Летний шторм

Луковичка тюльпана выглядит как старая сморщенная картофелина. Шион понятия не имеет, что с ней делать. Он чувствует себя по меньшей мере полным профаном, который тратит время общественных работ, и по большей — брошенной матерью с младенцем на руках. Он бы и рад спросить об этом главного флориста, но главный флорист воткнул свою лопатку в землю и смотался неделю назад, едва не потоптав клумб так пятнадцать нарциссов. Шион уверен, что тот уволился. Чудеса, но замену так и не нашли. Озеленительный центр погрузился в анархию: люди сажали не пойми что не пойми куда. — Как это посадить? — спрашивает Шион у одного из старших волонтёров. Она смеривает его взглядом, берет коробки с другими луковицами (в каждой по шесть сотен) и уходит. Шион вытирает ладонь о штаны. Он подходит к группе старшеклассников, бросающихся друг в друга комками грязи, раздумывая, знают ли они что-нибудь про качество почвы. — Эта почва подходит для тюльпанов? — Э, это же тот мажорчик из горсовета! — кричит один из них, подтолкнув локтем своего друга. — Богатенький дурик. Шион смотрит на небо. — Не тупи, просто погугли! — доносится раздраженное из другого угла сада, и Шион решает, да, он может загуглить. Он отходит от галдящих старшеклассников, направляясь на голос, и достает телефон. Он гуглит «как посадить тюльпан» и старается повторить картинки, насколько это возможно — почва выглядит как-то сомнительно. Он вздыхает, глядя на плохо похороненную картошку. Это не выглядит как надо. — Не могу поверить, — сказал тот же голос, внезапно оказываясь ближе и перебивая мысли Шиона. — Ты загуглил и всё равно сделал неправильно. Первое, что заметил Шион из своего приземлённого положения — пару черных ботинок. — Мне гугл так сказал, — отвечает он ботинкам и поднимает взгляд. Серые глаза незнакомца смотрят на него всего секунду и затем придирчиво окидывают озеленительный центр. Темные волосы обрамляют лицо, их ласково трогает ветер. Садовый совок выскальзывает из пальцев Шиона. Едва ли он замечает. — Туше, — бурчит парень. Он наклоняется и поднимает совок, ловко раскручивая его между пальцев прежде чем беспощадно воткнуть в землю. Выкапывает луковицу и просто укладывает её на землю. — Ты слишком засыпал её. Тюльпаны вырастают над слоем земли, вот так. Шион виновато моргает. — Спасибо. Парень, наконец, смотрит прямо на него. В глазах мелькает узнавание. Шион чувствует это по тому, как нахмурен лоб. — А, это ты тут у нас осуждённый, — произносит незнакомец. — Нет, — говорит Шион, — проступок не делает меня осуждённым. — Скажи это СМИ, мистер горсовет. — Только газетчикам. По ТВ этого не было, — проясняет Шион. — И меня зовут Шион. Незнакомец вздёргивает бровь. — Я не мистер горсовет или мажорчик. Я Шион. И я больше не работаю на горсовет. — Ладно, бывший-член-городского-совета-просто-Шион, я Незуми, и я тот, кто будет заполнять твой журнал, поэтому давай сажай. Шион моргает, и Незуми встаёт, показывая себе за плечо на коробку с луковицами. — Тебе осталось пятьсот девяносто девять. Работай, как я показал. Мне других проверять надо. Порыв ветра подхватывает слова по-видимому нового главного флориста, когда тот уходит, оставляя Шиона с луковицами. Шион зачёсывает волосы назад, засмотревшись на него, и медленно поднимает совок.

