
Пэйринг и персонажи
Метки
AU
Hurt/Comfort
Ангст
Счастливый финал
Язык цветов
Кровь / Травмы
Развитие отношений
Рейтинг за секс
Серая мораль
Отношения втайне
Курение
Упоминания наркотиков
Насилие
Упоминания алкоголя
Временная смерть персонажа
Чувственная близость
Магический реализм
Упоминания изнасилования
Упоминания смертей
Серая реальность
Темное прошлое
Запретные отношения
Ангелы
Грязный реализм
Жертвы обстоятельств
Упоминания телесных наказаний
Загробный мир
Неизлечимые заболевания
Описание
Два месяца — слишком маленький срок для того, кто только мечтал начать жизнь с чистого листа. Джисон привык, что судьба распоряжается по-своему, не считаясь с его желаниями, но какие ещё сюрпризы его ждут впереди?
Примечания
Здравствуй, дорогой читатель! Рада видеть тебя здесь🤍
Хочу предупредить о тяжелых моментах в работе, которые могут так или иначе упоминаться вскользь, однако подробные описания травмирующих моментов я осознанно опускаю, чтобы чтение все же оставалось приятным. Смотрите внимательно метки и читайте с осторожностью! Надеюсь, что вам понравится и вы найдете то, что обязательно откликнется в душе!
🤍Работа несет в себе развлекательный характер. Не воспринимайте ее за основу эталона межличностных отношений, потому что это фанфик, придуманный рассказ и т.д. и т.п. Спасибо!
🤍Просьба гомофобно настроенных людей пройти мимо и не портить настроение ни себе, ни мне, ни другим читателям.
🤍тгк: адская мастерская улы.
🤍За обложку огромное спасибо lelinks! Больше ее работ можете найти по ссылке: https://t.me/jooneesng
New year - new life
31 декабря 2024, 01:13
New year - new life
Этой зимой довольно снежно, белые хлопья падают с неба, накрывая плечи, спрятанные в легкой куртке, теплым пледом. Повсюду веселье предстоящего праздника. Только закончилось Рождество. Еще меньше суток, и будет год. Год, как его больше не существует в этом мире. Год, как вина крепко окутала ее шею, не давая свободно дышать. Ничего не помогает. Спасение других никогда не будет равно его спасению. Спасению того, кто значит — значил слишком много. Перед кем уже никогда не извиниться. Одиночество — такая мерзкая дрянь, распиливает сквозняком до костей. Ломает, ломает, ломает. Но отчего-то не убивает, точно издевается. Цепляться, скорее в шутку, чем серьезно, за первых встречных-красавчиков вошло в привычку, но уже не приносит той былой радости от их потерянных лиц, когда юная, побитая наркоманка — пока карандашом записано, как «бывшая» — пытается выпросить номерок. Надоело. Однажды или сейчас. Надоело. Хочется отыскать тех, перед кем сердце разрывается на чертовы куски. Собрать прах одного по ветру и любыми путями найти местоположение захоронения маленького ангела, что никогда не просил впутывать себя в такую жизнь. Сидеть с раннего утра у скромного алтаря Джисона и избегать стыдливого взгляда на рядом стоящую фотографию его матери — такое себе занятие и уж точно не то, с чего Барам хотела бы начать последний день декабря. Она помнит практически каждое слово, сказанное другом в слезах, под воздействием разных веществ темными ночами. Знает, как тяжело ему пришлось после смерти самого родного, да что уж там «самого» — единственного в его жизни человека. Но не смеет винить его мать за такой поступок, Хан никогда не винил, а у нее так тем более нет на это ни малейшего права, как бы за друга не было тесно в груди. Девушка знает, что хоть и ненадолго смогла заменить ему присутствие матери в жизни, помочь справиться с утратой, согреть. И поступила так же. Ушла. Дважды. Ладони безжизненные, сероватые и сухие, только легкие розоватые трещинки продолжают настойчиво чувствовать. Она берет в руки фоторамку и глядит болезненным, с виду угрожающим взглядом прямо в его счастливое улыбающееся лицо, и так хочется разбить на куски все — и стекло, и улыбку. Потому что более никогда она не станет настоящей.Он мертв.
