Голос Ангела

— Что? — ты была повергнута в конкретный шок. Перед тобой был он… тот молодой парень, который начал частенько появляться в твоей жизни. И, о Боги, снова он. Как он услышал? Что? Где? Когда? Ты задавалась вопросами, на которых ты не знала ответа. — Ким Сынмин, — парень хитро улыбнулся и взглянул на тебя всю недоумевающую. По тебе можно было сказать, что ты была похожа на символ «вопросительный знак». А ведь и вправду. Ты не знала, что сказать. Стоит девчушка с разинутым ртом и пошевелить его не может. Ким Сынмин. Сынмин. Это имя начало крутиться у тебя в голове, отдаваясь эхом в твоем мозгу, в твоем сознании, биться о стенки внутренних органов, течь по кругам кровообращения, ты буквально прочувствовала это имя на себе. Ты вцепилась в голову и твой мозг сам воспроизвел кинопленку воспоминаний о словах прабабушки. — Ким… Сынмин?.. — дрожащим голосом спросила ты, глазком взглянув на него. Парень стоял на месте и улыбался. Эта улыбка, скрывающая многие тайны, удивила тебя, но дала положительный эффект и твое сердце немного успокоилось. После нескольких секунд молчания с обеих сторон парень медленно поднял голову, взглянул на тебя глубокими, словно та самая пропасть, с которой ты сейчас падаешь, глазами и запел прекраснейшим голосом, от которого у тебя пошел табун мурашек по спине, затаилось дыхание, а в области груди стало как-то тесно и больно:

Ты не сможешь скрыть печаль своих глаз, что так кричат как облегчить твою боль пребывания в дримкор?

Мне не привыкать к молчанью я люблю твой бледный лик может все не так уж плохо? я хотя бы не один ожидания напрасны тебе ничего не светит лишь могу укрыть вуалью чтобы спрятать шрамы эти то, что было так желанно больше не приносит радость ты хотела быть любимой но теперь вечно семнадцать искаженные дома и пустые коридоры больше не пугают нас ведь во сне нет чувств тревоги

Ты не сможешь скрыть печаль своих глаз, что так кричат как облегчить твою боль пребывания в дримкор?

Я прошу тебя не надо нас реанимировать сколько времени прошло что я смог изжить себя? я прошу тебя не надо нас реанимировать

— Этот мир неправильный - неправилен не я…

(Dreamcore — pathetic)

