, пожав плечами и улыбнувшись, — я переживу.       Хенджин покачал головой задумчиво. Дождь сильный, шумит и бьет по стеклу, а где-то вдалеке даже гром слышен.       — Как ты одет? — спросил он, посмотрев на кашемировое пальто Феликса, — ну хоть ты нормально одет в такую погоду, — пробормотал он.       — Да прохладно уже, прямо скажем, — вздохнул он, — я избалован теплым климатом, мне холодно с этими дурацкими тремя градусами.       — Это да, — сказал Хенджин, — пальто жалко будет, если оно промокнет. Выглядит новым, — он сам пока не понимал, на что он намекает, и намекает ли на что-нибудь вообще.       — Да, оно новое, — пробормотал Феликс, нахмурившись, — я его пару месяцев назад купил, за несколько дней до переезда.       Хенджин посмотрел на него, прищурившись, как будто заметив смятение в глазах Феликса. Он не особо понимал, что именно беспокоит Феликса, но на всякий случай решил просто сказать:       — Можешь остаться у меня, пока дождь не закончится. Мне не жалко.       — Правда? О, это чудесно, — сразу оживился Феликс, — спасибо. Мне правда неловко об этом говорить, но я боюсь, я не потяну покупку нового пальто, если это испортится.       — Да, я понимаю, — сказал Хенджин, — почему б мне не помочь, в конце концов… Ты мне только что слезы вытирал, разве это не минимальное, что я могу сделать? — нервно усмехнулся он, пожав плечами.       — Ой, да все в порядке, — снова начал отговаривать его Феликс, — мне несложно, правда.       Повисла неловкая пауза, которой, по идее, не должно было быть, но Хенджину почему-то казалось, что Феликс немного другого о нем мнения после того, как он расплакался без видимой на то причины. Вопрос заключался лишь в том, какого он о Хенджине мнения теперь?..       Феликс ушел на кухню, чтоб позвонить Оливии и предупредить, что он будет поздно, или, если дождь не угомонится, то вообще завтра, а Хенджин как-то автоматически достал телефон и написал первому, кто пришел ему в голову:

JiniRet: «Феликс остался у меня внезапно» «Скажи, что мне делать» «Я в последний раз в такой ситуации был больше двух лет назад»

      Он почти чувствовал эту ехидную ухмылку за несколько километров от его дома, когда увидел всплывшее уведомление: lee.know: «благодари бога» «а если серьезно то просто постарайся не сказать ничего тупого»

JiniRet: «А нормальные советы будут?»

lee.know: «это самый дельный совет который я могу тебе дать» «удачи»       — Ну спасибо, — проворчал Хенджин, убрав телефон. Как будто он надеялся получить какой-то хороший совет от Минхо… ладно, справедливости ради, он хотя бы что-то посоветовал.       Не сказать ничего тупого. Боже мой, легко сказать… а ведь Хенджин уже довольно много тупого наговорил, боже мой.       Он хмуро потер лоб, посмотрев на Феликса, который над чем-то тихо смеялся, разговаривая с Оливией. Он невольно улыбнулся, почувствовав внутри что-то теплое от этой улыбки с веснушками. Ладно, действительно нужно не облажаться, а произвести хорошее впечатление на Феликса. Хотя б попытаться.       — Извини, заболтался, — усмехнулся Феликс, подойдя к нему и улыбнувшись, — Оливия не умеет говорить коротко, ей нужно рассказать обо всем, что произошло с момента нашего расставания.       — Это мило, как по мне, — заметил Хенджин, пожав плечами.       — Не спорю, но я такой же, поэтому мы цепляемся языками и трещим час, если нас не остановить, — хмыкнул Феликс, — подозреваю, что это плохая привычка. Вот ты никогда так не делаешь.       