Он — дракон.

«...Лишь дай мне посмотреть в последний раз

В твои глаза.

Я потерял дорогу к ним

Я потерял себя...»

      Диме холодно. Холодно до невозможного, до омерзения и пронизывающих кожу, как иголки, мурашек. Веки ощущаются свинцовой тяжестью, не желают подчиняться, словно требуют продолжать спать. Глаза удаётся раскрыть только со второй попытки. Первое время перед взглядом лишь непроглядная темнота, со временем обретающая черты предметов. Лишь черты. Комната 3-его этажа выглядит вовсе не так, как обычно ночью. Слишком темно. Не поймите неправильно, ночью всегда темно, но именно в этой тьме таилось нечто неправильное. Что-то изнутри кричало об этом. В чём именно заключалась эта "неправильность" Дима с просонья не знал, но чутью доверять привык, хоть и не всегда его слушался.       До слуха не сразу доходит глухой стук дождя, звенящий о стекло. Дима переворачивается на спину, щурясь, пытаясь вглядеться в витраж. Того почти не видно. Только через несколько минут до княжича дошла причина, почему обстановка в комнате кажется непривычной, что разум недоверчиво паникует. С момента "очеловечивания" дракона на острове не было дождя. Лишь солнце, изредка заволоченное белыми облаками.       Он приподнялся на локтях. Щурясь и шаря рукой рядом с собой, он заметил 3-ью странность: Август не лежал на прежнем месте. Ложе оказалось пустым и холодным. — Август?...— Озадаченно спросил он в пустоту. Голос эхом разнесся по высоким стенам. Дима поднялся на ноги, чувствуя, как те дрожат, как слабо толкают тело вперёд.       Дорога от 3-его этажа до входной двери мутна, как в тумане. Он то и дело напирался на колонны, непонятно почему стоявшие посередине коридора тумбы. Дверь оказалась подперта небольшим столиком, словно предостерегая желающего выйти наружу человека. Дима положил руку на сердце. То отбивало бешеный ритм. Точно та же беспокойная птица, проснувшаяся в клетке. Он оттолкнул столик от прохода, желая узнать, что творится снаружи. Дима всей душой ощущал, что что-то не так. Всё таки, дождь не мог пойти просто так, после стольких солнечных дней. Не на этом острове. — Август! — Звал Дима, укрывая голову снятой с тела накидкой. Голос заглушался ливнем. Может, он являлся таким же предупреждением, как и заслонявший дверь столик, но княжичу на это всё равно(Дима нутро слушал, но не вслушивался и шёл по обычию в разрез с его указаниями). Надо найти Августа. Надо его успокоить.       Он незнамо сколько бежал по скользкому камню, подскальзывался, но не останавливался. До того момента, пока не забрёл на склон. На тот самый склон, с которого он упал, когда узнал сущность Августа. Дима сглотнул, шагая дальше. Снаружи дома было не намного удобнее рассматривать местность перед собой, но княжич отчаянно вглядывался в тьму, одновременно молясь и боясь увидеть знакомый силуэт. Море бушующими волнами билось о скалы, омывало острые выступы. Водяные лилии, выжившие после вчерашнего испытания огнём, тонули в морской пучине. Чёрные воды и дождь не давали им и шанса выжить. Но даже намёка на драконий лик он не видел.       Над головой послышался не заглушаемый ливнем, рёв. Дима быстро отошёл в проход между пещерой и склоном. Напротив него приземлился дракон. Нет. Напротив него приземлился Август. Человека в нём выдавали рисунки цветов, текущие краской по чешуе. Он скалил зубы, его кожа шла огненными жилами, раздразненная обжигающими каплями дождя. Там, где узоры становились особенно яркими, чешую покрывали глубокие раны. Их становилось больше с каждым мгновением.       Дима не мог просто стоять и смотреть на Августа, на то, как дракон ревёт, как вместе с ним ухудшается состояние человека внутри него. Он на негнущихся ногах пошёл ему навстречу. Дракон зарычал, отпрянул, но наткнулся на конец склона. Ему бы ничего не стоило взлететь, ударить княжича когтями и скинуть вниз, но он выбрал стоять каменной статуей и смотреть на дрожащего Диму, подходящего ближе.       Княжич, щурясь от непослушных капель, бьющих в лицо, поднял над драконьей мордой накидку, закрывая глаза того от дождя. Теперь они могли вновь установить зрительный контакт. Как и прежде. Глаза в глаза. Дикие животные не любят, когда люди смотрят на них свысока, заглядывая в глаза. В большинстве случаев эти переглядки означают высокомерность, превосходство двуногих. Но Дима и не считал Августа диким зверем. И не смотрел на него сверху вниз. Он пытался доглядеться не до дракона. Карие глаза искрились голубыми вспышками, расходясь по морде переливами. Он смотрел на Диму.       Княжич протянул к нему дрожащую руку. Притронулся к месту скопления огненных узоров. Прямо на сердце. Прямо на жёлтую лилию, выглядящую как только что нарисованную, почти не задетую ливнем. Ладонь потеплела. Плевать, если будет больно. Всё что угодно, если это поможет успокоить Августа.       По руке разошлись горячие импульсы, всё больше согревая обмороженную кожу. Ток покалывал пальцы, бил колючими разрядами. Но Дима не одёргивал руку. Продолжал смотреть Августу в глаза, надеясь доглядеться до человека. — Август, это я. Дима,— шептал он. Руку начало щипать, как если бы на неё начали лить горячую воду, постепенно становящуюся кипятком.— я не боюсь тебя. И ты не должен бояться меня...       Эти слова оказались ошибкой. Руку ошпарило, её вновь засунули в костёр, ударили разрядом молнии. Пальцы дернулись, размазали лилию. Он не смог сдержать крика, напугал дракона. Тот взревел, хлопнул мощными крыльями. Когти заточились, вцепились в смертного. Дима помнил, что кричал. И кричал он только одно. Одно имя. Август! Август! Август. Август, Август...

