Цветы

Хосок никогда не чувствовал себя подобным образом. Кажется, что все его тело наполняется теплом, в животе что-то неустанно щекочет, по коже пробегают толпы мурашек, а дыхание сбивается в одно мгновение. С одной стороны, это пугает, ужасает, заставляет чувствовать Хосока настолько странно и непонятно, но с другой стороны… Это так приятно. До невозможности. Губы Юнги мягкие и поддатливые, несмотря на то, что на них много ранок от того, что он постоянно их прикусывает. Ощущать губы Юнги вот так вот — настоящее наслаждение, наркотик, который вызывает такое сильное привыкание, что случается ломка. Хосок уверен, ломка будет, но не сейчас, а попозже, когда Юнги будет отстраняться. В том, что Мин начнет отстраняться от него после этого поцелуя, Хосок почему-то тоже уверен. Он не хочет думать об этом всем сейчас, когда Юнги позволяет целовать себя. Хосок готов делать это целую вечность. Поцелуй с Юнги как-то по-особенному сладок, мягок, настолько нежен, что кружится голова. Однако холодные пальцы Юнги хватаются за плечо Хосока, а с чуть покрасневших от поцелуя губ срывается тихое мычание, в котором Чон улавливает нотки протеста, слабого, но отчётливо слышимого. Хосок не хочет прекращать это все, Хосок хочет еще и еще, больше, глубже, слаще, но вместо этого он приоткрывает глаза и неохотно отстраняется, чтобы просто вдохнуть побольше воздуха и посмотреть на эмоции Мина. Ресницы Юнги дрожат, пока его глаза закрыты, щеки немного красные, а губы разомкнуты, искусаны им самим. Хосок хочет целовать Юнги еще раз и еще, не переставая, задыхаться, льнуть ближе и целовать снова и снова. Хосок в сантиметре от губ Юнги и не может сдержать выдоха прямо в них, отправляя мурашки по бледной коже Мина, вдоль его позвоночника. Это и правда наркотик, но Чон не думал, что последствия его принятия будут настолько глобальны. Хосок попробовал один раз и пропал, хочет еще так сильно. Его душит, его ломает, ему так хочется больше. Юнги вот он, сидит напротив, сидит так близко, чуть подрагивает, дышит так сбито. Его хочется обнять, притянуть к себе и вновь поцеловать, касаться его красных щек, поглаживать кончиками пальцев нежную кожу, зарываться пальцами в его спутавшиеся волосы. Чон сглатывает и снова смотрит на разомкнутые губы Юнги, не зная, что делать. Хосок не уверен, что Мин согласится на второй поцелуй, на третий, четвертый. Юнги может понять все, но Хосок не уверен, что тот может понять эту искреннюю нуждаемость в поцелуях именно с ним. То, что Хосок хочет любить Юнги и любит; то, что Хосок хочет быть им любим. В груди громко бьется сердце, пока Чон пытается выровнять дыхание, сходит с ума, разглядывая лицо Юнги и подрагивая от тихого страха того, что может произойти. Чон мягко касается руки Юнги и чувствует его дрожь, ощущает все, что сейчас происходит внутри Мина. Хосок может почувствовать противоречия, которые сейчас бурлят в Юнги, его мысли, его сомнения. Юнги растерян. Он позволил Хосоку поцеловать себя, и то, что он чувствует сейчас, ставит его в тупик, заставляя лишь больше задыхаться. Чон не знает, что сейчас в голове Юнги, что он хочет сказать, когда приоткрывает губы и вдыхает воздух. Хосок понимает, что готов услышать все, что угодно, кроме одного. «Пожалуйста, не говори, что ты ошибся» Эта мысль заставляет сердце Чона предательски екнуть и отдаться глухой болью. Хосок сглатывает и медленно снова тянется к губам Юнги, ощущая притяжение к такому потерянному и нежному Мину, но тот цепляется пальцами за его предплечья, сжимая тонкую ткань футболки. — Х-Хосок, подожди… — выдыхает вдруг хрипло, заикаясь, Юнги, приоткрывая глаза и подаваясь чуть