Flores dei

Цветы. Красивые создания. Они как люди: имеют своё значение, лицо и характер. Каждый человек воспринимает их по разному. Для кого-то цветы – это подарок. Для кого-то – знак благодарности. А для некоторых – прощание или утрата. Они все разные. Но имеют одно сходство – невинность. Это же обычный цветок или букет, максимум чем он может навредить — спровоцировать аллергическую реакцию, от которой есть лекарство. Но могут ли цветы прятать в себе смерть? Цветы – это люди. Слишком красивая лицо-обложка выглядит заманчиво, и нас так и тянет к этому человеку. Но бывает, из-за собственной глупости мы забываем, что внешность – первый фактор, по которому мы судим кого-либо. И тогда мы понимаем, правда с ножом в спине или вспоротым животом, что всё это было чёртовой ошибкой. Так и цветы привлекают собой внимание, заставляя восхищаться и восторгаться, закатывая глаза от восторга, но стоит цветку раскрыться, как мы понимаем, что он – хищник или сорняк, и в редких случаях — что-то по-настоящему красивое и обворожительное. Цветы – это люди. Ведь мы так же, как и людьми, можем легко воспользоваться ими, а потом выбросить за ненадобностью. А люди, которыми пользуются, становятся оружием. Значит и цветы – оружие? В руках обычного человека – да. В руках Хёнджина – коса самой Смерти. И эта самая смерть прямо сейчас в виде карты из вычурной колоды Таро лежала прямо перед ним. Рыцарь с карты, имевший вместо живой головы обычный череп не мог видеть, но Хёнджин почти чувствовал этот радостный взгляд, устремлённый на него. Рыцарь нёс чёрное знамя, возвышаясь на статном коне и выглядел так, будто праздновал «приятное» известие, топча труп под собой. Под кожу проникли быстро мурашки, точно черви. Запах странных благовоний с запахом ели и чего-то ещё неприятно бил в нос, заставляя медленнее дышать, чтобы не вдыхать так часто неприятный запах. Сама комната была темна, окна закрыты плотными блэк-аут шторами, а по потолку струилась тонкая светодиодная лента, горевшая попеременно всеми доступными для неё цветами. – Скоро помрёшь видимо, – констатирует Сынмин, издавая смешок и губы облизывая, словно жнец, желающий забрать душу, а глаза цепляются за три карты перед ним. Обычный расклад на прошлое, настоящее и будущее. И как повезло, будущее – смерть. – Ладно тебе. Смерть ведь не всегда обозначает гибель, сам же говорил. – Хёнджин делает глоток из красной железной банки из-под газировки и смотрит на три выложенные перед ним карты. Он редко верил в такие вещи, но под предлогом Сынмина «мне практика нужна, так что не ворчи» сел на кровать и, подперев безучастно голову рукой, начал наблюдать за тем, как предсказывается его судьба. – Интересно от чего бы ты умер. Ну-ка… – он поправляет два железных шарика у себя под губами, что именовались укусом собаки, но Хёнджин называл этот пирсинг «укусом цербера», ведь был почти уверен, что в его друге точно сидит эта хищная тварь и так и ждёт, когда сможет кого-то сожрать своим сарказмом и язвительностью, не оставив и косточки. Сынмин тасует умело и быстро карты в своих руках и говорит, издавая слегка издевательский смешок. – Как умрёт Хван Хёнджин? – задаёт вопрос юноша, пока продолжает мешать карты. Как только он заканчивает с процедурой, его пальцы вытаскивают ещё одну карту, кладя её поверх «Смерти» и озвучивает: – Звезда… Руки вновь касаются колоды, доставая следующую карту и кладя её на то же самое место, куда и прошлую. – Отшельник. Сынмин пару секунд на карту смотрит с изучением, будто бы пытается понять, что могло значить это сочетание карт. В его голове крутились странные мысли, о которых знал лишь он, их было слишком много. Он выдыхает чуть сосредоточенно и вытаскивает следующую, очень неожиданную лично для него карту. – Влюблённые… слушай, а у тебя с Чаном всё хорошо? Хёнджин замирает и отрывает губы от банки газировки, в задумчивость погружаясь. Глаза в сторону отводит, факты перебирая чтобы ответить правильно и максимально подходяще. Хёнджин и Чан в отношениях около полутора года. Они познакомились в цветочном магазине, где Хёнджин работает флористом, а Чан просто случайно оказался именно в его смену, купив букет цветов своей сестре на день рождения. Как начиналось, так и шло – случайно. Сначала «случайные» встречи около университета Чана, «случайные» слова о том, как просто сногсшибательно выглядел один из них, «случайные» прикосновения за руку или к волосам во время их домашеих встреч, а затем и «случайный», но такой желанный, секс в квартире Хёнджина, когда телами были исследовали стены почти всей квартиры, а укусы и засосы болели около недели и были нежно зацелованы. Хёнджин ухмыляется, быстро вспоминая это всё с наслаждением и удовольствием. – Всё отлично, – говорит Хван в ответ расслабленным голосом, наконец-то вытаскивая себя из реки воспоминаний, добавляя с приподнятыми уголками губ: – Просто как нельзя лучше. – А как же тот случай, когда ты буквально вырвал у него из рук тот букет с георгинов, он не стал о нём спрашивать? – хмыкает Сынмин и следит за реакцией собеседника напротив, а точнее, как он вздыхает протяжно и пальцами зажимает переносицу, потирая её. – Да-да, тот самый, на цветках которого был экстракт дурмана. Думаю, его должно было напрячь то, как ты почти в панике проверял его лицо и руки тогда. Это не подорвало его доверие к тебе? – Это было моей неосторожностью… – шепчет в ответ Хван и заправляет черные волосы назад, убирая их со лба. – Да, он переживал какое-то время, понятное дело, но вроде бы всё в порядке. – он опустил тот момент, что Чан тогда очень сильно злился на него, ведь тот не объяснял ему причину своего беспокойства, отделываясь совершенно глупой фразой «я что, не могу побеспокоиться о своём одуванчике?», так он ласково его называл из-за блондинистой, почти белоснежной и кудрявой шевелюры на голове. – Сейчас же я всё прячу. Но его очень насторожил тот факт, в какой панике я был тогда. Сынмин глаза закатывает и на Хёнджина смотрит. Он знал о том, чем промышляет его друг. За обычным флористом из магазинчика, что не иронично, а даже клишировано, скрывался убийца. Правда вместо ножей или прочего холодного оружия он использовал подручные средства. В прямом