***

— Дима! — Вопил Август, трясся княжича. — Август! — Сдавленно вскрикнул Дима, вскинувшись с ложа. — Weet je hoeveel je me bang hebt gemaakt?! Ik dacht dat je doodging!— Август смотрел раздражённо и вместе с тем испуганно, встревоженно. Волосы растрёпаны, а под глазами проявились яркие синяки.— я проснулся от твоих криков, начал тебя трясти, но ты не просыпался... Что произошло? — Ничего, ложись спать,— Выдохнул Дима, отмахиваясь.— дурь какая-то приснилась.       Но тот всё также внимательно вглядывался в Димино лицо. — Так тебе приснился сон,— Задумчиво протянул Август. — я думал, что сны бывают только хорошими. Мне они не снятся.       Княжич пожал плечами. — Ну, бывают хорошие. Например, снится то, чего ты очень хочешь,— На губах возникло фантомное, горячее прикосновение. Он с силой их потёр, делая вид что зевает. — а бывают и кошмары. То, чего ты очень сильно боишься...       В комнате наступила тишина. Август не смело протянул руку к Диме. Тот резко отпрянул, пугаясь последующего прикосновения. Он не сразу заметил, что на ладонь Августа, как и прежде, натянута перчатка. Дима не уверен, что даже заметь он её, удержался бы на месте. Август хмыкнул. Обрывки в голове сложились в полноценную картину. — Так вот оно что...— Кивнул он сам себе. Дима чувствовал, что у них с Августом начинает затягиваться странная игра, под названием "испепели-взглядом-собеседника-пытаясь-выловить-любое-изменение-в-лице". И если раньше он мог сравнить его, Августа, разве что с роскошным и породистым котом, сейчас Август напоминал ему щенка, с его тёмными, жалобными глазами.— Дракон не причинит тебе зла. Я не позволю. — Я боюсь не дракона, Август,— Покачал головой княжич.— я боюсь, что ты не сможешь его победить и будешь страдать, как и страдал прежде. И будешь заставлять страдать других...— Он откашлялся. Тревога внутри него зарождалась с каждым мгновением, становилась всё ощутимее.— я боюсь, и всё это время я собирал вещи, чтобы в случае чего у... — Он никогда тебя не тронет. Я обещаю,— Перебил Август.— Ведь сегодня родился новый человек. Je hebt het zelf gemaakt.       Он раскрыл накидку. Цветы роскошными бутонами расцветали на загорелой коже торса, шеи, плеча. Пион около глаза выделял длинные ресницы. Всё это напоминало вчерашнюю ночь. Всё это сделано в честь дня рождения Августа. Дня рождения человека.       Август, видя что Дима стал спокойнее, перекатился на свою сторону спального места. Княжич глубоко задышал, принимая долгожданное умиротворение. — Спокойной ночи, Август,— Тихо произнёс он, укладываясь на подушки. — Что? — Переспросил он, кидая на Диму недоуменный взгляд. — Люди говорят так, когда расстаются на ночь,— Пожал плечами княжич. — Но мы же в одной и той же комнате? — Август задумчиво почесал подбородок. — Я имею ввиду, расстаются на сон. Я же не буду знать, что ты делаешь пока я сплю,— Тихонько посмеялся Дима, закрывая глаза. Медленно наступающий сон качал на своих тёмных волнах, оставляя осадок от предыдущего сновидения. Но тревога также плавно пропадала, одаривая Диму заслуженным спокойствием.       Сидящий рядом Август хмыкнул и затих. Немного погодя послышалось шуршание и тихий щелчок.       Дима заинтересованно приоткрыл глаза. Август обмакнул большой палец в баночке с краской, и на лице его не было ни капли брезгливости. Он оголил запястье другой руки, оставляя ярко-красный мазок на загорелой коже. Неумелые, но старательные движения вскоре привели к рождению небольшого цветка. Август слабо дул на него, желая высушить, но при этом не мешать Диме. Тот ухмыльнулся, переворачиваясь набок. — Спокойной ночи,— еле слышно прошептал он. Сон тянул в свою пучину, не желая отпускать во второй раз.       Август обернулся на княжича, вглядываясь в светлую макушку. Губы тронула лёгкая улыбка, невидимая для Димы. — Спокойной ночи, Mijn vogel,— Пожелал он, посылая воздушный поцелуй в сторону.       Княжич, хоть этого и не увидел, но мог поклясться что в моменте ему стало гораздо теплее.