назад. Сердце Чона, как и он сам, тут же замирает, вновь екает, вновь болит. Хосок готов услышать самое худшее, ему кричать хочется, но он не смеет сдвинуться с места, приблизиться ближе, дотронуться, хотя так хочется, не может сказать что-то, даже просто рот открыть. Юнги слушать хочется, но не хочется слышать то обременяющее, что он может сказать. Юнги трогать, целовать, обнимать хочется, но не хочется делать это, если Юнги против, если Юнги будет чувствовать себя плохо. Хосок хочет приносить Юнги только хорошие, позитивные эмоции и чувства, лучшие ощущения. Но Хосок ничего с собой сделать не может, когда все внутри ходуном ходит и глубокий вздох срывается с его губ. Он не может не думать о том, что Юнги скажет сейчас, что все это всего лишь ошибка, что он запутался. Чон ожидал что-то подобное. Нет, он никогда не думал, что он сумеет поцеловать Юнги, что Юнги сам согласится на поцелуй, но сейчас… Сейчас он может видеть бурю сомнений, частички страха, растерянности на дне карамельных глаз, смотрящих на влажные губы Хосока. И Хосок не может идти дальше сейчас. Он не может настаивать на том, что Юнги делать не хочет, в чем сомневается. Хосок хочет, чтобы Юнги не боялся, чтобы Юнги чувствовал себя комфортно и спокойно. Пока что это выходит не очень хорошо, ведь Мин все еще сжимает в тонких, бледных, аристократических пальцах ткань футболки Хосока, пока они дрожат, как и темные пушистые ресницы. — Пойдем домой? — тихо спрашивает Хосок. Это единственное, на что он сейчас способен — задать именно этот вопрос и молча терпеливо ждать ответа, надеясь, что все будет в порядке, что он и Юнги будут в порядке. Однако, он не двигается, молчит, аккуратно дышит, словно боясь лишний раз вдохнуть и выдохнуть. Он позволяет Юнги мять в пальцах ткань своей футболки, совсем не волнуясь об этом. Ведь сейчас действительно не до этого. Хосок желает всем сердцем, чтобы Юнги было комфортно, и Хосок готов сделать многое для этого. Юнги не поднимает голову, и Хосок неловко ерзает на простынях бедрами, пытаясь не чувствовать себя так. Внутри все кричит и шепчет, визжит и поет, все бросается из крайности в крайность, и Хосок не знает, как успокоить себя и свое тело, так сильно реагирующее на любое слово, любой взгляд, любое движение Мина. — Я… Почему?.. Юнги поднимает глаза и сталкивается с чужим мягким, взволнованным взглядом, полным нежности и… и любви. Не дружеской любви, какой-то другой, для Юнги неизвестной, и Юнги тут же смотрит в сторону окна, пытаясь сконцентрироваться на чем-то еще, выдыхает, не зная что сказать. Мин, видимо, совсем потерялся во всем, что происходит. Кажется, он даже не знает, почему он пошел на это все. Почему они вообще сделали это? Они друзья, хоть и вышло так, что один из них влюблен по уши. И, Чону кажется, Юнги знает это, видит Хосока насквозь. — Почему?.. — повторяет Юнги, и это звучит почти беззвучно. Юнги словно проговаривает это слово одними губами, не заботясь о том, услышит ли Чон или нет. Юнги смотрит в окно, и выражение его лица становится более-менее спокойным, несмотря на то, что произошло буквально три минуты назад. — Почему… Почему что?.. — уточняет шепотом Хосок, сглатывая. Он не хочет говорить сейчас все то, что чувствует, иначе это будет слишком долгая и несвязная речь. Мыслей слишком много в голове Хосока, слишком много мыслей о самом Юнги, о чувствах, о том, что, казалось бы, на поверхности. Однако, все намного глубже и запутаннее. Хосок сглатывает еще раз, чувствуя, как начинает нервничать. — Почему ты поцеловал меня, Хосок?.. Как мне воспринимать это?..