смысле этих слов. Его пистолетом, ножом или верёвкой для удушения были его же творения – цветы. Каждый букет, цветочная композиция, да и просто один цветок могли скрывать в себе нечто иное, кроме красоты и изящества. Нечто более ужасное и страшное. Сынмин был тем человеком, который так же, как и Чан, по случайности чуть не умер от очередного такого букета своего друга. Его откачивал уже сам Хёнджин. Он не хотел, чтобы врачи занялись этим делом, ведь они могли заподозрить что-то неладное, а в последнее время полиция стала слишком много говорить об убийствах по новостям. После этого у Сынмина было очень много вопросов по этому поводу. Парень принял ответы не сразу и даже думал обратиться в полицию, но что-то внутреннее соглашалось с действиями его друга. Что-то внутреннее под названием «тяга к справедливости» шептало прямо из души в сердце, передавая по каналам и сосудам в мозг то, что Хван – настоящий вершитель судеб людей. Он действует во благо всему и останавливать его – сущее преступление. Но война – это тот конфликт, где присутствует несколько точек зрения. Поэтому Ким часто задумывался о том, имеет ли право его друг делать то, что делает. Думал он об этом лишь с телефоном в руке и открытой вкладкой набранным номером полиции, потому что иначе шум от крови, несущейся по венам, вместе с желанием справделивости не получалось заглушить по другому, кроме как гудками звонка. Он метался и выбрал пассивную сторону – не делать ничего, пока Хван сам ничего не сделает в его сторону. Но сам в душе понимал – он соучастник этого преступления. Жестокая игра и безвыигрышная война. И вот сейчас Хёнджин стоял у двери квартиры очередной жертвы. Руки в специальных, тканевых перчатках сжимали букет, укатанный в слегка шершавую бумагу, от которой постоянно доносились какие-то шорохи и связанный белой широкой лентой, по которой струились небольшие и торжественные завитки. Бумага также закрывала белые распустившиеся бутоны астры, которые заполняли собой пространство всего букета, а местами лежали крохи-сухоцветы нежно-розового оттенка, разбавляя композицию и делая её приятнее. Это был закрытый букет. Для безопасности. У Хёнджина в носу специализированные затычки и из-за них становится тяжело дышать, ведь половину лица закрывала маска, полностью прилегающая к контуру лица парня. Так же для безопасности. За его спиной висит черный рюкзак, где лежали некоторые принадлежности: запасная одежда и обувь, пара ядовых смесей в маленьких дозах и небольшое оружие в виде топора. Он не нервничает. Уверенный и твердый взгляд устремлён в стёклышко глазка, вмонтированный в дверь перед собой. На его лице отражено, почти как во льду, решительное спокойствие. Он был похож на удава, который медленно и рассчётливо подбирался к своей, пребывающей в слепом неведении, добыче. Каждая жертва – лишь ещё один новый сорняк, от которого надо избавиться и искоренить, а также не дать ему испортить собой и своими остатками остальной сад. И Хёнджин делал эту грязную работу с удовольствием. В дверь квартиры наконец-то раздаётся звонок и звук разносится по всей квартире трелью, отражаясь от стен пару раз. Девушка, что стояла за кухонным столом, где вся его поверхность усеяна приборами для готовки и каким-то продуктами, голову резко поворачивает в сторону звука, неожиданно губы поджимая и шепчет тихо, под нос чертыхаясь. – Вот же… У Сун, так звали девушку, сразу порезанный от невнимательности палец ко рту подносит, обхватывая его губами, чтобы приостановить кровотечение хотя бы на секунду. Она идёт в сторону ванной, чтобы быстро обработать маленькую рану, но её заставляет неподвижно замереть вновь прозвучавший дверной звонок. Звук прозвучал точно так же, как и минуту назад. С такой же длительностью и кажется, с такой же тональностью, хотя такого просто быть не могло. Кто это мог быть? Когда кровь из пальца перестаёт течь, она подходит к двери и смотрит в глазок. Перед ней предстаёт парень в маске и держит что-то большое в руках. Через секунду он руку поднимает и вновь нажимает на кнопку звонка, и очередная трель, от которой вздрагивает девушка, разливается по квартире. Она вздыхает тихо, а рука неуверенно тянется к ручке двери, чтобы открыть. Сун ощущала странную смесь страха, приправленная лёгким любопытством. Пальцы касаются металлической ручки и нажимают на неё, дверь поддается и приоткрывыется. Хёнджин даже бровью не ведёт, оставаясь таким же спокойным. Только в сердце что-то бурлит, а кровь начинает закипать в венах, и парень хватку усиливает на букете. Он делает шаг назад, чтобы его не задело дверью и кланяется девушке почтительно, а та повторяет его движение и говорит. – Здравствуйте. Чем могу помочь? – она заправляет выбившуюся рыжую прядь волос за ухо немного стеснительно. – Здравствуйте. Вам был отправлен букет, – Хван секунды начинает считать до того момента, как она возьмёт наконец-то цветы в руки, ожидая этого с нетерпением, – будьте добры, распишитесь, пожалуйста. Девушка сразу брови вскидывает в небольшом удивлении и не сразу берёт планшет со специальным документом и ручкой, а смотрит на брюнета с изучением. Кто мог ей прислать цветы? И даже не оповестить. Это выглядело слишком странно и оттого подозрительно. – От кого эти цветы? Парень матерится внутри себя. У Сун была слишком предусмотрительной, в отличие от прошлых жертв, что у него было. Она, в отличие от них, сразу же насторажилась и приготовилась к выстраиванию обороны. Он губу нижнюю под маской закусывает, надавливая на не до конца зажившую ранку на поверхности. Он гнёт свою линию дальше. – От господина Чхве, – отвечает ей незнакомец и смотрит прямо в глаза, желая показаться уверенным и выдать свою лживую личность за правду. Он замечает как озаряется лицо девушки напротив и она улыбается. Услышав знакомое имя, У Сун с охотой берёт планшет с листом и начинает подписываться. Чхве Тэхён – её парень, который сейчас уехал в командировку в Австралию и как раз недавно он обещал ей какой-то сюрприз. Видимо этот букет им и был. Она сама себе словно договор с дьяволом подписывает, отдавая себя во власти ему, а он сейчас стоял прямо перед ней. Не будь маски, она бы смогла увидеть, как улыбка ползла по его