***

      Утро задалось знойной жарой, прогревающей чуть ли не до костей. Пот стекал в три ручья всякий раз, как Дима пытался приняться за работу над поместьем. Его план по разрисовке стен заканчивался тем, что руки волей-неволей вырисовывали лик дракона, хватаясь за синюю краску. Неровные касания кисти приводили к созданию молний, а княжич понимал, что начинает неспеша сходить с ума. Август ещё час назад скрылся где-то в пещерах, а без него ни Отто, не других слуг призвать невозможно. Недолгим путём раздумий Дима решил, что заслужил несколько часов отдыха.       Ноги привели его к небольшому озеру, с кристально чистой, бирюзовой водой. Скалы скрывали оазис, в котором вместо холодного камня располагалось скопление зелёных кустов, усыпанных экзотическими цветами. Температура озера не особо отличалась от температуры на суше, но всё таки хоть какое-то охлаждение лучше, чем никакое. Дима блаженно простонал, окунувшись в воду по шею. Казалась раем возможность смыть с тела грязь и остатки краски с рук(в море он предпочитал не мыться, боясь наткнуться, в буквальном смысле, на острые скалы).       Он облакотился на нагретый камень, складывая руки под грудью и отпуская остальное тело в владение воды, наслаждаясь прохладной лаской. Его взгляд скользил по горизонту, выискивая глазами корабли, будто те могли проплыть сквозь туман. И сердце его билось от одной только мысли об этом. Не от надежды. От страха. Ему и впрямь страшно, что Мария и Игорь могут приплыть. Внутри зарождалось упрямое желание не покидать остров, остаться здесь навсегда. Но понимал, что если корабль приплывёт, выбора у него не будет. Долг есть долг. Но ныне Диме сложно было понять, что для него главнее: долг или плавно завлекающая к себе, обозначающая своё присутствие, новая любовь.       Через некоторое время после отдыха он найдёт остатки неизвестной ткани и палки. И услышит далёкий драконий рык. Но сметёт страх на отголоски сна, всё же внутренний голос он привык слушать, но не слушаться. А он кричал, что надо бежать. Возможно, тоже самое кричал внутри себя и Август, с которым Дима понятия не имел, что происходит.       А Август не знал, куда себя деть. Не один час он блуждал по горам и пещерам, срывая все цветы, которые только мог увидеть. Срывал, не в смысле уничтожал. Хотя делал он это с таким рвением, будто и впрямь пытался от них избавиться. Все сорванные растения преображались в букет, пестря ярким сочетанием красок.

«...И если подарить их человеку, он поймёт, что между людьми происходит нечто важное...»

      Слова Димы не выходили из головы. Они пришли вчера ночью, когда на Августа напало их осознание. Теперь море, заволоченное цветами казалось огромным намёком на его чувства, а венок означал чистейшее признание. Но одновременно с радостью понимания, на Августа напал и страх. Ведь он не в праве распоряжаться чувствами Димы. Не в праве будет умолять остаться, если его невеста приплывёт. Если он её любит. Эмоции человека ему неведомы, загадочны и непонятны.       Он в смятении сжимал в руке букет, то и дело глядя на горизонт.

Это корабль?! А, нет, облако.

Что за чёрное пятно?! А, туча.

