Konigin

             С самого детства Кëниг усвоил, что страх — это большая сила. Он это понял, когда в средней школе познакомился лицом к лицу с битой замкапитана бейсбольной команды. Пусть они были ровесниками, сероглазый уже в то время был выше некоторых старшеклассников.       Высокий и тощий. Он впервый раз попробовал на вкус зубную крошку от того широкого коротышки. Вспыльчивый малый оказался. Кто знал, что из-за одного слуха он тут же схватится за игровой инвентарь прямо в раздевалке? Кëниг в душе не ебал, кто такая эта Карин, зато четко распознал пелену благоговения, когда размазал чужую физиономию по бетонному полу.       Он боялся людей, потому что общество держалось принципа «инкубатора» — все должны быть одинаковые, как муравьи в муравейнике. Кëниг уже тогда не подходил под «стандарты». Он с малого возраста тревожился от собственных ровесников, знал их жестокость, их необоснованных порицания. Но тогда, смотря на чужие лица одноклассники, которые даже не ринулись спасать своего заместителя, он увидел оцепенение, панику. Они просто смотрели, даже когда в раздевалку влетел тренер и еле как их расцепил.       Ему было плевать на выговор и исключение из колледжа, на ругань опекунов, на вставленные на место зубы, на вправленный нос. Он думал лишь о том, как устал бояться и терпеть. А ещё как у него чешутся кулаки.       Да, он нервничал когда шёл в армию, когда впервые держал в руках не тренировочное оружие, когда наконец отправили на первый рейд, когда его вербовали, когда после армейского рукопашного боя у него завязался разговор с шибутным корейцем. Однако, сковывающего, всепожирающего страха не было. Теперь боялись уже его. Лишь психологические барьеры не позволяли ему зазвездиться, но цену себе он сумел понять и распробовать.        Единственная жалость, не отпускающая его и по сей день — он так и не стал снайпером, как и хотел с самого начала. Хотел, стремился, мечтал. Но вот он, боец штурмового отряда, практически живой таран; быстрый, сильный, меткий, расчётливый, уже на опыте, с прекрасными навыками и профи по бою в городской среде, вселяющий ужас лишь своими габаритами.       Да, в бою он и правда очаровательно-смертоносен. А в мирное время он просто выдающийся своим величием хорошо сохранившийся человек, необычайно тихий, но не замкнутый в себе. Просто не любитель обильного внимания.       И чёрт побери, пусть это место не совсем гражданка, вот он сейчас — заштопанный и сконфуженный сидит ночью на свежем воздухе возле военного госпиталя, а рядом сидит какая-то непонятной наружности барышня в медицинском халате и бубнит проклятья себе под нос. А ещё похоже про их существование напрочь забыли дежурные стационара. И сука, ему сейчас не страшно, вовсе нет, страха нет, только дикое желание свалить куда-то в тень.       Потому что уже в армии выучил другие постулаты. Один из них как раз про «Крассые кресты». Ладно, не один. И это не про тех, кто вечно кружит по светлым, пропитанным запахами хлорки и нашатыря этажам больниц. Не, те люди молодцы, спору нет, делают всё, чтобы спасти: режут, вставляют, зашивают, переливают. Врачи с гражданки выглядят как ангелы во плоти. Эти правила их не касаются. Практически. У каждой профессии есть и сторона в тени. В медицине — это поле.       Ни что так не воодушевляет жить, как воскрешенный на твоих глазах человек. Он это видел сам. Ооо, эти ребята тебя заставят жить только одним своим видом. Даже если у тебя разорвано брюхо осколочной и кишки наружу, перебиты ноги и кровь хлещет из всех естественных и новообразованных отверстий.       «Работаю аккуратно, но больно.» — слышал он как-то от курсантов артиллеристов. Да, да, их правда. Но когда такое слышится от санитаров, его это вообще не удивляет.       — Ты. Что у тебя с боком? — всё-таки интересуется медик.       — Военная тайна, — чеканит мужчина.       Это шутка что-ли была такая?       — Молодой человек, — А молодой ли? Да плевать. Клэр подбирала более корректные слова помимо «Не ссы мне в уши». — За моей группой крепится здесь второй участок, и я должна знать, мне ли будут делать выговор, на основании того, что кто-то из отделения по восстановлению решил уйти из палаты.       Многозначное молчание всё таки прерывается.       — Колотое ранение в бок. Только мягкие ткани.       — Так, — собираясь с мыслями кивнула девушка. — Скажи-ка, а когда тебя зашили?       Тишина.       — Только не говори, что сегодня.       — Не сегодня. Доставили в четверг.       — Ясно.       Ещё и двух дней не прошло, а он уже на ногах — крутилось в голове у медика. Клэр делает выводы, что он либо какой-то супер солдат, либо токой же полудурак, по типу МакТавиша. Ооо, с ним она уже успела настрадаться за его длинный язык и желания куда-либо залезть, несмотря на врачебные предписания. Этот такой же?       Бинго.       — Когда нас выпишут или переведут? — осекся он слишком поздно. Нет никаких «нас». Есть только «меня».       — Когда хирург одобрит с главврачом, — приговаривает уже заученные слова медик.       Значит такой же.       Четверг. А ведь в четверг доставили как раз и того говорливого шотландца. Девушка притихает на какое-то время, вновь открывает сообщения, чтобы хоть как-то отвлечься и додумать.       — У МакТавиша пошло отторжение шовного материала, придется его перешивать, — говорит на пробу.       — Ясно, — прилетает сухое.       Значит они всё-таки знакомы.       — То есть ты его все-таки знаешь? — с лёгкой лукавостью карамельные глаза чуть щурятся.       Он молчит, не собирается разбрасываться ещё информацией. Если это врач с его участка — посмотрит медкарточку.       — Так вот кого ещё привезли тогда. А столько криков было из-за…       … каких-то наёмников.        Она остановилась на двух вариантах: либо работали на одной передовой, либо они из одной организации.       На открытые участки рук падает взгляд, только когда небо решило распогодиться и показать скудное количество бледных звёзд, но этого хватило зацепиться за неприлично широкие шрамы.       Безрассудство это обычно одна из фишек людей с синдром героя, самоубийц, а ещё для того, кто готов добиться своей цели любой ценой. Или ради цены.       — Не люблю наёмников, — вздыхает она. Телефон тихо вибрирует в кармане.       Девушка ловит сканирующий, практически пронизывающий взгляд, убеждаясь и ставя точку в своей догадке.       — Удиви, — как бы просит он, даже не из вредности, а из чистейшего любопытства. Чего он только не на слушался за свою жизнь про наёмных военных, но ему почему то всё рано было мало.       — Всё упирается в деньги. Кто больше заплатит, за тем и пойдут. Как куртизанки, — отвечает она, и Кëниг, что удивительно, не чувствует в её словах двойного дна. А потом, чуть подумав, прилетает в завершение. — А ещё с ними больше всего бумажной волокиты.       Ещё один чистейший факт. Обычно, такие люди попадают сразу в частные военные больницы, так что даже странно, что их оставили здесь. Как бы ладно, за них и платят куда краше, чем за «обычных» военнослужащих, но и ответственности накладывается в пять раз больше.       Мужчина чуть сутулится, упираясь локтем свободной руки в колено, а на развёрнутый кулак опускается подбородок. Под маской дрогнули уголки губ в сорванном «Хм».       — На моей памяти, так грациозно ещё никто не называл проституток, — ему кажется это таким по детски абсурдным. И почему-то…интересным? — Знала бы ты, сколько таких дел творится днями на пролёт в правительстве и за меньшие деньги.       Чуть погодя, девушка мелко кивает в знак согласия.       — Твоя правда, — она наконец то снимает телефон с блокировки с помощью отпечатка пальца.       — Как факт, все контрактники — есть наёмники.       — Думаю ты понял, о чём я имела в виду.       Где-то за спинами лязгает пару раз и по мелким трещинами в асфальте бежит широкая дорожка света. Оба оборачиваются, чтобы посмотреть.       — Что за дела, Вудард?! — недовольно доносится от фигуры в светлом проходе.       Каштановые брови сводятся к переносице от резкого освещения, а ещё от кипения. Девушка быстро встаёт, подхватывает приличной тяжести коробку и идёт к открытой двери.       — О, прости спящая красавица, что потревожила твой чуткий сон, — язвит она, думая не швырнул ли в постового ящик с двухметрового расстояния. — А если серьезно, то какого хрена, Джош?! Ни ты, ни Ирма не отвечаете, ладно вход закрыт, но вдруг что-то случится в палатах или доставят кого-то ночью?       Она грубо впихивает коробку в руки опешившего мужчины, командуя, куда нужно это нести. Кёниг заинтересованно-отстраненно посматривает на меняющиеся эмоции постового, а ещё подмечает как белеют кончики его пальцев, а венки с сухожилиями заметно начали выступать. Значит там и правда было что-то приличное по весу.       У них даже ночью суета?       — Так, мой хороший, — он не упустил тот момент, когда пышущее недовольством нечто вернулось к нему и встало напротив, уперев без особого нагнетания руки в бока. — У тебя пять-семь минут, чтобы вернуться в палату, пока эти мракобесы возятся на складе. Я как раз вернусь к этому времени и надеюсь, что ты будешь у себя.       Пока девушка раздавала чёткие указания, она не заметила как в чужих глазах медленно но верно меняется погода. Туманность и отрешенность исчезли.       — И часто ты таскаешься по корпусам ночью? — не то чтобы провокации доставляли ему какое-то особое удовольствие, но ему было и правда не чем заняться.       — Не хами на ночь глядя девушке, это плохой тон, — она поддевает не так завуалированно, но с понятным посылом.       Он медленно встаёт, будто просыпается от спячки, возвышаясь и смотря сверху вниз, но не подавляя собой. Он не виноват в такой приличной разнице в росте.       — Я пойду с тобой.       — Ничего подобного. Ты пойдешь к себе в палату, — сразу режет девушка в том же духе.       — Не убедила, — всё также скучающе произносит мужчина.       — Эй, я тебе не мама уговаривать. Могу и медиков позвать.       Резонное замечание, но ему тоже есть чем крыть. Эх, а он так не хотел проблем.       — Я думаю ты этого не сделаешь, так как не захочешь, чтобы слишком болтливый МакТавиш поведал Исайе, что его сотрудник нарушает режим посещений и путает личное время с рабочим.       И судя по тому, как девушка секундно теряется, он верно попал.       — С чего это ты взял, что Морган должен меня напугать?       — Потому что наш Джонни, что твой Исайя ну очень говорливые, — он решил не томить и раскрыть карты. По крайней мере, он понял из разговора во время капельницы, что они и правда между разговоров упоминали особу именуемой «звероящерицей» ровно в тот момент, когда знакомая фигура уходила в другое крыло с анализами шотландского сержанта. Вот теперь всё встало на свои места.       А ещё он знает, что Исайя Морган или же Иззи— старший уполномоченный в их группе, но эту информацию он всё же у молчит, так как не горит желанием сдавать хорошего (на самом деле Иззи серьезно опытный и рукастый) медика и подрывника Джонни такой маленькой валькирии.       — Вот и будь потом доброй с людьми, — ворчит Клэр. — Надо было сразу охране сказать, чтобы они тебя в первый раз турнули.       — Надо было, — Кёниг лишь медленно потягивается, хрустнув пару раз шеей и суставами плеч. Если гулять, значит гулять. Буквально гулять. Он до последнего собирается оттягивать время возвращения в свою стерильную тюрьму. — Показывай дорогу.       Субординация помахала их компании белым платочком и удавилась.

***

      — Есть ещё что сказать хорошего обо мне? — гравий тихо хрустел под ногами от быстрой подступи двух пар ног. Одной в кедах, другой в больничных тапках.       Мужчина посмотрел на неё с пустым взглядом. Он даже успел задуматься.       — На самом деле, я не был уверен, что они говорили именно о тебе, просто Джон слишком хмуро и долго смотрел тебе в след. Я только ориентировался на рост и длину волос.       — Да ты просто мастер дедукции, — Клэр хмыкает, перехватывая коробку по удобнее.       — Может я понесу? — предлагает мужчина.       — О, да вы ещё и джентльмен.       — Я просто не хочу чтобы на грохот сбежалась вся охрана комплекса, когда коробка всё же вывалится из твоих рук, — поясняет Кëниг, неся в руках только расписку и небольшую стопку других бумажек.       Клэр лишь мычит и матает головой в отказ. Ей до сих пор не нравилась вся эта идея и прогулкой, так что она точно не доверит оборудование пациенту с полостной операцией, каким бы сильным он не был. Она уже привыкла к тяжестям ещё с колледжа и точно знала как не переусердствовать. А вот у него ещё швы не заросли, но он уже куда-то лезет.       Ну, его дело предложить, поэтому он лишь пожимает плечами. На каждый его размеренный широкий шаг, слышатся два-три чужих, по тише. Эта коробка была четвёртая и последняя.       — Прогулка окончена, ваше величество. Надеюсь ваша душенька спокойна. А теперь в палату и на боковую, — уже стоя по середине склада она потирает руки, поставив коробку на пол около подписанных стилажей с поставленным инвентарём и другими ящиками.       Осталось пристроить это безобразие на третью полку и оставить нужные бумаги на пункте. И пока Клэр глубоко задумалась, как поставить такую тяжесть на уровень выше своего роста, она не заметили хмурого взгляда серых глаз, буквально пилящих её фигуру в четырёх проекциях.       Если бы она только знала, как австриец не любил эту тему, то, больше из вежливости, чем из безопасности, точно бы обошла.       — Так. Стул, стул, стул, — забубнила девушка начиная крутится в поисках впринципе того, что помогло бы ей уместит груз на верх.       Она отходит недалеко, оставляя всего на несколько секунд пациента хирургии без присмотра. Буквально не смотрит на него, но этого вполне хватает.       Когда она возвращается с небольшой стремянкой, то видит лишь как руки мужчины опускаются по швам. Ей кажется или он глазами ей улыбается?       — Так ведь намного быстрее, правда? — и он практически копирует её действия, стряхивая с рук неприятные ощущение чего-то, что напоминало песок. — Я конечно не медик, но мне кажется, что таскать тяжести девушкам вредно. Впредь пожалуйста, непереутруждайте себя. Каждый медбрат и медсестра на вес золота, — говорит он, убирая руки в замок за спину. И только девушка намеревается что-то сказать или парировать, как мужчина тут же продолжает. — Ладно, время и правда уже позднее, — он идет к выходу, но решает чуть задержаться в проходе, чтобы добавить сверху. — Надеюсь на сборах всё пройдет гладко. Доброй ночи.       Клэр смотрит ему вслед неморгающим взглядом. Откуда-то возникает огромное желание размазать Иззи по стенке за его бескостный язык. Но ещё больше ей «понравилось» то, как наёмник назвал её по профессии. Медсестра, да?       Сука, она врач.