губам, растягивая их. Как только в его руке оказывается договор, он передаёт букет в бумаге У Сун, а после чего поправляет маску на носу, но на самом деле поправляет затычки в носу, чтобы они плотно прилегали к внутренним стенкам ноздрей. – А почему букет запечатан так? – спрашивает она и бровь слегка выгибает. Она осматривает упаковку, и та шуршит в руках. – А вы откройте, – отвечает он ей и дыхание слегка задерживает, чтобы не дышать. Главное не вдохнуть лишнего. Девушка распечатывает плотно упакованный букет и начинает разводить бумагу в стороны, чтобы открыть белые творения природы и рук Хёнджина. Она вздыхает с тихим восторгом и чуть головой нагибается к цветкам, почти носом касаясь лепестков и делая вдох глубокий, чтобы ощутить весь аромат букета. Это был просто волшебный запах. Запах рассыпается в ноздрях, и даже покалывает слегка, но Сун не обращает на это внимание и глаза прикрывает в блаженстве. – Это восхитительно, – тихо шепчет она ему и пальцами ведёт по стволам цветков с восхищением. На губах появляется улыбка, выражающая удовольствие и непреодолимое чувство благодарности. Она чувствовала, как её сердце болело в груди и то, как быстро оно стучало. Даже слишком быстро для новой вспышки влюблённости. У Сун голову поднимает, отрываясь от букета и открывает рот, чтобы что-то сказать, но из её горла вдруг вырывается кашель. Вместе с кашлем — кровь. Крупные капли в одно мгновение расплёскиваются на белоснежные цветы, окрапляя их и оставляя крохотные точки на лепестках. Процесс пошёл. Парень отшагнул от неожиданности. Под маской не видно, но он даже раскрыл губы в немом испуге от увиденного, хотя улыбка так и просилась. Он смотрит на девушку с лживым беспокойством в глазах. – С вами всё в порядке? – спрашивает Хёнджин не для того, чтобы убедиться, что ей не нужна помощь, а скорее для того, чтобы понять, что яд начал действовать. У Сун рукой мгновенно закрывает рот ладонью и глаза таращит испуганно. Её зрачки сужаются до такой степени, что кажутся бесполезным и забытым Богом осторовком в голубом океане радужки. Её пальцы подрагивают, а в сердце бьётся будто рыба в аквариуме об стенки, желая спастись. В глазах словно рифы вырастают, заполняя обзор, и лишь моргание помогает прекратить этот рост. Внутри лёгких начинают будто скаты плавать, касаясь внутренних стенок своими телами и проводя по ним электрический ток. Она теряется в глубине, погружаясь с головой в панику и страх, а как только пытается вздохнуть — горло словно заполняет кровью и она кашляет. Когда девушка отводит руку от рта, то она видит тоже самое, что и на цветах, только вместо них была её ладонь. У Сун трясёт головой в ужасе и судорожно говорит Хёнджину, почти отчаянно звуча: – Пожалуйста, вызовите скорую, – говорит она и хватается за дверную раму одной рукой, всё также держа букет в руке и прижимая его к груди. Ей становится чертовски тяжело дышать и вновь вырывается кашель с кровью. Хёнджин кивает ей быстро и касается рукой её плеча, чтобы удержать от падения, скорее избавить от лишней крови, и телефон быстро достаёт, после чего включает его и начинает звонить. Но звонить далеко не в скорую. Да что уж там, он даже не звонил никуда, лишь имитировал звонок и речь, как актёр, получивший не меньше ста Оскаров. Проговорив всю нужную информацию воображаемому диспетчеру, он телефон убирает, а сам наблюдает за происходящим. У Сун начинала вянуть прямо на глазах парня, что не могло не радовать. Его даже слегка удивляло то, как быстро яд распространился в её лёгкие и раздражал внутренности. У неё в глазах начали появляться лишь белые звезды-мошки, пролетающие перед зрачками навязчиво и невпопад, а дыхание становились очень поверхностным. Она букет астр роняет на пол небрежно, от случайности, и начинает на пол оседать, уже даже кашель не скрывая и давая крови капать с губ под ноги. Хёнджин видит это и чертыхается себе под нос, понимая, что от лишней крови ему всё равно не отделаться. Он сразу к ней ка корточки приседает и руку спускает немного ниже плеча. По его расчётам, такими темпами она и десяти минут не протянет. Он обращается к ней быстро, потряхивая её несильно: – Хэй, вам нужно оставаться в сознании. Врачи уже в пути, – с одобрением звучат его слова, а после чего он снимает перчатку со своей ладони и ей протягивает со словами: – Держите под губами, нужно чтобы врачи понимали сколько вы потеряли крови, когда они приедут. Девушка перчатку принимает из рук с худыми и длинными, как стебли цветов, пальцами. Она подносит её под губы, а сама спиной опирается на дверную раму, подобрав колени к себе. – Знаю, прозвучит немного глупо, но главное – не нервничайте. Вам обязательно помогут, – говорит Хёнджин, вздыхая обессиленно. Девушка кивает ему отрешённо, словно даже вопроса не услышала. Сун могла поклясться – она никогда не чувствовала себя настолько ужасно и ничтожно, как сейчас. Ей казалось, что лучше умрёт от стыда, чем покажется на глаза кому-либо после такого случая. Ведь этот доставщик точно расскажет о том, как У Сун – глава одного из самых влиятельных банков Южной Кореи с того ни с сего начала кашлять кровью и забрызгала ею всё вокруг. Все будут точно думать, что она принимает наркотические вещества или чем-то болеет. Это подобьёт её влияние и оставит пятно. Это будет позором. Она продолжала сидеть и держать перчатку над губами, кашляя и капая бордовой жидкостью. – Давайте лучше зайдём в квартиру. Говорит Хенджин и помогает девушке встать, держа её крепко подмышку и сжимает часть тела. Вторая его рука подбирает с пола обезображенный и растрёпанный букет цветов. У Сун вновь безвольно кивает Хёнджину на его предложение и закрывает перчаткой рот. Кашель начинал усиливаться и крови стало выходить ещё больше. Её ноги не слушаются приказов мозга и почти волочатся по полу как у марионетки. Не хватало только щелчка и хруста деревянных суставов. Ноги вместе с полом плывут под взором туманным и почти обессиленным. Она совсем растеряна и потеряна в этом вакууме бессознания и отрешённости от происходящего. Каждый стук сердца раздается, кажется, раз в десять секунд, но отдавая звенящей болью в уши, что казалось даже из них пойдет красная жидкость. Она не может