      Никогда прежде Август не считал себя параноиком. Но сам понимал, что с каждым днём нервы шалят всё жёстче. Стебли цветков ломались под его ладонью, так сильно он её сжимал.       Августу надоело ходить вокруг да около, его откровенно раздражала собственная нерешимость. Времени у него толком нет, а язык чисто физически не поворачивается высказать свои чувства на словах. Если Дима не поймёт что значит поднесённый ему букет, Август, верно, вырвет себе язык. И всё же что-то корябало изнутри острыми когтями, проезжалось по рёбрам. Он не знает наверняка, даже при взаимности, что важнее для Димы — долг или любовь.       Ну уж нет, попробовать всё же стоит!       Переполненный непонятно откуда взявшейся решимостью, Август сорвал ещё растений, разбавив пёстрость белым Тмином. Нагретый камень под ногами заставлял идти быстрее. И верно, зачем медлить? Август почти научился контролировать себя при Диме, что может пойти не так?       Оказалось, всё. Он остановился, как только завидел человека внизу. По лицу расползлась мечтательная улыбка, не такая, как обычно. Но любование сменилось тем, что Август понял, что не может пошевелиться. Ему страшно это сделать. Грудь стала вздыматься всё тяжелее, проталкивая раскалённый воздух в лёгкие. Кожа запульсировала. Узоры посинели. Август медленно, забывая как дышать, посмотрел на букет. На остатки букета. И остатки перчаток, кожа которых разъелась крупными прорезями.       Последние бутоны догорали, сжирались пламенем. Почерневшие стебли пеплом размылись в воздухе. Вены сияли циановой лавой. Волнение обрело физическую мощь, нанося на кожу порезы, царапины, словно ударила в голову молотом, раздробив череп. Август возревел драконьим рыком, откашиваясь назад. Тёмные глаза заволок синий. Догоревшие цветы чёрным букетом рассыпались по камню. Он ощущал как пламя разъедает его тело, как огонь пожирает кожу.       Он бежал. Сам не понимал, куда бежит. Внутренне боялся и в то же время надеялся, что к Диме. Его светлый лик размывался, дракон словно его ослепил. Боль сковывала мышцы, внутри сердца скреблись драконьи когти, разрывая орган на части. Он слепо опирался на валуны, царапал руками, стремительно превращающимися в лапы. И ничего не оставалось, кроме попыток восстановить разум.       Август прижался к одному из волунов, глубоко задышал. Надо просто отвлечься, и всё пройдёт. Что угодно, просто... Забыть... О драконе...       Перед глазами сама собой возникла знакомая, но размытая фигура. Блондинистые волосы растрёпанными кудрями развивались ветром. Голубые глаза, совсем не такие синие как в драконьем припадке Августа, смотрящие заботливо и весело. Венок в руках фигуры и на голове звёздами васильков въедался в сознание. Август закрыл глаза. Боль отходила на второй план. Прежние раны ныли, но новые не появлялись. Узоры шли синими вкраплениями, постепенно переходящими в светло-голубые, точь-в-точь в глаза видения. В глаза Димы. — Август?       Он, мыча от оставшейся эхом режущей боли в голове, посмотрел на источник звука. Увидел того, кого в этот самый момент не желал видеть больше всех в мире, и того, кто спас своим навождением Августа от дракона. От себя. — Вот ты где, я тебя обыскался,— Приветливая улыбка теплила душу.— смотри что я придумал!       Август, приложившись к камню, смотрел на необычайно радостного Диму. В руках у него красовалось какое-то странное тёмно-синее полотно, натянутое на деревянные палки. Его радость никак не вписывалась в подавленное настроение Августа. — Почти дракон, только не летает,— Дима поднял руку с "драконом" над головой, глядя сквозь него на солнечный свет. Немного погодя, он вновь воодушевлённо обратился к молчаливому собеседнику. — но с твоей помощью он может полететь. Ты научишь меня видеть ветер, Август?       Тот то ли призрительно, то ли огорчённо усмехнулся в ответ. — Странный ты, Дима, stom beestje,— Август чувствовал, будто к ногам привязали два огромных булыжника. Он подступью дикого зверя вышел из-за валуна.— боишься, что я не справлюсь с драконом, а сам в него и играешь. Почему Мария ещё не приплыла?!       Он практически прокричал последние слова.       Дима смотрел куда-то сквозь Августа. Ранее радостное лицо теперь не выражало ничего, глаза точно остекленели. Он улыбнулся, но не так, как делал это обычно. Не ярко, солнечно, затмевая спутанные мысли Августа. А скупо. Вымученно. Глаза его не улыбались, стали пустыми, как у куклы. — Ты сам знаешь, что это значит, Август,— Он отвернулся от него. Руки непроизвольно упали, но всё также крепко держали "дракона".       Август опустил взгляд, в котором крылся стыд и вина за необдуманные слова. Он обошёл Диму, вставая позади. Горизонт ровной линией просачивался меж морем и небом. Тёмные, неприступные волны переливались отражением облаков, летящих где-то высоко. Но ничего более на горизонте не было. Ни корабля. — Значит,— Август замолчал, не уверенный в собственных мыслях. Он не знал, пугает или радует его предположение, желаемое высказаться вслух.— она не приплывёт за тобой...       Плечи Димы вздрогнули. Пальцы Августа мягко ухватили его за локоть, притягивая ближе. Накидка заскользила по голому торсу. На ткани, верно, после этого останутся отпечатки краски, а цветы на коже расползутся в размазанные пятна.       Он наклонился к Диминому уху, прослеживая взглядом появившиеся мурашки на бледной коже, которую он не имел права тронуть. — Я покажу тебе ветер.       