— Последнее, что ты помнил перед смертью обо мне… как я ограбила тебя, верно? — усмехается она. Отвратительно. Отвратительно до тошноты то, что она никак не может исправить то, что натворила, да и могла ли она по-другому? Безусловно. Но не сделала. Зависимость на тот момент была сильнее ее здравого желания быть с ним рядом и любить. Сколько всего они прошли вместе, чтобы тот, кто несмотря ни на что так хотел жить, был сейчас пустотой в этом никчемном мире, а та, что с самого рождения хотела умереть, до сих пор жила, надеясь искупить свой самый страшный грех. И совершенно не о религии сейчас речь. Барам с первого дня своей жизни не чувствовала родительской любви, не знала о таких словах, как «мама» и «папа». Детский дом — первое место, которое увидели ее младенческие глаза после родильного отделения, и впоследствии именно он и стал ее обителью, стирая мечту за мечтой, не давая возможности вырваться в свободную жизнь. Не умеет. Не умеет она жить свободно и даже после всех обещаний находит груз, который будет держать ее на этой земле, как она ожидает, до последнего вздоха. Вина — сейчас новая зависимость, избавиться от которой, кажется, еще сложнее, но ей и впрок, ведь, страдая на земле, она подсознательно мечтает о возможности быть благословленной на небесах и встретиться со всеми, к кому так тепло внутри. Завтра с утра встреча в анонимном центре, куда она ходит не сказать, что, получая от этого удовольствие, но собственная цель — завязать с наркотической зависимостью навсегда — находит ее каждый день, совмещая с ночью, когда тело продолжает ломать, а во рту все так же неприятно, вспоминая в такие моменты лишь о плюсах ненасытной эйфории. Сигареты и клубничные леденцы, оставляющие порезы на языке — новая привычка, — сопутствуют ее ежедневному маршруту. Сегодня у нее выходной, но никуда не хочется. Ноги сами ведут к недавно открытому с почти другом — она точно не знает, какие отношения их связывают — центру для лечения пострадавших от такой же отвратительной прожженной жизни молодых людей. Находиться в нем паршиво, но помощь другим так или иначе приносит конечное облегчение, хотя и ненадолго. Она не знает, чего хочет найти внутри, лишь осмотреться, быть полезной или, быть может, общения. Одиночество, о котором так мечтала совсем недавно, угнетает. Все вокруг счастливые, носятся, готовясь к скорому празднику, а на ее лице нет и капли улыбки. В целом, свет — забытое ничто. Ее мало что радует, да и огорчает тоже. Барам старается проживать чужие эмоции, ведь своих совсем не осталось, но выходит из рук вон плохо. Вот они, украшенные стены, вот пациенты, играющие в го, шахматы и читают просто бездарнейшую книгу Вони, бывшего адвоката Кихуна. И тут же сам он, с довольной улыбкой идет навстречу ей, удивляясь ее приходу. — Барам! — приветствует ее, отдавая небольшую коробочку сладостей, по-видимому, предназначенных доселе кому-то другому. — Привет. Не хочу, — отказывается она от подарка, а Джисон настаивает, и она нервно запихивает конфеты в свою сумку, кивая со сжатой челюстью. — Спасибо. — Ты чего здесь? Не ожидал сегодня увидеть, — часы на его руке вибрируют, видимо, напоминая о сегодняшнем праздновании, вызывая на его щеках легкий румянец, до жути раздражающий Барам. — Уже ухожу, — сжимает поясок сумки и смотрит на выход, собираясь уже уйти. — Да? Я тоже уже закончил, не хочешь прогуляться немного? — Не хочу. А он знает, что хочет. Не желает лишь навязываться и портить своим недовольным лицом день другим, но с Ханом не