вдохнуть, ведь кровь с каждым разом всё сильнее наполняло мешки лёгких, струясь вверх по трахеям и горлу. Её словно в торнадо крутит без конца, и она больше не может сопротивляться этому напору. Её тело падает быстро, ударясь головой об пол, глаза закрываются навсегда. Теперь и из виска начинало постепенно течь. Это был конец. И она не видела выхода, который можно было бы взять с помощью очередной крупной взятки, что она давала партнёрам по бизнесу. Здесь просто-напросто не было выхода. Но она должна была бороться, нельзя сдаться так просто и глупо. Всегда должна быть кроохотная надежда. Нельзя переставать верить, что можно спасти жизнь. Она начинает считать удары сердца. Один… два… три… четыре… И больше ничего. Лишь бившаяся за жизнь всеми силами красная птица, сокрыта уже навсегда в костной клетке ребёр. – Да что же такое… Говорит Хван с раздражением в голосе и цокает, после чего видит, как растекается по полу лужа. Он приседает на корточки перед телом и рукой в перчатке давит на вену на шее, чтобы проверить пульс и обнаружить признаки жизни. И их, к счастью, не было. Ну а дальше начиналась рутинная часть, наступающая после каждого такого подарка. Это как день сурка, только в дне сурка Хёнджина жертвы разные, а способ убийства один и тот же. – Ну что же… приступим, – шепчет сам себе Хёнджин, снимая с себя оставшуюся перчатку и убирает её в карман джинс. Кто-то внутри Хёнджина словно щёлкает переключателем и он переключается на режим автопилота, начиная действовать, переключаясь с задачи «Убить» на новую задачу – «Убрать улики». Первым делом нужно было ликвидировать тело, а также разобраться с лужей крови, что вот-вот испачкает носки кроссовок парня. Он делает шаг назад и стаскивает с плеча рюкзак, доставая обувь чистую, переобуваюсь и убирая использованную в пакет, что сразу следует в рюкзак. Из бокового кармана вытаскивается упаковка с медицинскими перчатками, что оказываются на его руках, и теперь подготовка к зачистке была завершена. Благодаря длинным ногам и большому размаху в шаге, Хёнджин преодолевает расстояние от прихожей до спальни и начинает быстро рыться по шкафам вокруг, чтобы найти несколько полотенец и чего-нибудь ещё, что впитает кровь. Он действует максимально быстро, ведь жидкость могла попасть куда-нибудь ещё и оставить свой след. Как только стопка полотенец оказывается у него в руках, он возвращается к трупу и сразу же кладёт их рядом с головой У Сун, чтобы те впитали всю кровь, что текла у неё из виска. Взгляд падает на букет цветов, что выглядел не более, чем пятнадцать помотанных жизнью цветков, за которыми даже не думали ухаживать. Хёнджин букет берёт и заходит в ванную комнату, бросая его на будущее, чтобы не мешался. Каждое действие – продуманный пункт всего плана. Каждый шаг, каждое действие и кажется, что даже вдох парня было отточено чуть ли не до мастерства. Он считал, что он родился убийцей. Он родился для того, чтобы убивать людей, которые не были достойны жизни. Это было его предназначением. У Сун лишь одна из них. Человек, имеющий власть, начинает тонуть в ней, в то время как другие тонут в собственной усталости от работы, наскребая гроши на еду. У таких людей лишь одно утешение для других: «Мне тоже было тяжело» и отчасти будут правы, хотя держат кувалду в руках, чтобы сломать лестницу ведущую к пъедесталу выше. Их глаза замыливаются, ведь иметь неограниченный баланс денежных средств – главная составляющая идеальной жизни. А идеальной жизнью делиться не хочется. Вот и она не хотела делиться. Люди из разных социальных слоёв – самая мерзкая тема для разговора, ведь в ней обсуждается всё то, чего нет у других. Жизнь начинает казаться каким-то реалити-шоу, что крутят по телевизору, только здесь богатые – организаторы, а обычные люди – участники. Но здесь нет какого-то заранее написанного сценария, которого рекомендовано придерживаться. Здесь ты живёшь прямо здесь и сейчас, пытаясь выжить. А организаторы наблюдают с упоением на борьбу за жизнь, хотя та была похожа скорее на скотобойню, ведь все боролись за хотя бы каплю влияния. И это всё так очевидно, что становится тошно от осознания реальности, которая бьёт битой по затылку, отрезвляя и почти крича:«Проснись!», хотя ты в это время живёшь мечтой о лучшем будущем. И это правда отрезвляет. Хёнджин вспоминает, как приходил домой и ложился в пустую кровать, бесцельно глядя на пустующее место рядом, ведь Чан был на очередной подработке. Он помнит его нервные срывы, когда всё вставало поперёк горла и семья просто не могла оплачивать лечение его младшего брата, когда тот болел раком щитовидной железы. Помнит, как тот приходил усталый, примерно в четыре часа утра, и падал на кровать не то от обморока, не то просто от истощения. Он понимал, как ему было тяжело, и не мог этого выносить, после чего так же стал пропадать по ночам. Тогда-то и случилось первое убийство. Это была неделя слежки. Это была обычная роза красного цвета. Это был обычный вечер в клубе. Это было обычное убийство в туалете. Этой девушкой была заведующая одной больницы, что всячески отказывалась брать Лукаса, брата Чана, на лечение. Хёнджин был полон решимости чтобы отомстить, в нём почти выла эта жажда наказания и справедливости. Кан Мунбёль умерла не быстро, потому что парень яд не рассчитал и добавил его слишком мало. Хёнджину пришлось ввести ей дополнительную дозу в вену, а после чего написал с её телефона в бухгалтерию, чтобы оформили лечение. Так и началась цепь из убийств, в которые он вкладывал всю ненависть и то самое желание, чтобы зло было наказано. И кто, как не он, должен был стать палачом? Он это начал, он это и должен продолжить. Теперь власть над судьбами была именно в его руках. Хёнджина вырывает из мыслей звук звонящего телефона, отправляющий жужжание по всему телу. Парень головой встряхивает и черные волосы быстро назад зачёсывает по привычке, выходя из своего транса. Быстро оглядывается и видит, что все полотенца рядом с телом уже почти почернели от крови. Он берёт устройство в руку и даже не глядя отвечает, прикладывая к уху. – Алло, я сейчас занят, что-то важное? – почти выпаливает он сразу же и достаёт из бокового кармана рюкзака, что оставил здесь