Он пугался, а затем очаровывался собственному нахальству. Сначала накричать, буквально спрашивая:“Когда ты наконец отсюда уйдёшь?“, а затем ласково гладить через шёлк.       Княжич чувствовал себя ничем не лучше. Биение сердца отдавалось в ушах, заглушая шёпот Августа. Он дрожал, ощущая прикосновения опасных рук сквозь ткань. Пугался слабости и собственной обнажённой души, после признания и осознания своих настоящих шансов на спасение Марией. А те равны нулю. Отчего-то в последнее время его не заботила возможность побега, он не выискивал лодку даже глазами в спокойные дни. Он забывал о нём, о своём спасении, словно всю жизнь проживал на острове.       Дима сглотнул ком в горле, прикрывая глаза. Это он посчитал ошибочным, так как жар от тела Августа теперь ощущался в несколько раз сильнее. — Правильно, закрой, отпусти себя,— тут же раздался шёпот над ухом.— почувствуй, как ветер одувает твоё тело. Как забирает его в свои владения, как позволяет видеть и чувствовать все его краски.       Август подтолкнул руки Димы. Тот интуитивно разжал пальцы, выпуская верёвку к которой крепится "дракон". Полотно упало, но через несколько секунд воспарило, направляемое дуновением ветра. Он качало его на своих воздушных волнах, подносил ближе к солнцу, закруживая в танце, но не улетая. Дима вновь сжал пальцы на верёвке, чувствуя как собственное сооружение слабыми попытками пытается от него сбежать. Княжич раскрыл глаза, желая и увидеть полёт своего творения, и убежать от обострившегося осязания.       Его же рисунок на полотне сейчас выглядел совершенно новым, незнакомым. Дима сам того не осознавая, написал копию витража, которым восхищался с самого входа в их с Августом спальню(“Боже, это звучит странно,“— думал княжич). Правда копией являлась лишь общая композиция, детали Дима прописывал коропотливо и вдумчиво, изменяя витраж на своё видение.       На тёмно-синей ткани вырисовывался дракон, всего на тон отличающийся от цвета фона. Весь его позвоночник испещерён циановыми искрами, которые просвечивались лучами небесного светила, точно огонь играя на ткани. Мощный хвост огибал солнце. Его жёлтые лучи в ответ обнимали дракона, соединялись с ним в одно целое. Тёмный силуэт существа, помимо позвоночника, оттеняли яркие васильки. Залитое светом солнце разделялось между синим фоном красными бутонами роз.       Дыхание перехватывало от общего вида — особенно в переплетении с волнами, спокойными вдалеке, но бьющимися о скалы вблизи. Там же покоились водяные лилии, прибившиеся к берегу. Небо такое же чистое, как и вода, с белыми облаками. Но в контрасте с подобным умиротворением из них то и дело выскальзывали искры молний, метающихся без дождя или пасмурной погоды. И среди этой картины плыл по ветру воздушный дракон, держащий внутри себя очередное произведение искусства.       Август не мог наслаждаться той же картиной. Все его мысли крутились вокруг страха. Они же и пускали разряды молний сквозь облака. Они же и сжимали его нутро от нежности, от трепетных касаний, которые он мог потерять в любой момент. Его руки сами собой направляли чужие, вели их, учили обращению с ветром. Дима сам напоминал Августу южный ветер.       Странное тепло грело его. Ему не хотелось отходить от Димы ни на шаг. По рукам разливался приятный жар, усиливаемый ласками солнца. Август улыбался, несмотря на страх. Он желал поймать каждый момент рядом с Димой. Ведь в любой момент тот мог ускользнуть из его лап, когтей, которые он не сжимает. В любой момент осознать любовь. Не к нему.       Дыхание сбилось. Одна эта мысль выводила и на грусть, и на злобу. Гром прокатился по всему острову.       Что-то вынудило Августа обратить внимание на свои же руки. И это всё испортило. Прежде, смотря куда-то вдаль, неопределённо заострив взгляд на чём-то неважном, он полностью отдался чувствам. И ныне отдался им же. Но другим. Чувству осязания. Осязания кожи под пальцами.       Загорелые пальцы мягко сжимали чужую светлую кожу рук. В этот момент можно было заметить, как те задрожали. Дыхание Августа стало прерывистым, он то забывал как дышать, то не мог надышаться. Небо медленно затягивалось тучами. Гром прогремел во второй раз.       Август не понимал, убирать ему руки или нет. Боже, зачем ему надо было только замечать это злосчастное прикосновение? Всё же шло чудесно!       Самым страшным оказался момент, когда он заметил, что между его и Диминой кожей зарождались голубые искорки. Он в страхе смотрел на лицо человека, но тот ничего не замечал. Уж слишком заворожен мгновением.       Чтобы не ранить человека, не напугать, боже, прошу, не дай мне его ранить, он сместил руки на верёвку. Она пошла циановым мерцанием, молниями по плетению. И вспыхнула огнём. Кожа испещерилась порезами. Узоры засинели.       Димины пальцы обожгло, а сгоревшая вмиг верёвка пустила воздушного змея в свободное плавание, управляемое лишь одним отцом-ветром. Княжич глубоко вздохнул. На лице сама собой растянулась улыбка, выражающая то ли радость, то ли хорошо скрытую грусть от оборвавшегося момента. — Улетел,— Тихо усмехнулся он. И понял, что не чувствует прикосновений Августа.       Дима мигом обернулся, тревожно оглядывая горы. Августа нигде не было. — Август?! — Закричал Дима. Его голос заглушился ошеломительным громом, разразившимся сверкнувшей молнией. Стоило отвернуться, как небо заволочилось чёрными тучами.