- бормочет Юнги, чуть сжимаясь от мороза, исходящего со стороны окна. Юнги тянется за кофтой бабушки, оставленной на стуле, и заворачивается в нее, пытаясь сохранить тепло своего тела, не замерзнуть. Хосок следит за движениями Юнги и ощущает сильное желание обнять Мина прямо сейчас, помочь ему согреться. Но это будет перебор в данный момент. Не стоит делать это сейчас, когда Юнги так чувствителен, так потерян. Хосок молчит. Он не хочет говорить о своих чувствах сейчас, не хочет объяснять, что сердце бьется так сильно, а внутри так тепло и вдруг спокойно. Его тело словно становится чувствительнее, и это так неловко, что Хосок невольно выдыхает и закрывает глаза. — Прости, прости… — шепотом произносит Хосок, боясь. Он боится того, что может сказать сам, боится сказать вслух то, что чувствует. Он хочет сбежать туда, где он будет один, где он сможет успокоиться, но он не хочет отходить от Юнги, когда… когда чувствует себя так. — Тебе было неприятно? Я… Мне показалось, я был мягок и… Вздох Юнги в мгновение заставляет Хосока замолчать. Хосок открывает глаза и виновато смотрит на Мина, такого спокойного сейчас. — Нет, не в этом дело, — Юнги облизывает свои сухие губы, и Хосок невольно опускает на них глаза, в следующую секунду снова поднимая взгляд. Он правда старается смотреть в глаза Юнги, и у него это получается, однако в горле становится сухо, а все тело напрягается. Так трудно не смотреть. — Поцелуй… Он был хорош. Я серьезно. Но ты не думаешь, что целовать меня… — Странно? — тихо перебивает Хосок и вдруг усмехается. Он все понимает, и от того не может сдержать усмешки, наполненной какой-то тоской. — Чересчур? Мы ведь парни и лучшие друзья. Ты это пытаешься сказать? Юнги молча смотрит на Хосока, и его голова немного склоняется к плечу. — Почти, — Мин хмурится. На его лбу появляется небольшая морщинка, а в глазах появляется маленькая раздраженность. — Но не перебивай меня. Я хочу сказать, что мы лучшие друзья, и я бы понял, если бы ты поцеловал меня в лоб, в щеку или в висок, в конце концов. Не в губы, Хосок. Поцелуй в губы для меня… Это приятно. Но, я хочу сказать, что не могу целоваться в губы с лучшим другом. И мне плевать, что ты парень. — То есть, дело только в том, что мы лучшие друзья? — Хосок вдруг чувствует злость. Она медленно поднимается а груди, клокочет, бурлит, и как бы Чон не хотел бы скрыть ее от Юнги, в голосе она отчётливо слышима. — И все? То есть, если бы мы не были лучшими друзьями, то мы могли бы… я не знаю… встречаться, например? Сердце в груди Хосока бьется бешено, бьется о грудную клетку и грозится проломить ее в любой момент. Хосок не знает, куда себя деть, куда деть свою злость, свое разочарование и отчаяние. Ему так обидно, что дело лишь в том, что они лучшие друзья, что если бы они не были лучшими друзьями, то Юнги мог бы подумать о чувствах Хосока, о том, чтобы что-то чувствовать к нему в ответ. — Встречаться? — Юнги вскидывает брови и медленно отодвигается к деревянной стене, когда Хосок наклоняется к нему, тяжело дыша. Простыни под ними совсем мнутся, а Юнги напрягается, когда его спина прижимается к прохладным бревнам. Чон придвигается ближе, не может остановить себя. Эмоции бушуют в нем ураганом, и тело совсем не слушается. — Нет, Хосок, я же говорю только про поцелуи. Я не говорю про романтические отношения, про чувства… — То есть, поцелуи для тебя ничего не значат? Они для тебя не что-то романтическое и интимное? — голос Хосока становится хриплым от обиды, злости, грусти и непонимания. — Тебя может поцеловать кто угодно и тебе будет все равно?.. — Вовсе нет, — Юнги сглатывает, когда Хосок снова оказывается совсем близко. Мин оказывается прижатым к стене, сидя