пройдет, будет нужно — дома его ждет дофаминовый стимулятор, поднимающий настроение одним лишь своим видом. Барам выходит на улицу, тяжело вдыхая неприятный снежный воздух, и думает, куда ей идти. А сзади ее догоняет Джисон, на ходу напяливая на себя куртку. — Вони, оставь меня в покое, — негромко просит она, хотя нотки злобы в голосе распознать абсолютно несложно. — Я лишь хотел сказать, что тут неподалеку открылся парк аттракционов. Всего одна остановка отсюда, — заглядывает ей в глаза и видит ту маленькую девочку, которая всегда мечтала покататься на горках, поесть свойственные месту сладости и примерить разного рода ободки. — Не хочешь поднять себе настроение? Глаза ее стеклянные не станут лгать, и губы почему-то сейчас тоже сопротивляются, не желая более скрываться. — Давай, — шепчет она, а грудь разрывает от скованности и криков совести. Он осторожно берет ее за руку и бежит вместе с ней на автобус, как раз прибывающий к ближайшей остановке. Пытается вырвать ее из пленки, из куба боли, в который она сознательно себя всадила. Последнее живое, что осталось от них, — Барам. Хан не может позволить себе, чтобы она жила в муках и постоянно грызла себя изнутри за то, в чем даже не виновата. — Круглый, ты куда так бежишь? — одышка и головокружение обязательно приходят к ней от, казалось бы, легкой пробежки, но она знает, что совсем не в активности дело. — Давно у врача была? — интересуется ответно он, переживая за нее, следит за состоянием, все же боясь потерять. — Агрх… Тебя хоть что-то помимо врачей интересует?! И так вечно со своими купонами лезешь, — отворачивается она к окну, чувствуя спазмы в животе. — Недели две назад все прошла. Нормально, жить буду. Для наркоманки вроде меня результаты просто чудесные. — Если что-то нужно… — Я позабочусь обо всем сама. Спасибо, — резко отвечает она, а тот все улыбается. — Ты дурак, да? Постоянно лыбишься, не пойми от чего. Девушка, да? Хорошенькая? — Барам кивает на часы, которым тот смущался десятью минутами ранее. — Ах, нет, — качает головой Хан. — Просто ты очень милая. — Фу, — лицо ее полно отвращения. — Хотел сделать комплимент, а лишь оскорбил. — Я не пытался делать комплиментов, боже упаси! Я знал, как ты отреагируешь, потому использовал самое подходящее слово. — Наглец! — она стукает кулаком его по руке и шипит, а тот смеется, вызывая все же у нее улыбку, хоть и с легким осуждающим прищуром. — Ну правда. Характер у тебя — просто загляденье. — Характер… Что ты вообще со мной забыл? Тебя разве дома не ждут или ты тоже планируешь отмечать один? — Хочу составить тебе компанию… даже несмотря на то, что меня ждут, — они выходят из автобуса и следуют к нужному месту. — Я знаю, что тебе сегодня нелегко. — А когда мне легко? И что же теперь, ты будешь каждый день со мной носиться? — Увы, вынужден большую часть времени проводить на другой работе. — Это смешно, — она качает головой, не веря в его слова. — Почему я? Тебе меня жалко, да? — Не-а. С чего бы мне тебя жалеть? Руки-ноги, еда, работа есть, а остального ты сама себя лишаешь. — Лишаю? — хмурится она. — А разве нет? — он смотрит в ее глаза, протягивая купюру кассиру. — Два билета, пожалуйста. — Неужели ты думаешь, что, если бы у меня был шанс быть счастливой, я бы им не воспользовалась? — строго спрашивает она. — А разве у тебя его нет? Что или кто тебе мешает? — Барам молчит, не отвечает. — Например, сюда ты могла сходить и без меня. — Я хотела сходить в свой первый парк аттракционов со своими друзьями, — делится осторожно