***

      Август бежал, не разбирая дороги. В его голове набатом била лишь одна мысль — успеть уйти от Димы как можно дальше. Его тело в болезненных судорогах билось о каменные стены, а те в отместку оставляли на коже новые раны. Руки с каждой минутой всё сильнее объедались пламенем, узоры уже не переливались, они горели, воспламенялись под драконьим рёвом.       Он прижался к одному из волунов, стуча по нему кулаками. Ему было плевать на разбитые в мясо костяшки, плевать на саднящую кожу. Всё, что угодно, лишь бы сдержать дракона. Слёзы ледяными каплями ощущались на пышащем жаром теле. Глухие рыдания в перемешку с звериным рокотом вырывались из горла.       Август ненавидел того, кем являлся. Ненавидел свою реакцию на Диму, ненавидел свою беспомощность. Но почему же не было больно, пока он не заметил их прикосновение? Почему страх, боль и дракон пробудились лишь при обозначениии этого "факта"? Почему дракон ревёт, злится и пытается убить своё второе, человеческое "я", если при контакте с причиной этой реакции, душу переполняют только светлые грёзы? Неужели он боится этого?       Август схватился за шею. Горло начало разрываться кашлем. Горячие импульсы по телу заставляли чувствовать себя как в костре. Они проедали насквозь, щекотали нервы, шептали немо на ухо то, что разъяряло дракона. Руки дрожали. Август смотрел на кожу, видел, как вместо узоров появляются шрамы-ожоги. Его тело умирало. Его убивали. И если он не найдёт способа отвлечься, дракон окончательно убьёт человека. Убьёт себя.       В разрез рыданиям, кашлю и рёву, вырывающимся из глотки, взгляд его был абсолютно пуст. Он рассматривал своё тело. Жёлтую лилию и белую астру, размазанные до неопределённых силуэтов, понять которые мог только Август и Дима. Ему бы хотелось создать что-то хоть наполовину такое же прекрасное. Дрожащие пальцы рваными движениями скользили по рисункам, окончательно добивая их в размытую кашу.       Он водил ими по запястью, вырисовывая небольшой цветок. Жёлтая, белая краска и кровь — палитра, заслуживающая успокоение дракона. С каждым лепестком он старался думать только о Диме. О его образе. О его светлом лице. И ни о чём другом. Ничего другого, правда, на ум и не приходило. Только чувства, эмоции.

«...я научу тебя жить. По-человечески...»

      Но в один момент всё стихло. Вот так, без плавного снижения стресса, молчания собственной сущности, всё затихло. В пещере остался лишь глухой вой ветра, играющий между скалами.       Август уставился в одну точку. На губах расцвела улыбка, стоило начать вспоминать моменты с Димой.

«...С днём рождения, Август.»

«...Если бы ты хотел остаться один, я бы не проснулся сегодня, согретый одеялом...»

«...А. может, человек становится сильнее?»

«...Давай руку. Когда люди знакомятся, они жмут друг другу руки. До этого момента, мы, похоже, знакомы не были...»

«...Я научу тебя жить по-человечески...»

      Он чувствовал, как выравнивается пульс. Улыбался счастливо, блаженно, словно погряз в воспоминаниях о прекрасных былых временах. Почему былых? Потому что всё могло испортиться в любой момент. Августу на ум начали приходить и другие воспоминания.

«...Я...ничего тебе не сделаю. Я ничего никому не скажу. Просто верни меня домой!»

«...А если так, то зачем я тебе? Отнеси меня домой!»

Значит, и Мария тоже приплывёт?

«...Конечно. Она обязательно приплывёт...»

«...Ты научишь меня видеть ветер?»

«...Я научу тебя жить по-человечески...»

      Хотелось забиться в новой истерике, чтобы позабыть воспоминания и раздумия, связанные с ними. Но ничего не происходило. Августу оставалось сидеть, смотря в одну точку пустым взглядом. Слабые отголоски внутри головы пытались взвыть к чувствам, интуиции, поверить что последние слова насчёт Марии — это правда, что Дима разделяет его любовь. Но их заглушали очередные, его же слова.

«...я боюсь, и всё это время я собирал вещи, чтобы в случае чего у...»

...плыть.