предварительно, коробок спичек, доставая одну. В трубке раздаётся приятный и мягкий голос, в ушную раковину разливается как самое лучшее вино, заполняя собой весь мозг и заставляющий вздохнуть с удовольствием. Голос его Бан Чана. – Привет… прости, что не вовремя. Я, наверное, перезвоню? – спрашивает парень по ту сторону телефона и уже готовится отключить звонок, как его останавливают. – Нет-нет, всё в порядке, одуванчик, – обращается он ласково и произнося слова быстро, чтобы тот не успел сбросить звонок. – Что-то случилось? Хван спичкой чиркает об коробок и как только загорается пламя, то он бросает свечку на букет, чтобы сжечь его. Садится на край ванны, наблюдая за разгорающимся пламенем с внутренней победой, что так яро в груди била. – Нет, ничего. Просто… хотел бы узнать как скоро ты приедешь, – раздаётся в ответ ему. Хёнджин критичным взглядом осматривает всё вокруг, прикидывая в голове сколько ещё времени ему понадобится на оставшиеся дела и приготовления. Парень вздыхает тихо, понимая, что над телом разобраться придётся очень быстро и сжечь его так же не получится. На секунду появляется мысль о том, а стоит ли вообще что-то делать с телом. Нет, Хёнджин не изменит своему перфекционизму. – Возможно, минут тридцать, – отвечает он Бану и следит за пламенем, что пожирало собой цветы, наслаждаясь ими как каким-то высококлассным лакомством, что подали ему почти что на золотом блюде. – Тогда я жду тебя! – звучит голос родной с каким-то воодушевлением и даже радостью, после чего у Хенджина сама улыбка по уголкам губ ползёт, но он её давит, не давая ей полностью губы захватить. – Люблю тебя. – Я больше, – быстро отвечает парень и сбрасывает звонок, убирая телефон обратно в карман. Взгляд падает на цветы, что почти догорали под языками пламени. Брюнет встаёт с края ванны, тянется к рюкзаку и меняет перчатки снова и оставляет пламя гореть. Теперь он приступает к финальной части этого очищения. К кульминации. Брюнет даже не поднимает тело, что лежало перед ним, а лишь берёт за волосы, начиная волочить по полу в сторону ванной комнаты. Он даже с трупом таких людей как У Сун не хотел обращаться по-человечески. Это была их заслуженная смерть. Это было заслуженное у ним обращение. Они заслужили быть униженными. Как только они оказываются вновь ванной, он голову отпускает её, заставляя удариться об пол. Заранее вытащенный топор из рюкзака оказывается в руке и явно не предзнаменует ничего хорошего. Хван тело обходит кругом, словно хищник мертвую добычу и думает, что съесть первым. Парень топор покрепче перехватывает двумя руками, останавливаясь над ней. В крови бурлила жестокость и желание помучить, даже если У Сун теперь мертва. Ему хотелось слышать и видеть как она страдает во имя очищения. Ему даже стало жаль, что он сначала убил её, а потом начал свою казнь, ведь теперь удовольствия от неё меньше, но не значение этого убийства. Его нога встаёт девушке на позвоночник, проминая под ступнёй пару первых позвонков и почти чувствует то самое ощущение, что переживали палачи. Не нервозность или страх. Власть. Но не такую, которой обладали его жертвы. Власть над правосудием. Он почти Бог, точнее посланник, оказавшийся на земле для того, чтобы принести в мир равноправие и честность. Он замахивается топором, лезвие с громким треском вбивается в ламинат пола. Оружие раздробило кости шейно-воротникового отдела с хрустом, отрубая голову, что теперь лежала одиноко на полу. Ещё один шаг к равенству и идеалу мира был совершен и это далеко не конец. Хван держит голову за корни волос, вынося из ванной и волочит труп по полу. Всего несколько секунд и теперь тело У Сун, красивое, но начинающее высыхать и становиться холодным, не производя того впечатления и влияния, что производила раньше, когда была главой банка, сидело на кровати, держа в руках свою же голову. У головы были закрыты глаза и она была похожа скорее на часть какой-нибудь известной скульптуры, нежели на часть человеческого тела. Крови не было, так как всё уже вытекло, а вся оставшаяся в теле – свернулась. Абсолютно идеальное убийство. Осталось убрать кровавые тряпки и проверить букет, что по пришествию в ванную комнату уже догорел и теперь всё можно смыть обычной водой. После чего тот берётся за швабру, начиная мыть полы от оставшихся следов смесью перекиси водорода и моющего средства для полов. Пять минут и квартира становится окончательно чистой и идеальной. Словно ничего и не было. Грязные полотенца вместе со всеми использованными перчатками оказываются в пакете с мусором, который заматывается крепким узлом и Хёнджин встаёт у входа в квартиру, проводя контрольный осмотр всего помещения. Пятен не осталось. Всё хорошо. Можно уходить. Он покидает квартиру, держа пакет со следами от убийства и вспоминает Сынмина, который вытащил ему карту «Смерть», после чего усмехается тому, насколько бредовая вещь – эзотерика. Сынмин сказал, что его настигнет смерть, но этой же самой смертью является он сам. Как только парень забирает все вещи он закрывает дверь и тихий щелчок раздаётся по квартире. Всё внутри словно замерло, как картина. Всё замерло в безмятежности, заполняемой трупным запахом, который очень робко и нерешительно по квартире расходился, впитываясь в стену, в пол, да вообще во все вещи. Скоро тело начнёт разлагаться и запах усилится, привлекая соседей, что потом вызовут полицию, когда дверь квартиры никто не сможет открыть. Полиция вновь увидит обезглавленного и запишут его в список жертв их серийного убийцы, который отличался тем, что всегда обезглавливал труп. Вздохнут устало и раздражённо, понимая, что эта тварь человеческого рода всё ещё на свободе и убивает людей. Убийство будет освящено прессой и как обычно наведёт суету между людьми высшего сословия, заставив их усилить охрану, а в офисах оглядываться. Хёнджин внутренне почти восхищается самим собой и тем, какой страх он, простой человек, наводит на власть, заставляя держаться за сердце и дрожать от страха. И это будет продолжаться, пока правосудие и здравый смысл не наступит на горло зажравшимся людям. Когда это наступит, парень не мог догадываться, но знал одно на сегодняшний день: В мире стало на одну мразь меньше. Или нет?