она. — Но никого из них уже, к сожалению, нет в живых. — Тебе стыдно? — Мне… — задумывается она. — Да, стыдно, — кивает, и Хан подходит ближе, вглядываясь в ее опущенные глаза, пытаясь поймать взгляд. — Через несколько часов будет годовщина его смерти. Я могу веселиться, хоть и не имею на это права, а он уже нет, — голос предательски начинает дрожать, и она злится. — Почему ты думаешь, что он не может? Просто верь в то, что на той стороне ему… им лучше. Лучше, чем здесь. — Он хотел жить. А сейчас мертв, — продолжает гнуть свое она, а Джисон по правде не знает, как ей помочь. — Даже если так, думаешь, он хотел бы такой жизни для тебя? Хоть кто-то из твоих близких? — А почему нет? — Потому что они любили тебя и хотели, чтобы ты нашлась. Нашлась сама для себя, чтобы ты была счастлива. Ты не виновата в их смерти, — она качает головой и закрывает лицо руками. Чувствует через несколько секунд, как касается ее макушки мягкая палочка, и, открыв глаза, понимает, что Вони надевает на нее ободок в виде лисички. — Мило, — она злобно улыбается и смотрит ему в глаза. — Ты не виновата, запомни это. В этой истории ты тоже жертва, и ты пыталась спастись своими путями. — Но ведь я могла… — Нет. Не могла. Могла бы — сделала. Сейчас они в лучшем мире, и я уверен, что счастливы. А вот твоя грустная мордашка их явно расстраивает, — он светится, освещая ее лицо, и подает ей ладонь, ожидая, что та вложит свою сухую в нее. — Повеселись. Сегодня я буду твоим другом. К твоему сведению, я тут тоже первый раз, — признается Хан. — Ладно, — хватает его и поворачивает голову к устрашающим ее нутро горкам. Хотя трепет берет верх, вызывая явную ухмылку на теперь уже довольном лице. Я хочу, чтобы этот день приносил тебе только счастье. В течение практически всего дня они катаются на всех возможных горках, и Джисон любуется поистине радостным лицом подруги, наслаждаясь подаренным ей счастьем. Кормит пищей, которую та также запрещала себе есть и покупает самые разные украшения и милые игрушки. — Знаешь, всегда приятно было разводить мужчин, хотя за это и предполагалась некая плата, а ты такой странный. Попросил лишь мою улыбку. — Тебе больше не нужно это, — они попивают сладкие молочные коктейли, разговаривая под шум маленьких детей повсюду. — Ты можешь заработать другим способом, можешь добиться всего, что захочешь. — Ну, всего я уж точно не добьюсь, — он закатывает глаза, недовольный ее словами. — А что? Хочешь сказать, и в президенты заделаться смогу? — А почему нет? — Да ну, что мне там делать? С моим-то прошлым, у меня даже знаний не хватит, чтобы управлять страной. — Значит, не хочешь, — пожимает он плечами. — Знания — приходящее, важно только желание и немного труда вперемешку с упорством. — Ох, ну, конечно, всего-то, — усмехается она. — Не, в политику не хочу. — А куда хочешь? — Сюда хочу, — она оборачивается и смотрит на множество маленьких детей, бегающих вместе с переодетыми в мультяшных персонажей людьми. — Может, стать аниматором? Мне нравится, — она смотрит на Хана, а тот перестает улыбаться, осторожно смотря на нее. — Я не стану мамой. Но было бы чудесно хотя бы таким образом взаимодействовать с детьми, хоть и не своими. — Я буду в тебя верить, ладно? — Барам кивает и медленно промаргивается, надеясь унять чувствительность. — Иногда я вспоминаю о Нане. Мысли о ней меня убивают с двойной силой, — она поджимает губы. — Но, наверное, ты прав. Что было бы с ней, поживи она с ними еще пару лет? Закончила бы как Джисон, а то и хуже, — девушка