— Наконец уловила суть? — ухмыльнулся Сынмин, оголяя свои белые зубы. — Ты певец?.. — осторожно спросила ты, глядя на него, хотя ты даже не понимала почему спросила, ведь по этому вокалу можно уже ответить с уверенностью «Да». — Хах? А не должен был быть? — ответил на вопрос вопросом Сынмин, медленно начиная подходить к тебе. — Ведь ты тоже певица. У тебя врожденный талант. Но куда ты его всираешь, Т/и? — Отку… — Правильно — никуда. Да ты ведь даже не пытаешься… — Я просто не знаю, как начать! — вскрикнула ты, стиснув ладони в крепкие кулаки. Ты чувствовала себя подавленно от этих слов, ведь они были горькой правдой, которая царапала своими острыми когтями твое лицо, шею и медленно переходила к горлу, к голосовым связкам. — Не оправдывайся! — перебил тебя Сынмин, подходя к тебе еще ближе. — Если бы ты хотела, если бы ты желала, то давно бы уже пошла работать в музыкальную индустрию и зарабатывать бабло. Тебе же так оно нужно, что ты из кожи вон лезешь, пытаешься устроиться на разные подработки, занимаешься работой, которая совсем тебе не подходит по возрасту. Я не удивлюсь, если ты еще проституткой хотела стать, — возражал Сынмин, ругая тебя, прямо говоря тебе о твоих проблемах. Но после слова «Проституткой» ты вздрогнула и из твоего левого глаза потекла горячая слеза. Ты карала себя перед Господом Богом за свою беспомощность, слабость, изнурение, ведь даже сейчас ты распускаешь нюни, вместо того, чтобы работать. — Я устала, я ненавижу уже себя, но ты, сука, зараза такая, начал частенько появляться в моей жизни! С какого перепугу вообще? Раньше мы вообще не были знакомы, так где ты увидел меня, что я так заинтересовала тебя? — жаловалась ты, скаля зубы до неприятных скрипов и резкой боли.       Тишина. Ты левой рукой вытерла слезу, которая успела дойти уже до линии подбородка. Ваши глаза смотрели друг на друга, полные вопросов, ваши брови были одинаково нахмурены от поступившей злости. Парень первый разорвал это напряжение, словно разбил плотный лед, подав голос: — Ты меня заинтересовала еще в больнице. Бедная девушка, что была в таком отчаянии, в таком бедном положении, так как мать у нее больная, страдает раком легких, а на лечение нужно много денежек. Это был первый раз, — Сынмин выпрямил указательный палец. — Второй раз я тебя увидел вместе с тремя девушками. Между вами вспыхнул конфликт, что ты аж выбросила шлем в кусты, который находился от меня неподалеку. В тот же день я пришел в этот ресторан, и я узнал, что тебя уволили, — он выпрямил средний палец. — Третий раз в баре. «Какого черта тут делает старшеклассница?» — спрашивал я сам себя. В итоге я снова встретил тебя. Забавно не так ли? Тогда я тебе подложил записку, потому что не желал видеть снова, как старшеклассницу насилуют где-нибудь в подворотне этих районов… И вот опять. Я прогуливаюсь по ночному городу, в поисках нового вдохновения, нового себя и тут издалека слышу чудесное пение. Думаю «Дай-ка посмотрю. Слишком любопытно», а это оказывается снова ты. Ха-ха, забавно не так ли? — рассказывал и рассказывал Сынмин, пока его не охватила отдышка.       Ты глубоко задумалась, от нервов потерев подбородок и переваривая в голове всю поступившую информацию. — Прабабушка… — выдала ты, вдруг вспомнив свою родственницу, снова в твоей голове прокрутилась старая кинопленка, показывающая воспоминания из сна.       Сынмин переспросил тебя и вопросительным взглядом посмотрел на тебя, легонько разинув рот от раздирающего до костей любопытства. Но вместо ответов на его вопросы ты помахала отрицательно головой, повернулась к нему спиной и снова начала думать, соединять маленькие детали-пазлы, составлять всю хронологию произошедших событий. Пробудил тебя от твоих отчаянных и глубоких раздумий мягкий и нежный голос Сынмина, что эхом отдался в твоем правом ухе. Ты вздрогнула, немного отступив в сторону, и посмотрела на него испуганными, полными вопросами, круглыми очами. По его губам, что расплывались в хитрой ухмылке, можно было сказать, что ему нравилось, доставляло огромное удовольствие, некую эйфорию, что пульсировала в области низа живота. — Ой-ой, какие чудесные шрамы. Откуда? — спросил Сынмин, резко наклонив свое лицо к твоему. Он начал пристально разглядывать твои глаза, веки, ресницы и несколько царапин, изучать все до мельчайших деталей, просверливая в тебе черную дыру. — Тебя это должно волновать? Не твое дело, извращенец, — от такого напора, ты положила руки на его грудь и отодвинула от себя, отвернувшись в противоположную сторону.       Сзади послышался нервный смешок. — Извращенец? Мне такое первый раз говорят. Неужели это те девушки сделали? Ах, какое горе! — парень изображал некое удивление, перемешанное с сожалением и грустью на своем красивом до чертиков лице, словно сам Аполлон поцеловал его нос и одарил такой красотой. — Как ты уз… — ты не успела договорить, как тебя тут же перебили: — Догадался, — сказал Сынмин, пристально смотря на твой глаз.       