***

Раздаётся звук вставленных ключей в замочную скважину, два проворота и дверь поддаётся нехитрым движениям. Хёнджин дверь открывает медленно, почти тихо и сразу смотрит вниз, где стояла вся обувь, проверяя, есть ли нужная ему пара, хотя знает, что она и так стоит здесь. Как только взгляд цепляется за черные кроссовки с увеличенной платформой, то он даёт себе разрешение выдохнуть и расслабиться. С плеч кожаная куртка сползает и сразу же вешается на крючок рядом с джинсовкой. Рюкзак со всеми вещами падает на тумбу под куртками и Хван плечи распрямляет, слегка разминая их. Он смотрит в коридор с ожиданием, и оно не длится слишком долго. Из их спальни раздаются шаги босых ног по полу, в дверном проёме появляется парень с пушистой светлой макушкой. Из-под растянутой черной футболки виднелись точеные мышцы предплечий, по которым вены вились, сплетаясь и опутывая. Черные широкие штаны скрывали прекрасный вид на сильные икры, отличающиеся своей твердостью. Всё-таки тренировки в зале и вправду приносили очень хорошие плоды. Его слегка покусанные губы изгибаются в улыбке и рядом с уголками появляются малышки-ямочки, которые Хёнджин обожал до слабости под коленями и иногда тыкал в них большими пальцами, когда гладил щёки. Хван раскрывает руки, как бы приглашая парня подойти к нему ближе, что тот и делает с радостью. – Я скучал, – говорит Чан, держа руки на груди Хёнджина, когда руки второго обвиваются вокруг талии, находя её даже под покровом излюбленной большой одежды. Большие ладони касаются поясницы и к себе загребают тело. – Я тоже, – отвечает ему Хёнджин, склоняюсь ко лбу и оставляя где-то у линии роста волос поцелуй. Чан был всего на несколько сантиметров ниже своего парня и это не могло удержать Хвана от незлых смешек, вспоминая, что сам младше него. Блондин глаза на секунду закрывает, довольствуясь как кот ласке, проявлению внимания. Губы отрываются от светлой кожи и ведут по виску, прочерчивая линию по щеке и основанию уха. – Как дела на работе? У Чана муражки по телу проходят и он слегка поёживается. Дыхание щекочет ушную раковину, а кончики ушей и щёки заставляет покрыться румянцем. – Всё в порядке. – Чан работал в ветеринарной клинике, руководствуясь мечтой всей жизни – работать с животными. Он в принципе очень любил животных, как-то тискать их, играть и просто проводить время с маленькими ручными питомцами. Хван до сих пор вспоминает, как тот уговаривал его примерно месяц завести собаку и теперь это бело-оранжевое чудо породы спаниель с коротким именем Берри сопит у себя в лежанке, не решая удостоить одного из хозяина своим вниманием. – А у тебя? Не было никаких навязчивых клиентов? – Не переживай, не было. Хёнджин замечает, что кожа Чана немного поблёскивает на свету ламп и это явно не от воды. Он носом ведёт от уха до линии подбородка и ниже, пытаясь понять запах. В ноздри закрадывается какой-то приятный аромат с нотками мяты и чего-то элегантного…очень похоже на розу. Невероятно лёгкий и сладкий и притягательный… такой, что хотелось прикусить кожу на его шее, как будто это поможет попробовать запах ещё и на вкусовые рецепторы. Но имел какие-то странно знакомые нотки. – Чем это от тебя так пахнет? – спрашивает тихо и спускается лицом под ухо, начиная вдыхать с удовольствием и ощущением медленно растущего узла где-то внизу живота. Неужели он возбудился от простого запаха? Хван, ну ты и извращенец. – Гель для душа новый купил? Бан усмехается ему в ответ и лишь голову в сторону немного отклоняет, давая больше пространства для его губ, почти намекая на то, что ждёт поцелуев. Его тон звучит совершенно невинно когда он отвечает. – Нет, не гель, – его ладони соскальзывают вниз по чужой груди, ведут по рёбрам и касаются лопаток, выделявшихся из-под ткани серой водолазки. Он говорит немного тихо, даже с какой-то странной загадочностю. – Я просто очень скучал. И использовал кое-что… – специально слово «очень» выделяет, давая намёк почти открытый и в глазах искорка появляется хитрая. Руки Хёнджина оглаживают талию старшего и губы начинают оставлять поцелуи на боковой и так доброжелательно предоставленной части шеи. Его глаза прикрываются на несколько секунд в расслабленном состоянии, когда он начинает наслаждаться телом другого. Пальцы под край футболки пробираются, приподнимая её и касаясь так, словно пробует почву, хотя просто сдерживает себя, чтобы не впечатать в стену. – Вот как… скучал, – говорит скорее в пустоту, чем Чану он и улыбается, понимая, к чему тот клонит и чего он хочет. И парень не может не ответить взаимностью. Он тоже скучал. Очень сильно скучал. И так же сильно хотел. Руки брюнета вниз опускаются, находят бёдра чужие и приподнимает их, заставляя Бана запрыгнуть на него, обвивая ногами его талию и скрестив их сзади, Хёнджин крепко сжимает упругие бёдра, сминая под пальцами ткань и впиваясь в натренированные мышцы. – Ты же меня уронишь сейчас, – говорит старший и вновь чувствует сжатие плоти, издавая тихое шипение из-за того, что мышцы болели после тренировок. Он губу прикусывает, чтобы сдержать звук и чувствует, словно сердце в горле где-то начинает стучать, а всё тело становится ещё напряжённее и чувствительные, чем было раньше. Блондин оказался нереально тяжёлым из-за мускулистого телосложения, но это не остановило младшего и он понёс его в спальню. Его руки напряглись, впечатываясь в бёдра, а кожа рук натягивается на костяшках. Их лица сейчас настолько близко друг к другу, что между губами полностью отсутствовало какое-либо приличное расстояние. Но разве это кого-то не устраивало? Когда мучительное расстояние от прихожей до спальни наконец-то преодолевается, уравниваясь нулю, оба падают на кровать, продавливая под собой матрас и одеяло, что было аккуратно заправлено ещё утром самим Хёнджином. У него в низу живота узел словно из жидкого воска скручивается, а капли вниз стекаются, отдавая приятной болью в пах. Нет, в запахе Чана точно было что-то, что сводило с ума, стоило ему сделать всего лишь один вдох. Когда Бан оказывается уложенным на постель, Хван нависает над ним, ставя руки по бокам от его головы. Старший берёт инициативу на себя и пальцы зарываются в остриженные черные пряди, накрывает губы в поцелуе. Брюнет стонет от неожиданности, но стоит им сомкнуться, как он ладони возвращает на талию и ведёт ими вверх. По коже Бана проходит