***

Спустя следующие две недели становятся очевидными две вещи: во-первых, Шиону нравится садоводство. В работе руками есть что-то очень правильное. Копание ямок, высадка растений, полив и прополка лишены сложного подтекста, это простые действия, которые надо сделать верно — и результаты из раза в раз чудесные. Шион работает часами без перерывов и жалоб, что, кажется, делает Незуми счастливым. Ну, настолько, насколько он хочет это показывать. И теперь во-вторых: Незуми, имея талант, совершенно не заинтересован в управлении озеленительным центром. Львиную долю времени он проводит, мельтеша туда-сюда, и сам что-то где-то сажает, останавливаясь только затем, чтобы покритиковать работу волонтёров и показать, черт возьми, как надо. На вопросы отвечает исключительно по настроению, которое постоянно мечется между нейтрально-прямолинейным и агрессивно-саркастичным: либо он усердно игнорирует волонтёров, даже если ответить им — дело пяти секунд, либо разводит монолог на десять минут о специфических аспектах садоводства. Шион в тайне гордится своим достижением. Еще в городском совете он привык работать с руководителями и главами, но те чаще работали на свою выгоду, чем на чужое благо. А Незуми был тем, кто стремился выбить свободу для каждого, даже если им она, в общем-то, не сдалась. Был ли он мелочным? Да. Жестоким? Нет. Шион учится сажать пионы, ирисы, нарциссы. Он всё лучше понимает настроения Незуми и часто расспрашивает о чем-нибудь, пока тот заполняет его журнал. То, что начиналось как увиливание Незуми от неподдающегося контролю любопытства Шиона, постепенно расцвело в недолгие добровольно-принудительные разговоры. Прогресс. Шион узнает о Незуми всякие ненужности, и однажды ночью застает себя за проматыванием в голове их недавнего разговора, хотя обычно он проматывает законодательство. У Незуми нет любимого цвета, он любит путешествовать и мышей, зато терпеть не может моллюсков. Шион ещё не решил, почему это важно, но это важно. Когда Незуми заполняет журнал Шиона после особенно длинного дня, он вдруг кивает на пару садовых перчаток, аккуратно сложенных поверх мусорного ведра. — Мне они больше не нужны. Шион моргает. — Ты достал новые? Незуми мотает головой и просит Шиона их надеть. Шион слушается, натягивая сначала левую и обнаруживая древние пятна от земли и травы. Он долго разглядывает их, и Незуми всучивает ему вторую перчатку. — Ну, всё пыжишься? — Я смотрел на пятна, — признается Шион. Незуми хохотнул, натягивая ему перчатку на руку. Шион чувствует тепло. — Они хорошо сидят, — говорит Незуми, и Шион улыбается. — Да. Спасибо, Незуми. Тот закатывает глаза, отпуская ладонь Шиона. — Забей. Он поворачивается спиной к Шиону, с минуту как будто что-то обдумывая. — Они ещё недостаточно сносились, почему ты их мне отдал? — Они мне больше не нужны, — еще раз заявляет тот. — Оу, — тихо говорит Шион. Он не уверен, почему. — Почему? Незуми поворачивается к нему. Его глаза сияют ярче, чем Шион когда-либо видел у него. — Я купил билет на самолёт. Улетаю в Европу. Побродяжничать там. Стать кем-то вроде a flâneur. — A flâneur, — повторяет Шион. Он никогда раньше не слышал этого слова. — Что это…? — Странник, — поясняет Незуми, оставаясь, видимо, недовольным переводом, — грубо говоря. Только это что-то более свободное. Сложно объяснить. — Когда ты уезжаешь? Незуми стучит пальцем по журналу и вручает его Шиону. — Скажем так. Когда он закончится, я уеду. Шион смотрит на почти заполненный журнал. Внутри больно сжимается.