      Август не то чтобы удивился, когда пришёл к пониманию. Понятное дело, что когда тебя ждёт невеста в деревне, а ты застрял на острове с ужасным драконом, который не способен себя контролировать — ни о какой взаимности и речи идти не может. Хватит мучать себя. Хватит мучать его. И даже если он ошибся, сейчас Август не видел других путей. Любишь — отпусти. Ведь так говорят? И пусть отпустишь так, что человек сломает все кости. Всяко лучше, чем заставить его принять участь других людей, попавших на этот остров. Единственная тайна о своей сущности, которую он скрывает. Вместе с его чувствами должна умереть и она. Последняя тайна драконов. И Август отпустит. Пускай, и очернится в его глазах.

***

      Блуждение в стенах горных пещер привели Диму к месту первой встречи с драконом. Те самые склоны, на которых восседала ещё пугающая тогда, фигура дракона. Княжич отлично помнит эти синие, переливающиеся блеском глаза. С его появления на острове внутри пещер появилось больше растительности, хотя сам Дима не мог это логически объяснить, в большинстве своём сваливая изменения на состояние дракона и Августа( по правде, возникновение растений и их виды на этом острове мало чем объяснялись вообще). Он стоял в нескольких метрах от необычного ложе посередине пещеры, которое он ранее сравнивал с расколотой жеодой. Его внутренность сияла голубыми огнём, пепел разлетался в стороны. Он никогда не спрашивал у Августа, что это- — Подойди к алтарю,— Голос эхом ударился о стены. Княжич замер.— подойди.       Дима узнал его голос. Узнал бы из сотни других. Но что-то неладное закралось в его душе. И это "что-то" заставило его послушно подойти к алтарю. Пепел, словно снег, осыпал ложе и землю. Он волнами свечения перекатывался изнутри. И всё таки, несмотря на пепел, потомок огня, Диме стало ужасно холодно. — Ты не задумывался, почему на острове где погибло так много девушек, нет ни одного скелета или костей?       Дима молчал. По правде, он совершенно не знал, что ему ответить. До этого момента он либо не замечал, либо забывал о этом факте. Чаще всего думал что кости смылись волнами или остались в тёмных углах пещер, куда его взгляду не проникнуть.       Он раскрыл рот, чтобы ответить, но Август его перебил: — Вы говорите драконы, — Сказал он с придыханием, шепча. Со спины повело теплом, а на гладких камнях появился тёплый отствет. Стало совсем жарко. Дима испуганно обернулся.— а мы говорим рождённые из пепла.       Княжич отпрыгнул в сторону. Август кинул на алтарь горящую куклу. Оранжевое пламя контрастировало на голубом фоне. Оно поедало красное платьишко, светлые волосы, сделанные из толстых ниток. Вышитая улыбка на лице превратилась в чёрное пятно. — Вот что делали драконы с невестами,— Проревел Август.— не просто убивают. Они сжигают их живьем! Наполняют пламенем, и не выпускают из когтей, пока огонь пожирает их изнутри, пока они не замолкнут. Пока не останется ничего, кроме пепла,— Под конец крик сошёл на шёпот, будто Август сам испугался своего голоса.— и нового дракона.       Он тоже смотрел, как кукла исчезает в огне. Как вместо неё остаётся лишь пепел. Дима потерял дар речи. Сейчас он мог лишь немощно открывать и закрывать рот. — Так родился я,— Дыхание дрожало, стало прерывистым и тяжёлым.— "Хольт". Такое имя подарили мне при рождении. Подарили кличку дракону. И я хотел забыть её раз и навсегда, — Август закрыл глаза ладонью, устало протёр лицо. Руки он не ощущал, те потеряли всякое чувство.— так драконы продолжают свой род. И так будет с тобой. — Зачем ты мне всё это говоришь? — Тихо откликнулся Дима. — Я урод,— Выплюнул Август.— Я никогда не смогу по-человечески. — Но я так не думаю, Август,— Княжич сделал шаг в его сторону. Август сделал шаг назад.— Ты помнишь, что я говорил? Я помогу тебе... — Как ты можешь не видеть, что это бесполезно?!— Человеческий голос смешался с животным рычанием.— я не могу удерживать себя рядом с тобой. Когда нибудь я убью тебя. Я убиваю тебя с каждым прикосновением также, как убиваю себя. Тебе не надо было помогать мне, успокаивать меня. Тебе... Тебе надо уплыть. "я боюсь, и всё это время я собирал вещи, чтобы в случае чего уплыть" — это ты хотел сказать сегодня ночью? Чтож, ты поступал верно.       Дима хотел вновь что-то сказать, но его опять перебили. — Ты узнал, как видеть ветер. Ты знаешь, что скрыто в сундуках. Ты не хотел сидеть в яме, потому что всё время желал уплыть, и это правильно,— Август втянул в себя воздух. Лёгкие будто противились, отказывались принимать его. — Август, я не хочу... — Нет-нет-нет, я не виню тебя, ты должен бояться дракона. Но... Ты боишься не его. Ты боишься моего бессилия. И я боролся с ним. Но я понимаю, что не смогу защитить тебя от себя. Я слишком бессилен перед тобой,— Август прожигал Диму взглядом, боясь пропустить любое изменение в лице. Хотя, не понимал зачем, ведь его реакция не могла поменять его решения.