пара электрических импульсов, пробивающих по всему телу, заставляя выгнуть поясницу слегка, когда он ощущает прикосновения к себе. Язык Хёнджина проникает меж губ мажет по другому, сплетаясь с ним. Его руки с жадностью почти по коже танцуют, задевая зоны повышенной чувствительности. Он отрывается от губ, в последний раз проезжаясь языком по нижней губе. Пальцы поддевают футболку на Бане и снимают её с него, убирая куда-то в сторону, открывая глазам широкие плечи и подтянутую грудь с темными, почти вставшими сосками. Он кончиками ногтей скребёт слегка по коже сверху вниз и по рельефу пресса. Блондин дышит тяжело и губы кусает, ведь так долго ждал прикосновений именно его рук, дразня самого себя до прихода, чтобы разогреть и сделать ощущения ещё ярче. Но теперь это грёбанная пытка – лежать на кровати и подавлять в себе звуки, походящее скорее на скулёж, а всё потому, что сам виноват в том, что слишком сильно завёл самого же себя. Хёнджина снова окутывает этот запах, заставляющий сильнее впиться в кожу парня под ним, заставив того вздохнуть рвано и закрыть глаза. Он языком рисует линию от самых ключиц и до вены на шее, в которой кровь бьёт гораздо быстрее, пульсируя под кожей. На языке сладость ощущается, отдавая нотками карамели. – Клянусь, я тебя съем, – почти хрипит брюнет, прикусывая кожу рядом с веной и посасывает её, чтобы оставить красный след, что в последствии обретёт оттенки красивого лилового цвета. Подушечки пальцев по ареолам сосков задевают дразняще, вырывая стон тихий вместе со вдохом. Хван доволен тем, как реагирует парень и уголок губ приподнимается в улыбке удовлетворения. Он наверное никогда не видел старшего настолько чувствительным и почти изнывающим по вниманию. Он ощущал в нём ту самую потребность в том, чтобы быть тем, кого подчиняют, и у Хёнджина от этой мысли ещё теснее в штанах становится, и почти кружится голова. Он сжимает меж пальцами бусину соска, прежде чем прикусить кожу около ключиц. Чан губы приоткрывает, из горла слетает вздох долгий и почти шипящий. Его пальцы сжимают ткань простыни под собой до боли в костяшках. Он ненавидит своего парня за то, что тот всегда любил слишком долгие прелюдии, когда самому хотелось уже прямо здесь и сейчас, чтобы взяли за волосы, оттаскивая назад и входили до самого основания, заполняя без остатка и приятной боли. Но он никогда не скажет об этом. Ведь знает, что Хван сам поймёт. Чан руки поднимает, притягивая парня ближе и держа ладони на его спине, сжав ткань водолазки. Брюнет оставляет ещё пару засосов на груди, зализывая их и исследуя языком впадины тела, почти рисуя на них узоры, ведь вкус карамели с запахом из приятной смеси закрадывался прямо в корку мозга, заставляя желать только одного – Чана. Его волосы были на подушках растрёпаны, рассыпаясь как лучи нимба. Припухлые и даже немного красноватые губы раскрывались при вдохах частых, ведь с каждым прикосновением кислород выбивался из лёгких. Грудь вздымалась при каждом вдохе, а засосы и укусы начинали приятно жечь на теле, превращая его в поле с цветками агростемм, рассыпаных местами. В его глазах видна почти мольба об ускорении всего процесса со смесью получаемого наслаждения. А у Хвана голова кружится от божественного вида, а в глазах чуть ли не темнеет от переполняющего возбуждения. Слегка отстраняется, чтобы посмотреть. Перед ним простиралась модель с картин великих художников, не иначе, так считал Хёнджин, глядя на своего парня. Он упирается коленями в матрас, вставая на них перед лежащим блондином, а руки тянутся к ремню на брюках. Он не сразу берётся за пряжку, ощущая, как в глазах темнеет сильнее и даже расстегнуть его не может. – Давай я, – говорит Бан и подаётся вперёд, касаясь пряжки и с глухим звоном расстёгивает её, слегка джинсы ослабляя на нём. Брюнет кивает ему, а когда с ремнём заканчивает, то ложится на кровать обратно. Хёнджин нависает над Чаном, кладя ладонь на скрытую область его паха и ощущает, насколько там твердо, пульсирует желание, развивающееся по всему телу. Блондин воздух вбирает сквозь зубы, чувствуя, что становится ещё тяжелее сдерживаться и ждать. Он ловит взгляд младшего на себе и тихо мычит, пытаясь вдохнуть нормально. – Пожалуйста… Парень голову поднимает, смотря на раскрасневшиеся щёки и даже область шеи, а в животе сжимается всё чуть ли не до боли от возбуждения. Он стягивает с Чана почти резко оставшуюся одежду, оголяя и отбрасывая ненужные вещи. Теперь парень точно был не чем иным, как чертовым искусством. Его искусством. Член почти предэкулятом начинает истекать от невыносимого давления, а вены выделяются на всём стволе, показывая всё его возбуждение и мучительное ожидание. – Что же ты сразу не сказал, что готовился? – у Хёнджина словно голову сносит в один момент и он рывком снимает с себя водолазку, что падает на пол с шорохом тихим, куда затем следуют и брюки вместе с боксёрами. Блондин видит, что его возбуждение совпадает с возбуждением Хвана, по одному взгляду замечая, как член налит кровью, а головка розовеет. Бан губы кусает, глядя на вставшую плоть и её размер, который каждый раз доводил до оглушительного оргазма. Чана под бёдра подхватывают и двигают ближе быстрым движением. Вот оно, его ожидание было наконец-то вознаграждено и чужая ладонь обхватывает ствол у самого основания. Тело дёргается при сжатии органа, и стон звучит громче и глубже, чем прошлые. С губ Хвана слетает тихое «вау», когда по члену стекает прозрачная капля смазки и его пальцы, образующие кольцо вверх поднимаются дразнящим движением. Нет, всё-таки Хёнджин садист. – Я сейчас кончу, если ты так будешь делать… – шепчет Чан, ему требуются все силы и выдержка, чтобы не излиться прямо сейчас младшему в руку. – Как тебе угодно. С этими словами Хёнджин, не думая ни секунды, входит резким движением в Чана, что издаёт крик, он разливается по всей комнате. У него пальцы ног подгибаются, а по всему телу проходит судорога, заставляющая спину выгнуть почти до хруста между позвонками. Голова назад откидывается, елозя по подушке под ней. В глазах мерцают чуть ли не звёзды, рассыпаясь перед зрачками с блеском и искорками. Он мог поклясться, что это ощущение наполненности было настолько невероятным, что почти сводило с ума. – Ты ещё и растянул себя… умница, – хвалит он в немного повелительной манере, перемещая руки на талию и поглаживая