Хенджин посмотрел на него слегка озадаченно, переваривая сказанное Феликсом. На самом деле, он был тем еще любителем изливать душу, но делал так только с Джисоном, потому что их дружба была слишком долгая и личная, чтоб Хенджин вообще думал о том, чтоб постесняться затронуть какую-то тему, будь то слишком долгий перерыв в сексуальной жизни или жалоба на то, что любимой газировки нет в магазине около дома. Но это всегда было что-то единичное, маленькое, как какая-то случайная мысль, выплеснутая в их диалог.       — К концу дня я уже обычно забываю, были ли утренние события сегодняшними или вчерашними. Они все так похожи, — пробормотал он, отводя взгляд.       — Безусловно, — не стал спорить Феликс, — однако, должно же случаться хоть одно особенное событие в день, не так ли? Например, сегодня мое особенное событие… эээ… — он задумчиво посмотрел куда-то вверх, — пока не знаю. Как день закончится, тогда и решу.       — Я сегодня разнылся, как девчонка, — напомнил Хенджин, — так что со своим «особенным» событием на сегодня я уже определился.       — Не преувеличивай. Подумаешь, поплакал немного, — возразил Феликс, — как будто я не плачу никогда.       — Да, но не при… — Хенджин был в шаге от того, чтоб сказать «незнакомце», но подумал, что это будет оскорбительно, — не при любом человеке так можно, в конце концов.       — При мне можно, — гордо объявил Феликс, похлопав его по плечу мягко, — даю тебе мое официальное разрешение плакать при мне, если оно тебе так уж необходимо.       Хенджин невольно улыбнулся, немного покраснев. Это было мило, и Феликс действительно какой-то до неприличия мягкий и добрый человек, раз так легко понимает Хенджина, да и, он уверен, любого другого человека тоже.       — Спасибо, — сказал он тихо, — я учту, — он прищурился и спросил на удивление бодрым тоном, — что делать будем, раз уж нас тут запер дождь?       Феликс огляделся вокруг, посмотрев на художественные принадлежности Хенджина, диван, на котором спал и работал Хенджин, шкаф с книгами, холсты на продажу… он усмехнулся и сказал:       — Я раньше этого не упоминал, но твоя квартира больше похожа на мастерскую, чем на жилое помещение, — это признание вышло искренним, но не неловким, — но, раз уж я на твоей территории, то можешь показать мне свой прогресс с картиной?       Хенджин даже не знал, смущаться или смеяться над этим замечанием. Иногда ему действительно казалось, что он в этой квартире только работает. Но где ему тогда жить? Да тут же, сидя среди рабочих принадлежностей. Он тут даже лентяйничает, даже отлынивает от работы. Хенджину даже не представлялось возможным разделить работу и нерабочее время, поэтому он не занимался такой ерундой.       — Да там, на мольберте стоит, — пробормотал он, махнув рукой в нужном направлении.       Феликс поспешил к полотну, рассматривая то, что Хенджину уже ни капли не нравилось, но он сам казался восторженным, как ребенок в кондитерской.       — Это очень красиво, — сказал он искренне, — я не верю, что ты редко рисуешь людей, честное слово.       — Я редко рисую людей, но тебя я начал рисовать довольно часто. Руку набил, — сказал он, вздохнув, — а если серьезно, то, по-моему, тут только ты хорошо вышел, — признался он, — тебя ничем нельзя испортить. Мне кажется, если я буду рисовать тебя с завязанными глазами и левой рукой, то это все равно выйдет красиво.       — А ирисы тебя чем не устраивают? — спросил Феликс, — красивые же цветы. Я б в таких полежал с удовольствием, честно скажу тебе.       — Слишком темные стебли, они создают туннельный эффект, — заученно повторил Хенджин, — да и просто… смотрится это как-то косо. Я, наверное, перерисую, — вздохнул он.       — Решать тебе, ты же художник, — сказал Феликс, — но если тебе небезынтересно мое мнение, то я считаю, что пока тут даже я нарисован только карандашом, тебе нельзя судить о картине окончательно. Вот если ты закончишь и поймешь, что это полная ерунда, тогда да, перерисуй.       — Разумеется, твое мнение важно, — пробормотал Хенджин, — ты первый по важности человек, когда дело касается этой картины. Без тебя ее б не было.       — Без тебя тоже, — сказал Феликс, прищурившись, — ты такой грустный из-за стеблей ириса, что ли? — предположил он, посмотрев на Хенджина.       — Частично, — помявшись, признался тот, — но там такая ерунда, серьезно, даже говорить неудобно, — быстро добавил он, отвернувшись.       Феликс помолчал немного, но потом лишь вздохнул и пожал плечами:       — Не буду делать вид, что я могу решить все твои проблемы, — сказал он мягко, — но если тебе нужно будет кому-то эту ерунду рассказать, то я выслушаю. Ты меня уже много слушаешь, а я тебя почти нет.       — Спасибо, буду иметь в виду, — сказал Хенджин, быстро взглядом ища, на что б ему перевести тему. Первое, что он увидел, была крупноформатная раскраска-антистресс, которую ему в свое время подарил Бомгю, потому что «тебе вроде нравятся всякие магические леса и прочая чепуха, поэтому вот», — раз уж нам все равно нечем заняться… как относишься к раскрашиванию антистресс-книжки?       — Звучит увлекательно, — сказал Феликс с энтузиазмом, и Хенджин, радуясь, что тема успешно переведена, достал раскраску и разложил ее на столике.       — Выбирай разворот, — сказал он и ушел искать акварельные карандаши и точилку.       Феликс, полистав книжку немного, остановился на какой-то картинке с домиками, спрятанными в лесной чаще; в дуплах, пнях, на ветвях и так далее. Хенджин усмехнулся:       — Красиво, — сказал он, — я как-то не листал даже. Мне подарили это примерно полгода назад, но я подумал, что у меня недостаточно стресса для этой раскраски.       — Мне понравилась эта картинка, — сказал Феликс, — это похоже на какие-то детские сказки про гномов или эльфов, с большими картинками и этим шрифтом на полстраницы…       — Есть что-то такое, — Хенджин положил коробку с карандашами, — ты раскрашиваешь правую половину, а я левую.       Хенджин взял светло-зеленый, а Феликс — оранжевый, и они как-то затихли, осторожно раскрашивая домики. Феликс был очень сосредоточен, пока Хенджин старался создавать перспективу, используя разные оттенки, он рисовал что-то более мультяшное и однотонное. Хенджин в какой-то момент немного завис, рассматривая Феликса, который высунул кончик языка и раскрашивал шляпку большого гриба сиреневым цветом. Он выглядел очаровательно, и Хенджин даже почувствовал, что этот шум дождя за окном успокаивает, а не тревожит.       — Скажи свое мнение, как художника? — спросил Феликс, показав ему почти законченную раскраску.       — Неплохо, но я б теней добавил, — сказал Хенджин, подсаживаясь ближе к Феликсу, — смотри, как это делается.       Он взял коричневый карандаш и осторожно начал проводить полоску тени на оранжевом домике, растушевывая пальцем и рассказывая о том, как рисуют тень в таком мультяшном стиле, как у Феликса. Тот даже не говорил ничего, лишь следил за тем, как Хенджин помогает ему раскрашивать.       — Извини, — наконец смутился Хенджин, — наверное, мне не стоило так сильно вмешиваться.       — Вовсе нет! — сказал Феликс, — это было очень интересно слушать. У тебя есть еще что-нибудь, чтоб рассказать? — спросил он с искренним интересом.       Хенджин посмотрел на него пару секунд, после чего моргнул и сказал:       — Ой, спрашивай. Я сам темы находить не мастер, — он издал нервный смешок.       Феликс долго не думал, лишь сказал:       — И все же скажи, что не так с картиной. Я чувствую, что тебе кажется, что она неправильная, и мне интересно. Я один из важнейших людей, когда дело касается ее, помнишь?       — Как не помнить, — пробормотал Хенджин смущенно, — ну… дело даже не совсем в картине. Просто недавно я поговорил с Бомгю…       И Хенджин, сам не понимая, кто вытащил затычку из его рта, рассказал все: про то, как он обиделся и завидовал Бомгю при их первой встрече, про то, как он проникся этой цитатой, имеющей такое большое значение для Бомгю, про то, как сейчас все буквально рушится у него на глазах, как хрупкий карточный домик, про то, как фикс-идея на жизнь, нарисовать картину-революцию, больше не кажется такой уж важной, ведь это глупо и нелогично, про… про все. Почти.       Феликс не сказал ни слова, лишь слушая Хенджина и кивая понимающе. Он, казалось, действительно получил ответы на свои вопросы касательно картины и был доволен тем, что бутон Хенджина наконец раскрылся.       — Нытье окончено, — закончил свой поток мысли Хенджин, выдохнув.       Феликс тоже выдохнул, как будто он переживал все это вместе с Хенджином. В конце концов он тихо сказал:       — Ты же не думаешь, что это — ерунда, правда? Очень на это надеюсь, ведь это очень серьезно, — мягко сказал он, — это философия всей твоей художественной жизни, как-никак, это очень важно!       Хенджин кивнул неловко, нахмурившись и поджав колени к груди.       — Но это не настоящая проблема. Просто я нашел повод поныть, понимаешь? Как всегда. Ничего нового.       — Нет, это не так, — Феликс возразил, приближаясь к нему и тихо спросив, — знаешь, что для меня искусство?       Хенджин посмотрел на него с любопытством, и Феликс ответил:       — Настоящий художник смотрит на все то, что у него уже есть, никак это не меняет, но при этом все равно находит это прекрасным. Так что я думаю, что искусство — это умение объяснить эту красоту другим, не приукрашивая и не идеализируя. Рассказать так, как есть.       Он замолчал, а Хенджин лишь выдохнул. Это звучало очень изящно и лаконично… и так просто. Феликс посмотрел в окно и сказал грустно:       — Ливень все не успокаивается…       — Ужас, — пробормотал Хенджин, продолжая раскрашивать домики, пока Феликс просто наблюдал за ним.       Сколько прошло времени, Хенджин не знал, но вскоре он понял, что стало очень тихо. Он повернулся и обнаружил, что Феликс спит рядом с ним. Ранняя пташка, однако. Действительно солнышко.       Он продолжил сидеть рядом с Феликсом, рассматривая то, как они вдвоем раскрасили страничку в книжке. Получился такой немного психоделический и сюрреалистичный лес, с желтыми и розовыми листьями, разноцветными домиками и светлой травой.       Феликс прислонился к его плечу, ища опору для сна, и тихо засопел, взяв его за кофту и прижимаясь поближе. Хенджин хихикнул, улыбнувшись. Он немного опасался заснуть, потому что прекрасно знал, что за сны ему снятся, и что он порою говорит во сне. Мало ли, что услышит Феликс и как он это поймет… да и понять тут можно либо в плохом смысле, либо в неправильном.       Хенджин стянул с дивана плед и накрыл им Феликса как-то немножко неуклюже, лишь бы ему стало потеплее. Феликс казался маленьким и безобидным, как птенчик, и Хенджину было одновременно очень неловко и очень приятно.       Экран телефона Феликса загорелся, и на нем высветилось емкое «Лив✧». Подумав пару секунд, Хенджин взял телефон и тихо сказал:       — Привет, это Хенджин. Феликс заснул, — объяснил он, — может, он поспит у меня? Это не приведет ни к каким проблемам?       — О, привет, — сказала Оливия, — нет-нет, все в порядке. Спокойной ночи вам обоим.       — Спасибо, взаимно, — тихо сказал Хенджин, кладя трубку и поставив телефон Феликса на зарядку, благо его провод подходил к чужому телефону.       Хенджин не знал, заснет ли он сегодня, но он точно знал, что эта ночь будет спокойной. Феликс с ним, и это — самое главное. И это точно не ерунда.       Да и концепция искусства, рассказанная Феликсом, требовала тщательного обдумывания...