***

С этого подарка начинаются перемены. Дружба. Временной лимит. Каждый день Шион подолгу возится с ирисами, выжидая, пока уйдут волонтёры, чтобы повозиться ещё. Незуми сносит его шатания из угла в угол где-то с час, потом слегка хлопает ему по голове журналом и выгоняет. Они болтают обо всем, но и проступок Шиона, и отъезд Незуми остаются неупомянутыми. Совсем скоро Шион понимает, что это его последний день исправительных работ. Вместо того, чтобы выпроводить Шиона после их обычного разговора, Незуми бурчит что-то вроде «тупые дети» и начинает переделывать клумбу с тюльпанами. Шион замечает свой полностью заполненный журнал на земле возле него, но не трудится его поднимать. Он вытаскивает совок и помогает Незуми возиться с цветами. Они молчат. — Так почему ты вмазал ему? Члену городского совета, — наконец спрашивает Незуми. В его голосе ни жалости, ни раздражения. Шион глубоко вздыхает. — Он урезал финансирование моего проекта, разбрасываясь деньгами и проплачивая других членов совета. — Что за проект? — Бесплатные обеды в городских школах. Незуми уронил свой совок. — Ты ударил его за это? — Это могло гарантировать ребенку из семьи с низким доходом как минимум один приём пищи в день. — Знаю, — голос Незуми вдруг приобрёл странную мягкость. — Просто удивлён, что кому-то вроде тебя не всё равно. Было бы здорово, будь всё так. — Вроде меня? — глупо переспрашивает Шион, пока до него не доходит. Незуми только пожимает плечами. — Как это было? — Что? Глаза у Незуми светятся, в них нет осуждения. Шион пялится. — Шион, я мечтал съездить политику по морде с двенадцати лет, так что опиши мне всё в красках. — Было больно. У него кости твёрдые, — говорит он. Незуми смеется. Вознаграждённый, Шион чувствует себя немного виноватым, но его смех вызывает такое теплое — гордость? Симпатию? Он придвигается к нему поближе, чтобы получше ощутить это. Незуми не отодвигается, поддевает Шиона плечом. Шион его тоже поддевает. Незуми собирается что-то сказать, но это что-то превращается в звуки испуганного кита, перемешанные с какими-то страшными ругательствами, потому что распрыскиватели, всё же, включаются вне зависимости от того, есть люди в озеленительном центре или нет. Теперь они оба промокли. И замёрзли. А Незуми вдобавок разозлился. — Разбрызгиватели надо настраивать на ночь, иначе какой в этом смысл! Но нет же, садовник ставит их на грёбаные восемь вечера, как будто это единственное, нахрен, время, когда можно тут все залить, и не важно, что кто-то может остаться, чтобы привести тут всё в порядок, черт! Незуми тянет Шиона за запястье, пока они пробиваются через водяные брызги. Шион замечает потенциально более сухой маршрут, но решает, что говорить о нём — не самая хорошая идея. — Сейчас даже ещё не восемь, сейчас где-то без десяти, это просто смешно. Никого не волнует, что ты главный флорист, потому что тебя даже не назначали, ты просто получил работу потому что прежний психанул и свалил! Я получил ну-почему-сейчас! Незуми заканчивает тираду, театрально воздев руки к небу. Шион прыскает в кулак. — Что. — произносит Незуми, и у Шиона что-то щёлкает. Лицо Незуми горит, и он всё пытается отдышаться после гневной тирады. Шион уверен, что не видел его раньше таким… честным. Увлечённым. Очаровательным. — Ты смеёшься. — Правда? — Спросил Шион, еле сдерживаясь. — Значит, смеёшься, — сощуривается Незуми, подходя к нему ближе. — Возможно, — допускает Шион. Он промок насквозь — вода капает с носа — но ему совсем не холодно. — это… освежает. — Освежает, — медленно повторяет Незуми. — Да. Я жив. Мы оба живы. Я чувствую себя жи-- Незуми целует его. Их окатывает струей из распрыскивателя, но Шион слишком занят, потому что он тоже целует Незуми. Ему мокро, тепло и неловко. Он чувствует его ладони на своих щеках и хватается за них, чувствуя, что вот-вот упадет. Кожа Незуми кажется ему единственным источником тепла в этом мире, хоть он весь такой же мокрый. Его пальцы запутываются в мокрых волосах Шиона. Распрыскиватели вокруг шумят, словно летний шторм. Они одновременно отрываются друг от друга. Смотрят. Дышат. — Что… — начинает Незуми, но сбивается, хватая воздух, — …за хрень Шион. Его руки перемещаются на спину Шиона. Тот обнаруживает свои прижатыми к груди Незуми. Он чувствует под своей ладонью суматошный ритм его сердца, и в этом есть что-то совершенно интимное. — а? — очень интеллектуально выдает он. Незуми его отпускает. — «Я жив», — передразнивает он, падая на траву. — Кто вообще так говорит? — Мне показалось, оно подходило под обстоятельства, — Шион садится рядом. Он касается своих губ и чувствует улыбку. Незуми его поцеловал. — Ты меня поцеловал. — Я тебя поцеловал, — повторяет Незуми, как будто это было супер-ново для него. Шион, наконец, прекращает трогать губы и убирает волосы с лица. Незуми накрывает его ладонь своей. Они молчат так некоторое время. — Это всё усложняет, — говорит он. Шион кивает. Он смотрит на журнал, который Незуми каким-то образом спас: он немного влажный и всё ещё до конца заполненный, но в целом не пострадавший. Незуми выводит большим пальцем круги на ладони Шиона, и тот знает, чем всё закончится. Незуми уедет, а он останется. А потом… Нет. Шион решил. Он вытаскивает ручку, закатившуюся под журнал. Тянет Незуми за руку. — А, мне его сдавать ещё, так что-- — Сиди спокойно. Он сидит. Шион пишет свой номер ему на ладони. Незуми тихо следит за движениями ручки. Когда тот заканчивает, Незуми смотрит на свою руку. — Я уезжаю в Европу, — говорит он. — Тогда позвони мне из Европы, — отвечает Шион. Незуми пялится. Шион сглатывает. — Ты мне нравишься, — признаётся он. — Мне нравятся твои мысли, твоя манера общаться и держать себя. Я хочу попробовать, даже если это означает, что ты будешь далеко. Думаю, мы стоим того. Незуми наклоняет голову, как будто не может поверить в весь этот бред, который говорит Шион, но никуда не уходит. Не отдаляется. Вообще-то, просто выглядит так, будто у него нет слов. Очаровательно, думает Шион. — Вот же чёрт… — бормочет он, и Шион только кивает. Незуми достает телефон и печатает. Телефон Шиона вибрирует уведомлением. Он читает: Reunion will come. И улыбается.