большим пальцем, отмечая то, как хорошо входит член в чужое тело. – Продолжай… пожалуйста… – лишь молит он в ответ, издавая звуки, похожие почти на всхлип, они смешиваются с тяжким вдохом. Бан находит плечи парня и тянет его к себе, чтобы вновь поцеловать. Хван выходит наполовину и вновь толкается внутрь, слыша очередной громкий стон прямо в губы. Поцелуй получается слегка смазанным, а когда губы Чана раскрываются в очередном стоне, нижняя губа оттягивается, чтобы прикусить в игривой манере. Толчки становятся резче и сильнее, а боль в животе Хёнджина усиливается, как будто ему недостаточно и ему нужно гораздо больше. Он впивается пальцами в кожу, оставляя на ней следы, которые точно будут болеть утром, приобретя бордовый оттенок. Чужие пальцы за плечи цепляются с силой, царапая их ногтями и так же оставляя свои «метки». Чан прямо сейчас ощущал себя так, будто он взорвётся от переизбытка тех ощущений, что окутывали его, почти что ослепляя. Каждый толчок внутрь бил не только по простате, задевая её, но и по всему телу высоковольтными зарядами, прожигая и заставляя дрожать и чуть ли не кричать до хрипоты. Губы Хвана мажут по телу, кусая и зализывая сразу же. По телу начинают появляться следы от зубов, что начинали краснеть постепенно, даря коже приятную боль от них. Живот Хёнджина сильнее скручивается и в глаза звёзды мерцают. Он двигается сильнее, почти размашисто, не уделяя внимание осторожности и Чан вскрикивает вновь, впиваясь ногтями в кожу спины. От этого толчка по телу словно молния бьёт, заставляя поясницу вновь прогнуться и укусить губы. – Медленнее… – чуть ли не скулит блондин, еле глаза открывая и вновь из горла вырывается крик громкий, но скорее от боли, нежели наслаждения. Хёнджин ноги парня лишь сильнее раздвигает, чтобы запрокинуть их на плечи себе, продолжая толкаться с усилием. Дыхание становится поверхностным и сбитым, а пальцы начинают чуть ли не ямки оставлять на его теле от такой сильной хватки. Его голова кружится лишь сильнее, чем-то напоминая предобморочное состояние. Бан сам не осознаёт, как от ещё одного такого толчка закатывает глаза, издавая хриплый и надрывный почти что стон, когда изливается, кончая на животы другу друга. Семя разливается тягучей и липкой жидкостью по телам, а сфинктеры сокращаются, сжимая член упирающийся прямо в комочек нервов. Хёнджин шипит от силы сжатия и дискомфортного ощущения и через силу делает ещё один толчок, после чего ощущает долгожданный пик, изливаясь внутрь парня. Хван наконец-то останавливается и слышит, как сердце бьёт в ушах словно барабан, отдаваясь чуть ли не эхом в ушных перепонках. Он выходит из тела Чана, руки слезают с талии, упираясь в матрас, прогибая его под своими руками, а у самого в глазах чернота. В животе что-то затягивалось с болью неприятной и Хёнджин начинает ощущать, что что-то идёт не так. Его руки немного подрагивают, а в мышцах онемение начинает проявляться. Он сквозь тьму в глазах видит, как Чан что-то говорит ему и слышит его слова сквозь белый шум в ушах. В горле скапливается слюна, которой даже не протолкнуться из-за кома, который царапал собой внутренние стенки. Он без слов на кровать опускается рядом с Баном, глаза закрывая и ощущая приторный вкус карамели на языке, который становился кислым и даже отвратительным с каждой секундой. – Эй, ты чего? – Чан приподнимается с кровати слегка, кладя ладонь на плечо парню и чувствует жар. – Да ты же горишь… – Чем… чем ты пользовался?.. Чтобы так пахнуть?.. – прерывисто мычит Хёнджин, приоткрывая один глаз, чтобы посмотреть на любимого, у которого на лице растерянность, граничащая с паникой. Чан перемешается по кровати на край и достаёт что-то из ящика тумбочки, а потом возвращается в исходное положение, держа в руках предмет. Это был пластиковый флакон с красной этикеткой, на которой было написано «Расслабляющее масло» а ниже были написаны составляющие. Стоит брюнету увидеть красную этикетку на бутыльке, как его сердце останавливается на пару секунд, но возобновляет свою работу, но гораздо медленнее, чем раньше. Он ошибся. Фатально и непростительно. Видимо, когда Хван прятал все свои ингредиенты и прочие результаты собственных эксперементов над цветами, чтобы убивать людей, то забрал не тот сосуд. В голове всё складывается как пазл, и живот скручивается ещё сильнее от осознания, а кишечник словно сохнет на свету. Чан нанёс на своё тело это вещество под видом ароматического масла для расслабления и усилить возбуждение партнёра. Он ощущал привкус мяты и розы на собственных губах, которыми по доброй воле собирал весь яд на теле. В этой смеси содержались цветки лютика едкого, который неизбежно приводит к раздражению кишечника и ведёт к отравлению до летального исхода. Он сам себя убил. Боль становилась настолько сильной, что кажется, Хван почти не дышал, а тело немело. Жар трансформировался в холод, пробирающийся по всей коже. Тогда он и понял. Это был его конец. Но он не мог сдаться. Он не могу умереть так просто и бесславно. Это не он должен был умереть, а кто-то другой. Он не достоин такой смерти. Это не его смерть. Хёнджин цеплялся за жизнь, сжимая её в своих окровавленных руках до белых костяшек. Он не достиг своей цели, не смог очистить мир от грязи и добиться тех праведности и равноправия, что добивался так долго и упорно. Всё не могло закончиться настолько просто. Нет. Только не с ним.

***

«Время смерти: 00:44 Смерть наступила от отравления». Записывают врачи скорой помощи, которых вызвал Чан, видя, что Хёнджин почти не дышит и его кожа покрывается ледяным потом. Увы, но стоило приехать специалистам, как прозвенел звонок в дверь от госпожи Смерти, а точнее от рыцаря с черным знаменем, сошедшего с карты Таро. Хван Хёнджин умер, не успев закончить начатое. Его благие дела никогда не будут освящены. Но были ли его дела по-настоящему благими? Одни скажут, что да. Другие скажут, что нет. И это будет их право. Хёнджин говорил после каждого убийства, садясь в машину: «Вот и на одну мразь меньше стало», но было ли это так? Становилось ли в мире на одну мразь меньше или их количество не менялось, ведь одна мразь, убивала другую? Хван Хёнджин считал себя самой смертью и был уверен в том, что у него есть право руководить жизнями других людей и решать, когда она должна оборваться. Да, Хван Хёнджин – смерть. Но смерть для самого себя.