Глаза Сынмина давили на тебя, становилось немного некомфортно от этого, и ты явно выражала это, кривляясь и глубоко выдыхая. Ты была словно маленьким кроликом, которого вот-вот съедят живьем, но волк вместо того, чтобы поглотить очередную пищу, неожиданно для тебя мило улыбнулся: — Прогуляемся? Если не хочешь, то я опять скажу, что не хочу видеть, как старшеклассницу насилуют где-нибудь в подворотне, поэтому, раз уж ты сегодня не работаешь, пошли прогуляемся по ночному городу, — предложил Сынмин, улыбнувшись уголками губ.       Ты была шокирована. Это был первый человек, кроме матери и прабабушки, первый парень, что предложил тебе немного прогуляться. Твои чувства пустились в пляс. Ты была так рада, что твои глаза наполнились слезами счастья, радости и веселья. Эти слова подали тебе надежду. Надежду, что все не так пропало. Словно пока ты падала в пропасть, то ухватилась за еще один выступ, за еще один маленький, но твердый камень, что дал тебе новую опору. — От чего ты снова начала плакать? — спросил Сынмин, немного растерявшись. Ведь если до этого он отчитал тебя по всем пятам, то сейчас он немного не понимал от чего льется такой соленый ручей. — Ты не сердись на меня за то, что я такая грустная вся. Сейчас мне очень хорошо, очень легко. А что я плачу сейчас, так это пустяки; я и сама не знаю, отчего я плачу. Я больно чувствую — впечатления мои сейчас болезненны. Безоблачное, усыпанное тусклыми звездами, небо, закат солнца, что недавно так был и дал мне это вдохновение, вечернее затишье — всё это, — не знаю, — но я как-то настроена принимать все эти впечатления тяжело, так что сердце переполняется и душа просит горячих слез. Только я вот не понимаю, зачем я тебе это говорю? — задавала ты риторический вопрос сама себе, опустив голову вниз и смотря на мощенный асфальт. — Тогда позвольте мне успокоить Вас, мисс Т/и, — Сынмин улыбнулся и протянул руку ладонью вверх.       Ты колебалась, волновалась, по твоему телу с головы до ног пробежались мурашки, слабая, но сладкая, как конфета, боль ощущалась у тебя в груди, в животе. И ты согласилась со слабой улыбкой на лице, посмотрев на него заплаканными красными глазами. Ты нежно взяла его за руку, словно приняла приглашение на танец на вечернем балу. А может так и есть? Ночь. Вы одни. Кружитесь и танцуете, смеётесь и радуетесь, поете вместе — словно точно на каком-нибудь местном ассамблее. Ты уже позабыла о всех своих проблемах: о деньгах, о работе — ты просто наслаждалась моментом, который навсегда останется у тебя в памяти, до самой чертовой могилы, что после смерти он еще долго будет тлеть в твоих костях, в твоем черепе, пока совсем не иссякнет. Вы настолько увлеклись друг другом, что пролетела вся холодная ночь и наступил рассвет. Вокруг все просыпалось, пробуждалось: тусклые лучи солнца начали озарять тьму, постепенно освещая мощенные дороги, дома людей, круглосуточные (и не только) магазины, автобусные остановки — всё-всё.       Ты что-то лепетала, сочиняла новые стихи, рассказы, но Сынмин этого не слушал. Ему было не до рассказов. Он глядел на тебя, всю облитую ясным солнечным лучом, всю кроткую успокоенную. Все радостно сияло вокруг вас, внизу, вверху — небо, земля, улицы, сам воздух, казалось, был насыщен неким блеском. Вдохновение. Вот оно. Чувство, что он не испытывал так давно, с тех времен…       Когда на улицах начали появляться угрюмые прохожие, спешащие на работу, а на дорогах послышались скрипы колес машин, то вы вместе сделали вывод, что пора бы уже закругляться. — Я провожу тебя до твоего дома, — мягко сказал Сынмин, улыбнувшись. Ты ответила взаимностью и так вы оба дошли до твоей старой развалины. — Ну, я даже не знаю, как попрощаться: сказать формально или неформально. Как думаешь? — спрашивала ты его, смеясь, закрывая тыльной стороной ладони улыбку. — Я вообще не думаю с Вами расставаться! — сказал уважительно Сынмин, поклонившись, словно джентльмен из трилогии фильмов про принцесс. — Мой бедный слух не воспринимает, когда кто-то относится ко мне формально, поэтому, будь добр, неформально. Да и тем более ты меня старше, — промолвила ты, отведя взгляд в сторону и взяв прядь своих волос, начала нервно наматывать его на указательный палец. — Как скажешь, Золушка. Да и я слышу, что ты уже обращаешься со мной неформально, так что все нормально. Вскоре увидимся, — пробормотал Сынмин, ухмыльнувшись, и, развернувшись, помахал рукой на прощание. — Иди-иди, — ты закатила глаза, цокнула и, тоже развернувшись, зашла за порог своего дома.       Открылось словно второе дыхание. Все, что ты чувствовала — это удовольствие, сладость, насыщение, наслаждение этим моментом. Ах, как тебе было хорошо! Так хорошо, что ты танцевала балетную постановку «Умирающий Лебедь» на холодном полу босыми ногами. Вдохновение, этот миг вдохновения преследовал тебя, заставлял вздрагивать от счастья, криво улыбаться, а из глаз чуть ли не текли слезинки счастья. Но радость радостью, а мгновенная усталость настигла тебя, на твою душонку, словно сам Камень Юга упал с небес. Целую ночь вы гуляли по городу, пели, болтая, танцуя — после такого конечно у тебя устанут голосовые связки и тело, поэтому ты с приятной улыбкой на лице, укутавшись в одеяло, уснула.