— ты сядешь в лодку, поднимешь парус. Ветер вынесет тебя в открытое море. Там тебя заметят.       Август покачал головой, разворачиваясь от Димы. Княжич стоял в ступоре несколько секунд, но в итоге сорвался с места. Он побежал за ним, кричал, но слова были похожи на дребезжание колокольчика: — Август, но как же новый человек? Я нужен ему! Ты делаешь ошибку, Август, я нужен тебе! — Здесь ты нужен только дракону!       Последнее слово несколько раз ударилось о каменные стены, повторяясь затихающим рокотом. Княжич чувствовал, как глаза начало щипать, как засаднило горло. Он смотрел Августу в глаза, видя, как в тех искрятся синие молнии. Они бы по венам протекли под кожей, красиво подсветили пион у глаза. Но нет. Никакого пиона не было. Белые мазки непонятным пятном очерчивали глаз. Дима видел, как кадык Августа дрогнул. От гардении на шее остался только размазанный, кривой силуэт. Из под накидки выглядывали лепестки акации — в них проглядывали проплешины, а белый лежал совсем прозрачной плёнкой. Астра на торсе превратилась в светлое мессиво, его словно пытались усердно стереть. И самым больным стала лилия. Её отсутствие. Она практически исчезла. На её месте осталась пара жёлтых, полу-прозрачных пятен. Ничего более.       На осознание этой картины ушло несколько секунд, а казалось, что лет. Лицо Августа смягчилось на миг, преиполнилось состраданием и сожалением. Но решение он не изменил. Зашёл в темноту, оставляя за собой заевший в памяти свет синих глаз. — Уходи.       Тьма разразилась голубым пламенем, извергающимся из расселины в стене. В той самой, где Дима прятался от дракона. Крик Августа смешался с драконьим рёвом, рычание с рыданиями. Дима слепо смотрел перед собой. Уши заложились, он слышал всё точно через толщу воды. Зрение в какой-то момент отказало. Окружение расплывалось тёмными пятнами. Он еле слышал страдания дракона. Страдания Августа.       Тело онемело. Он не чувствовал ни ног, ни рук. Внутри головы слышался писк. Земля под ногами уходила. Остров затрясло как при землятресении. По крайней мере, так ощущал Дима. Он проморгался. Княжич не видел небо столь тёмным в утренние часы с момента прибытия на остров. Тучи заполняли каждое светлое пространство. Они не давали ни одного шанса показаться солнцу. Они то и дело подсвечивались голубыми(именно голубыми, такими, какими Дима из никогда не видел) молниями, а гром бил высоко над землёй свою похоронную песнь.       К побережью прибились водяные лилии. Полуразвалившиеся, полумёртвые. Свечи отчего-то не тянули их на дно. Дима взял в руки менее подстрадавшую лилию. Она всё также выглядела как цельный цветок. Но стоило поднять её, как ветер подхватил мокрые лепетски. Одни уносил далеко, другие разбросал по морской глади. По правде, гладью это назвать нельзя. Волны бились о камень, разбивались каплями по берегу. Дима не чувствовал их холода. Его тело не чувствовало ничего.       Лодка, которую он нашёл ещё в первый день, оказалась плавающей в том же месте. Вокруг неё не скапливались волны. Дима уже ничему не удивлялся. Он сел внутрь. Дерево жалостливо заскрипело. В парус ударил ветер.       Стоило ему оказаться в нескольких метрах от берега, как он услыхал тяфканье "пса". Зверёк пугливо таращился на волны, но продолжал верещать. — Уйди, иди к нему,— Тихо говорил Дима. С каждым словом из горла наровил вырваться всхлип. Но он и не надеялся что животное его поймёт под шумом бушующего моря. Его глубь напоминала цвет глаз Августа, не поражённого драконом. — пусть хоть ты останешься у него не как призрак.       Волны бились о лодку, но не топили её. Такового было желание дракона. Дима скрылся за туманом, но Август всё также смотрел на море. Он стоял на обрыве, где раскрыл свою сущность Диме. Кожа уже не пульсировала синими переливами. Узоры почти исчезли. Но Август этого и не замечал. Он не видел ничего, кроме моря. По скуле скатилась первая слеза. Затем вторая, по другой щеке. В небе разразился новый удар грома.       Капли скатились по носу, плечам. Зазвенели о гладкий камень. Слёзы сменились дождём, и вскоре переросли в грозу.       Подобной грозы Август не видел со времён смерти отца. Всё то время, пока Дима находился на острове — небо окрашивалось в светло-голубой цвет. Такой же, как и его глаза.       Но насколько бы сильно не били молнии, насколько бы не был силён поток дождя, на теле хранились нетронутыми два цветка — один ярко красный. Другой светло-жёлтый.