молчит, делая пару глотков, и чуть улыбается. — Я верю, что там ей лучше. Что им там лучше. — Поэтому проживи эту жизнь достойно. Чтобы потом было чем поделиться с ними, — он достает трубочку из своего коктейля и пачкает ей нос, на что та замирает с круглыми глазами на месте и через мгновение выходит из ступора, проделывая то же с чужим лицом, хотя и явно хуже. — Мне теперь полностью умываться нужно! — А кто виноват?! Ты это начал, идиот! — Хан смеется, и та подхватывает, прикусывая в неловкости губу. Они приводят себя в порядок и выходят из парка на улицу, замечая, как стемнело вокруг. Джисон повязывает вокруг ее шеи теплый шарфик и отходит в сторону, вновь заглядывая на часы, торопящие его вернуться домой — гости ждут. О нем, несомненно, волнуются, ведь сегодняшний Новый Год обязан перекрыть все предыдущие, подарить ему новое тепло, стерев окончательно старую боль. Хан проснулся с тоской в груди ранним утром и не нашел ничего лучше, чем отправиться в центр и отвлечься на тех, кто так стремится выжить. На тех, кто так отчаянно напоминает его самого. И не сказать, что он завидует, совсем нет. От смерти он получил явно плюсов больше, чем, если бы остался живым. Больше не больно, больше не страшно, о «завтра» не думаешь, не беспокоишься, только сегодня, ведь время в его распоряжении. Он живет, хотя фактически и мертв. Барам идет молча, осматривает окрестности, когда в сумке раздается звонок, на который она первым же делом отвечает. Звонят из клиники. Девушка смотрит на Джисона и мнется на месте, начиная волноваться, хотя и с легкой улыбкой. — Мне нужно в центр, — говорит она. — Сохи вернулась, — прищур выдает ее мысли, но она все же решает объясниться: — Она напоминает меня. Я вижу, как она хочет измениться, вижу. Но постоянно сбегает, боясь, что не получится или ее не примут. Не доверяет людям. — Откуда у нее твой номер? Нам ведь нельзя, — Барам закатывает глаза, недовольно выдыхая. — Я ей дала его давно, боялась, что влезет в какие-то проблемы. К счастью, сейчас она просто вернулась. — Ты пойдешь к ней? — интересуется Хан. — Я-я не знаю… А что мне еще делать? Праздник ведь, а меня никто не ждет, — чуть горько усмехается она. — Провожу, — он оглядывается по сторонам, пытаясь увидеть сквозь метель подъезжающие автобусы. — Тебя ведь уже наверняка потеряли. Не думаешь, что создашь лишние ссоры? — она осторожно ударяет его плечом, ухмыляясь. — Твоей девушке вряд ли понравится, что ты гуляешь с другой. — Нет, что ты. Мой парень будет только рад, что я провел время с тобой, — он скромно улыбается и заглядывает в ее чуть потерянные глаза. Барам смутно понимает, как нужно реагировать, ведь привыкла совсем к другому, но, в конце концов, что это меняет? — Тебе нравятся мужчины? — скорее утверждение для собственного разума, чем вопрос. — Не совсем. Я люблю его, только его, — говорить такие вещи без тепла внутри невозможно. Как же он безмерно соскучился по нему, и так не терпится уже вернуться к нему в объятия, что аж душит, перехватывая дыхание от трепета. — И каково это? — Что именно? — Любить, — осторожно поглядывает на него она. — Искренне и необходимо любить всегда приятно, — усмехается он. — Барам, ты обязательно узнаешь, каково это, просто не запрещай себе жить. Впусти в себя счастье. Подумай о том, сколько всего ты проделала за этот год. И что, все это зря? Все для того, чтобы ты теперь утопала в вине? — легкий кивок от нее как согласие с его словами. — Спасибо. Спасибо тебе за этот день, за поддержку. Не знаю