***

— Т/и…       Кто-то без устали звал тебя по имени. Ты очнулась в кромешной темноте, снова в пустоте, в черной дыре. — Т/и… Открой глаза…       Ты послушно сделала это. Перед собой ты увидела длинный коридор: пол, стены, потолок — все было покрашено в черные и белые квадраты — но после твой взгляд упал на пожилую женщину, что стояла и мило, тепло улыбалась, сложив руки перед собой в замочек. — Видишь? — спросила женщина. — Вижу, — осторожно ответила ты. — Прабабушка, что это за место? — спросила ты, оглядевшись вокруг.       Ответа не последовало.       Вдруг перед тобой пространство начало резко меняться. Коридор начал рушиться: на полу образовались огромные трещины, а потолок начал проваливаться. Куски обшивки летели вниз, но не в тебя и не в прабабушку. Пол под вашими ногами тоже был целым — ни единой трещины. Ты подозрительно взглянула на нее, пока та беззаботно, по-старушечьи улыбалась. Наконец, эта разруха переменилась строительством. Под вашими ногами выросла зеленая свежая трава, идеально выстриженная, как у газонов, где цвели еще ромашки, аканты и другие разные растения. Вдали начали виднеться высокие горы, а если посмотреть немного ближе — то густой лес, словно кричащий, что если зайдешь в него — то непременно умрешь. Чистое небо без облачков. Яркое солнце, что ослепляло твои очи, заставляя каждый раз жмурить глаза. — Красивое место? — спросила прабабушка. Ты молча кивнула. — Это было моим местом вдохновения. Здесь я сочинила свою первую песню и спела ее, где слушателем выступала вся эта природа. Ты тоже найдешь свое место вдохновения. Или ты уже нашла его? Ответ на этот вопрос знаешь только ты и твое сердце. Слушай его, оно подсказывает тебе верный путь. Ким Сынмин, береги его… — сказала женщина и вмиг испарилась, заставив тебя резко проснуться и задуматься над этим сном.

Мое место вдохновения? Что это значит? От меня вдохновение так и блещало, когда я была дома и видела этот прекрасный закат. Вдохновение ко мне поступило и тогда, когда Сынмин мне предложил прогуляться по ночному городу. Ах, как было хорошо! Хочу снова окунуться в те воспоминания и прожить их заново…