на простынях, пока Хосок нависает над ним. — Конечно же я не позволю поцеловать себя кому угодно, но… я могу поцеловать кого-то, когда я пьян, и это совсем не значит, что я чувствую романтические чувства к этому человеку… Это значит, что я просто захотел целоваться и… и это все. — Тогда почему у тебя была такая реакция на поцелуй? По-моему, она была слишком бурная для человека, для кого поцелуи не значат ничего. Юнги замирает и смотрит в глаза Хосока, лицо которого оказывается слишком близко. Брови Хосока нахмурены, дыхание тяжелое, а в глазах читается такая грусть и обида, что Юнги уводит взгляд в сторону, не смея смотреть в глаза Хосоку. — Ты мой лучший друг, я же говорю! Я не могу делать это с тобой, как бы мне не хотелось.! Юнги вдруг зажмуривает глаза и вжимается в стену за своей спиной еще сильнее. Хосок смотрит на него удивленно, и выдох у него выходит дрожащим, громким. Он не ослышался ведь, да? Он разглядывает покрасневшее лицо Юнги и не может поверить в то, что сейчас крутится у него в голове не переставая. — А ты хочешь? — аккуратно спрашивает Хосок и немного отодвигается. Он не желал пугать Юнги, доводить его до такого состояния, чтобы он отчаянно спиной вжимался в стену за собой, словно пытаясь слиться с ней, стать её частью. Он просто хотел узнать то, что у Юнги в голове, и сейчас у него в мыслях хоть что-то проясняется, пока все остальное ещё больше путается. Юнги медленно открывает глаза и смотрит на смятые простыни, словно не зная что и сказать. — Я не говорил этого, — наконец выдыхает Мин и несильным толчком отталкивает Хосока от себя. Чон негромко охает, не ожидая от Юнги такого, и смотрит, как Мин вскакивает с кровати и отходит от нее, кутаясь в бабушкину кофту. — Я говорил, что мы лучшие друзья и… — Мы не можем целоваться, как бы тебе этого не хотелось. Ты ведь сказал именно так, — Хосок не может сдержать мягкой улыбки. Он встает с кровати и подходит к Юнги медленно, делая небольшие и неспешные шаги. Хосок мягко берет края бабушкиной кофты на напряженных плечах Юнги и кутает его в нее так, что руки Юнги тоже оказываются под теплой кофтой. В глазах Мина играют крохотные блики, и Хосок не может увести взгляд от них, мягко улыбаясь. — Юнги, пойми, я не собираюсь делать что-то, что ты не хочешь. Если ты не хочешь, то я не буду делать это. Но я хочу, чтобы ты знал, что мне все равно на то, что мы лучшие друзья, что ты парень. Мне важно то, что ты думаешь и… и я хочу целовать тебя. Я не хочу, чтобы ты целовал других, Юнги, даже если ты пьян. Особенно, если ты пьян. Юнги удивленными глазами смотрит на Хосока, когда он, продолжая тихо говорить все это, нежно обнимает его, укладывая подбородок на его плечо. Волосы Хосока щекочут шею Юнги, и Мин, кажется, борется с собственным дыханием. — Да, мы лучшие друзья, но… Но что делать, если… — Хосок запинается и чувствует, как Юнги напрягается еще больше. Хосок выдыхает, закрывает глаза. Кажется, Юнги прекрасно понимает, что Хосок собирается сказать, и это заставляет его чувствовать себя неловко, заставляет нервничать. Хосок так не может. Он невесомо поглаживает спину Юнги, пытаясь чуть успокоить его. — Не волнуйся, я не скажу ничего сейчас. Юнги кивает неуверенно и отстраняется, неловко смотря на свои босые ноги. Они уже успели замерзнуть, но Мин молчит, не двигается, пока Хосок оглядывает его и вздыхает. — Нам и правда пора возвращаться, — негромко говорит Хосок и вдруг добавляет. — Пожалуйста… Это выходит совсем жалко, но Юнги снова кивает, ничего не отвечая. Хосок не знает, что будет дальше, но он готов рискнуть, даже если страшно. Но он не уверен, что Юнги поймет это.