как, но мне действительно стало легче, — она дотрагивается до его локтя и ласково улыбается. Они подъезжают к центру, и Джисон провожает ее прямо до лестницы, замечая потерянную девушку, лет девятнадцати. Сохи ждет только ее, а Барам смиряет ее прищуренным взглядом, не имея возможности долго держать серьезное лицо. Улыбается и приобнимает ее, прощаясь с мужчиной, желая ему приятного домашнего праздника, а сама выбирает свой новый путь, строит свою новую, счастливую жизнь, отмечая эту ночь и следующий день с той, кто так же, как и она, ищет свою тропинку, которая так извилисто, медленно и правильно ведет их друг к другу. Хан же ухмыляется телефону и спешит к первой попавшейся двери, выходя случайно через другую. Привык появляться в их с Минхо общей спальне, но сегодня, как никогда удачно вышел из ванной комнаты напротив, хватая сзади под ребра притаившегося мужчину, так желавшего напугать его. — Айщ, — вскакивает тот, пойманный в собственную ловушку, и отбивается от цепких пальцев любимого. — Джи-и-ай, пу-усти, — но тот продолжает щекотать, после крепко прижимая к себе, и утыкается носом в изгиб его шеи. — Я уж думал, не успеешь, — показывает на часы, но Хану это малоинтересно, важнее то, что сейчас находится в его руках. — Успел же. Как я могу оставить тебя без новогоднего подарочка, — ласковый поцелуй в плечо отодвигает край мягкого красного свитера, и он почему-то совсем не хочет останавливаться. Пролезает холодными руками под одежду, чувствуя, как сокращаются от температуры мышцы пресса, и ухмыляется, ощущая носом, как учащается его сердцебиение. — Ты холодный и мокрый от снега, — шепчет Ли, сжимая через ткань его ладони. — А ты теплый, — Хан оставляет чуть влажный поцелуй на его мочке, разворачивая к себе лицом. — Так что за подарочек? — достает его кисти и переплетает пальцы, заглядывая прямо в глаза. — Вот же — я, — ухмыляется он, вжимая его в дверь позади, и носом цепляет его. — М-м, — довольно мурлыкает Минхо, первый поддевая его нижнюю губу своими. — Когда могу распаковать? — тихонько спрашивает, расстегивая молнию на его куртке, и обхватывает талию, погружаясь с головой в поцелуй. Так тепло и уже так по-домашнему чувствовать его, осознавать, что твой человек рядом и глубоко любит тебя в ответ. Испытывать это чувство на постоянной основе и обмениваться теплом без всяких просьб. Им хорошо. Им забвенно. Им всегда мало. — Мой рыцарь! — бежит по лестнице маленькая прелесть, заставляя мужчин в мгновение ока отстраниться друг от друга, но нацелованные, уже чуть припухшие губы не скрыть. И Сынмин, бегущий за ней, вмиг прикрывает ее глаза ладонью, прижимая спиной к себе. — Какие же… нетерпеливые! — шикает на них с улыбкой Ким и, целуя Нану в макушку, пускает ее к другу. — Принцесса, — улыбается ей Хан и крепко обнимает, невероятно соскучившись. — Как вы смогли ее… сюда? — удивляется он. — Я могу все, — пожимает плечами рыжеволосая королева — не иначе, — опираясь на косяк позади Сынмина. — Мы ненадолго заскочили. Отметить праздник семьей, — глаза Хана упрямо слезятся, рассматривая каждого, кто пришел осчастливить первый Новый Год, который он отметит после своей смерти. Подарить ему новое воспоминание, которое сотрет то отвратительное, что произошло с ним 31 декабря прошлого года, когда жизнь не могла казаться ему хуже. Когда выносить ее было сродни пытке, которую просто хотелось унять, смыть с себя и просто забыть. Теперь он не один. Теперь у него есть все, о чем он так мечтал. Теперь он по-настоящему счастлив.И жив.
Джисон переодевается в такой же свитер, как у Минхо, и скорее бежит вниз ко всем праздновать, так как остаются последние мгновения уходящего года, с которым он расстается без сожалений. Праздничные огоньки, украшенная вместе с любимыми руками ель, приятная слуху музыка и чуткие глаза, ищущие всегда друг друга. Ли стал лучшим событием, как в прошлом году, так и в этом, и Хан не соврет, если скажет, что и в последующих ответит то же. Он изменил его серую жизнь, привнес свои мягкие, теплые краски, окутал любовью и спас. Минхо не станет лукавить — тот сделал для него вдвое больше, теперь же ему и дышится воздухом, а не тяжестью металла. И зачастую пасмурные деньки в Уллындо он видит через призму бесконечной романтики, поцелуев под дождем и прогулок по мокрому песку. Волшебство принятия их сердец друг другом кажется самым сильным и искренним, что есть в этом мире. Друг для друга хочется делать нескончаемо много, хочется возвращаться домой, ухаживать, дарить цветы и оставлять крохотные милые записочки, которые обязательно будут найдены и прочитаны, оставшись в памяти на века. Минхо более не живет сериалами и вымышленной любовью, ведь нашел то, что в постоянстве обнимает его сердце с такой частотой, что подумать только. Эмоции даже в самом приятном спокойствии льют через край, не давая насытиться. И главное — им не нужны никакие обещания. Им уже всего достаточно, у них уже все есть. Другого не нужно. Семья. И оба совсем скоро захотят связаться всеми возможными узами, хотя, казалось бы, куда уж крепче? Но останавливаться — не в их характере. Они друг для друга и обратно. Всегда. Ночь чудесная дарит обоим родной дом, дарит любовь и бесконечное принятие. Они играют друг с другом и обмениваются подарками. Одаривают принцессу вниманием, наряжают в чудесное пышное платье, о котором та давненько мечтала. Хан приносит небольшую коробочку, в которой Нана находит тоненькую диадему, которую заботливо на нее надевает ласковая, любящая мама. Сынмин пальцами щипает светящиеся щечки, дарит ей маленькое колечко — семейное. Теперь оно есть у них троих, но у нее особенное, помогает избавиться от боли и лечит, хотя и медленно, все раны в ее покалеченной душе. — Рыцарь мне помогал, — признается Ким, а та смущенно благодарит, смотря на красивый маленький камушек, напоминающий любимые цветы в саду. — Сегодня, кстати, год с нашего первого поцелуя, — шепчет Джисон на ухо Ли, возвращаясь к столу. — Ты отсчитываешь с того дня? — энтузиазма особого нет, вспоминая, в каких обстоятельствах все произошло. — Да, хотя ты и был очень сопливым, — Минхо усмехается, но не отвечает на это, знает, что тот не особо любит, когда говорят о его прошлом состоянии. — Сегодня планирую атаковать тебя с большей силой. Нужно наверстать упущенное. — Ха, — Ли нежно гладит его по костяшкам, не заглядывая в глаза. — Посмотрим, кто выйдет победителем. Ты уснешь, только коснувшись кровати, — усмехается старший. — Вот и проверим, — обещает Хан, не планируя отступать. — Знаешь… — М? — Я тебя так сильно люблю, — признается, кладя одну ладонь на его мягкую скулу. — О, а я-то как сильно, — светится он, укладываясь на чужие пальцы. — Больше всего на свете. — Больше всего на свете. Сзади подбегает Нана и обнимает Джисона за плечи, звонко смеясь ему в ухо. — А ведь моему рыцарю тоже нужны доспехи! — жалуется она. — Как же это мы не подумали… Ким! — Лилит винит во всем Сынмина, с ехидной улыбкой заставляя отвечать за неподготовленный реквизит. — Ох… — теряется он. — Но ведь это повод вернуться сюда снова, ведь так? Все купим и снова придем в гости или он к нам. — Да! Да! Да! — радуется девочка и еще крепче сжимает друга. — Мы будем частенько приходить к вам в новом году! Мне здесь очень понравилось. — А я буду ждать, — улыбается Хан и гладит ее по маленьким кулачкам, обернутым вокруг него. — Кстати! — вдруг вспоминает Джисон. — У нас же есть салюты, пойдемте запустим? — Салюты? — не понимает девочка. — Покажу, только не бойся, хорошо? Это большие краски, которые украшают небо, похоже на волшебство, — она радостно кивает и отбегает за курткой, быстрее всех собираясь, чтобы посмотреть на то, что придумал ее рыцарь. Все выходят к пляжу и усаживаются рядом прямо на снегу, пока Минхо устанавливает конструкцию и поджигает фитилек, отбегая быстренько к остальным. Джисон садится рядом с Наной и закрывает ее уши от шума, что может ее напугать. Защищает и дарит счастье так, как оба всегда об этом мечтали. Кажется, именно в такие моменты понимаешь, что чудо существует не столько в действиях, сколько в людях, безмолвно дарящих его тебе. Оно согревает, обнимает и целует в самую душу, показывая, что все, чего искренне, по-настоящему хотел, находит тебя и одаряет яркими искрами в небе и в родных улыбках рядом, обетая на бесконечную любовь, которую теперь видно повсюду.Новый год.
Новое счастье.
Новая жизнь.